Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
бесконечно--в школьной столовой, на остановках в ожидании общественного
транспорта, перед началом фильма, поп-концерта или спортивных состязаний,--
он грезил наяву, рисуя в воображении невероятнейшие ситуации, в которых
умудрялся обставить брата. Обставить, но не подставить! Наоборот, высшей
наградой в мечтаниях Барри была Гасова похвала. В дерзновенных фантазиях ему
представлялось, как он вызволяет Гаса из беды, спасает брату жизнь,
вытаскивает его из пылающих развалин или разгоняет толпу вооруженных
налетчиков. Он добивался Гасова восхищения, а вовсе не победы над ним.
Возможно, подобные мысли и заставили Барри отважиться на "гасовский"
поступок. Он, правда, сознавал, что нет у него ни навыка, ни
самоуверенности, но надеялся, что сумеет превозмочь трусость и по крайней
мере выдержит испытание перед самим собой. С другой стороны, у него хватило
осторожности и здравого смысла не объявлять во всеуслышание о своей затее, а
попробовать силы тайком от публики, так сказать, для себя.
Было это перед началом важного футбольного матча на первенство
континента. По примеру Гаса Барри нырнул в гущу людского потока на одном из
ярусов поблизости от главного входа, где толчея была больше всего. Поначалу
он в нерешительности "плыл по течению"-- инициативы тут не требовалось, он
все равно поминутно натыкался на других людей, в том числе на девушек и
женщин; на ловца и зверь бежит, мелькало в голове. Но, очутившись вплотную
рядом с жертвой, притиснутый к женщине так, что мог ощутить исходящий от нее
запах пота и духов, украдкой заглядывая в лицо и видя на нем пласты грима и
накладные ресницы, он чувствовал, что любой контакт, пусть даже сколь угодно
механический, для него невыносим, и ему ужасно хотелось поскорее убраться
подальше. Невольно он стал озираться по сторонам в надежде отыскать более
отрадное явление и тут заметил девушку, примерно своего возраста, углядел
сперва только синий джинсовый костюм и светлые волосы, а лицо хоть и не мог
видеть, но представил себе, и представление было приятное. Он быстро
протиснулся ближе и ни капли не удивился, увидев наконец ее лицо:
точь-в-точь такое, как он ожидал,-- возможно, оттого, что это было лицо
молоденькой девушки, без грима, без краски на ресницах, без особых примет,
пожалуй, чуть плосковатое и невзрачное, но как раз оттого полное
естественной гармонии. Он вдруг оказался совсем рядом с девушкой, ощутил ее
тело, на миг смешался, потом все же поднял руку... Но получилось только
легкое прикосновение, секунду-другую он чувствовал на ладони ее грудь... Он
был взбудоражен и в то же время спокоен, готов одним прыжком юркнуть в
толпу, удрать, сбежать, но, как ни странно, девушка не закричала, он
посмотрел ей в глаза и не увидел в них ни ужаса, ни возмущения, разве что
некоторое замешательство...
И Барри отпрянул, хотя, может, его и оттерли, еще мгновенье он смотрел
девушке в лицо, а потом она исчезла из глаз, и только тогда он с изумлением
осознал, что все было не так, как он себе представлял, что невзначай он
открыл нечто совершенно новое, распахнул дверь в пространство, глубину
которого был не в состоянии измерить.
Он потихоньку вернулся к Гасу, который вместе с другими ребятами стоял
на трибуне. Тот ничего не заметил, сказал только:
-- Где ты пропадал, а, Барри?
Барри пожал плечами. Второй попытки он так и не предпринял.
ВЕЧЕР ГОСТИНИЧНЫЙ ХОЛЛ
Барри сидит в мягком кресле, листает газету. Сиденье такое широкое, что
удобно не устроишься, и он ерзает туда-сюда. Потом встает--к нему
направляется Ютта. Они пожимают друг другу руки. Ее пожатие энергично, рука
прохладна.
Барри. Здравствуйте, Ютта. Ютта. Здравствуйте, Барри. Барри. Может
быть, сядем?
Ютта. Нет, идемте: Гас хочет вас видеть. Барри не в силах скрыть
удивление.
Барри. Он хочет меня видеть? Правда? Ютта. Да, он ужасно рад. По-моему,
вы ему нужны, и даже очень.
Барри. Нужен? Зачем?
Ютта нетерпеливо взмахивает рукой. Ютта. Идемте, у меня машина. Я вам
все расскажу.
Ютта идет впереди, Барри за ней. В квартале отсюда-- автостоянка,
роскошный автомобиль с шофером. Завидев Ютту, шофер выскакивает из машины,
распахивает дверцу. Ютта, не обращая на него внимания, усаживает Барри на
заднее сиденье. Шофер берется за руль, оборачивается к Ютте. Ютта. На виллу!
Машина плавно трогает с места, вливается в транспортный поток и вскоре
выезжает на городскую окраину, в покой и тишину.
Барри. Как же я рад повидать Гаса. Но почему вдруг такая спешка?
Ютта. Гас объяснит вам. Не все идет сейчас так гладко, как ему хотелось
бы. Человек с его положением... Разве вас удивляет, что у него есть враги?
Ему пришлось отбиваться от стольких конкурентов! Да и внутри нашей фирмы
есть люди, завидующие его положению.
Барри. Вот жалость! Я и не знал, что у него трудности.
Ютта. Трудностей всегда хватает. Но дело не только в этом. Мне кажется,
Гас немного устал. Он мог бы защищаться куда энергичней. Как раньше. Порой у
меня закрадывается подозрение, что ему все наскучило. А ведь он на редкость
деятельный, энергия через край брызжет... Смотреть, как все вроде бы само
собой катится по наезженной колее, для него и так нож острый. А тут еще
нападки, интриги, шитые белыми нитками, примитивные, мелкотравчатые... Вечно
одно и то же.
Отрицательное ускорение медленно тормозящего автомобиля.
Машина останавливается перед роскошной виллой. Здание встроено в склон
горы, скальное основание которой образует естественную преграду. Ютта
набирает код цифрового замка, и ворота бесшумно скользят вбок. Они
поднимаются по лестнице, между растениями альпинария и абстрактными
скульптурами временами проблескивает металл самострельной установки.
Вот и терраса. Барри быстро осматривается--великолепный вид на город и
окрестности, до самого ракетодрома... Цепочка холмов, замыкающая долину,
сереет сквозь тончайшую пелену тумана.
Ютта. Идемте! Она опять идет впереди, Барри за ней. Холл, широкий вход
в салон.
Спиной к ним, на диване,--мужчина. Ютта (тихо). Гас, я привезла Барри!
Мужчина встает. Он немного выше Барри и более плотного сложения. Вдобавок он
заметно старше. Но сходство очевидно. Секунду Барри стоит неподвижно, потом
подходит к брату. Они обнимаются. Оба с трудом прячут волнение. Мощный
всплеск радости.
Гас. Вот так сюрприз. Ты почему не предупредил?
Барри. Да я понятия не имел, что ты тут воздвиг. Прямо целая империя, а
ты император! Ведь от тебя весточки не дождешься!
Гас. Я был занят, ты же понимаешь. Ну а как там родители? Что
поделывает Синди?
Ютта, недвижно стоявшая у двери, сейчас подходит к ним, прерывая эту
сцену.
Ютта. По-моему, у нас мало времени, Гас. Гас поворачивается к ней, вид
у него сразу становится серьезный и печальный.
Гас. Ютта права. Ты мне все потом расскажешь. А сейчас... я рад, что ты
здесь, Барри. Положение пиковое. Хочешь мне помочь?
Барри. Конечно, Гас.
Гас. Все гораздо хуже, чем кажется. Ты не поверишь, но я вынужден
бежать.
Барри. Бежать? Куда?
Гас. Хорошо, что ты пилот. У меня на службе сотни пилотов, только вот
ни на одного нельзя положиться. Барри. На меня ты можешь положиться, Гас.
Гас. Знаю, Барри.
Ютта подхватывает дорожную сумку, подвигает Гасу чемодан.
Ютта. Надо спешить!
Барри. И куда же мы отправимся?
Гас. Как куда? На Сириус. Это мой мир. Он станет и твоим.
Барри (удивленно). На Сириус! Ты имеешь в виду... Ракета...
Гас. Да, ракета. Мне сообщили, как здорово ты водишь ракету. Пошли, все
готово!
Он берет чемодан, еще раз быстро оглядывает комнату, решительно
выходит. Ютта и Барри следуют за ним.
ВЕЧЕР РАКЕТОДРОМ
Шофер подгоняет машину прямо к ракете. Все шлагбаумы тотчас
открываются, едва охрана прочитывает номер автомобиля и узнает владельца. На
последнем отрезке впереди едет красный джип дорожной полиции, как лоцман,
направляет их в лабиринте подъездных путей. Они вылезают из машины. Гас
отсылает автомобиль и эскорт.
Два стюарда помогают им подняться в ракету, вносят багаж. Подводят их к
креслам в пилотской кабине, усаживают. Один из стюардов надевает им шлемы,
второй затягивает привязные ремни. Гас. Вещи погрузили? Стюард. Все в
порядке, сэр. Гас. Вот и хорошо. Больше нам ничего не нужно.
По его знаку стюарды уходят. Пусковая платформа приходит в движение,
выезжает на стартовую позицию. На приборной панели вспыхивает зеленый
огонек.
Гас. Теперь твой черед, Барри. Покажи, на что ты способен! Слушай
диспетчера. Маршрут отмечен здесь, в журнале.
Барри. Порядок, Гас.
Голос из динамика. Р-один! К старту готовы?
Гас. Р-один--это мы. Ответь, Барри!
Барри. Я -- Р-один, к старту готов.
Голос из динамика. Предстартовая проверка закончена. Старт разрешен. Вы
готовы?
Барри. Р-один к старту готов.
Голос из динамика. Внимание! Даем протяжку!
Вой и свистящее шипенье двигателей. Сполохи огня, клубы пара скрывают
обзор.
Голос из динамика. Десятисекундная готовность: десять, девять, восемь,
семь, шесть, пять, четыре, три, два, один -- пуск!
Последнее слово тонет в реве старта. Сильная вибрация, резко возрастает
тяжесть. Секунду корпус ракеты сотрясается от дрожи, потом отрывается от
пусковой платформы; стартовая площадка, долина Санта-Моники, унылые холмы
быстро уходят вниз, вот уже видно морское побережье... Еще несколько тяжелых
вздохов под грузом ускорения, и Земля -- всего-навсего шар, парящий в
черном, затканном звездами пространстве.
Барри переводит дух. Счастье захлестывает его: о таком он даже мечтать
не смел -- и вот ведет ракету к Сириусу... А рядом брат, нуждающийся в его
помощи и получающий ее... Он смотрит направо, но там ничего нет. А слева...
Ютта тоже исчезла.
Неописуемое разочарование.
Барри озадаченно оглядывается. Проводит ладонью по глазам, опасаясь,
что все это обман зрения. Окружающие предметы начинают бледнеть, короткая
вспышка, горизонт опрокидывается -- и внезапно Барри опять в кабине
глоборамы. Он безмерно разочарован и сбит с толку, не понимает, реальность
перед ним или частица сна, в котором он заблудился.
ВЕЧЕР ВЕСТИБЮЛЬ ГЛОБОРАМЫ
Открывается дверь. Входит билетер, отстегивает ремни.
Билетер. Вы превысили время на двенадцать минут. Что, сигнала не
заметили?
Барри, не говоря ни слова, изумленно глядит на него, встает; билетер
выпроваживает его за дверь.
Билетер. Стоп! Вы задолжали мне еще двенадцать долларов. (Смотрит на
счетчик.) Ровно двенадцать долларов шестьдесят пять центов.
Барри. Где Ютта? Где Гас?
Билетер. Двенадцать шестьдесят пять.
Барри достает деньги. Чувство раздражения и досады.
Барри. Где Гас?
Билетер. Какой Гас? Какая Ютта? Барри. Гас Гриффин! Ведь вот только
что... Билетер. Слушайте, мистер, если нервишки шалят, так вам надо не сюда.
Ну и ну, совсем парень свихнулся.
Он пересчитывает деньги, полученные от Барри, отворачивается, уходит в
кассу.
ВЕЧЕР ГОСТИНИЧНЫЙ ХОЛЛ
В гостиницу Барри возвращается, еще не вполне опомнившись. Вот почему в
первые минуты он с удивлением смотрит на Ютту, шагнувшую ему навстречу. Она
отнюдь не приветлива. Все то же раздражение и досада.
Ютта. Я жду уже двадцать минут. Где вы пропадаете?
Барри смотрит на часы, морщит лоб.
Барри. Извините, все как-то перепуталось. Ютта. Да что с вами такое? Вы
забыли о нашей встрече?
Барри. Нет-нет, что вы.
Ютта. Вам больше не хочется повидать Гаса?
Барри. Почему? Хочется.
Они садятся за столик.
Барри. Ну как? Можно к нему съездить? Он у себя на вилле?
Ютта. О чем вы? (Испытующе смотрит на него.) Все не так просто, как вам
кажется. А колдовать я не умею. Может, завтра, может, послезавтра. Мне надо
увидеть его. Если что-нибудь выйдет, я вам позвоню.
Барри (раздраженно). Завтра или послезавтра! (Невольно повышает голос.)
Слушайте, ну к чему эта комедия?! Речь идет как-никак о моем брате! Разве я
не вправе повидаться с родным братом?
Ютта с неудовольствием замечает, что на них обращают внимание.
Ютта. В чем дело, Барри? Возьмите себя в руки! Если вы устроите тут
скандал, вам никогда не увидеть брата!
Барри затихает. Порыв иссяк, и тотчас до его сознания доходит вся
щекотливость ситуации.
Барри. Извините меня.
Ютта. Да, кстати, есть тут одна мелочь... У меня будут расходы.
Барри вздергивает плечи. Барри (с ощущением неловкости). Сколько?
Ютта. Пятисот долларов хватит--для начала.
Барри достает деньги, незаметно передает Ютте. Она бросает взгляд на
купюры, встает и, не прощаясь, уходит. Барри чувствует, что за ним кто-то
наблюдает, и, оглянувшись, видит Нелли.
Нелли. Ты дал ей денег? За что?
Барри. Почему тебя это интересует?
Нелли садится на стул, где только что сидела Ютта. Нелли. Она же просто
обирает тебя. Неужели не видишь?
Барри. Ты знаешь ее?
Нелли чуточку медлит.
Нелли. Нет, но я знаю этот тип женщин. Что ты получишь взамен?
Барри. Она обещала свести меня с Гасом.
Нелли (саркастически). Ах, с Гасом. Чудесно! Хоть что-то за свои
денежки получишь.
Барри. В конце концов, это мое дело. Тебе-то что до моих денег?
Нелли. А еще у тебя есть?
Барри заглядывает в бумажник. Барри. Да.
Нелли. Так что ж мы тут сидим? Пошли, устроим себе хорошенький вечерок!
По лицу Барри заметно, что ему совсем этого не хочется. Но вечерок в
обществе Нелли все-таки лучше, чем в одиночестве. Он встает, она берет его
под руку и мягко увлекает за собой.
Раздражение медленно отступает. Запах лаванды.
Шестнадцать лет, возраст совершеннолетия -- рубеж для взрослеющего
поколения. Дети покидают семьи, еще два года продолжают учебу, только на
более высокой ступени. Гас удачно выдержал тесты и был зачислен в
технический колледж, сделал первый шаг к специализации, за которым по
завершении общеобразовательного курса последует профессиональное
распределение и новая учебная подготовка, на сей раз узкоспециализированная,
нацеленная на будущую деятельность, подобранную с учетом задатков и
способностей.
Барри опять предстояло два года прожить в разлуке с братом. Впрочем, он
уже был достаточно самостоятелен, чтобы в группах и компаниях подростков не
дать себя в обиду, обойтись без поддержки старшего брата, и он не рвал эти
отношения полностью. А все же что-то утратилось, что-то существенное, мотив,
наделявший его поступки смыслом, стимул, возбуждавший в нем напряженный
интерес, сеявший тревогу и сомнения, но, с другой стороны, приносивший
удовлетворение -- вот ведь сколько сумел выдержать и преодолеть. Телевидение
вновь заняло довольно большое место в жизни Барри; как и прочие средства
массовой информации, оно быстро развивалось, экраны стали огромными, во всю
стену, изображение приобрело объемность -- зритель как бы заглядывал через
окно в иной мир, где не было скуки, мир, полный столкновений, борьбы,
поражений и побед. С увеличением формата изображения и появлением голографии
иллюзия стала еще реалистичнее. О передаче знаний, об образовательной миссии
и думать давным-давно забыли. Сошлись на том, что единственная функция
телевидения-- помочь людям выплеснуть подспудные эмоции, исполнить
подавляемые желания, осуществить тайные мечты, иными словами, как бы
компенсировать нереализованное стремление к бурной, полной опасностей, зато
так много обещающей жизни.
Другие средства массовой информации тоже, по сути, служили тому, чтобы
покрыть громадную потребность в переживаниях и чувствах. Никому теперь даже
в голову не приходило считать отпуск временем покоя, он был предназначен для
физической и душевной разрядки. Все воспринимали это как непреложный факт, а
рекламные ролики еще и упорно подчеркивали: свободное время есть награда за
выполненную работу, компенсация за однообразность бытия среди массы, клапан
для подавляемых желаний и стремлений, которые каждый носит в себе и
однажды--ради сохранения равновесия -- обязан выпустить на волю. Конечно,
подлинных приключений представителям многомиллиардного населения ждать было
неоткуда -- зато к их услугам были сконструированные эмоции, заготовленная
заранее щекотка нервов, рассчитанное напряжение, имитация успеха, точно под
стать потребностям, по разным ценам, доступно для каждого. И надо сказать,
тут непременно учитывалась индивидуальность, переживания отнюдь не были
стандартными, на одну колодку, нет, они отличались своеобразием, личной
окраской, созданной на основе последних достижений науки об инстинктах и
исследования мотивов человеческого поведения.
Этим требованиям прежние зоны отдыха, туристские центры, "райские
уголки" и пляжи давным-давно перестали удовлетворять. Их место заняли
синтетические ландшафты, оазисы беспечного веселья, волшебные царства и
искусственные "райские кущи", исполинский дисней-ленд -- врата довольства,
ключ успеха. В этих-то краях, простирающихся на сотни квадратных километров,
отпускники проводили свой досуг, жили в роскошных отелях под опекой
современнейших автоматов, день и ночь купаясь в звуках музыки, среди
довольных и спокойных людей, равно жаждущих впечатлений, радостно
предвкушающих любой эффектный аттракцион, благодарных за чудесное. Здесь
проводили дни и недели, вживаясь в новую роль, врастая в этот мир, словно
взятый из книжки с картинками, воссозданный по образцам прошлого,-- Венеция,
Париж, Гейдельберг, Афины,--становясь путешественниками во времени или
первопроходцами, исследователями морских глубин или астронавтами... Пейзаж,
рожденный научно-фантастическими грезами, пестрая жизнь кораллового рифа,
наблюдаемая с подводной лодки, кратер из Моря Дождей, настоящие лунные
скалы, специально привезенные и установленные в соответствии с натурой.
Барри месяцами ничего не слышал о Гасе и сам себе не признавался, как
огорчало его молчание брата. Порой он подумывал навестить его, но в конце
концов каждый раз отбрасывал эту мысль: очень уж все было сложно--если не
спрашивать у Гаса согласия, нужно набраться смелости и на свой страх и риск
проникнуть в совершенно незнакомую среду, а именно таков и был закрытый
колледж, учебный городок, государство в государстве, непонятным образом
функционирующий организм, диковинная система, в которой можно заблудиться,
как раньше блуждали в лабиринте пещер или в джунглях. И даже если он сумеет
разыскать Гаса, еще не известно, найдется ли у Гаса время и желание
заниматься им, не воспримет ли он нежданный визит как досадную помеху, не
будет ли в этот момент с приятелями, которые станут подтрунивать над
недотепой Барри, так что Гас со стыда сгорит. И тем чаще Барри думал: скорей
бы и для него настала пора перебраться в колледж; и он изо всех сил старался
быть на хорошем счету, особенно в технических дисциплинах, чтобы в итоге
получить направление туда, где был Гас. Ему было ясно, что такой близости,
как раньше в семье, в играх среди подземных коридоров или в запретной зоне,
уже не будет, но Гас до сих пор был единственным, с кем он ощущал связь,
единственным существом, с которым можно было поговорить по-человечески...
Поэтому вполне естественно, что ему хотелось жить рядом с братом.