определяли,  в  каком
направлении стоит продолжать учебу, так каждый и шел своим собственным путем
к   взрослению,  к   профессии,  которую  мог  выбрать   в  пределах   своей
квалификации. Единственное,  что позволяло  вырваться из  тисков заранее, от
начала и до конца,  спланированной жизни, были деньги. Впрочем, в виде монет
и банкнотов они встречались теперь довольно  редко; львиная их доля состояла
из  одних только  цифр  и  компьютерных  данных--магнитные точки  на  лентах
электронной памяти, что-то, по сути не существующее, а все-таки  выполняющее
определенную функцию; никто этого "чего-то" в глаза не видел, а все-таки мог
извлечь  из  него  выгоду,  мог использовать,  чтобы воплотить  свои  мечты.
Каждому  хотелось иметь  деньги,  многие все  бы  отдали  ради богатства, но
давным-давно  уже  не стало  никакой  возможности раздобыть  его примитивным
способом, отняв у другого. Нынче тому, кто норовил  присвоить деньги в обход
закона, нужно было  знать тонкости компьютерной экономики,  противопоставить
изощренной системе нечто  по меньшей мере столь же изощренное, а разве такое
по силам заурядному преступнику прошлого, реликту, который,  возможно, еще и
влачил  там и сям незадачливо-жалкое,  обреченное  существование.  Прогресс,
приведший   к  дематериализации  ценностей,  вызвал  к  жизни  и  новый  вид
преступлений,  которые  переместились  теперь  в  умозрительные,  непонятные
народу  сферы.  Участники подростковых банд преступниками не  были,  поэтому
полиция молча терпела их--хотя и держала под негласным надзором,-- видя в их
действиях проявления личной  свободы, которая по сей день относилась к числу
основных прав человека.
     Главным для подростков было совсем иное, правда, тогда они наверняка об
этом не подозревали: им хотелось вырваться из регламентированного бытия, где
нечего  ждать  и не  на  что надеяться, хотелось разнообразия и приключений,
хотелось распоряжаться территорией, на которой законы не властны, на которой
можно установить свои собственные порядки, охранять  ее, отстаивать  и таким
путем завоевывать снова и снова. Это был  недолгий прорыв вспять, в общество
прошлого, когда люди еще несли ответственность за то, чем они владели, когда
еще   действовало   право   сильного,  зиждущееся   на   власти,   хитрости,
беспощадности,  подавлении и  подчинении, борьбе  за  место  под  солнцем  и
интриге.  Здесь  еще  дорожили  ценностями,   которые  для  остального  мира
существовали разве что в  умах романистов,--дружба и вражда, борьба, месть и
победа.  Удивительное дело,  те, кто никогда ни с чем таким не соприкасался,
мгновенно  выучивались  уважать  авторитет  и  завоевывать его.  Их мир  был
жесток,  но  эти  годы  подростковой   анархии  помогали  в  конечном  счете
уразуметь,  что  теперешнее  государство  организовано лучшим  из  возможных
способов.
     Обо всем об этом Барри даже не подозревал; слушая рассказы брата, он не
задумывался  над  смыслом, целями и последствиями, его занимали только  лишь
невероятные   события,   которые  в   историях  Гаса  сверкающими   бусинами
нанизывались  одно рядом с  другим,  затеи, порознь бессмысленные--и  все же
полные огромного  значения:  испытания  мужества,  самоутверждение, похвалы,
встречи с  неизвестным,  риск, результаты  символического  толка  и  все  же
поразительные,  захватывающие  дух, неподражаемые, плоды  фантазии,  которая
поневоле ищет выхода  и без устали изобретает диковинные  выверты, поступки,
на которые никто еще не  отваживался и которых никто не повторит, ведь иначе
они  утратят  новизну,  исключительность,  необычность.  Лазанье  по  фермам
монорельса, угон  пожарной машины,  состязания по бегу в  туннеле  подземки.
Однажды они  сыпанули фиолетовой краски в водопровод, питающий переполненный
народом бассейн. В другой  раз вышвырнули пассажиров из вагона монорельса  и
устроили там  вечеринку. Часто все сводилось к тому только, чтобы проникнуть
в  запретные зоны, в  чужие  владения,  где  поджидали  опасности, стычки  с
хозяевами, блюстителями  порядка,  соперниками  и  прочее. По нескольку дней
кряду они проводили настоящие исследовательские экспедиции--в вентиляционных
колодцах  подземных сооружений, в  коридорах  заброшенной  линии подземки, в
лабиринте канализации.
     Важное место  занимали  сражения  с  другими  бандами. Были  среди, них
дружественные группировки, были и прямо-таки заклятые враги, но этот расклад
то и дело менялся.  Мелкие стычки зачастую быстро перерастали в войны  между
бандами, а если вдруг  воцарялся  мир  и покой, можно  было  не сомневаться:
скоро  опять  жди  провокаций-- возьмут  в  плен  "языка",  изобьют, измажут
краской  или,  пробравшись на  территорию  противника,  разгромят его  базу,
захватят  трофеи  вроде  знамен, самодельного оружия, украшенных  орденскими
регалиями   кожаных   курток   и   сверкающих   хромом   мопедов.   Дорожишь
честью--изволь нанести ответный  удар; день-другой раскачки, и дело доходило
до открытых  рукопашных  схваток.  Бывало,  такие противоборства  тянулись и
неделями.   Тогда  над   развалинами  запретной   зоны   повисала  затаенная
напряженность,  едва  ли не физически ощутимая. Никто  не звал,  где  ударит
противник,  укрывались  в  штаб-квартире,  высылая  в  разведку  лишь  самых
отчаянных  смельчаков,  чтобы  своевременно  выяснить  вражеские  намерения.
Напряженность день  ото  дня нарастала  и наконец  разряжалась  взрывом. Как
правило,   та  группировка,  которая   чувствовала  за  собой  силу,  шла  в
наступление, вторгаясь на территорию  соперников.  И  где-нибудь на  пыльной
площади, на замусоренной, грязной улице происходила решающая битва.
     Стремление  участвовать  во всех  этих  авантюрах  настолько  завладело
Барри, что он вновь и вновь пробовал увязаться за  братом, но несколько  раз
терял его из виду, а дважды Гас, заметив преследователя, сердито отсылал его
домой. Барри,  однако,  не унимался,  он  просто хвостом  ходил  за  старшим
братом, уже не прячась, а делая вид, будто имеет полное право  на участие. В
конце  концов  Гас пожал плечами--дескать, пеняй на  себя!  --  и взял его с
собой.  Они  проехали  подземкой  две остановки  и очутились  поблизости  от
запретной зоны. Гас отпер отмычкой откидную дверь в безлюдном коридоре, и по
ветхой  железной  винтовой  лестнице  они  спустились к  какому-то ленивому,
зловонному  ручью. Сто  лет назад  он, как  и множество других ручьев, бежал
наверху, но город строился, воду  отвели и упрятали под землю. Лестницу  еще
худо-бедно  освещали предусмотренные инструкцией аварийные химические лампы,
здесь  же, внизу,  их обступила  непроглядная тьма, и Гас  достал из кармана
куртки фонарик,  луч  которого едва рассеивал мглу. По  узенькой  тропке они
минут десять шли  вдоль  речушки, до  того  места, где  сверху падал дневной
свет.  Подземный канал тут частично обвалился, и по  обломкам стен, бетонным
блокам,  железным  сваям   и   лестничному  остову  им  удалось  вылезти  на
поверхность. Гас намекнул, что это территория противника и, хотя сейчас мир,
нужно поскорее отсюда убираться. И они быстро зашагали по улицам, карабкаясь
порой через груды развалин, а за ними плыла туча пыли. Наконец они добрались
до  старой  фабрики,  которая  служила "Огненным всадникам"  штаб-квартирой.
Несколько "всадников" сидели развалясь на диванах и в креслах, на  Барри они
не  обратили ни малейшего  внимания очевидно,  им  было достаточно, что  его
привел Гас.
     --  Не  воображай,  что  тебя  уже  приняли,--сказал  Гас,--сперва надо
выдержать испытание. А пока будешь делать все, что велят.
     Кроме Барри,  было еще  несколько  стажеров,  в  большинстве не намного
старше его.  Полноправные  члены использовали их как  прислугу: они бегали с
поручениями,   носили  с   холода  напитки,   мели  полы  или  просто   были
наготове--вдруг  что  понадобится.  Хотя все это не  имело  ничего  общего с
приключениями, Барри чувствовал, что стоит на пороге крупных  событий, и без
звука делал все, что ему велели, не протестовал, даже когда старшие избирали
его мишенью для своих шуточек.
     Однажды   с  улицы   донесся  топот  и  пение.  Для  Барри  песня  была
незнакома--это оказался  "Интернационал",--но один  из  старших  вскочил  и,
подойдя к окну, крикнул:
     -- А-а, коммунистическое отродье! Правда, их там немного. По-моему, они
решили бросить нам вызов. Ступайте-ка и вздуйте их как следует!
     Приказ относился к стажерам, они ретиво высыпали на улицу и кинулись на
чужаков--на пять-шесть подростков  в  черной  коже,  вооруженных кастетами и
велосипедными цепями. Атака ничуть не  смутила противника, и, хотя численный
перевес был за  нападающими, их  крепко отколотили. "Огненные всадники"  все
это  время  наблюдали  за  дракой  в  окно.  Когда ребята  в черном  наконец
удалились, взгляду "всадников" открылось довольно-таки жалкое зрелище: кучка
стажеров бесславно возвращалась назад, в синяках, с расквашенными носами. Не
прошло и пятнадцати минут,  как снаружи  опять  послышалось  пение,  младших
опять послали на улицу, и  опять  им  здорово досталось. На  сей раз чужаки,
однако, не отступили,  а вслед за побежденными вошли в штаб-квартиру, где их
с  распростертыми  объятиями встретили  "огненные  всадники". Парни были  из
дружественной банды, а весь инцидент оказался шуткой, забавой  из тех,  что,
видимо, нет-нет да и позволяли себе старшие.
     Но в целом это было  прекрасное  время,  хоть и  отмеченное  кой-какими
неприятностями,  правда  вполне терпимыми. Часто они  весь день сидели среди
своих, обсуждали разные происшествия,  строили новые планы. Пили меска-колу,
которая  слегка ударяла  в голову--быть  может, именно  поэтому настроение к
вечеру всегда поднималось, по крайней мере так казалось Барри. Когда ядерные
светильники вечером гасли, они зажигали свечи, а  в  окна  плескало огненное
зарево стартующих ракет. Они как бы держали связь с далекими мирами, которые
мнились недосягаемыми, во всяком  случае  до поры  до времени,  но  Барри не
оставляло  ощущение,  что запретная зона каким-то образом причастна к этому,
словно преддверие внешнего мира, где сплетались цели всех его мечтаний.

ДЕНЬ УВЕСЕЛИТЕЛЬНЫЙ КВАРТАЛ

     Вторая половина  дня. Дел  у Барри никаких нет, и он осматривает город.
Центр--это  гигантский   увеселительный  парк,   ярмарка,  огромный   базар.
Пешеходная  зона  незаметно переливается в залы  универсальных магазинов,  а
предлагают  здесь  не  только  товары.  Фильмы  и театр  ужасов,  эротика  и
экзотика... И все на глазах у всех -- девицы,  прогуливающиеся по коридорам,
гадалки, предлагающие  свои  услуги, зазывалы  питейных заведений  и игорных
домов.  Эффектное  искусственное  освещение соперничает  с  дневным  светом,
падающим через световые шахты на рифленое стекло.
     Рекламные объявления из мегафонов, музыка из громкоговорителей и галдеж
толпы соединяются  в оглушительную  симфонию.  Лишь  временами  шум  немного
спадает--и тогда порой слышен рев стартующих ракет.
     Запах людей, пота, сигаретного дыма. Здесь можно провести не один день,
и притом находить все новые и новые  развлечения. Солидный ассортимент. Игры
для взрослых--детей  в этом  городе  как  бы и нет. Игры для мужчин--ведь на
мужчин-то и работала вся эта гигантская машина увеселений,  рассчитанных  на
мужскую доблесть, жажду приключений, воинственность.
     Барри  ненароком  попадает  в  гигантский  полутемный  зал--телеэкраны,
голографические  декорации.  Перед  ним--стрелковые   стенды,   всевозможное
оружие,  точь-в-точь как  настоящее. А весь  антураж повторяет Сириус--каким
его себе  представляет бесхитростная душа:  сказочный край, джунгли, оазисы,
причудливые растения,  стада  копытных... не то  газелей, не то ланей, не то
гну.  И  тут  же  рядом--свирепые   хищники,  когтистые  чудища,  чешуйчатые
динозавры,  исполинские ящеры,  змеи... и на  всех  на  них можно охотиться,
можно  убивать  их,  поодиночке и  десятками,  из пулеметов, лазерных пушек,
минометов и прочих смертоносных орудий...
     Барри   производит  впечатление  состоятельного  туриста,  поэтому  его
поминутно кто-нибудь теребит.
     Мужчина. Есть билет в экзотический театр, только для вас, вы непременно
должны пойти. Всего лишь пять долларов.
     Девица.  Такой  милашка--и в одиночестве! Идем, я  покажу тебе  кое-что
интересненькое!
     Мужчина.  "Побалдеть"  не  хочешь? Спецзаказ сплошные ужасы. Уникальное
впечатление, можешь мне поверить!
     Барри  отстраняет  назойливых  приставал,   оставляя  без  внимания  их
призывы. Тычки  локтями, скользящие  касания.  Немного спустя  он попадает в
другие  коридоры,  в  другие  залы, где  нет  торговых лотков  и  обстановка
поспокойнее,  люди  топчутся  без дела,  стоят привалясь к стенам, сидят  на
парапетах  и перилах.  И с виду они мало похожи на  веселую толпу в давешних
коридорах--хилые какие-то, бедно одетые. Сродни тем горемыкам, которых Барри
видел возле управления кадров в "Сириусе-Транзитном". Здесь тоже очереди--по
всей вероятности, за билетами в кино или в театр.
     Из боковых коридоров временами тянет затхлой сыростью.
     В   настенных   витринах,   под  стеклом,--   яркие  картины,   эпизоды
предлагаемых зрелищ. Барри останавливается, разглядывает фотографии.
     И  снова все бьет на мужской  интерес, все сделано с расчетом на  имидж
приключения, риска,  опасности, ее преодоления  и победы. Мужчины  в кабинах
ракет, в танках, в глайдерах...  Мужчины то среди фантастической природы, то
в лесах кристаллов, то  в вихре песчаных бурь, в бешеных речных  стремнинах,
на  вершинах  гор  под   грозовым  небом.  Мужчины  в  битвах  со  змеями  и
исполинскими насекомыми, с зеленолицыми космическими пришельцами, с роботами
и со своими собратьями. Мужчины в дивных  садах, мужчины на пляже, мужчины у
игорных столов,  в  обществе  очаровательных  девушек. Правда,  такие  кадры
редки:  в  здешнем придуманном  мире женщина явно не играла особой роли. Тут
все строится  на мужской энергии,  мужском  стремлении к  экспансии, мужской
жажде  власти, мужской тяге к  завоеваниям... Рядом с Барри появляется некто
--  высокий  лоб,  прическа  во  вкусе  художников. И  с  виду  он не  такой
оборванец, как  другие.  Кивком показывает на серию  фотоснимков. Уэс. Прямо
как в жизни. Кое-кто даже верит во все это.
     Барри уже готов отвернуться, но любопытство одерживает верх.
     Барри. А разве это не правда, не настоящее?
     Уэс. Фабрика грез. Диснейленд. Профессионалы, знают свое дело.
     Барри. Как же там в действительности? На Сириусе?
     Уэс. Утопия все это. Может,  когда-нибудь она и станет реальностью--лет
через десять, через двадцать.  Но сейчас?  Сириус пока не освоен.  Когда еще
там все наладится!..
     Барри подходит к другой витрине--опять приключенческие сцены.
     Барри. А здесь?
     Уэс.  Не  смешите  меня!   Великое  приключение.  Битвы  с  плотоядными
растениями,  с  чудовищами,  с туземцами--  курам на смех! Планета Сириус --
безмятежный  край.  Если  угодно, скучный. Хищников  там нет, туземцев тоже.
Сила тяжести чуть  поменьше земной,  чувствуешь  себя  на  удивленье легким.
Климат мягкий, таких резких перепадов температуры, как у нас, там нет. Зимой
-- минус пятнадцать, летом--плюс двадцать четыре, кондиционер и тот лучше не
сделает. Синее небо, покатые волны  холмов, цветы на берегах ручьев. Зеленые
луга,  светлые,  чистые  леса.  Красиво,  должно  быть.  Идешь--и ни  одного
человека. И вообще ничего. Луга, кустарники и лес. Ей-богу, недели через две
вам все это опостылеет.
     Барри. Не знаю... Звучит по крайней мере увлекательно. А неурядиц и  на
Земле хватает. Кому охота воевать, может  записаться добровольцем на Восток.
Драка  с  красными  уже больше ста  лет  не  утихает. О  ней  даже  говорить
перестали. Но на Сириусе? Что может быть лучше безмятежного мира.
     Уэс. Вообще-то в логике вам не откажешь. Здесь не много найдется таких,
кто смотрит на это, как вы. Вы что, приезжий? Барри. Да.
     Уэс замечает на куртке Барри пилотский значок.
     Уэс. Вы пилот? В отпуск приехали?
     Барри. Нет, не  в  отпуск. Пять  лет на  рейсовых  машинах летал.  Пять
лет--это  больше  чем  достаточно.  А  о Сириусе я  много  слышал. Работа на
Сириусе была бы мне очень по душе.
     Они медленно  идут дальше, мимо других театров,  изредка задерживаясь у
рекламных витрин.
     Уэс. Вы летчик. По-моему, у вас определенно есть шансы. Такие люди, как
вы... В большинстве на Сириус записываются зеленые  юнцы, бродяги, а еще те,
у кого земля горит под ногами. Но вы-то летчик...
     Барри (заинтересованно). Думаете, у меня есть шансы?
     Уэс. Конечно.  Более того, летчики нужны. Ведь только самолет позволяет
освоить безлюдные просторы. Есть громадные  территории, которых еще никто не
видел, белые пятна на карте. А условия--просто идеальные для летчика! Погода
почти  всегда  замечательная.  И  каждый  полет--прорыв  в  неведомые  края,
открытие! Пилот, не старше тридцати... Да вам любой позавидует!
     Барри. Вы хорошо осведомлены. Уже бывали на Сириусе?
     Уэс (задумчиво). На Сириусе? Да, конечно. Бывал.
     Барри. А почему вернулись?
     Коридор  меж  тем  расширился, превратился в подобие  зала. Здесь  тоже
сумрачно,  тоже  слоняются какие-то  люди, без  дела, выжидающе.  В  боковых
стенах -- ниши, закрытые  двери, над ними лампы,  красные или зеленые. Там и
сям вывески, обычные или светящиеся: ГЛОБОРАМА.
     Уэс.  Здесь  начинается  глоборамная  зона.  Театр  живых  впечатлений.
Слыхали?
     Барри. Слыхать-то слыхал. Но сам не видел. У нас такого нет.
     Уэс  (с  коротким  смешком).  Охотно верю. Фантастическая штука.  Всего
несколько  лет  как   придумана.  Только  в  Санта-Монике.  Лицензию  держит
"Сириус-Транзитный". Не хотите словить кайф?
     Барри. Кайф... Вы это о наркотиках?
     Уэс.  Ну что  вы. Я  имею в  виду глобораму. Ведь,  собственно,  это не
зрелище, это  непосредственное  переживание,  прямое  участие.  Потому мы  и
говорим  "кайф",  хотя  наркотики  здесь  ни при  чем.  Это  непревзойденный
генератор иллюзий.
     На  лице у  Барри опять мелькает недоверие--недоверие к соблазнам этого
города. Он уже готов  отказаться. Но тут его взгляд падает  на фотографию...
Барри. Ведь это же Гас! Гас Гриффин.
     Уэс. Верно, он самый.
     Барри.  Я его... его  родственник.  Меня  зовут Барри  Гриффингер.  Гас
фамилию укоротил.
     Уэс встречает  сообщение Барри с  полнейшим  равнодушием. Вроде бы и не
слышит.
     Уэс. Меня зовут Уэс Шнайдер. Очень приятно, Барри.
     Барри. Гас и глоборама... Какая между ними связь?
     Уэс (насмешливо фыркает).  Гас  Гриффин--знаменитость.  Он все  сделал,
чтобы  стать популярным. Своим  успехом он и  обязан этой  популярности. Ему
ничего не стоило сняться в кино, участвовать в шоу. Теперь у него нет на это
времени, а жаль.
     Барри присматривается к снимкам внимательней -- в основном это полетные
сцены. В нем просыпается интерес.
     Барри. Здесь что, особая программа? И она имеет отношение к полетам?
     Из полутьмы выходит пожилой мужчина в берете с вышитой эмблемой "СТ".
     Билетер.  Само  собой,  мистер,  тут  вы  сможете  полетать. В  ракете,
пилотом. Подниметесь высоко в  небо -- неповторимое впечатление. Можно  быть
полным  профаном  в  этом  деле--и   все  равно  будешь  вести  машину,  что
называется,  с закрытыми глазами. Доставьте  себе удовольствие,  мистер.  Не
пожалеете...
     Барри еще сомневается, но тут билетера поддерживает Уэс.
     Уэс. А почему бы и нет, Барри?  Всего-то несколько  долларов, для  тебя
сущий пустяк. Ты же  не из  той голытьбы,  которая норовит  пробраться  сюда
любыми способами. Они  за  это  последнюю  рубаху  отдадут. Но впечатление и
впрямь необычайное, поверь.
     Барри (билетеру). Сколько же вы берете?
     Билетер. Десять долларов. Прошу, кабина свободна. Заходите.
     Уэс (вдогонку Барри). Э