раненые.  Невредимых  почти нет,
каждого хоть  чуть-чуть да  зацепило. Солдаты  в окопах перевязывают раны...
Один раздает  сухари,  другой пытается  на сухом бензине вскипятить  котелок
воды.
     Шум, словно что-то волокут по земле, чавкает грязь.  Браш выпрямляется,
осторожно  глядит по  сторонам,  потом  вылезает  из окопа,  идет  навстречу
человеку,  ползущему  на  четвереньках. Это сержант Келлер.  На ноге у  него
глубокая рана, которую он сам перевязал какими-то тряпками. Они помогают ему
спуститься в окоп.
     Келлер (со стоном). Ничего. Аптечка есть?
     Браш. Есть йод и бинты, только грязные.
     Келлер. Все лучше, чем ничего. Кто-нибудь может меня перевязать?
     Браш разрезает ему штанину,  пытается очистить  рану марлевым тампоном.
Потом смазывает йодом, заматывает бинтом.
     Браш. Толку-то что?
     Келлер приподымается на локте.
     Келлер. Сколько нас?
     Браш. Четверо, сержант.
     Келлер. А с машинами как?
     Браш. Все к черту.
     Келлер. А рации?
     Браш. Под развалинами, сержант.
     Келлер ненадолго задумывается.
     Келлер. Двое из вас должны привести подмогу. Добровольцы есть?
     Все мрачно смотрят друг на друга. Браш поворачивается к Барри.
     Браш. Пойдешь со мной, а?
     Барри. Пойду, Браш.
     Браш. Значит, мы двое, сержант.
     Келлер.  Возьмите   продовольствие,   сколько  есть.  От  вас  зависит,
выберемся мы отсюда или нет.
     Остальные выкладывают свой НЗ, отдают Брашу и Барри.
     Келлер. Удачи вам, парни!
     Браш и Барри берут автоматы, вылезают из окопа, уходят в тундру.
     Им предстоит  сорокакилометровый форсированный марш  по бездорожью, все
время под угрозой  пурги и стужи, все время рискуя угодить в  руки  партизан
или получить пулю из засады.
     Противоречивые чувства -- усталость, жажда жизни, покорность судьбе.
     Проходят часы. Иногда короткий привал  в затишье, среди кустов. И снова
в путь.

ВЕЧЕР РАКЕТОДРОМ

     Браш  и  Барри  в солдатской столовой. Пьют чай с ромом, грызут жесткие
ломти черного хлеба.
     Свинцовая  усталость во всем теле.  Сбоку от них запотевшее окно.  Браш
протирает  его  ладонью  --   по   дороге   движется  колонна   из  двадцати
бронированных машин.
     Барри. Пройдут ли?
     Браш.  Думаю,  да.  Партизаны атакуют  обычно один раз, а потом  спешно
меняют место дислокации. Так их труднее накрыть.
     Барри. Но  самолеты?  Танки? Я  думал,  тут всего-навсего  кучка  плохо
вооруженных мародеров -- нелегальные иммигранты, беженцы с Земли.
     Браш.  Да они бы нипочем не продержались так долго без  подкрепления. И
каким-то образом они ведь сюда попадают!
     Барри. Ты считаешь--красные? Здесь, на Сириусе?
     Браш. Похоже на то. Только ведь кто знает правду?
     Барри опять глядит в окно,  вслед колонне, которая медленно исчезает  в
тумане. Немного погодя он поворачивается к Брашу.
     Барри. А в чем она, правда-то, Браш? Я столько пережил в последние дни.
Я знал совсем  другой Сириус  -дикую  горную страну с глубокими  ущельями  и
бурными реками. Видел  и  другие  картины -- острова в море,  леса  и  луга,
замечательный край  для колонизации! И клянусь тебе, Браш,  все это было  не
менее реально, чем сейчас. Так что же тут правда, а что -- нет?
     Браш (серьезно). Я тоже  не знаю, Барри.  Я здесь дольше твоего и много
чего повидал.  Был и в той сказочной  стране, о которой нам рассказывали и о
которой толкуешь ты.
     Барри. Ты там был? Значит, она существует?
     Браш. Не уверен. Просто не знаю, и все. Может, это реальность, а может,
психотехнический эффект, внушение...
     Барри. Но зачем, Браш, зачем?
     Браш сперва удостоверяется, что никто не  подслушивает, потом  начинает
тихо говорить.
     Браш. Я тут кое-что  прикинул. Не  знаю, конечно, прав  я или  нет.  Но
вообще-то  иначе  быть  не может. По-моему, это--реальность.  И  по-моему...
(Совсем тихо.) ...Мы на Земле.
     Барри (тихо). А как же Сириус?
     Браш. Сириус--мираж,  которым нас  обманывают,  совершенная техническая
иллюзия. Знаешь, зачем создали "Сириус-Транзитный"? Какая у него сперва была
задача? Вербовать добровольцев. Нашим парням осточертело вести эту идиотскую
войну в чужой  стране, а загонять их туда силком, как раньше,  правительство
оказалось не в состоянии. Но война-то продолжается...
     Барри. И ее ведут добровольцы.
     Браш.  Да, добровольцы.  Но  откуда  они  берутся?  По-моему,  проблему
разрешил "Сириус-Транзитный".
     Барри (себе самому). И поэтому...
     Браш.   Они   воспользовались  одним   изобретением,   гак   называемой
глоборамой.  Ее  еще зовут  "театр наяву".  Это  как  наркотик,  только  что
физического ущерба не причиняет. Речь идет об активации подспудных желаний и
закреплении их с помощью глоборамного антуража. Как это работает, ты меня не
спрашивай.  Человеку  кажется,  будто он попал в фантастический край, у него
разыгрывается воображение, и он как бы наяву переживает все, о чем  мечтал в
глубине души.  А  в итоге  перестает понимать,  где  кончается реальность  и
начинается иллюзия.
     Барри. И люди, которые на это клюнули...
     Браш. Сперва  их приучают  к  такой масштабности  переживания,  которая
никому до сих пор и во  сне не  снилась. Их  переносят в  сказочную страну и
предлагают  все,  что душе  угодно,-- богатство,  дружбу,  любовь,  успех. А
заодно посылают сюда.
     Барри. ...И это реальность.
     Браш. Боюсь, что да, Барри.
     Барри. И из нее не вырвешься?
     Браш. Кто  бы сумел!  Даже  если  раскусишь игру... Все равно ведь  как
замечательно:  приключения  в чудесном  краю  вечного  солнца,  первозданный
тропический рай, чудо Сириуса. Кто станет  вырываться?  Кто  захочет? Ты  же
видел  их,   видел  эту  очередь   уволенных,  без  конца  выздоравливающих,
безнадежных? Выдерживает  мало  кто,  и  тех  немногих,  кому  это  удается,
отпускают   благосклонно.   Для  них   приключение  кончилось.  Пока  они  в
Санта-Монике,  им  платят пособие.  А  иногда  устраивают  бесплатный  сеанс
глоборамы.
     Барри поднимает  было руку, словно желая схватить собеседника за плечо,
но тотчас опускает ее.
     Барри. Но, Браш, если ты все это раскусил... Почему не поставишь крест?
Ведь надо только уехать из Санта-Моники. Или кто-то тебя удерживает?
     Браш качает головой.
     Барри. Ты же  не авантюрист, Браш!  Ты  же умный, наверно,  в  колледже
учился. А  теперь сидишь тут и "служишь" как обезьяна с электродами в мозгу,
марионетка, которой управляют на расстоянии.
     Браш (резко изменив тон). Ну вот что,  Барри! Сам не знаю, зачем я тебе
все это сказал. Это смутные предположения,  вероятно, вообще  вздор.  Может,
все совершенно иначе, и нам никогда не доискаться до истины. Лучше забудь об
этом.
     Барри отодвигает  пустой  стакан, встает.  Браш тоже поднимается. Барри
вдруг охватывают гнев и решимость.
     Барри.  Не думать? Забыть?  Примириться  с этим сволочизмом? Нет,  надо
что-то делать!
     Браш (тревожно).  Ты что задумал, Барри? Ты же не станешь... Не лезь ты
в это дело! Хочешь выбраться, так пробуй! Только не  суйся в то, что тебя не
касается! И меня оставь в покое!
     Барри стоит вплотную перед Брашем,  и тот с  удивлением  читает  на его
лице решимость.
     Барри. Может, меня это все-таки касается, Браш. Тут есть еще кое-что, о
чем ты понятия не имеешь.
     Браш (удивленно). Что же именно?
     Барри.  Хочешь  верь,  хочешь  нет.  Если  угодно,  можешь считать меня
сумасшедшим...  Но  ты  был со  мной  честен,  и  я  тоже  буду  честен. Гас
Гриффин--мой  брат. А теперь скажи, что  меня это не  касается. Барри кивает
Брашу и выходит из столовой. Браш стоит как громом пораженный.

УТРО ДИСПЕТЧЕРСКАЯ

     Барри на миг останавливается у двери, на ней табличка:
     ДИСПЕТЧЕРСКАЯ. Он стучит и входит.
     Офицер   с    серебряными   нашивками   на   воротнике   --руководитель
полетов--удивленно поднимает глаза.
     Офицер. Вы что себе позволяете? Дверью ошиблись?
     Барри.  Нет,  мне  нужно  поговорить  с  вами. Офицер.  Тогда  извольте
обратиться по команде. А сейчас--вон, или я вызову адъютанта.
     Барри вытаскивает  из  нагрудного кармана удостоверение--  это  бумага,
которую  ему  дал  брат,  с собственноручной подписью Гаса. Барри  кладет ее
перед  офицером  на стол.  Тот пробегает  бумагу  глазами,  настораживается,
читает еще раз...
     Барри. Это спецудостоверение, выданное Гасом Гриффином.
     Офицер встает, подвигает Барри кресло. Вид у него  встревоженный. Барри
продолжает стоять, офицер,  которому хочется сесть,  медлит... Удостоверение
по-прежнему на столе, Барри забирает его.
     Барри.  Гас  доверил мне  особое  поручение.  Я  должен был тут немного
осмотреться...
     Офицер. И вы осмотрелись? Все в порядке?
     Барри (резко). Ничего тут не в порядке.
     Офицер. Да, но...
     Барри. К вам это не имеет отношения.
     Офицер. Что я могу для вас сделать?
     Барри.  Мне надо срочно вернуться  в  Санта-Монику. Можете  подготовить
ракету к вылету?
     Офицер  (с  облегчением).  Разумеется.  Я  сейчас же распоряжусь. Минут
через пятнадцать...
     Барри. Отлично. Через пятнадцать минут я буду на стартовой площадке.
     Он поворачивается и выходит.

УТРО РАКЕТНАЯ БАЗА

     Ракета  готова  к  старту. Несколько  человек в  серой  форме слоняются
вокруг, явно  встревоженные. Удивленным  взглядом провожают  Барри,  который
карабкается  вверх по трапу и  исчезает  в пассажирском  отсеке ракеты.  Люк
закрывается.
     Голос из динамика. Ракета к пуску готова.  Очистить стартовую площадку!
Повторяю: очистить стартовую площадку!
     Трап  отводят, двое  мужчин поспешно  уносят его прочь. Остальные  тоже
расходятся,  через несколько  секунд  площадка  пуста.  Голос  из  динамика.
Внимание, протяжка!
     Огненный сноп вырывается из двигателей; клубы дыма.
     Голос из динамика. Десятисекундная готовность: десять,  девять, восемь,
семь, шесть, пять, четыре, три, два, один -- пуск!
     Сноп огня резко увеличивается, медленно отжимает ракету вверх, она чуть
покачивается, затем,  набирая  скорость, уходит  все  выше и  выше.  Сильная
перегрузка, больно давят ремни.

ПАССАЖИРСКИЙ ОТСЕК ВРЕМЯ НЕОПРЕДЕЛЕННОЕ

     В  пассажирском  отсеке  одно-единственное кресло.  Барри  надел  шлем,
накинул   ремни,   но  замок  защелкнуть  не  сумел.  Руки   его  лежат   на
подлокотниках, спина прижата к спинке кресла.
     Перегрузка  растет,  дышать  трудно.  Темные  космы за  иллюминаторами,
трепещущий  отсвет  огня.  Свист  и   рев   изрыгающей  пламя  ракеты.  Мимо
иллюминаторов  проносятся  клочья  тумана,   потом  их  заливает  голубизна,
мало-помалу переходящая в лиловость, а затем в зеленые тона.
     Ракета вибрирует, порой  грозит войти в  штопор...  Барри изо всех  сил
старается сохранить равновесие, но по глазам видно, что он постепенно теряет
над собою власть.
     Головокружение, дурнота.
     Вибрация усиливается, ракету швыряет из стороны в сторону... Воющий рев
переходит в низкое ровное гудение.
     Потом вдруг настает тишина.
     Барри пробует шевельнуться. Высвобождаясь из ремней, напряженно смотрит
в иллюминатор.  Он слегка сбит с толку:  ему кажется, что ракета  утопает  в
голубовато-зеленом свечении, полном  пляшущих бликов. Выпутавшись наконец из
ремней и  сняв шлем, он подходит к иллюминатору: голубовато-зеленое свечение
словно бы уходит  в бесконечность, наверху смутная зыбь  пронизанного светом
пространства,  внизу  спокойная, темная синева...  А потом вдруг  подплывает
стайка рыбешек, замирает перед стеклом --  на  мгновение Барри заглядывает в
безучастные глаза рыб,-- потом молниеносный поворот, и стайка исчезает.
     Сомнений нет--он  под водой, вероятно в  море. Барри отрывает взгляд от
нежданного зрелища, открывшегося ему, возвращается  к креслу. Снова надевает
шлем,  накидывает ремни...  Затем  нажимает  стартовую  кнопку на  приборной
панели.  Вода снаружи начинает бурлить. Вскипает пеной,  потом белый туман и
вновь вибрации корпуса. Тем не менее все чуточку иное... более расплывчатое,
нереальное...   быть   может,  просто  сознание  мутнеет  от  психических  и
физических нагрузок. Барри встряхивает головой, точно отбрасывая возникающие
сомнения. Шумы теперь напоминают скорее музыку, чем рев двигателей.
     Смятение, отчаянные попытки упорядочить хаос впечатлений. Барри борется
с  дурнотой. Временами  голова его падает  на грудь,  но  он  снова и  снова
переламывает   себя.   Всеми  силами  заставляет  себя  очнуться.  Испуганно
вздрагивает--рядом с ним еще двое. Откуда-то появились еще два кресла--слева
Гас, справа Ютта. Столь же  необъяснимым образом исчезли  узкие иллюминаторы
пассажирского отсека.  Вместо  них  выпуклые  обзорные  экраны  космического
корабля. И вот они уже парят над изрытым кратерами ландшафтом, местами видны
дымящие конусы вулканов. Корабль скользит  в пространстве, горы  понижаются,
переходят  в широкие  долины.  Мягкое  покачивание, голова  кружится  совсем
чуть-чуть.
     Медленное  снижение--спокойно  и  плавно.  Тихий   шорох   разреженного
воздуха, корабль вошел в атмосферу.
     Внизу  отлогие   холмы,   луга,  поля,  ряды  тополей,  крытые  соломой
крестьянские дома, волы  в упряжке,  дети, играющие у колодца, стада  овец в
дубовых рощах, пастушата с  посохами,  девушки в пышных юбках, запрокидывают
головы,  глядят  из-под  руки,  приветственно  машут...  Внезапно  наступает
удивительная ясность мысля.
     Барри. Все это неправда, Гас, я знаю.
     Гас неподвижно смотрит на него.
     Барри. Зачем  ты это  делаешь, Гас?  Это  же обман!  Ты  эксплуатируешь
людей, больше того, крадешь  у них достоинство! Лишаешь их воли, выставляешь
на посмешище!
     Ютта. Что ты, Барри?! Как  ты смеешь  так  говорить  с  Гасом? Посмотри
вниз... (Она показывает  вниз, где мелькают все новые идиллические картины.)
Разве ты не знаешь, как нынче выглядит Земля? Кто  увидит такие вот картины,
если их не покажет Гас? Кто узнает  дикую природу, чистый воздух, прозрачную
воду? Кто  почувствует себя открывателем, завоевателем, владыкой этого края?
Гас подарок людям делает, и они должны быть ему благодарны.
     Барри. Зачем же тогда кошмар партизанской войны?
     Ютта. Очень просто: лишь познав уродливое, можно оценить красоту.
     Барри. Но ведь это все неправда, обман, иллюзия!
     Гас. Что есть реальность, что есть иллюзия? Реальность--то, что человек
переживает. А я и предлагаю людям переживания. Они переживают все это наяву,
Барри, так ясно,  так  однозначно... Иначе и быть не  может. Вот это и  есть
реальность, самая настоящая.
     Барри (шепотом,  с сомнением). Но  нельзя же  успокоиться на этом... Не
может это быть конечной целью!
     Гас.  Чего ты, собственно, хочешь, Барри?  Ты своей  цели достиг. Нашел
свое  приключение, увидел  Сириус. Ты мой брат, Барри, и я сделаю все, чтобы
ты был счастлив. Если хочешь, я поведу тебя к звездам, к пределам Вселенной,
к ее началу и концу.
     Космический корабль вдруг  совершает  плавный  разворот, забирая  круто
вверх.  Идиллический   ландшафт   пропадает  из   виду.  Мгновения  сумерек,
потом--сверкающая россыпь звезд.
     Звезды начинают двигаться, уплотняться, становятся туманными сгустками,
маревом. Радуга кольцом опоясывает  горизонт, вспучивается, смыкается вокруг
корабля. Барри  смотрит по сторонам. Гас и  Ютта  исчезли.  Он  снова  один.
Поднимает голову... Нос ракеты устремлен в черную бездну полной пустоты.