креслах.  Мортимер с волнением
узнал среди  лежащих двух мужчин и девушку --  это  они являлись ему во сне,
или как еще можно назвать это состояние.
     -- Это  они, сомнений быть  не может,--сказал  он.--Я видел их,  хотя и
мельком.
     -- Они  еще  без сознания,--заметил Гвидо.-- Неужели в них  причина тех
странных вещей, что ты пережил?
     Он подошел к лежавшему ближе всех  мужчине  и, опустившись перед ним на
колени, поднял его руку и закатал рукав.
     -- Странно! Посмотри-ка на эту  кожу!  --  Он нажал  большим пальцем на
предплечье, на коже  осталась  вмятина, словно в  тесте. Кожа очень медленно
принимала первоначальную форму, и вмятина постепенно исчезла.
     Мортимер  опустился   на  корточки  рядом  с  Гвидо  и  тоже  взял  эту
безжизненную  руку--она была холодной, как пластилин. Мортимер открыл молнию
на груди мужчины, разорвал рубашку  и приложился ухом  к коже. Ощущение было
отвратительное--словно  он  прикоснулся  к  резиновой  кукле. И  все  же  он
вздохнул с облегчением:
     --  Они живы! Сердце бьется. Но они в  странном  состоянии.  Я насчитал
лишь десять ударов в минуту.
     Гвидо пожал плечами.
     -- Это  в принципе неважно. Они выведены из строя и не смогут причинить
нам вреда. Вот что сейчас важнее всего.
     -- Какой газ вы применили?
     -- Сомналь-бета. Нормальной плотности.
     -- Они должны были давно пробудиться,-- пробормотал Мортимер.
     -- Оставь их и идем. Нам самим нужно отдохнуть!
     -- Что с ними будет?
     -- А что с ними должно быть? Нас и без того уже слишком много. Придется
от них избавиться. Другого выхода нет...
     И он махнул рукой дежурному:
     -- Закрывайте!..

12

     На следующее утро беглецы снова собрались на палубе "А".
     --  Соратники,--начал  Гвидо,-- нам  не удалось в эту ночь  как следует
разместить вас. На корабле всего тридцать кабин, а нас больше пятидесяти. Но
впредь  мы  позаботимся о том,  чтобы  каждый  получил  собственное спальное
место. Это  по поводу размещения, а теперь я скажу несколько слов о проблеме
питания. После  окончания нашей  беседы  каждый  получит  завтрак. О горячем
обеде мы тоже позаботились, время и место будут объявлены позже...
     И тут  отворилась дверь, Беннет, тень  Никласа, вкатил коляску со своим
подопечным, Никлас пошептался с Гвидо, и тот объявил:
     -- Внимание! Никлас хочет вам кое-что сказать. Никлас сидел, вцепившись
в подушки.  Лицо его,  как всегда, напоминало лик мумии,  губы  сложились  в
тонкую серую ниточку. Наконец он выпрямился и обратился ко всем:
     Соратники, нас постигла нелегкая судьба.  Но нет такого удара,  который
способен  был  бы  выбить нас из  колеи,  уничтожить наши  идеалы. Сейчас мы
должны сплотиться, как  никогда  раньше.  Каждый должен быть готов прийти на
помощь другому, все должны  быть  готовы пожертвовать  собой  и, если  надо,
отдать последнее ради правого дела.
     Нам  предстоит длинный трудный путь.  Те,  кому  принадлежит власть  на
Земле, уверены,  что победили нас. Им неведомо, что победить нас невозможно.
Однажды...--Он  старался  говорить  как  можно  громче,  но   издавал   лишь
дребезжащие хрипы,-- настанет день, когда  мы вернемся и  откроем глаза всем
тем, кто предпочитает вести  тупую, стадную сытую жизнь, мы освободим  всех,
кто  мечтает  вырваться  из  золотой  клетки.  Да  здравствует  свобода,  да
здравствует либеральная партия!
     Еще несколько секунд он сидел, выпрямившись, затем откинулся на спинку.
Беннет увез его из комнаты.
     Гвидо вновь завладел вниманием собравшихся.
     --  Поблагодарим Никласа за его слова. Они укрепляют  нашу решимость не
сдаваться, как бы  тяжело ни было.  Что  же касается продовольствия, то  для
начала  мы будем  распределять его  экономно.  Корабль  был предназначен для
генерального испытания, и пропитания нам должно хватить на годы, однако пока
что мы  не нашли основного склада. Думаю, что  мы просто не  успели еще  как
следует осмотреть  корабль. Где-то должны  быть плантации водорослей, баки с
гидропоникой,  помещения  для  разведения  жирных  червей, чтобы  обеспечить
команду белками, углеводами и витаминами.
     -- Какие еще, к чертям, жирные черви?--крикнул один из мужчин.
     -- Специально выведенная порода червей, если их разрезать на части, они
быстро вырастают до размеров взрослых особей. Они  питаются остатками пищи и
отходами  и производят пригодные для  питания  белковые  вещества. Мне очень
жаль, что это  звучит  неаппетитно,  но все  это крайне важно для длительных
космических перелетов больших экипажей.
     -- Ну, тогда приятного аппетита!--снова крикнул мужчина.
     -- Тише,  пожалуйста!  Вы не  на увеселительной  прогулке!  -- Гвидо  с
железным  спокойствием пропустил  мимо ушей все упреки.--  Нам  придется еще
больше  ограничить  себя,  например,  в том,  что  касается  воздуха.  Здесь
положение такое  же,  как  и  с  продовольствием.  Агрегатов, обеспечивающих
регенерацию воздуха, которые мы пока  обнаружили,  надолго просто не хватит.
Это  означает, что  мы должны и  здесь экономить--никаких  лишних  движений,
никаких спортивных снарядов, сигарет и тому подобного.
     Кто-то крикнул:
     -- Тогда заморозьте нас сразу же! Все рассмеялись.
     --  Мы  это  обдумаем,--пообещал  Гвидо.--  А  теперь  о  переключающих
устройствах  в  кабинах. Для  тех, кто  незнаком с ними, пользоваться  этими
приборами  небезопасно.  Поэтому  всем, кроме  инженеров,  запрещается  даже
прикасаться к ним.
     Теперь о распределении работы. Команда подобрана таким образом, что для
выполнения каждой технической задачи у нас есть соответствующие специалисты.
О распределении  обязанностей я скажу в конце. Я думаю,  не надо лишний  раз
подчеркивать, как важно...
     Никто  не  узнал, что было важно. По лестнице  с верхнего этажа  в  зал
скатился  мужчина,  по  его виду  нетрудно было  определить, что это опытный
астронавт.
     -- За нами погоня! --  выкрикнул он.-- Мы должны разогнаться до трех g,
а может быть, даже больше. Через две минуты начнется спектакль! Займите свои
места на койках, если не  хотите, чтобы вас  превратили  в отбивные котлеты.
Ну, живо!
     Все  рассыпались по кабинам, словно бумажки, разметенные  ветром. После
небольшой сутолоки у лестницы ни души не осталось на палубе "А". А еще через
секунду  мощная  сила  ускорения  придавила их,  и  они  почувствовали  себя
маленькими и жалкими.
     Мортимер  лежал  на  своей пенорезиновой  койке.  За  несколько  секунд
давление дошло до  критической отметки. Он чувствовал себя расплющенным, как
камбала, ощущал,  как сердце  судорожно пытается  справиться с перегрузками,
как сжимаются сосуды, а  желудок  словно погружается куда-то в глубину тела.
Может, они превысили  ускорение и перешли за три g? Однако невыносимее всего
была  неизвестность. Как долго сохранится это состояние, сколько мучительных
часов должно еще пройти, пока не  кончатся эти  перегрузки,  эта  противная,
подкатывающая к горлу тошнота...
     А  мозг  судорожно  искал  выхода,  перебирал  все  варианты  спасения.
Мортимер вспомнил прошедшую ночь, и неожиданно ему блеснул лучик надежды. Он
знал, что  это запрещено, но  сейчас  ему  было  не  до  запретов. Его  рука
поползла  вверх, тяжелая,  словно свинец, она с трудом  преодолевала упругую
силу  ускорения,  инерцию массы  --  сантиметр за сантиметром. Перед ним был
пульт. Множество рукояток. Какая из них нужная?  Он вспомнил,  как  в момент
пробуждения на тыльной стороне  ладони отпечаталось  бледно-голубое пятно...
Должно быть, вот эта... или та? Нет, скорее эта... Он уже не в состоянии был
дольше  держать  руку  кверху и  с силой нажал на первую  попавшуюся... Рука
словно стокилограммовый  груз упала на резиновую подкладку... На  минуту все
замерло. И вдруг он увидел, как кирпично-красный потолок придвинулся к нему,
как  он опустился  ниже и  его самого окутал занавес. Свет  погас.  Треснула
искра. Контакт возник...
     Он  больше не  чувствовал  тяжести,  не чувствовал и боли.  Вокруг него
заиграл поток образов и мыслей.
     Перед ним возникли очень ясно  и отчетливо блок-схема,  прямоугольники,
менявшие свои места. Постоянно меняющиеся узоры.
     Затем смутно: терраса, ползучие  орхидеи,  а вдали--  изломанная лунная
горная цепь.
     И  словно  пунктиром пронеслось: дискуссия о  стратегии,  о  планах  по
поводу корабля...
     А  потом пошло и вовсе неопределенное: любовь, страсть, печаль, девичья
головка, знакомые черты, но словно  сфотографированные через  мягко рисующий
объектив.  Имя:  Люсин.  Дальше  возникло   что-то  требовательное:  призыв,
воззвание,  вопрос,  приглашение. Потом опять  мягко:  рука,  скользящая  по
клавишам, стрекочущий звук клавикордов.
     И  снова вспыхнуло ярко:  раздражение, какие-то слова,  написанные  или
произнесенные. Сначала  искаженно, затем отчетливо: Это  преступники, поверь
мне,  это  асоциальные  типы, больные. Иначе  они  не стали  бы  прибегать к
насилию, уничтожать жизнь!
     И голос  в  ответ, а может, просто акцентированное мышление: "Я не могу
поверить, что асоциальные  типы способны создать такую сложную  организацию.
Ведь нападение было отлично спланировано..."
     ...и в конце концов все же провалилось.
     "Я,   насколько  мне  позволили  детали,  ознакомился   с   количеством
информации в плане:  он содержит восем-надцшпь  процентов избыточности. Если
учесть  фактор  риска,   это  приближается  к  оптимальному   значению.  Это
доказывает,  что  все   участвующие  мужчины   отличаются   высоким  уровнем
интеллекта!
     Но  интеллект  не в  счет,  если социальное  значение  образа  действий
дегенерировано. Эти люди--чудовища:  Их цель не созидание, как  у нормальных
людей,  а  разрушение,  уничтожение  порядка. Они не  думают  о других и без
оглядки идут к своим деструктивным целям, не обращая внимания на то, что при
этом гибнет. Они убийцы! Убийцы..."
     Мы не убийцы!
     Удивление, изумление, вопросы...
     Мы не убийцы!
     Никаких букв, никакой речи. Прямая коммуникация.
     Мортимер  вырывался  из  плена  чужих  представлений,   сливавшихся   в
хаотические потоки образов, ставших для него миром изображений,  открывшихся
внезапно  прозревшему;  царством звуков,  обрушившихся на  избавившегося  от
глухоты.
     Потом Мортимер понял,  что  он сам  ответил  на  вопрос.  Это  был  его
собственный ответ. Он "разговаривал"
     А теперь он снова "слушал".
     -- Эй, где ты, отзовись! Кто ты? Пожалуйста, отзовись!
     "Как я должен отозваться?--спрашивал себя Монтимер.--  Как я могу выйти
на связь с вами? Кто вы и в каком состоянии находитесь?"
     Теперь звучало медленно и чрезвычайно внятно:
     Мы относимся к команде корабля. К группе исследователей. Лишь пятеро из
нас  присоединены  к  коммуникационной  сети.   Остальные  даже  мыслительно
парализованы.
     Мортимер был сбит с толку  и не находил пока, что ответить. И тут снова
появился мягкий задумчивый голос:
     Я ведь знаю  тебя: ты Стэнтон Бараваль.  Ты не  помнишь меня -- Деррека
Хири из Кибернетического центра?  Мы вместе работали  в  группе планирования
семь. Где ты? Что-то изменилось в тебе! Как ты попал на корабль? Можем ли мы
помочь тебе?
     В  Мортимере ожили воспоминания--или по крайней мере в  той  его части,
которую он не мог отделить.
     "Я был сломлен, поглощен  кем-то неизвестным и  отдан ему в беспомощном
состоянии.  Спасите  меня!"  Он  собирался  так  ответить,  но  подавил  это
абсурдное желание. Вместо этого он сделал упор на другое:
     "Преступники--это  вы!  Живете  в  роскоши,   преследуете  свои  личные
интересы, забыв  о  человечестве,  хотя могли бы ему помочь! Вы морите людей
голодом, держа в руках ключ к изобилию. Вы оставляете детей умирать, заперев
лекарства в  ваших сейфах. Я не Стэнтон  Бараваль  и  не хочу, чтобы вы меня
спасали. Я ненавижу и презираю вас!"
     Ему хотелось только одного--отключиться  от этой  сети, которая грозила
опутать его мягкой паутиной, он хотел отделиться от этих голосов, на которые
в нем  отзывались те струны, которые звучали совсем иначе, нежели только что
данный им ответ.
     И тут оборвалась  связь, погасла искра, Мортимер  почувствовал озноб  и
тяжесть в желудке,  он лежал на своем ложе,  отданный во власть  слабости  и
боли, и  вдруг  понял, что  всхлипывает, и почувствовал, как по  вискам  его
сбегают слезы и у  него нет сил вытереть их.  Но больше всего его терзала не
сама боль, а страдание оттого, что он отверг искреннее участие, грубо попрал
сострадание, правда, на что-либо другое у него просто не хватало сил. Он все
еще цеплялся  за то,  что  было  для  него  истиной, хотя она уже  давно  не
казалась ему  столь неоспоримой, как когда-то. И все же она еще стоила того,
чтобы ее защищать--жертвуя собой.

13

     Хотя официальным предводителем считался Никлас, фактическое руководство
перешло к Гвидо.  Когда  три  дня спустя  команда вновь  собралась,  на всех
сказалось напряжение последних дней. Лица осунулись, щеки ввалились, у  всех
покраснели глаза.
     -- Никлас хочет сказать вам несколько слов,-- объявил Гвидо.
     Слепой, как всегда, восседал в своем кресле. Голос его звучал тише, чем
в прошлый раз, но в нем еще чувствовалась несломленная воля:
     -- Соратники! Последние дни  выдались трудными для  всех.  Но  это лишь
закалило  нас.  Мы  должны  выстоять.  Выстоять!--Он сделал  длинную  паузу,
казалось,  что  он уже закончил свою речь,  и тут он  заговорил опять:--Наша
цель священна. Наше предназначение-- освобождение человечества. Мы не должны
погибнуть. Мы должны победить!
     Последние слова они разобрали с трудом.  Беннет, обменявшись взглядом с
Гвидо, вывез Никласа из комнаты. Слово взял Гвидо.
     -- Соратники, я созвал  вас, ибо есть проблемы,  которые я  могу решить
лишь с вашим участием.
     --   Гравитация  раздавит  нас!--выкрикнул  кто-то.--Когда  вы  наконец
прекратите все это?
     --  Нас  продолжают преследовать,--пояснил  Гвидо.-- Дюжина космических
крейсеров мчится за нами. Но наш корабль быстрее, мы можем уйти от  них. Вот
почему мы  вынуждены наращивать скорость, а это  влечет за собой  увеличение
гравитации. Вы же не хотите попасть в лапы полиции?
     Раздались громкие крики:
     -- Нет, никогда! Мы не сдадимся! Гвидо кивнул.
     -- Я так и думал. Давление--не самое  большое  зло.  Если  захотим,  мы
сможем  еще  больше  увеличить  скорость.  Ионный   двигатель  позволит  нам
увеличить ее в двадцать раз....
     -- А кто это вынесет?--перебил его чей-то голос.
     -- ...У меня есть  ободряющая  весть.  Мы  уверены, что на этом корабле
существует  антигравитационная  система,  нейтрализующая   воздействие  силы
тяжести. Однако мы еще не знаем, как ввести ее в действие...
     Снова кто-то прервал его:
     -- Дилетант!
     Но Гвидо не дал сбить себя.
     --  ...Мы доверили  корабль  группе опытных  астронавтов.  Нет  никаких
причин  сомневаться  в  их  добросовестной  работе.  Если у  нас и возникают
трудности, то только потому, что корабль  этот построен  по новым принципам.
На это никто из нас не рассчитывал. Здесь есть приборы и системы, назначение
которых загадка для нас. Мы рады, что по крайней мере знаем, как управляться
с двигателями и навигационным оборудованием.
     Намного  сложнее другое, и я думаю,  лучше открыто сказать вам об этом:
пока  нам не  удалось  обеспечить  непрерывное снабжение  воздухом, водой  и
пищей.  Мы  нашли соответствующие агрегаты,  но их мощность недостаточна.  В
режиме  длительного пользования  они  обеспечат  снабжение  в лучшем  случае
десяти  человек. Такая  команда,  как наша,  сможет продержаться  при  самых
оптимальных условиях в  течение недели. Затем  установки начнут  работать на
замену использованных запасов.
     -- Но  ведь  корабль  предназначался для межзвездных  экспедиций  и был
соответствующим образом оборудован! Здесь что-то не так!
     -- Возможно, это каким-то образом связано с новой системой. Но мы решим
проблему. Одна наша группа уже работает над увеличением мощности агрегатов.
     --   Но   в  нашем   распоряжении  всего  четыре  дня!  --   послышался
недоумевающий голос.
     --  Нам это известно,-- ответил Гвидо.-- Но все мы сидим в одной лодке,
и нам  ничего другого не  остается, как набраться терпения. Прежде всего это
значит: сократить  потребление  до  минимума.  Расходовать  сейчас  воду  на
умывание,  а уж тем более на  купание нельзя. Количество углекислого газа  в
воздухе  на грани допустимого, поэтому не делайте никаких ненужных движений,
оставайтесь на своих койках, отдыхайте, это необходимо.  И главное--железная
дисциплина.  Кстати, нам  снова  придется уменьшить рацион питания  на  одну
треть. На сегодня все.
     Мортимеру жизнь на корабле казалась дурным  сном. Переживания последних
дней  не  остались  без  последствий,  разочарование  опустошило  его  душу.
Чужеродные  мысли,  снова  и снова вспыхивавшие  в  его мозгу, точно тлеющие
угольки,  приводили  его в  замешательство.  Голод и  частые  фазы ускорения
вызывали слабость, а  недостаток кислорода--тупую  боль  под переносицей. Он
мог лишь  с трудом обдумывать мучившие его проблемы, но  не принимал никаких
решений.
     Его пребывание на корабле  не было предусмотрено, а  потому для него не
нашлось  и никакого задания.  Его  использовали  на случайных  работах, а  в
последнее время  вместе  с  несколькими  мужчинами он занимался  расширением
гидропонических плантаций.  Они собрали  все  емкости--чтобы  облегчить  эти
работы,  корабль дважды в день снижал ускорение до  половины  g,-- но вскоре
они  вынуждены были признаться  самим  себе,  что все их усилия  бесполезны.
Прежде чем они смогут вырастить  килограмм фасоли  или бананов, они умрут от
голода. Они перестали обсуждать сложившееся положение, ни у кого уже не было
ни малейшего сомнения в том, что все они обречены на гибель от голода, жажды
или удушья.
     В  один из редких  часов, когда ускорение было снижено  до нормального,
Мортимер,  осматривая  корабль, попал  в одно  из носовых помещений, судя по
всему, оно  служило  совещательной  комнатой.  Всю  переднюю  стену  занимал
огромный экран.  Комната  была  погружена в полумрак, но  экран  светился, и
Мортимер  увидел  на  нем  изображение  Вселенной.  Это было  первое  зримое
свидетельство того,  что  они  находятся  в космосе, ибо  корабль был одет в
толстую броню, защищающую от гамма-излучений и протонных ливней,  и не  имел
ни  одного  иллюминатора--только  несколько  плоских  антенн. В  увеличенном
изображении звезды  казались цветными роями,  искрами пастельных  тонов  или
радужной вуалью. Мортимер сел на стул возле двери. Когда  глаза его привыкли
к сумраку, он  заметил,  что он здесь не один -- впереди в нескольких метрах
от  него  сидел еще кто-то,  и,  к своему изумлению, он  обнаружил, что  это
Майда.  Она  наверняка  заметила  его,  но  ничего  не  сказала  и  даже  не
шелохнулась.  Он медленно встал,  прошел вперед  и молча уселся рядом с ней.
Оба следили за увеличенным фрагментом звездного неба, и, хотя ни один из них
не произнес ни слова, оба чувствовали, что их ничто не разделяет.
     Перед   ними   чередовались   звездные   туманности,   мириады   солнц,
сгустившиеся в  причудливые облака, туманные  пятна, спирали, диски и  ядра.
Впервые они почувствовали, как одиноки они посреди этой бескрайней пустоты и
как нужны друг другу, чтобы противостоять этому одиночеству.
     На шестой день путешествия Мортимер принял решение. Он разыскал Гвидо и
предложил ему объединиться с учеными.
     --  Я убежден,--сказал он,-- что  на  этом  корабле  предусмотрены  все
условия  для многолетнего  пребывания  в космосе. Но все  это бесполезно для
нас, ибо мы не знаем, как этим  пользоваться. Нет  никакого сомнения в  том,
что исследователи знают,  как обращаться  с  этими  системами.  Мы должны их
заставить помочь нам.
     -- А  зачем им это