такие  Ромео  и
Джульетта? Бедные чувственные дети со слаборазвитым интеллектом.
   - Не кощунствуй!
   - Разве я виноват, что наши предки любили обожествлять свои  инстинкты?
Нет, я уверен, Лена и Виктор - не Ромео и Джульетта, а вполне  современные
люди. Сильно сомневаюсь, чтобы они так ошалели от любви, что  забыли  и  о
делах, и о собственной безопасности.  Надо  искать  другую,  более  вескую
причину.
   - Так уж сразу и причину! - запротестовал Клим. -  Ты  скажи,  хотя  бы
намек, самую маленькую зацепочку!
   - Зацепочка есть, - хладнокровно сказал Лобов.  Ждан  и  Кронин  дружно
повернули к нему головы. - База просила обратить  внимание  на  отсутствие
крупных  хищников  на  Орнитерре,  -   пояснил   Иван.   -   Обычно   ведь
устанавливается определенный баланс между хищниками и растительноядными, а
на Орнитерре он нарушен. Там встречаются копытные  с  зубра  величиной,  а
самый крупный хищник - не больше зайца. Да и таких немного.
   - Из любых правил бывают  исключения,  -  вновь  вставил  свою  реплику
Кронин, - а исключения всегда подозрительны.
   - Так же, как и правила! - отрезал Клим.
   Кронин усмехнулся:
   - Как бы то ни было, база  вполне  определенно  намекает  нам,  что  на
Орнитерре вместо крупных  хищников  может  действовать  некий  неизвестный
фактор, а поэтому рекомендует проявлять разумную осторожность.
   Лобов молча кивнул в знак согласия, а Ждан схватился за голову:
   - Представляю! Скафандры,  скорчеры,  подстраховка,  в  общем,  как  на
Тартаре!
   -  Осторожность  еще  никому  не   повредила.   -   Кронин   был   сама
рассудительность. - Но скафандры и скорчеры на Орнитерре - это,  по-моему,
уже слишком.
   -  Конечно,  -  согласился  Лобов.  -  Ненужная   осторожность   только
затрудняет поиски. Достаточно будет лучевых пистолетов и  легких  защитных
костюмов.
   Клим облегченно вздохнул:
   - Это еще куда ни шло. Хотя,  если  подумать  хорошенько,  санаторий  и
лучевые пистолеты - разве это не смешно?


   По розовому небу плыли редкие облака, похожие на рваные клочья небрежно
окрашенной ваты. Невысоко над горизонтом неистово пылало крохотное голубое
солнце. Посреди фиолетовой поляны  на  опаленной  и  поэтому  порозовевшей
траве возвышалась патрульная ракета, впаяв в небо острый хищный нос. Возле
ракеты стояли два космонавта - длинный худой Кронин и крепыш Ждан.  Поляну
со всех сторон окружал невысокий лес. Растительность поражала  бесконечным
разнообразием оттенков синего цвета - от нежно-голубого, почти белого,  до
густо-фиолетового, больше похожего на черный. То здесь, то там  над  лесом
столбами роились колибриды. Их оперение, окрашенное во все мыслимые  цвета
радуги, искрилось в лучах голубого солнца тревожным  и  радостным  блеском
драгоценных камней. Временами  какой-нибудь  из  роев  вдруг  вспенивался,
рассыпаясь на отдельных птиц, и падал вниз, исчезая в синеве деревьев, а в
другом месте  поднималась  новая  волна  колибридов  и,  как  по  команде,
собиралась огненным столбом:
   -  Что-то  Иван  запаздывает!  -  не  то  с  беспокойством,  не  то   с
раздражением проговорил Клим, вглядываясь в  сторону,  откуда  неторопливо
плыли зеленоватые облака.
   Кронин повернул голову, разглядывая своего друга с оттенком удивления.
   - Поэтому-то ты и прибежал ко мне?
   - А ты думал, для того, чтобы поразвлечь тебя? - сердито  ответил  Клим
вопросом на вопрос.
   Кронин тихонько засмеялся.
   - Нет, этого я не думал. Но я думал о том, что Иван на униходе, который
может шутя проскочить сквозь термоядерное облако с температурой в  миллион
градусов, а один мой хороший знакомый  совсем  недавно  уверил  меня,  что
Орнитерра - настоящий санаторий.
   Он покосился на хмурого товарища, положил ему руку  на  плечо  и  мягко
добавил:
   - Если командиры патрульных кораблей будут без вести исчезать на  таких
планетах, как Орнитерра, то всю нашу службу надо будет  разогнать,  а  нас
самих перебросить на Землю - пасти стада китов в  Тихом  океане.  Прилетит
Иван, ничего с ним не случится.
   ..."Торнадо"     совершил     посадку      в      полукилометре      от
научно-исследовательской станции. Ближе приземлиться было нельзя -  отдача
ходовых двигателей  могла  повредить  аппаратуру  наблюдения,  развернутую
возле  станции.  Сразу  же  после  посадки  осмотрели  станцию  и  кое-что
выяснили: в ангаре не  оказалось  станционного  глайдера,  а  в  вахтенном
журнале коротко значилось: "Ушли на облет  наблюдательных  постов".  Всего
этих постов было двенадцать, они располагались вокруг станции на  удалении
от пятисот до тысячи километров.
   - Все ясно, - уверенно констатировал Клим, - потерпели аварию во  время
облета.  Катастрофы  на  глайдере  невозможны.  Значит,  сидят  где-то  на
маршруте и преспокойно ждут нашей помощи.
   Кронин исподлобья посмотрел на Клима и вздохнул.
   - Ясно или неясно, а первоочередная задача определилась - надо отыскать
глайдер, - заключил Лобов.
   Ждану было поручено детально ознакомиться со станцией,  Кронин  занялся
приведением  в  стартовую  готовность  "Торнадо",  а  Лобов   на   униходе
отправился  на  поиск  глайдера.  Он  вел  поиск  с  помощью  биолокатора,
настроенного на спектр биоизлучения человека. Это был чертовски  капризный
прибор, чувствительный даже к малейшим  помехам.  Он  требовал  неусыпного
внимания, мог работать лишь в условиях полнейшего радиомолчания,  так  что
на связь с товарищами  у  Лобова  просто  не  оставалось  ни  времени,  ни
возможностей. И вот командир запаздывал уже  на  двадцать  минут.  В  ходе
свободного поиска это сущие пустяки, но Клим почему-то нервничал, что было
на него совсем непохоже.
   - Прилетит, - спокойно повторил Кронин, - и, может быть, даже  с  этими
влюбленными детьми на борту.
   Он полной грудью вдохнул свежий воздух и, прислушиваясь, склонил голову
набок.
   Вокруг звучали странные голоса и музыка. Мягкие стоны "О-о-о!  А-а-а!",
звонкие удары крохотных  молоточков,  тяжкие  вздохи  органа,  густой  гул
контрабаса, беззаботное цоканье кастаньет и фривольные трели флейты -  все
это сливалось в бестолковую, но красочную симфонию. Можно  было  подумать,
что поют орнитеррские птицы. Но нет, земные  аналоги  здесь  не  годились.
Только совсем близко от сверкающего столба колибридов можно было  услышать
его печальную скороговорку: жужжащий гул сотен крыльев,  шорохи  и  вздохи
воздуха. Пели не птицы, а цветы. Скромные синие и  зеленые  цветы,  совсем
незаметные на фоне листвы. Они пели в полный голос по утрам и вечерам. Чем
выше поднималось злое  солнце,  тем  молчаливее  становились  цветы,  а  в
полдень, когда яростный голубой глаз сверкал  в  самом  центре  небосвода,
цветы умолкали совсем. И только иногда из глубины  синей  чащи  доносилось
грустное, почти страдальческое "О-о-о! А-а-а!".
   - Никак не могу привыкнуть к этой музыке, - признался Кронин.
   - Но колибриды! Чем не летающие драгоценные камни? Красиво!
   - Красота - понятие относительное, - хмуро ответил Клим.
   - Земные пантеры тоже удивительно красивые создания, По  крайней  мере,
гораздо красивее тех свиней и баранов, которых они пожирают.
   Кронин смотрел на него с укоризненной улыбкой.
   - Клим Ждан и такая обнаженная неприязнь к прекрасному! Это выше  моего
понимания, - инженер покачал головой, - скорее всего ты  не  выспался  или
плохо  пообедал.  Чем  тебе  не  угодили  кроткие   цветы   и   безобидные
нектарианцы?
   Ждан махнул рукой на радужные столбы крылатых крошек:
   - Посмотри, их тьма!
   - Ну и что же? Разве тебя когда-нибудь пугала  тьма  цветов  на  лесной
поляне? Или стаи рыбок среди коралловых ветвей?
   - Да ты взгляни, как они роятся!  В  этом  есть  какое-то  исступление,
прямо бешенство! Такого на Орнитерре еще никто не наблюдал,  кроме  нас  и
стажеров. - Клим  брезгливо  передернул  плечами  и  продолжал:  -  И  эти
проклятые цветы словно осатанели! И Лобов запаздывает!
   Кронин положил руку на плечо штурмана.
   - Наверное, в больших дозах все  вредно,  даже  красота,  -  философски
заметил он. - Даже для эстетов. Цветы поют,  колибриды  роятся,  ну  и  на
здоровье. В пору любви все сходят с ума и роятся, даже комары.
   Клим серьезно взглянул на инженера:
   - Не хотел я тебе говорить до прилета Лобова, но придется.
   Кронин сразу насторожился:
   - А что такое?
   - Пока ты копался на корабле, я посмотрел кое-какие отчеты Лены Зим.  И
наткнулся на поразительную штуку - ей удалось  установить,  что  колибриды
сплошь бесполы. Все до одного.
   Кронин высоко поднял брови:
   - Бесполы? Что ты хочешь сказать этим?
   - Именно это я и хочу сказать. Бесполы, да и баста. Понятно?
   - Может быть, Лена просто ошиблась?
   - Не думаю. Работа сделана здорово: и добросовестно и квалифицированно.
   - Чертовщина какая-то! - сказал Кронин и задумчиво огляделся вокруг.
   - Значит, все это красочное роение - мишура, пустышка,  ширма  какой-то
совершенно неведомой нам жизни, ключом бьющей где-то там, в глубине леса.
   Рои колибридов висели  над  лесом  как  разноцветные  сверкающие  дымы.
"О-о-о! А-а-а!" - все громче и  требовательнее  стонали  невидимые  цветы.
Вглядываясь в этот цветной поющий мир, Кронин все больше хмурился.
   - Лобов летит, - вдруг с облегчением сказал Ждан.
   Кронин поднял голову. Совсем низко над лесом бесшумно скользил  униход,
поблескивая  нейтридным  корпусом.  При  его  приближении  рои  колибридов
вспенивались и рассыпались по сторонам. Возле  "Торнадо"  униход  завис  и
мягко опустился на траву. Двинулась притертая дверца,  уходя  в  невидимые
пазы корпуса. Не успела она убраться окончательно, как из проема  выскочил
Лобов и сделал несколько энергичных движений, разминая затекшие ноги.
   - Ну как? - еще издалека крикнул Клим.
   Лобов подождал, пока друзья подойдут ближе, и без особого воодушевления
ответил:
   - Глайдер обнаружил.
   - А стажеры?
   Ждан и Кронин остановились рядом,  вопросительно  глядя  на  командира.
Лобов передернул сильными плечами, и устало ответил:
   - Как в волу канули.


   Лобов нашел глайдер на  шестом  наблюдательном  посту.  Собственно,  не
столько он нашел глайдер, сколько глайдер нашел его: целый  и  невредимый,
он совершенно открыто  стоял  у  постового  домика.  Лобов  несколько  раз
прошелся над постом на малой высоте. Может быть, стажеры где-то  рядом  и,
увидев униход, выбегут на поляну? Но надежды Лобова не оправдались, поляна
осталась пустынной.
   Посадив униход рядом с  глайдером,  Лобов  проверил  лучевой  пистолет,
вылез из кабины и подошел к глайдеру. Кабина его  была  пуста,  только  на
переднем сиденье лежала небрежно брошенная куртка. Судя по размеру и крою,
она принадлежала Виктору Антонову.
   Обойдя глайдер и не заметив никаких повреждений, Лобов  открыл  дверцу,
переложил куртку на заднее сиденье,  сел  на  место  водителя  и  проверил
управление.
   Запустив двигатель и убедившись,  что  тот  работает  нормально,  Лобов
взлетел и сделал несколько  кругов  над  постом.  Машина  была  совершенно
исправна. Это было и хорошо  и  плохо,  так  как  наводило  на  неприятные
раздумья:  почему  ни  Виктор,  ни  Лена  не  воспользовались   совершенно
исправной машиной?
   Лобов поставил глайдер  на  прежнее  место  и  отправился  к  постовому
домику. Не без  волнения  открыл  он  дверь,  внутренне  готовый  к  любым
неожиданностям. Но неожиданности не  произошло.  В  домике,  состоящем  из
аппаратной и крохотной комнатки для отдыха, никого не было.
   На столике стоял диктофон, и, осмотрев его, Лобов с  удивлением  понял,
что он до сих пор включен. На краю столика лежал незнакомый надкусанный  и
уже увядший плод. На спинку стула была аккуратно повешена куртка Лены.
   Командир задумался, вспоминая  куртку  Виктора,  брошенную  на  сиденье
глайдера. По-видимому, был жаркий день, если стажеры решили снять  куртки.
Лена работала в домике, а Виктор куда-то летал  или  занимался  на  свежем
воздухе. Потом что-то произошло, и Лена  поспешно  -  об  этом  говорил  и
недоеденный плод, и включенный диктофон - покинула домик. Может быть,  она
узнала, что Виктору грозит какая-то опасность?  Лена  вышла  и  больше  не
вернулась. Лобов нахмурился. Так поспешно  не  отправляются  на  прогулку.
Определенно тут случилось что-то, и что-то серьезное.
   Подсев к столу, Лобов перемотал нить  записи  и  поставил  диктофон  на
прослушивание. После небольшой паузы зазвучал девичий голос, такой  чистый
и живой, что Лобов невольно улыбнулся. Лена диктовала обработанные  данные
наблюдений шестого поста.  Диктовка  продолжалась  довольно  долго,  Лобов
терпеливо ждал. Непроизвольно  откинувшись  назад,  он  нечаянно  коснулся
рукой  куртки  Лены.  Он  еще  раз  огляделся  вокруг.  Куртка,  аккуратно
повешенная куртка, включенный диктофон, недоеденный плод и  теплый,  живой
голос - было в этом нечто такое, что заставило  тоскливо  сжаться  сердце.
Вдруг диктовка оборвалась на полуслове, Лобов  затаил  дыхание  и  подался
вперед. Послышался шорох, движение и испуганный голос Лены:
   - Что это? - И после томительной паузы удивленно:  -  Виктор,  так  это
яйцо! Какое большое! - Немного спустя уже восторженно: - Много? Ты  просто
молодец! Сейчас же иду.
   Шорох ткани, звуки шагов и тишина. Тишина томительная и долгая.
   Но Лобов ждал, он не терял надежды, что кто-нибудь из стажеров все-таки
вернется в комнату. Он лишь  увеличил  скорость  прослушивания  и  включил
автомат, чтобы при появлении звука  диктофон  сам  перешел  на  нормальный
режим воспроизведения.
   Когда автомат сработал, Лобов весь превратился в слух, но это были  его
шаги и его собственное покашливание. Значит, ни Лена, ни  Виктор  сюда  не
возвращались. Лобов выключил диктофон.
   Когда он поднялся со стула, взгляд его задержался на куртке  Лены  Зим.
Лобов провел ладонью по ее шелковистой ткани, а потом  ощупал  карманы.  В
одном из них что-то лежало. Лобов запустил руку в карман и извлек  ампулку
размером  с  наперсток.  Это  был  стандартный  инъектор  с  универсальной
вакциной.  Инъектор,  входящий   в   комплект   обязательного   снаряжения
космонавтов, работающих в условиях,  когда  возможно  поражение  организма
болезнетворными микробами. Хмуря брови, Лобов долго рассматривал маленький
профилактический приборчик, пользоваться которым на Орнитерре было  просто
ни к чему.
   Выйдя из домика, Лобов подошел к глайдеру  и  проверил  карманы  куртки
Антонова. Инъектора в них не было.


   Лобов сидел, откинувшись  на  спинку  кресла,  с  наслаждением  вытянув
усталые  ноги.  Рядом  в  углу  дивана  пристроился  Кронин.   Он   сидел,
ссутулившись, обхватив свои плечи длинными худыми рукам.
   - А наша операция начинает приобретать отчетливый трагический  оттенок,
- задумчиво сказал инженер.
   Клим, расположившийся напротив своих друзей, повернулся к нему:
   - Что ты имеешь в виду?
   - Яйцо. Антонов  принес  или  привез  откуда-то  крупное  яйцо.  А  как
известно даже маленьким  детям,  большие  яйца  кладут  крупные  животные.
Животные склонны защищать свое потомство, и  притом  весьма  отчаянно.  На
Орнитерре нет крупных хищников, но, если животное достаточно  велико,  оно
может наделать уйму бед даже в том случае, когда питается одной травой.  А
вспомни последнюю реплику Лены:  "Много?..  Сейчас  же  иду!"  Само  самой
разумеется, что они отправились осматривать кладку яиц. Вот там-то с  ними
и могла случиться беда.
   - Похоже на правду, - хмуро сказал Лобов.
   - Во всяком случае, - продолжал инженер неторопливо, - теперь мы  можем
четко и ясно сформулировать нашу очередную задачу:  надо  отыскать  кладку
яиц в районе шестого поста. Не думаю, что это будет трудно. Во-первых, она
расположена где-то неподалеку, потому что Виктор и Лена не воспользовались
глайдером, а предпочли  отправиться  пешком.  Во-вторых,  яйца  достаточно
велики. Если из них даже успели вылупиться детеныши, мы все  равно  найдем
это место по остаткам скорлупы.
   - Алексей, ты вещаешь как оракул! - с некоторой завистью сказал Клим.
   - Будем считать вопрос решенным. - Лобов легонько пристукнул ладонью по
подлокотнику  кресла.  -  Завтра  мы  отправимся  на  пост  вдвоем,   надо
подстраховаться.  Кто  знает,  что  представляет  собой  эта  яйцекладущая
зверюга?
   - Как ты думаешь, Иван, - спросил  штурман  негромко,  -  есть  надежда
найти ребят живыми?
   Лобов долго молчал, прежде чем ответить.
   - Надежду потерять никогда не поздно, - сказал он наконец.
   За ужином Клим удивил своих друзей, притащив на  десерт  большое  блюдо
круглых серебристых  плодов,  каждый  величиною  с  яблоко.  Кают-компанию
наполнил чудесный, чуть пряный запах.
   - Орнитеррские, - гордо объявил Клим,  -  диво,  а  не  фрукты.  Я  уже
пробовал.
   - Хм, - неопределенно пробормотал Кронин, разглядывая необычные плоды.
   Клим засмеялся.
   - Не бойся, мой осторожный друг. Я их пробовал еще рано  утром  и,  как
видишь, жив, здоров, бодр и весел. А до меня плоды  испытывали  стажеры  и
оставили в своем дневнике об их несравненном вкусе самые  прочувствованные
строки. Ребята молодцы! У них в консерваторе  целая  куча  разных  плодов,
пригодных к пище. Я выбрал самые лучшие.
   Он взял серебристый плод и подкинул на ладони.
   - Называется он зимми - в честь Лены Зим. Не  плод,  а  сказка!  Чем-то
напоминает землянику или малину со сливками.
   Он поднес зимми ко рту, и изрядный кусок безо всякого хруста, словно по
волшебству, последовал по  назначению.  Аромат  стал  заметнее,  и  впрямь
запахло земляникой.
   - Клим, ты демон-искуситель, - сказал Кронин.
   Он выбрал плод покрупнее  и  с  аппетитом  вгрызся  в  его  маслянистую
розоватую мякоть. Лобов усмехнулся, тоже выбрал себе плод, но его  рука  с
тяжелым зимми вдруг замерла на полпути ко рту. Это произошло  как-то  само
собой, подсознательно. Ему пришлось сделать известное усилие,  чтобы  хотя
бы примерно разобраться, почему так произошло. Собственно, до конца он так
и не разобрался. Просто в его памяти промелькнули отдельные  картины,  как
будто бы не имеющие никакого отношения  к  проблеме  съедобности  зимми  и
все-таки чем-то с ней  связанные:  надкусанный  увядший  плод  на  столике
шестого поста, инъектор с универсальной вакциной  в  куртке  Лены,  дымные
столбы бесполых колибридов над синим лесом. А потом пришла и уже  довольно
четкая мысль. На Орнитерре работало несколько экспедиций, и все обходилось
благополучно. Но вот Лена и Виктор, третья смена научной  станции,  начали
опыты по употреблению в пищу местных плодов,  и  с  ними  произошло  нечто
загадочное, может быть, даже непоправимое.
   Лобов подержал тяжелый красивый плод на ладони и решительно положил его
обратно на блюдо. В ответ на удивленные взгляды друзей он сказал:
   - Пусть хотя бы один из нас не ест местных плодов.
   Кронин заметно переменился в лице, а Клим удивился:
   - Это же чудесный плод! Ты что, боишься?
   - Боюсь - не то слово. Я даже уверен, что ничего  плохого  от  зимми  с
нами не  случится.  И  все-таки,  -  Лобов  замялся,  подбирая  подходящее
выражение, - считайте, что мы ставим опыт. И я в  этом  опыте  контрольный
экземпляр.


   Лобову не спалось. Он никак не мог отделаться от мыслей  об  инъекторе,
найденном в куртке Лены Зим. Он было уже совсем забыл  о  нем,  но,  когда
ладонь ощутила тяжесть орнитеррского серебристого  плода,  инъектор  вдруг
всплыл в его памяти откуда-то из подсознания и застрял  там,  как  забитый
гвоздь. Самое скверное, что ему нечем было поделиться с друзьями, это было
смутное, неосознанное беспокойство, и только. Лобов ворочался  с  боку  на
бок,  дремал,  засыпал,  снова  просыпался  и   никак   не   мог   заснуть
окончательно.
   Центральным стержнем, вокруг которого вертелись  все  его  размышления,
был  вопрос:  зачем  Лене  понадобился  инъектор?  Инъекции  универсальной
вакцины делают  в  тех  случаях,  когда  возникает  опасность  заболевания
инопла