ше прошлое и будущее. Наше счастье и
наша смерть.
   Кроется ли какой-нибудь  смысл  за  этими  туманными  фразами,  полными
неразрешимых  противоречий?  Или   это   религиозные   формулы,   которыми
прикрывается отвратительная нагота смерти? Да, люди много веков прикрывали
жестокость мертвым саваном религиозных формул.
   - Я вижу, вы не понимаете меня. Мы догадались, вы одностадийны.
   Лобов поднял на робота удивленный взгляд.
   - Да, одностадийны,  -  повторил  робот,  -  вы  человек.  Вы  родились
человеком и умрете человеком. А я атер, но умру я иллином.
   Лобов смотрел на псевдоробота в немом изумлении.
   - Я атер, - продолжал робот,  -  я  живу  в  океане.  Воздух  для  меня
смертелен, как  для  вас  пустота.  Сейчас  меня  защищает  скафандр.  Уже
пятьдесят два года я живу в океане.  Я  строю  машины,  которые  на  мелях
океана возделывают почву, сеют и собирают урожай.  Я  люблю  свою  работу,
люблю движение и поиск мысли, радость творчества. Но мне мало этого,  меня
тревожит и зовет будущее. Во сне я часто вижу небо, зеленую траву  и  огни
цветов, всем телом ощущаю ветер, дождь и воздушную легкость бега.  Я  вижу
себя иллином. - Атер ненадолго замолчал. Лобов ждал затаив дыхание, пелена
непонимания медленно спадала с его глаз.
   - Однажды я усну и не проснусь, - продолжал атер негромко, - сон  будет
продолжаться целый год, тело мое оцепенеет и станет  твердым  как  камень.
Товарищи отнесут и положат меня у берега одного из островов. А когда минет
год, твердая оболочка лопнет, я всплыву на поверхность океана уже  иллином
и полной грудью вдохну воздух!
   Да-да! Нет ни жалких злодеев, ни чудовищных морлоков, нет  ни  холодной
машинной цивилизации, ни ее выродившихся,  беспомощных  породителей!  Зато
есть могучее мудрое племя атеров-иллинов, двустадийных животных.  Как  все
земные насекомые, как бабочки, они переживают личиночную стадию  атеров  и
стадию зрелости - имаго!
   - Большое счастье быть иллином, человек, - продолжал  атер,  -  они  не
знают забот, они всегда веселы, они  счастливы,  как  сама  жизнь.  Иногда
иллина озаряет вдохновение, которого не знают атеры,  и  он  за  несколько
дней и часов делает то, на что атеру не  хватает  целой  жизни.  И  только
иллины знают, что такое любовь,  только  они  познают  радость  слияния  и
продолжают наш род. Но иллины живут недолго, совсем недолго  -  не  больше
тридцати семи дней. Ты видел, человек, как с этого обрыва взлетели в  небо
и упали в воду юноша и девушка? Это любовь. И смерть.  Они  будут  жить  в
воде до тех пор, пока не взойдет солнце. А потом умрут,  дав  жизнь  новым
атерам-иллинам. Иногда, очень редко, иллин  переживает  свою  подругу.  Он
теряет память, теряет силы, но до последнего биения  сердца  старается  ее
спасти. Ты видел эту картину, человек, и подумал плохое о нашем  мире.  Но
это просто несчастье, а несчастье приходит, не спрашивая на то позволения.
   Атер замолчал, глядя на Лобова.
   - Теперь ты знаешь все, - тихо сказал он, - и я опять  спрашиваю  тебя:
зачем ты здесь, в этом месте? Не причинишь ли ты вреда влюбленным, которые
по праву приходят сюда и уже ничего не видят вокруг, кроме самих себя?
   - Никогда! - ответил потрясенный Лобов. - Верь мне, никогда!
   - Тихо! - сказал атер.
   И железной рукой уволок Лобова в светящийся кустарник. Прошли  недолгие
секунды, и из-за поворота дороги показались иллины - юноша и девушка, отец
и мать племени атеров-иллинов. Обнявшись, они остановились на краю обрыва.
   - Океан! - сказал юноша, вглядываясь в даль. - Ничего нет лучше океана,
правда?
   Девушка тихонько засмеялась.
   - Смотри, - сказала она, - вода совсем близко.
   Над головами влюбленных бесшумно  пролетела  крина,  птица,  приносящая
счастье. Ее рубиновые мигающие глаза холодно рассматривали  странный  мир,
лежащий внизу. Мир темноты, блуждающих огней, счастья и смерти.



   Юрий Тупицын.
   Красный мир

   -----------------------------------------------------------------------
   Авт.сб. "Красные журавли".
   OCR & spellcheck by HarryFan, 13 September 2000
   -----------------------------------------------------------------------


   1. ФАНТОМИЯ

   Патрульный корабль "Торнадо" возвращался на базу из  дальней  разведки.
Он шел на сверхсветовой скорости. Корабельные часы показывали  третий  час
ночи. Командир и инженер корабля мирно спали, бодрствовал только вахтенный
штурман  -  Клим  Ждан.  Его  клонило  в  сон.  В  этом  не  было   ничего
удивительного - ночная вахта.  Конечно,  корабельная  ночь  была  понятием
сугубо условным, и днем и ночью "Торнадо" был освещен лишь  слабым  светом
далеких звезд, но привычный ритм жизни  давал  о  себе  знать  на  корабле
ничуть не менее властно, чем на Земле, - в ночную  вахту  всегда  хотелось
спать. Да еще этот густой, ровный гул двигателей.
   Клим тряхнул головой и энергично растер себе ладонями  лицо.  Предстоял
ряд важных наблюдений, для которых  нужна  была  свежая  голова.  Конечно,
можно было принять тонизирующее, но Клим предпочитал обходиться без этого.
Протянув руку, он включил обзорный  экран,  вспыхнувший  точками  звезд  и
пятнами галактик. Укрупнил масштаб изображения и... услышал сзади странный
звук, больше  всего  напоминавший  звук  лопнувшей  басовой  струны.  Клим
недоуменно обернулся и в дальнем углу увидел молочно-белый  шар  диаметром
около дециметра, неподвижно висевший над полом рубки. Клим  оторопел.  Ему
пришла в голову довольно  нелепая  мысль  о  шаровой  молнии,  но  шар  не
светился и не сыпал искрами. Клим наблюдал за ним, ничего не предпринимая,
совершенно ошарашенный. С минуту шар пребывал в состоянии  полного  покоя,
словно отдыхал, а потом плавно и бесшумно поплыл к  навигационному  столу.
Там шар повис неподвижно, по его поверхности, как от ветра,  прошла  рябь,
он стал вытягиваться и превратился в параллелепипед. Уплощаясь все  больше
и больше, параллелепипед выпустил из себя какие-то отростки, протянувшиеся
вниз, и вдруг превратился в точную копию навигационного  стола.  Настолько
точную, что ее было невозможно отличить от оригинала. Постояв  неподвижным
столом несколько секунд, он быстро смялся и превратился в  рабочее  кресло
инженера, стоящее неподалеку от стола. Кресло несколько раз  шевельнулось,
точно устраиваясь поудобнее, и стало абсолютным двойником  настоящего.  Не
доверяя себе, Клим на секунду прикрыл глаза и  тряхнул  головой,  а  когда
открыл глаза снова - кресло-двойник исчезло, а  матово-белый  шар,  слегка
пульсируя, медленно плыл прямо  к  нему.  Первым  побуждением  Клима  было
вскочить и бежать куда глаза глядят.  Он  и  выполнил  это  намерение,  но
только наполовину. Вскочив на ноги и сделав движение к двери, он вспомнил,
что здесь святая святых корабля - ходовая рубка, а сам он  -  единственный
бодрствующий член экипажа. Он не имел права уйти. И,  стиснув  зубы,  Клим
остался на месте.
   Шар остановился неподалеку, продолжая  слабо  пульсировать.  Постепенно
эти пульсации увеличивали свою амплитуду, на  них,  туманя  контуры  шара,
начали  накладываться  обертоны  -  более  высокие  ритмы  пульсаций.  Шар
медленно,  значительно  медленнее,  чем  прежде,  начал   деформироваться.
Некоторое время форма, в которую с таким трудом  отливался  шар,  казалась
Климу непонятной, но затем с внезапным ужасом он заметил в ней  отдаленное
сходство с человеческой фигурой. Это  сходство  становилось  все  более  и
более заметным - обрисовывались голова, конечности, основные  черты  лица.
Но это лицо было чудовищным! Оно растягивалось как  резиновое,  морщилось,
гримасничало, с мучительным трудом приобретая сходство  с  каким-то  очень
знакомым Климу лицом. Он  успел  заметить  вдруг  появившуюся  акварельную
окраску лица и рук, придавшую призраку вид оживающей фарфоровой  куклы,  -
рот без зубов, нос без ноздрей,  слепые  глаза,  как  вдруг  точно  молния
мелькнула в его сознании - Клим  понял,  что  это  копия  с  него  самого.
Машинально, точно защищаясь от яркого света, Клим прикрыл лицо  ладонью...
И услышал голос! Это было сухое шелестящее бормотание, исполнявшееся - да,
именно это слово приходило в голову прежде всего - на самые  разные  лады.
Пораженный Клим опустил поднятую было руку и увидел, как  призрак,  нелепо
растягивая и сжимая рот, силился что-то  сказать.  Слова  формировались  у
него совсем независимо от артикуляции губ, казалось, они рождались  не  во
рту, а где-то в самой глубине груди.  Из-за  этого,  а  еще  больше  из-за
нервного потрясения и растерянности Клим никак  не  мог  разобрать  смысла
быстро и непонятно произносимых слов, хотя ему  и  чудилась  родная  речь.
Вдруг  на  какое-то  мгновение  лицо  Клима-призрака   прояснилось,   свет
разумности лег на его масковидный, кукольный  облик.  Шипя  и  квакая,  он
довольно ясно произнес несколько слов. Будь Клим в  нормальном  состоянии,
он непременно бы разобрал их смысл, а так он понял  всего  два  слова  "не
надо", повторенные раза три то быстро, то медленно. Миг просветления, если
об этом можно так говорить, длился у чудища считанные секунды, а потом его
лицо  сломалось,  скорченное  бредовыми  гримасами,  а  речь  сбилась   на
бессвязное булькающее бормотание. Бормотание все ускорялось,  тело  начало
вздрагивать,  теряя   определенность   форм,   фарфоровая   рука,   сделав
конвульсивное движение, уцепилась за рукав куртки Клима. Совсем рядом Клим
увидел свое лицо со слепыми, как у древней мраморной  статуи,  глазами.  В
этих глазах начала медленно рисоваться радужина,  а  потом.  прорезался  и
запульсировал,  то  сжимаясь  в  точку,  то  распахиваясь  круглым  черным
окошком, живой зрачок. Этого Клим  выдержать  уже  не  мог.  Он  закричал,
стряхнул с себя бледно-розовую руку без ногтей к пулей вылетел в  коридор.
Пробежав шага три, он так стукнулся на повороте головой о  стену,  что  на
мгновение потерял сознание. Упасть он не успел  и  очнулся  в  полусидячем
положении, сползая на пол. Коридор был тих и пустынен. Никого.
   Клим с трудом выпрямил колени  и  прислонился  к  стене.  Часто  билось
сердце, путались мысли. Все происшедшее он запомнил в виде неправдоподобно
ярких, но отрывочных и не связанных между собою кадров,  Что  это  было  -
действительность, бред, галлюцинация, Клим не мог дать себе ясного отчета.
Однако чем больше он  думал  о  происшедшем,  тем  больше  убеждался,  что
перенес  приступ  какой-то  неизвестной  астральной  болезни.  А  если  не
приступ? Если  "это",  прогнав  его  из  ходовой  рубки,  сядет  за  пульт
управления и начнет командовать кораблем?
   Клим был мужественным человеком, а  поэтому,  кое-как  приведя  себя  в
порядок, он пошел обратно, в ходовую рубку. Идти было трудно и страшно, но
другого выхода не было. Уже у самой двери он вспомнил о лучевом пистолете.
Сколько раз он смеялся над этой древней, уже изжившей себя, как он считал,
традицией - нести  вахту  с  оружием!  Вынув  из  кармана  пистолет,  Клим
направил его раструб вперед и ногой распахнул  дверь,  ведущую  в  ходовую
рубку. Там было тихо, ни движения, ни звука. Держа пистолет наготове, Клим
вошел в рубку и обшарил все, даже самые укромные уголки. Никого! Тогда  он
подошел к пульту управления, свалился в рабочее  кресло  и  задумался,  не
выпуская пистолета из правой руки. Что же  это  было,  что?  И  вдруг  его
озарило - фантомия! Клим облегченно вздохнул,  спрятал  пистолет  и  нажал
кнопку общего сбора. Через минуту на экране видеофона появилось  заспанное
и встревоженное лицо Лобова.
   - Что случилось? - коротко спросил он.
   - Фантомия, - сказал Клим, - у меня был приступ фантомии.


   Клим полулежал в кресле, расслабленно бросив руки на подлокотники.
   - Молодчина, Клим, - негромко сказал Лобов, кладя ему руку на плечо,  -
ты все сделал как полагается.
   Клим повернул к нему голову:
   - Не столько я, сколько все само сделалось. Неизвестно еще,  что  бы  я
натворил, если бы пораньше вспомнил о лучевом пистолете. - Он  вздохнул  и
пожаловался: - Вот чертовщина, до сих пор колени  так  дрожат,  что  и  на
ногах не устоишь.
   - Ничего удивительного, - с самым серьезным видом сказал Кронин, -  нам
непростительно редко приходится беседовать с призраками.  Говорят,  предки
были куда счастливее в этом отношении.
   Клим слабо улыбнулся инженеру.
   - Да-да, - продолжал тот с прежней  серьезностью,  -  не  знаю,  как  в
других местах, а в доброй старой  Англии  призраки  годились  повсеместно.
Каждый порядочный замок непременно имел собственного  призрака.  Это  было
что-то вроде обязательного дополнения к фамильному гербу.
   Клим с улыбкой смотрел на  рыжеватого  флегматичного  Кронина.  Он  был
благодарен ему за болтовню, которая смягчала драматизм происшедшего.
   -  Впрочем,  -  продолжал  Кронин  свои  размышления  вслух,  -  вполне
возможно, что никакого призрака и не  было.  Видишь  ли,  призраки  всегда
селились в подземельях вместе с крысами и летучими мышами. Без  подземелий
они хирели и быстро погибали. А какие на  "Торнадо"  подземелья?  Так  что
скорее всего ты наблюдал мираж.
   Клим засмеялся:
   - Мираж?
   - Да, самый обыкновенный мираж, которым  так  славятся  пустыни.  Разве
вокруг нас не самая пустынная из пустынь? До  ближайшей  звезды  -  белого
карлика, которого еле-еле можно разглядеть невооруженным глазом, - десяток
световых лет. И ближе  ничего:  ни  астероидов,  ни  комет,  ни  метеорных
потоков, ни хотя бы самых заурядных пылевых облаков. По сравнению с  такой
пустыней всякие там Сахары - сущий рай. Ну и миражи тут такие, что коленки
трясутся!
   - А все-таки странная болезнь - фантомия, - задумчиво  сказал  командир
корабля, думавший о чем-то своем и вряд ли слышавший болтовню Кронина.
   Клим живо повернулся к нему, улыбка сошла с его лица.
   - Да, Иван, - согласился он, - очень странная.
   Среди  других  астральных   заболеваний   -   космических   токсикозов,
сурдоистерии, космофобии и так далее  -  фантомия  стояла  особняком.  Она
встречалась так редко  и  была  так  плохо  исследована,  что  даже  среди
специалистов астральной медицины  о  ней  не  было  единого  мнения.  Одни
считали ее самостоятельным, чисто психическим заболеванием, другие - некой
разновидностью токсикоза. Лоренцо  Пьятти,  восходящая  звезда  астральной
медицины, убедительно  показал,  что  по  меньшей  мере  половина  случаев
заболеваний фантомией имеет  много  общего  с  давно  забытой  психической
болезнью, с алкогольным токсикозом, который носил  загадочное  название  -
белая горячка.
   - Очень  странная  болезнь,  -  повторил  Клим  и  потер  себе  лоб.  -
Понимаете, - продолжал он, вскидывая голову, - я никак не могу  отделаться
от впечатления, что это не галлюцинация, а нечто большее.
   - Что же? - попросил уточнить Кронин.
   Клим обернулся к нему:
   - Не знаю, Алексей. Но я отлично помню, ощущаю, как мой двойник  держал
меня за рукав.
   - Сны порою бывают такими реальными, Клим, даже сны. А это  болезнь,  о
которой прямо говорится, что галлюцинации, ее  сопровождающие,  отличаются
пугающей яркостью. Так что не мучай себя сомнениями, - заключил инженер.
   - Ты не прав, Алексей, - решительно сказал Лобов, -  надо  мучить  себя
сомнениями. Ты знаешь особое мнение группы старых космонавтов о фантомии?
   Кронин обнял длинными руками свои плечи.
   - Слышал. Но никогда не относился к нему серьезно. Некто  ищет  с  нами
контакты, а  поэтому  предпринимает  такие  странные  шаги,  как  искусное
моделирование материальных вещей. Неправдоподобно! Есть тысячи других куда
более эффективных способов для первых контактов. И  потом  должны  же  они
понять, что в конце концов моделирование нас просто пугает.
   - Ты думаешь, это просто - понять чужой разум?
   - Трудно, Иван. Но посмотри, вокруг нас пустыня. Ни шороха,  ни  звука,
ни сигнала. Где же скрываются разумные, идущие на такие нелепые  контакты?
Вспомни, Земля, да что Земля,  вся  солнечная  система  дымится  от  нашей
деятельности! Ее следы можно обнаружить за десятки и даже  сотни  световых
лет. Покажи мне такие следы  здесь,  и  тогда  я  соглашусь  на  серьезный
разговор о другом подходе к фантомии.
   - А если они идут другим путем созидания, который  не  так  шумен,  как
наш? - упрямо спросил Лобов.
   Кронин улыбнулся:
   - Путь один. Голова, руки и труд. Другого нет.
   - А если есть?
   - Да, если есть? - поддержал Лобова Клим.
   - Какой же он, этот путь? - улыбнулся Кронин.
   Клим пожал плечами, а Лобов, глядя на искры  звезд  и  пятна  галактик,
горевших на обзорном экране, задумчиво сказал:
   - Кто знает? Мир велик, а мы знаем так мало.



   2. КРАСНЫЙ МИР

   Линд гнал  машину  на  большой  скорости.  Густой  синеватый  воздух  с
сердитым жужжанием обтекал каплевидный корпус тейнера. На  свинцовом  небе
тускло сиял серебряный диск Риолы.
   Возле института Линд плавно затормозил, вышел из машины и  окунулся  во
влажный теплый воздух. "Днем будет просто душно", - подумал Линд, окидывая
взглядом  знакомые  деревья  с  тяжелой  красной  листвой.  Обернувшись  к
тейнеру, Линд привычно сосредоточился. Корпус машины затуманился, по  нему
пробежала рябь, мгновение - и машина превратилась  в  матовый  белый  шар,
неподвижно повисший над плотной бурой травой. Еще мгновение - шар  смялся,
вытянулся в  длину,  выпустил  многочисленные  отростки  и,  мелко  дрожа,
превратился в нежно-розовую развесистую цимму. Легким  усилием  волн  Линд
стимулировал обмен веществ, и цимма ожила. Для Линда,  главного  модельера
республики, это было простой забавой. Окинув цимму  критическим  взглядом,
Линд удалил лишнюю ветвь, нарушавшую  эстетическую  целостность  творения,
украсил дерево крупными кремовыми цветами и торопливо зашагал к институту.
Как Линд ни торопился, он все-таки заметил  среди  других  деревьев  аллеи
низкорослое деревце с пышной  малиновой  листвой,  среди  которой  мерцали
овальные янтарные дииды. Улыбнувшись, Линд протянул  руку  и  сорвал  свой
любимый плод. Он был так нежен, что заметно  приплюснулся,  когда  лег  на
ладонь. Сквозь прозрачную кожицу была хорошо видна  волокнистая  структура
зеленоватой мякоти. Линд поднес плод ко рту,  прокусил  кожицу  и,  смакуя
каждый  глоток,  выпил  содержимое.  Оно  было  восхитительным,  но,   хм,
несколько  сладковатым.  Конечно,  это  сюрприз  Зикки!  Славная  девушка,
способный модельер, но... Молодость,  молодость!  Она  все  переслащивает,
даже собственные творения. Линд спрятал кожицу плода в карман и  продолжил
свой путь.
   Остановившись  перед  розоватой  стеной  институтского   здания,   Линд
представил  кодовую  фигуру  -  гиперболический   параболоид,   проткнутый
конусом. Розоватая  стена  послушно  растаяла,  образовав  изящный  проем,
сквозь который Линд и прошел в вестибюль. Воздух здесь был свеж и  отливал
золотом, он был  совсем  непохож  на  парной  синеватый  студень  наружной
атмосферы. С наслаждением вдыхая этот живительный воздух, Линд поднялся на
второй этаж и оказался  в  зале  собраний.  Сотрудники  института,  лучшие
модельеры  республики,  встали,  приветствуя  его.  Линд  уточнил  дневные
задания, распределил сроки консультаций и закрыл утреннее совещание. Когда
модельеры стали расходиться, он взглядом остановил Зикку.
   - Диида - ваше творение? - спросил он с улыбкой.
   - Да, - ответила она, голубея от смущения. - А как вы догадались?
   Линд усмехнулся:
   - Когда станете главным модельером, сами "будете догадываться о  многом
таком, что сейчас вам и в голову не приходит.
   Она восприняла это как шутку, засмеялась. Линд вынул из кармана  кожицу
плода  и  легкой  игрой  воображения  превратил  ее  в  сказочный  цветок,
переливающийся всеми оттенками красной части спектра.
   - О-о, - только и смогла сказать Зикка, принимая подарок.
   Линд серьезно взглянул на нее.
   - Видите, Зикка, я все же догадался, что диида - модель.
   Девушка недоверчиво взглянула на него.
   - Все прекра