ием именно нашей,  звездно-галактической
эпохи.
   Даль осуждающе покачал головой:
   - И вы утверждаете, что не страдаете  антропоцентризмом?  -  Он  лукаво
прищурился. - Кстати, Дмитрий Сергеевич, вы не  пытались  зримо,  осязаемо
представить  себе,  что  такое  вечность?  Вслушаться   в   ее   движение,
почувствовать ее полет, ощутить ее острый дразнящий  аромат?  -  Глядя  на
недоуменное  лицо  Лунца,  он  усмехнулся  и  с  оттенком   мечтательности
продолжил: - Вечность. Что такое  ваша  звездно-галактическая  эпоха,  эти
жалкие  десятки  миллиардов  лет  по  сравнению  с  вечностью?   Ничтожная
микросекунда  в  бесконечном  вихре  времени.  Чем  это  качание  мирового
маятника лучше остальных, ему предшествовавших? Тех бесчисленных  качаний,
которые вы так бесцеремонно лишаете права на разум?
   Нахмурив брови, Лунц вдумывался в его слова.
   - Так вы полагаете, -  недоверчиво  начал  он,  -  что  разум  возникал
многократно? В разные эпохи, на разных качаниях мирового маятника, как  вы
выражаетесь?
   - Конечно, - убежденно сказал Даль, -  разум  -  одно  из  неотъемлемых
свойств развивающейся материи. И, как сама материя, как само движение,  он
существует вечно, только в разных формах и на разных уровнях.
   - Допустим, - Лунц все еще размышлял, - допустим, что разум  существует
вечно, и порассуждаем.
   Он крепко потер лоб ладонью.
   - Смотрите, что получается. За несколько сот лет,  сделав  колоссальный
скачок в развитии, люди приобрели  и  огромную  власть  над  природой.  Мы
полностью  овладели  Землей,  осваиваем  солнечную  систему,  готовимся  к
звездным  полетам.   Подумайте   теперь,   какого   могущества   достигнет
человечество через миллион или, скажем, через десять миллионов лет.
   - А через десять миллиардов? - тихонько подсказал Даль.
   - Да, а через десять миллиардов?  -  Лунц  даже  головой  встряхнул.  -
Трудно, чудовищно трудно представить себе это! Ясно одно: все силы природы
будут поставлены на благо и пользу человеку. Наверное, само понятие стихии
потеряет свой изначальный смысл, потому что все стихийные силы попадут под
внимательный и жесткий контроль. Наверное, человек заселит  всю  обозримую
вселенную до самых границ метагалактики и преобразует ее по своему  образу
и подобию сверху донизу!
   Он пожал плечами и поднял глаза на Даля.
   - А теперь вернемся к допущению, что разум вечен, как и сама вселенная.
Какого могущества он должен достичь в ходе своего нескончаемого  развития?
И во что он  превратит  вселенную?  Неведомые  разумные  должны  буквально
кишеть вокруг нас, пронизывая своей деятельностью все сущее!
   - Конечно, - согласился Даль, - эти разумные  должны  подталкивать  нас
под руку, когда мы несем ложку с  супом  ко  рту,  заглядывать  в  лицо  и
хихикать, когда  мы  объясняемся  в  любви,  вступать  с  нами  в  длинные
задушевные беседы, когда мы одиноки и нам не спится. И вообще  они  должны
быть надоедливы и невыносимы. Шутка ли, существовать вечно!
   - А если без шуток, - без улыбки спросил Лунц, - если разум  вечен,  то
почему мы так одиноки? Почему никто не отвечает на  наши  призывы?  Почему
мир так пуст и холоден?
   - Видят лишь познанное, - негромко и серьезно ответил Даль, -  то,  что
уже открыто внутреннему взору разума. А вы,  люди,  еще  не  поднялись  до
осознания вечных категорий, вы  еще  смотрите  на  мир  со  своей,  сугубо
человеческой точки зрения.
   - Не слишком ли все это туманно?
   - Можно и проще: вы все сравниваете с собой. Много  и  мало,  быстро  и
медленно, долго и коротко - все это измерено в сугубо человеческих мерках.
Вы все, грубо говоря, мерите на свой аршин.
   - А разве это не естественно?
   - Естественно, но нельзя  забывать  об  условности  такой  естественной
мерки. Особенно когда речь  идет  о  такой  всеобъемлющей  категории,  как
бесконечная  вселенная.  Колоссальная   громада   солнца   -   пылинка   в
метагалактике, а пылинка, танцующая в солнечном луче, -  целая  вселенная,
по ядерным масштабам. О любом объекте, будь то звезда,  электрон,  человек
или вирус, нельзя сказать, велик он или мал. Он и то и другое и  в  то  же
время ни то ни другое. Все зависит от того, каким масштабом его измеряют и
с чем сравнивают. Вы искали следы разумных, но каких? Примерно  таких  же,
как и вы сами, люди.
   - Ну, - решительно возразил Лунц, - тут вы преувеличиваете!
   Даль улыбнулся.
   - Я говорю не о вашем облике, не о том, на кого похожи  разумные  -  на
людей,  муравьев,  спрутов  или  раскидистое  дерево.  Я  говорю   об   их
пространственно-временной сущности, о масштабах их деятельности. Вы будете
порядком удивлены, если повстречаете разумных ростом с десятиэтажный дом.
   - Пожалуй, - согласился Лунц.
   - А если кроха атом для разумных целая галактика, - в  том  же  легком,
полушутливом тоне продолжал Даль, - если наша  секунда  заключает  в  себе
тысячелетия их истории, то сумеете ли вы обнаружить следы их деятельности?
- Лунц молчал, и Даль  продолжал  задумчиво  и  печально:  -  Может  быть,
подрывая атомные заряды,  вы  устраиваете  для  этих  разумных  мини-миров
жесточайшее космическое бедствие и они уже давно и тщетно взывают к вашему
благоразумию и осторожности?  И  разве  есть  гарантия,  что  колоссальная
трудность термоядерной реакции в том, что вы сталкиваетесь с их тайным, но
упорным противодействием? Вы уверены,  наконец,  что  некоторые  неведомые
мегаразумные никак не приложили руки к формированию любезных вашему сердцу
звезд и галактик, может быть, бездумно разжигая свой рыбачий мегакостер на
берегу неведомой огненной реки?
   - Это похоже на сказку, - без улыбки сказал Лунц.
   - А разве есть что-нибудь сказочнее и неисчерпаемее вселенной?
   Лунц усмехнулся заинтересованно и недоверчиво:
   -  И  этот  самый  центр,   представителем   которого   вы   являетесь,
поддерживает контакты со столь разномасштабными цивилизациями?
   - В этом-то вся сложность и прелесть его деятельности!
   - Непонятно! Почему же вы тогда игнорируете человечество?
   -  Почему  же  игнорируем?  -  ответил  Даль.  -  Центр  наблюдает   за
человечеством, так сказать, со дня его рождения.  Но,  к  сожалению,  этот
контакт носит односторонний характер.  Человечество  пока  не  доросло  до
общения с центром.
   - Ого!
   - Что поделаешь, - посочувствовал Даль,  -  человеческое  общество  еще
страшно далеко от совершенства. Люди до сих пор не могут справиться сами с
собой, они угнетают и убивают друг друга, а ваша цивилизация в  целом  все
время балансирует на грани ядерной катастрофы.
   - Но у нас есть и социально справедливые, коммунистические страны! Я  -
представитель одной из них.
   - Есть,  -  согласился  Даль,  -  но  где  гарантии,  что  научная  или
техническая информация, переданная центром  этим  странам,  не  попадет  в
другие руки? Нет, центр не может рисковать.
   - Рисковать? Чем? - полюбопытствовал Лунц.
   Даль улыбнулся:
   - Вы доверите своему малолетнему сыну заряженное ружье?
   - Только этого и не хватало!
   - Вот видите. А  с  точки  зрения  центра  человечество  тоже  ребенок.
Ребенок способный, но избалованный и не чуждый  дурных  наклонностей.  Еще
неизвестно, что получится из него, когда он вырастет.
   Даль засмеялся, весело поглядывая  на  озадаченного  Лунца,  и  шутливо
закончил:
   - Вот когда вы  наведете  порядок  на  всей  планете  и  покажете  себя
по-настоящему мудрыми ребятами, центр, может быть, и пойдет на контакты  с
вами.
   Лунц хмыкнул недовольно:
   - Не слишком ли спесив этот ваш центр?
   - А вы как думали? Представители центра явятся пред ваши светлые очи  и
доложат, что  так,  мол,  и  так,  прибыли  для  устройства  счастья  рода
человеческого? У нас хватает и других забот. Максимум, на  что  вы  можете
пока рассчитывать, - это хороший подзатыльник, если зайдете слишком далеко
в своем озорстве.
   - Что это еще за подзатыльник?
   - Не посягайте на профессиональные тайны!
   - Но все-таки, - не унимался Лунц, - центр только и занимается раздачей
подзатыльников, или у него есть и более серьезные задачи?
   - Беда с этими командирами кораблей,  -  сокрушенно  вздохнул  Даль.  -
Свобода действий развивает у них излишнее любопытство.  Ладно,  так  уж  и
быть, чтобы скоротать время, поделюсь с  вами  некоторыми  тайнами.  Центр
решает две основные задачи. Первая - сохранение разума. Ведь разум  -  это
нежнейший  и  тончайший  цветок  из   всех   когда-либо   выраставших   из
материального  лона.  Нет  ничего  проще,  чем  погубить  его,  когда   он
только-только распускает свои лепестки. И сколько таких  лепестков  гибнет
во вселенной, несмотря на все наши усилия!
   Даль задумался, опершись подбородком на согнутую руку.
   - А вторая задача? - подтолкнул его Лунц.
   - Она прямо противоположна первой, - поднял голову Даль, -  ограничение
разума. Когда хрупкий цветок дает особенно удачные плоды, а плоды попадают
на благоприятную почву, они дают потомство, способное противостоять  любым
невзгодам. И нередко случается, что в  таких  условиях  разумные  начинают
катастрофически множиться и расселяться, порабощая вселенную. Иногда  этот
стихийный процесс, пройдя стадию самосознания, входит в берега уготованной
ему природной реки.  А  иногда  превращается  в  мутную  лавину,  бездумно
сметающую все и вся на своем пути. Прогресс, идущий ради самого прогресса,
прогресс, замыкающийся на  самом  себе,  рано  или  поздно  вырождается  в
жестокую экспансию, полную самолюбования и презрения ко всему,  что  лежит
за его пределами. Страшные плоды иногда дает цветок разума.
   - И что тогда? - тихонько спросил Лунц.
   - Тогда мы  и  даем  забывшейся  цивилизации  крепкий  подзатыльник!  -
усмехнулся Даль.
   - А если это не помогает? - гнул свою линию Лунц.
   Взгляд Даля приобрел пугающую глубину.
   - Тогда мы принимаем более радикальные меры.
   - А все-таки?
   - Случается и так, что спокойные звезды вроде  вашего  солнца,  которым
будто  бы  назначены  миллиарды  лет  безмятежного  существования,   вдруг
вскипают и сбрасывают  свои  покровы.  И  тогда  жгучий  плазменный  смерч
новоподобной вспышки выжигает окружающие  планеты.  Гибнут  псевдоразумные
сообщества и их  творения.  И  все  начинается  сначала.  -  Даль  грустно
улыбнулся. - Тем и хорош наш мир, Дмитрий Сергеевич, что в  нем  все  рано
или поздно начинается сначала.
   - Если вы существуете, то вы  порядком  жестоки,  -  хмуро  и  медленно
проговорил Лунц.
   - Мы не пацифисты, - с неожиданной резкостью,  без  обычной  шутливости
ответил Даль. - Пацифизм сродни глупости, а подлинная разумность далека от
бездумного милосердия либерализма. Неуместный гуманизм так же вреден,  как
и неуместная жестокость.
   Даль выдержал паузу, соскочил с подлокотника кресла на пол и засмеялся.
   - Надеюсь, вам не наскучили мои шутки?
   - А вам не попадет за то, что вы выбалтываете мне свои профессиональные
тайны? - вопросом на вопрос ответил Лунц.
   - Нимало, - в своем обычном легкомысленном тоне ответил Даль, - я  ведь
вступил в контакт не с человечеством, а с  отдельным  человеком.  Кто  вам
поверит, если вы расскажете о происшедшем?  В  лучшем  случае  заработаете
себе славу галлюцинирующего космонавта и распрощаетесь со своей работой. А
потом,  есть  особое   обстоятельство,   которое   дает   мне   право   на
откровенность.
   В тоне,  которым  Даль  произнес  последнюю  фразу,  было  нечто  сразу
заставившее насторожиться Лунца.  Он  поднял  глаза  и  встретил  глубокий
неулыбчивый взгляд.
   -  Настало  время  откровенности,  Дмитрий  Сергеевич,  -  негромко,  с
необычной  мягкостью  продолжал  Даль.  -  Я  уже  рассказывал  вам,  что,
обнаружив гибнущий корабль, не знал, на что  решиться:  прийти  к  вам  на
помощь или предоставить все естественному ходу вещей. Говорил я и  о  том,
что меня осенила оригинальная идея,  касающаяся  вашей  будущности.  Я  не
сказал только, какая это мысль.
   - Какая же? - настороженно спросил Лунц.
   Он уже не мог шутливо относиться к этому странному разговору  и  теперь
весь подобрался,  интуитивно  предчувствуя  опасность.  Развязка,  однако,
оказалась совершенно неожиданной.
   - Я предложил центру вашу кандидатуру в качестве патруля,  -  раздельно
проговорил Даль.
   Некоторое время Лунц с недоумением смотрел на него, потом с облегчением
рассмеялся:
   - Вот уж не ожидал такой чести!
   Но Даль не принял шутки и серьезно ответил:
   - Вы заслужили ее своим поведением в ходе аварии на этом корабле.
   - Забавно, - Лунц упрямо придерживался  легкого  тона.  -  Кто  бы  мог
ожидать такого поворота судьбы? Патруль  вечного  разума!  Что  же  делает
такой патруль?
   - Рядовой патруль - пассивный наблюдатель.
   - А вы рядовой? - не отставал Лунц.
   Даль усмехнулся.
   - Нет, я уже не рядовой. Я патруль специальный, трансгалактический.
   - И что это значит?
   - До чего же вы любопытный человек, Дмитрий Сергеевич! Я могу принимать
самостоятельные решения.
   - Например?
   - Как видите, я могу вербовать патрулей.
   - Только-то? - хитровато щурясь, протянул Лунц.
   Даль, посмеиваясь, покачал головой:
   - Я могу наделать таких дел, что и сам потом испугаюсь.
   - А может быть, вы просто пугливы?
   - Судите сами: я в силах прекратить глобальную  или  даже  межпланетную
войну, создавать целые континенты или разрушать планеты, гасить и зажигать
звезды.
   - В общем, вы бог, - без улыбки подытожил Лунц.
   Даль покачал головой:
   - Нет. В мире бездна недоступного не только для меня, но  и  для  всего
сообщества разумных. Выдуманные  боги  всемогущи,  а  мы  ходим  дорогами,
которые  проложены  законами  природы.  Мы  люди,  только  люди,   Дмитрий
Сергеевич.
   - Люди, - проговорил Лунц и в глубоком раздумье опустил голову.
   - А ведь я жду ответа на свое предложение, - мягко напомнил Даль.
   Лунц вскинул на него глаза, усмехнулся:
   - А нельзя ли мне стать халифом багдадским или римским императором?
   - Нет. Но патрулем стать вы можете. Если захотите.
   - А если не захочу?
   Глаза Даля стали печальными.
   - У вас нет другого выхода, Дмитрий Сергеевич, - тихо сказал он.
   Смутная, пугающая догадка мелькнула в сознании Лунца, он постарался  не
обращать на нее внимания, но тем не менее настороженно спросил:
   - Нет другого выхода?
   - Стоит мне покинуть борт лайнера, - проговорил Даль, - как  флюктуации
радиоактивности возобновятся. И скорее всего в  течение  ближайших  секунд
последует взрыв.
   Лунц ни на секунду не усомнился в правдивости этих слов. Он  поверил  в
трагичность ситуации так же естественно и просто,  как  раньше  согласился
поиграть со своим странным гостем в веселую и многозначительную  словесную
игру.
   - Так, - пробормотал он, провел ладонью по лицу и попытался пошутить, -
отпуск-то у меня, по крайней мере, будет достаточный?
   - Отпусков не будет.
   Даль подошел ближе и положил руку на спинку командирского кресла.  Лунц
избегал смотреть ему в глаза.
   - Больше того, - голос Даля звучал негромко, но сердце Лунца  сжималось
и ныло все сильнее, - вы никогда, никогда не вернетесь  на  Землю.  Вы  не
будете даже знать, где она находится. Полное  забвение  прежней  родины  -
непременное условие патрульной жизни. Но у вас будет другая - прекрасная и
гармоничная отчизна.  У  вас  будет  все  другое  -  знания,  возможности,
интересы, любовь и семья. А Земля навсегда затеряется в просторах космоса.
Вместе с вашим прошлым.
   Лунц прямо взглянул в глаза Далю.
   - Это все равно что умереть и родиться заново.
   - Разве это плохо?
   - Плохо, - твердо ответил Лунц.
   Глубокие понимающие глаза Даля стали печальными.
   - Но ведь нет другого выхода, - словно про себя сказал он.
   - Как же нет другого выхода? - гневно спросил Лунц. - Вы же почти боги!
   - Мы не боги, - виновато ответил Даль, - мы люди, только люди!
   Он все уже понял раньше,  чем  сам  командир  лайнера,  и  теперь  ждал
неизбежной развязки.
   - Люди не боги, -  как-то  безнадежно  сказал  Лунц,  почти  машинально
нащупал нужную кнопку и нажал ее.
   Защитный экран большого иллюминатора отъехал в сторону, открывая черное
мрачное небо, полное звездного огня. Глаза Лунца обежали знакомый  рисунок
созвездий, легко нашли голубую красавицу звезду и потеплели. Слабая улыбка
выступила на губах.
   - Люди! - повторил он тихо.
   Прикрыв глаза, он с пугающей ясностью припомнил шепот  разнотравья  под
свежим ветром, медовый запах цветов, ленивый  полет  облаков  в  бездонной
синеве неба, смеющееся  лицо  жены,  поправляющей  волосы,  и  озабоченную
мордашку   сына,   крадущегося   с   сачком   в   руке    к    равнодушной
бабочке-красавице. И сурово сказал:
   - Пусть все идет своим чередом. Прощайте, Север Даль.
   - Прощайте, командир.
   В этом ответе прозвучало многое - понимание, ясная грусть, легкий упрек
и едва уловимая ирония. Этот ответ повис в воздухе, ожидая продолжения. Но
Лунц не сказал ничего  и  даже  не  обернулся.  Он  неотрывно  смотрел  на
ослепительную голубую звезду, которая призывно смотрела ему прямо в  глаза
из мрака вечной ночи.