ся кровавый клещ,
впуская  в  них  свой яд и свою заразу... Это были вовсе не космические НЛО,
это   было   тайное  оружие  боссов,  которое  они  испытывали,  прикрываясь
инопланетянами.  Все  экипажи  они  готовили  в  условиях  полного отрыва от
земной  человеческой  жизни.  Этим ребятам вдолбили, что они "сыновья неба",
их   великая  миссия  -  очистить  Землю  от  неразумных  нынешних  существ,
приготовить  для  прилета  "братьев". Вот почему командам потерпевших аварию
НЛО   запрещали   вступать   в   контакт   с  людьми.  Это  было  чудовищное
преступление.  Несчастных  земных  детей  пытались  видоизменить  даже чисто
внешне  -  с  помощью  все  той  же  тайной  генной  инженерии. Однако боссы
просчитались:  зло  и  ложь  противны  самим  основам разумной жизни. Как ни
старались  "избранные",  в  команде нашелся честный человек, который рискнул
разведать,  что  же  это  за люди, которых он уничтожает тысячами при помощи
"лучей  смерти".  Таким  образом,  заговор  был  раскрыт, боссам, задумавшим
втихаря  основать  новую  мировую  рабовладельческую  империю,  был  нанесен
сокрушительный  удар.  Но  война  подорвала  природу:  в атмосфере появились
примеси,  губительные  для  человека  и  многих  животных  и растений, стали
невозможны   ни   промышленность,   ни   сельское  хозяйство.  Люди  умирали
миллионами,  их  никто  уже  не  хоронил.  Эта  вот  станция монтировалась в
глубокой  тайне  и  предназначалась  для  боссов. Но их космический "поезд",
направлявшийся  сюда,  был  взорван, а команда, уже ожидавшая здесь, взята в
плен  и  перебита.  Здесь  создан  музей - это по пути в шестнадцатый отсек,
возле  фабрики  по производству микробных белков, единственной пищи, которой
мы  и  наши  потомки  обречены  питаться  не  менее  двухсот  лет. Пойдем, я
покажу...
     Иосиф  пошел вслед за юношей, не отдавая себе отчета в том, что делает.
Он  был  смят  и  раздавлен.  Прав  оказался  доктор Шубов: эта человеческая
история  уже  не  просветляла,  а  только  оскопляла  дух:  в ней не было ни
единого просвета надежды.
     "А  мы  живем,  дышим воздухом, купаемся в море, жуем чудесный хлеб и -
не   задумываемся  о  том,  какое  будущее  всем  нам  готовят  за  кулисами
событий...  Надо  поскорее  вернуться,  предупредить людей, выступить против
всех,   кто  держит  в  подполье  свои  подлые  замыслы,  кто  считает  себя
избранником бога и готовится к захвату всего мира..."
     Юноша  привел в музей. Собственно, это был пустой шестигранный зал, где
было  решено  выставить различные документы и материалы, свидетельствующие о
трагическом  бегстве землян со своей погибающей планеты. Но таких материалов
еще  не  было,  только  за  стеклом, освещенным прожектором, стояло лопоухое
существо,   бывший   директор  орбитальной  станции.  Выпученные  его  глаза
смотрели прямо на посетителя.
     - Этот тип погружен в среду, охлажденную почти до абсолютного нуля.
     Иосиф  кивнул:  замороженный  негодяй  не представлял для него никакого
интереса.
     - Я очень голоден.
     - Никто  тут  не  поможет. Запасы воды и пищи строго лимитированы. Баню
проводят  технической,  то  есть синтезированной водой один раз в полгода...
Впрочем,  попробуй  из  этого  тюбика,  он  выдается  каждому  прибывшему на
станцию как неприкосновенный запас.
     - Запас  не  буду,  -  сказал  Иосиф,  повертев  в руках тюбик, весом и
размером напоминавший зубную пасту.
     Какая разница! Мне он не понадобится, - юноша отвинтил колпачок.
     Вспомнилось  о  том,  как  первые космонавты брали на орбиту варенье из
смородины, шоколадное желе с орехами...
     Хотелось   есть,   и   Иосиф  выдавил  в  рот  немного  зеленой  слизи,
напоминавшей   живую   гусеницу.  Едва  слизь  коснулась  языка,  стало  так
противно, что вытошнило.
     - Не  буду, - сказал он, задыхаясь от конвульсий и кашляя, стыдясь, что
испачкал железный трап.
     - Глупо,  очень  глупо.  Всех  поначалу  рвет,  еще посильнее, чем вас.
Сказано:  это  же  отходы микробной жизни. Вроде как их испражнения... А что
сделаешь?  Хлеба  с  маслом никто уже не предложит. К новому году обещают по
сухарю...
     Юноша  достал  из  кармана  кусок красной бумаги и, присев на корточки,
накрыл вытошненное Иосифом.
     - Самому  убирать нельзя. Здесь есть служба, которая берет анализы. Они
ищут еще какой-то необходимый микробный штамм.
     Взгляд юноши внезапно затуманился, лицо сморщилось.
     - Боже  мой,  -  горько  сказал  он. - Самое главное в нашей жизни - не
подохнуть от отчаяния. Догадывались ли люди прежде, какие муки их ожидают?
     - Да,  -  согласился Иосиф, - я тоже не представляю, как перенести весь
этот ад.
     - И  все  же,  -  с  надрывом  воскликнул  юноша,  -  это самая большая
подлость  теперь - уступить после стольких потерь, после стольких мук! Честь
и  смысл  настоящего  мужчины  не  в том, чтобы ублажать себя развлечениями,
держать  подле  себя  красивую  жену  и  иметь  достаток  -  это все смешное
недомыслие  прошлого,  -  но  в том, чтобы шаг за шагом вернуться к правде и
справедливости,   -   ради   возвращения   на  Землю,  которую  мы  когда-то
проклинали!..  Терпеть,  терпеть  -  за  несчастных  глупцов, избравших путь
соглашательств и уступок!
     - Вы  правы,  -  сказал  Иосиф,  - только кому нужна мудрость на крышке
гроба?
     Юноша взглянул пристально. В глазах его были слезы.
     - Новым  поколениям  будет,  возможно,  легче:  они забудут о свободе и
воле,  которыми  пользовался  каждый из нас, мечтая о более полной свободе и
более  совершенной  воле:  мы  дышали воздухом, грелись в лучах солнца, пили
живую воду, рожденную в самих недрах земли...
     Иосиф  не  мог  больше  слушать,  - эта была, действительно, катастрофа
всех  катастроф  -  отказаться от Земли, пусть даже на три-четыре поколения.
"Разве  вчерашний  человек  мог  отказаться от своих жалких выгод хотя бы на
день или на месяц? А ведь от этого зависело все..."
     Решение  созрело тотчас: возвращаться назад и бить в набат, не страшась
никаких  лишений. Что значила даже смерть в сравнении с мучениями и страшной
смертью миллиардов людей!
     Иосиф протянул руку юноше и крепко пожал ее.
     - Какая  удача,  что  я встретил именно вас. Считайте, что вы возродили
меня к новой жизни.
     - Если  бы я был поэтом, - сказал юноша, - я бы запечатлел для потомков
страшные  картины:  отчаявшись  найти спасение на Земле, люди пытались найти
спасение  в  космосе.  Они  каялись,  но  уже  было  поздно...  Погибая, они
боролись  за  право  выжить  -  как  их  осудить?  Возле ракетодрома, куда я
прилетел  с  отцом  на  вертолете, ползали сотни тысяч людей, спасти их было
уже  нельзя  -  они  умирали,  теряя  зрение и задыхаясь... Персонал работал
героически:  одна  за одной взлетали ракеты, предназначенные для доставки на
орбиту  материалов  и  продовольствия,  и одна за одной взрывались на высоте
двухсот  километров. Я думаю, ракеты уничтожал космический робот, запущенный
бандой  "избранных",  но,  возможно,  причины  были  в  другом...  Люди  шли
навстречу неминуемой смерти - разве возможно забыть об этом?..
     Едва  Иосиф  распрощался  с юношей, к нему подошел работник космической
станции.
     - Следуй  за  мной,  если  хочешь  поскорее убраться из этого ада. Люди
никогда  не  унаследуют  своей  истории, потому что не история волнует их, а
собственные низменные страсти...
     Человек  быстро  шагал  вдоль  металлической  стены.  Иосиф почти бежал
вслед за ним, гулко стучали железные мостки.
     Человек  подошел  к  какой-то двери и открыл ее своим ключом, пропуская
Иосифа.
     Иосиф  вошел,  не  понимая  еще  толком, зачем ему нужен этот человек и
что, собственно, он предлагает.
     Дверь затворилась сама собою, щелкнул автоматический замок.
     Иосиф  осмотрелся. Повсюду, до высоченного потолка, шли трубы, тянулись
связки  проводов, что-то постукивало, то ли переключатели трансформатора, то
ли  какие-то  другие  автоматические  приборы.  По  матовой внешней ячеистой
стене ползли испарения.
     - Где мы находимся?
     - В  одном  из  ремонтных  блоков,  - мигание ярких ламп искажало черты
лица  работника  станции,  но  Иосифу  показалось,  что  он где-то видел его
прежде. - Здесь есть камеры, ведущие в открытый космос. Хочешь посмотреть?
     - Конечно.  Кто  откажется  от  такой  возможности?..  Вы  сказали, что
человечество ничему не может научиться. Что вы имели в виду?
     - Об  этом  поговорим  после,  когда  я  принесу  скафандры,  - мужчина
поднялся по гулкой железной лестнице и исчез.
     Тревога  нарастала.  В  первый  раз Иосиф подумал о том, что может и не
вернуться  на  Землю.  Доктор  Шубов рассказывал, что неподготовленные люди,
попадая   в   драматические   периоды   истории,  теряют  голову,  допускают
неисправимые  ошибки  и лишаются возможности возвратиться. Они так и умирают
в чужом времени.
     "Нет-нет,  уж я-то во всяком случае не потеряю голову, - подумал Иосиф.
-  Я  хорошо  знаю,  что  необратимого  будущего  не  бывает. Оно всякий раз
выстраивается   на   основе   тех  тенденций,  которые  преобладают.  Сейчас
преобладают  эгоизм, усталость и нищета и, как следствие, безоружность перед
демагогией... Надо вмешаться, предупредить об опасности..."
     Работник станции был уже внизу, Иосиф не заметил, когда он спустился.
     - Если  хочешь  взглянуть  за  борт, надевай поскорее этот скафандр. Он
работает  автоматически,  так  что его может носить и малый ребенок. Снабжен
радиотелефоном...
     Надели  скафандры.  Человек  подвел  Иосифа к шахте, вызвал лифт, и они
поехали.
     - Ну,  вот,  несколько  камер  разделяли нас от космоса. Эта площадка -
последняя. За прозрачной дверью - космос.
     - Какая темнота! - вырвалось у Иосифа.
     - Присоединись  к  шлангу жизнеобеспечения, иначе не откроется дверь...
В  этой  камере почти уже не ощущается гравитации. Чувствуешь легкость своих
движений?
     "Почему я доверился этому человеку, кто он?"
     - Ты  хотел  спросить,  кто  я  такой, - послышался в наушниках ледяной
голос.  Человек  усмехнулся. - Я представляю здесь тех, кто потерял на время
и  власть,  и  влияние,  был  убит  или  погиб  при  пожарах  и  взрывах.  Я
представляю здесь касту избранных.
     - Как,  - изумился Иосиф, - здесь, на этой станции, есть люди из банды,
ввергшей землян в космическую катастрофу?
     Человек похлопал его по алюминиевому плечу.
     - Это  не  они  ввергли  землян  в  катастрофу,  сами  земляне  вызвали
катастрофу,  отказавшись  принять  верховное  правительство  мудрейших.  Они
отказались  ежегодно  сокращать  человечество  на  сто  миллионов  и  потому
потеряли пять миллиардов. Они наказаны и впредь будут более благоразумны.
     - Чудовищно,   -   возмутился   Иосиф,   осознав,   что   стал  жертвой
доверчивости. - Вы защищаете бандитов?
     - Я  их не защищаю, я их представляю... Наша власть не разрушена - нет,
она  будет  восстановлена. Мы размножимся, укрепимся и вновь выступим единым
фронтом.  Жалкое  скопище  непосвященных,  если  даже  выживет,  передаст со
временем  всю  власть  в  наши  руки,  оно  не  сможет  управлять  собою. Мы
постараемся,  чтобы стадо вновь передралось и перессорилось. Мы скупим всех,
играя,  как  и  прежде,  на  самых  низменных  страстях.  Мы вновь предложим
демократию и вновь установим свою диктатуру...
     - Гнусный  мошенник!  -  вскричал  Иосиф,  испытывая такое негодование,
которого  не  испытывал  никогда  прежде.  -  Тебе  мало всего того, что уже
случилось, ты вновь замышляешь кровавые козни! Не бывать этому!
     Человек захохотал.
     - Уж  не  хочешь  ли ты разоблачить меня? - нагло сказал он. - Так вот,
знай,  меня  не разоблачит никто. Я сам здесь главный разоблачитель. И гублю
всякого,  кто  становится  на  моем  пути...  Ты  прибыл  на  эту станцию со
шпионскими целями, я легко докажу это...
     Между  тем  дверь камеры раздвинулась, отворившаяся бездна сжала сердце
Иосифа,  потянула  к  себе. Она всасывала, завораживала, отшибала волю. Нет,
тьма  за  бортом  станции  не  была  сплошной,  где-то  угадывались огни, но
оторопелый взгляд не мог определить, далеко они или близко.
     - Ну,   выходи!  -  грубо  скомандовал  человек  из  шайки,  погубившей
большинство  землян.  -  И не говори, что тебе страшно. Ты должен умереть, я
заманил тебя сюда, чтобы скрыть все улики. Надеюсь, теперь ты узнал, кто я?
     Иосиф  похолодел  (да,  теперь  он  узнал "князя тьмы"), но в следующую
секунду  самообладание вернулось к нему, - он изо всех сил толкнул негодяя в
бездну.  Раскинув руки, тот скрылся в черном пространстве. Но шланг удержал,
и  он  вновь  очутился на площадке, схватил Иосифа и попытался выбросить его
наружу.
     Некоторое  время  они боролись на площадке, нанося друг другу удары, но
бандит  был  опытней:  стоило  Иосифу  оступиться,  как он закрыл прозрачную
дверь  -  створки  сдавили  круглый  шланг,  по  которому  в скафандр Иосифа
поступал воздух.
     - Щенок,  -  орал  бандит.  Иосиф  ясно видел его за толстой стеклянной
дверью.  Грим  съехал  с  его  потного  лица,  выявив знакомые отталкивающие
черты.  -  Пока вы раздумываете, как с нами бороться, мы уничтожаем наиболее
решительных  из  вас.  Там,  где речь идет о власти над миром, не может быть
колебаний!
     С  этими словами он выхватил из-за пояса нож, перевел на нем рычажок, и
нож  внезапно превратился в раскаленное лезвие. Нет, это было жало плазмы, и
этим жалом он тотчас перерезал шланг.
     Иосиф  сразу почувствовал, что лишился кислорода. Он задержал дыхание и
подтянулся почти до самой двери, рассчитывая, что бандит откроет ее.
     Тот,  действительно,  вновь  распахнул  дверь камеры. Но в грудь Иосифу
ударила  мощная  газовая  струя  из  пистолета,  он  полетел в бездну, теряя
сознание,  и  огромная  станция, светя иллюминаторами, медленно проплыла над
ним...


14

     За  Балеарскими  островами  галера  три  дня  шла  на веслах - держался
полный штиль.
     При  палящем  солнце и команда, и гребцы-висельники, и немногочисленные
пассажиры  постоянно испытывали жажду, так что капитан забеспокоился, хватит
ли до Чивиты-Веккии запасов пресной воды.
     Духота  была  нестерпимой,  особенно  под верхней палубой, где работали
гребцы, - оттуда исходило зловоние.
     "Сколько  же их там?" Иосиф заглянул в синеватую полутьму: каждое весло
обслуживало  два  человека,  восемь  весельных  пар  требовали тридцати двух
человек. Плюс старший гребной команды и надсмотрщик.
     Мерцали глаза, мерно раскачивались голые торсы, звенели цепи...
     Иосиф  был  слугою  юной дочери графа Учелло, целый год прогостившего у
короля  Фердинанда.  Граф  приходился  королю  родственником по жене, король
сулил   хорошую  должность,  но  внезапно  скончался  при  самых  загадочных
обстоятельствах.  Новый  король,  взошедший  на престол после кровопролитных
волнений,  не  пожелал  видеть  при  своем  дворе  венецианца, все богатство
которого составляла очаровательная дочь.
     Иосифа  служба  не обременяла: к юной графине была приставлена еще одна
служанка  -  она  заботилась  о  ее  платье  и  столе,  -  Иосифа держали на
побегушках,  но  ему  доставляло  удовольствие  оказывать  услуги  доброй  и
кроткой 14-летней девушке.
     Сознавая   временность  своей  службы,  Иосиф  забавлялся,  вел  подчас
раскованные  разговоры  с графом и держался весьма смело по отношению к юной
графине.
     Час  назад  он  написал  ей  записку, в которой признавался в искренней
любви.  И  как было не любить это очаровательное, добрейшее создание, высоко
и трепетно верившее в божий промысел и божью защиту?
     Иосиф слонялся по палубе, когда его окликнула старая служанка Умберта.
     - Зовет госпожа!
     Иосиф вошел в крохотную каюту.
     Юная  графиня  сидела  на койке, держа на коленях книгу, и обмахивалась
веером.  На  ней  было  голубое  платье со множеством складок. Она старалась
придать  своему  лицу  строгое выражение, но получалось плохо: глаза графини
смеялись.  Иосиф  видел  это,  но не подавал вида: знал, что госпожа считает
долг  высшей  заповедью  благородного  человека.  Долг  и  еще  достоинство,
которое должно во всякий час оттенять долг.
     - Удивительно, как много мух на этом корабле.
     - Не заметил, госпожа, - Иосиф пожал плечами.
     - Кто не гребует, тот не боится бога, - подняв брови, сказала графиня.
     - Чего  же  гребовать? На корабле обычно много протухшей солонины, - ею
кормят  гребцов.  А  мухи любят порченое. Они ничего не понимают в поварском
искусстве.
     - Ты  держишься  со  мною недопустимо вольно. Запомни, гордыня до добра
не  доводит...  Я  получила твою записку. За дерзость тебя, конечно, следует
крепко  высечь...  Но  я  простила,  приняв  во внимание хороший слог твоего
письма... У какого монаха ты учился грамоте?
     - Меня  учило, моя госпожа, множество учителей. Я окончил девять полных
классов средней школы в одном из столичных городов Европы...
     Графиня закрыла лицо веером.
     - Да  ты  настоящий шут! Твои слова и поступки порой просто забавны. Ты
говоришь,  тебя  учило несколько учителей, отчего же ты столь невежественен?
Ты  не умеешь толково отвечать на вопросы, застегиваешься не на все пуговицы
и  ходишь,  запустив  руки в карманы. А порою и насвистываешь. Так не держат
себя  грамотные  люди...  -  Тут  она,  сколько ни крепилась, не выдержала и
расхохоталась...  -  Вот  тебе, шут, шутовской вопрос: много ли чертей могут
сесть на кончик иголки, которой вышивают икону?
     - Я  не  верю  в силу иконы, моя госпожа. Я не верю в бога. Его нет. Мы
хотим,  чтобы  он  был.  И  было бы, пожалуй, хорошо, если бы он был. Но его
нет.  Человек  сам отвечает за все, что происходит на земле. И ему не на что
опереться, кроме как на правду.
     Графиня  нахмурилась.  В  серых  глазах  сверкнули лучики неподдельного
гнева.
     - Замолчи,  несчастный!  Тебя  надо  распять  на кресте!.. Кто дает нам
правду,  если  не  высшая  воля?..  Поднимая  руку  на  бога,  еретики хотят
сокрушить  святое  и  праведное:  священность  семейных уз, почтение к отцу,
уважение  к  матери.  Они  соблазняют  на  ложь  и вероотступничество, зовут
губить  ближнего,  отнимать  у  бедного  и  наслаждаться слезою несчастного.
Ступай  же  прочь  с  глаз,  и  доколе не прояснится твой разум, затемненный
твоими безнравственными учителями, не являйся!
     Она поднялась и топнула ножкой.
     Раскаиваясь  за свой неосмотрительный поступок, Иосиф вышел на шкафут и
присел  за бухтой аварийного каната. Паруса были безжизненны, море пустынно.
Мерно  ударяли весла, кокотали куры в клетках, в нос били запахи корабельной
кухни - там кок стучал ножом и ругался на всех языках мира.
     Казалось,  вместе с ветром замерло и остановилось время, - странный уют
ощущала душа.
     Иосиф  подремывал,  когда  возле  него  встали  два  пассажира.  Один -
массивный,  рыжебородый,  другой  -  низенький  и  щуплый,  с длинным носом,
торчавшим  из-под берета. Они разговаривали вполголоса по-гречески, но Иосиф
великолепно понимал их.
     - Не  трусь,  -  сказал  рыжебородый,  отирая  лицо шарфом. - Неуч, что
дремлет  в  тени,  -  слуга  венецианской  семьи. Он кое-как говорит даже на
своем  языке.  И  вообще,  все  тайные разговоры лучше всего вести на виду у
возможных шпионов.
     - Зачем ты позвал меня?
     - Затем,  что  ты,  дорогой сородич, можешь заработать целое состояние,
едва  пошевелив  пальцем...  Что ваши лекарские ухищрения в сравнении с этим
умением - заставлять золото течь струйкой, поковыривая в носу!
     - Короче!
     - Слыхал  ли ты что-нибудь про людей, которые покупают место на корабле
для того, чтобы корабль никогда не пришел в порт назначения?
     - Что  ты имеешь в виду? И отчего столь многозначительно рассмеялся? Уж
не хочешь ли ты сказать, что наш корабль обречен? - обеспокоился носатый.
     - Есть  замечате