Но  прежде  того
дисциплинировались  сами. Нашим контрагентам известны не только наши имена и
телефоны,   но  и  время  обеда  или  вечернего  чая  -  до  минуты.  Многие
предпочитают  иметь  дело  с  нами.  Повсюду  все  более  ценится выигрыш во
времени.
     - И   все-таки   -   как   удается  обеспечить  такой  высокий  уровень
накоплений?  Передовая  технология, высокая профессионализация, практическое
отсутствие брака и простоев - это понятно. Но это не все.
     - Слагаемых   много,   -   кивнул  главный  специалист.  -  У  нас  нет
посредников  и прихлебателей. Исключено головотяпство. Трассы мы копаем один
раз,  дороги  и  здания  строим  так,  что не требуется постоянного ремонта.
Нерадивый  переделывает работу трижды - это аксиома. И потом - забота всех о
сохранности  общинного  имущества,  высочайший  уровень  утилизации отходов.
Вам,  конечно, уже сказали, что в общине не выбрасывается в мусорный ящик ни
единое  бритвенное  лезвие,  ни  единая  разбитая  стеклянная  банка  -  все
накапливается  и  идет  в  дело...  Но  главное  -  мы устранили причины, по
которым социализм хромал на обе ноги...
     Мучила   бессонница.   Хотелось   спать   и  было  невозможно  заснуть.
Мерещилось,  будто  кто-то  открывает  ключом  дверь,  кто-то  уже  проник в
квартиру  и  ждет момента, чтобы наброситься со страшным оружием, похожим на
заостренный стальной крюк...
     Пассивно  ожидать  Иосиф  не хотел и не мог. Да и сознавал силу правды:
разве   он   желал   или  желает  чьей-либо  несвободы?  Разве  не  всеобщее
благоденствие  -  его  цель?  И  разве  это  только  одного  его  желание  -
освободить  людей  от кровопийц и обманщиков, дать им возможность свободно и
радостно творить, постигая сущность земной доли?..
     Поразила  такая мысль: "Если сатанинское существо явилось из того мира,
стало  быть,  рассчитывает  на прибыль себе и в новом мире. Стало быть, если
не довести до конца схватку, что-то непременно изменится повсюду..."
     Иосиф  более  не колебался. Оделся, запер своим ключом дверь, спустился
вниз и вышел на улицу.
     Моросил дождь, едва слышно крапал по подоконникам.
     Было  около  двенадцати,  но во всем доме не светилось ни единого окна:
свободные от ночных дежурств общинники ложились спать рано.
     Иосиф  подошел  к  дороге,  ведущей  к  школе  и столовой: поблескивали
мокрые  бетонные  плиты.  Фонари  горели  скупым  ночным  светом,  но все же
позволили  разглядеть  вдали  людей.  Не желая объясняться, отчего бродит по
территории общины, Иосиф затаился за дорожным щитом.
     Приближались  двое.  Облик  одного  из них был знаком - двойник, "князь
тьмы",  как  назвал  его  однажды доктор Шубов. Второго человека Иосиф видел
впервые - толстый, массивный, в дождевике с капюшоном.
     Шаги  были  хорошо  слышны,  но  разговор  можно  было разобрать только
вблизи.
     - Я  живу  в  этом корпусе, - сказал двойник, останавливаясь у развилки
дороги,  ведущей  к  жилому  дому.  -  Ступай  и  хорошенько выспись: завтра
расплатишься. Завтра, как договорились. В обед, когда он придет.
     - Не  знаю, - дребезжащим от страха голосом ответил мужчина в дождевике
с капюшоном. - Я дал слово, но не знаю, сумею ли сдержать его.
     - Зато  я  знаю,  -  повысил  голос двойник. - Мало того, что ты будешь
изобличен  перед  всеми  в  преступлениях,  я  погублю твоего ребенка и лишу
рассудка твою жену!
     - Хорошо,  хорошо,  - чуть не плача, сказал мужчина и зашагал по мокрым
плитам.
     "Князь  тьмы" поглядел ему вслед, произнес какие-то слова на незнакомом
языке, но едва мужчина скрылся за поворотом, побежал к рыбхозу.
     Иосиф  тотчас последовал за ним, держась обочины, далеко обходя фонари.
Несколько  раз  попадал  в глубокие лужи, в одном месте растянулся на глине,
вымазал  одежду  и  руки,  но  -  ни на секунду не упускал из виду коварного
негодяя.
     Вскоре  двойник  вышел  на дамбу возле рыбопитомника, там остановился и
согнулся, как будто завязывал шнурки на ботинках.
     Иосиф  расслышал  звук  упавшей  железной  крышки.  После этого двойник
вернулся  к  дороге,  походил  взад-вперед, словно убеждаясь в безопасности,
заторопился к жилому дому и вошел в тот же подъезд, где поселился Иосиф.
     Это была задача!
     В  растерянности Иосиф отправился к дамбе. Как, вероятно, и двойник, он
исходил  из  того,  что  община  охраняется  только  с  внешних сторон, но в
отличие от двойника очень хотел, чтобы его заметил сторож.
     Но сторожа не было.
     Возбужденный  до  предела,  Иосиф обшаривал места, где ходил двойник, с
такой  тщательностью, словно хотел найти потерянное кольцо. Фонарик, которым
он  пользовался,  был  слаб  -  батарейка  в нем села, и лампочка горела все
хуже.
     Но  труд  был  все  же  вознагражден:  у механизма, регулирующего слив,
Иосиф обнаружил железный люк, с трудом поднял крышку и посветил внутрь.
     То,  что  он  разглядел, едва не заставило в ужасе отшатнуться: в люке,
который  вел  к  механизмам  и предназначался для ремонтников, на веревочных
петлях,  как  муха  в  паутине,  висел  связанный  по рукам и ногам человек.
Светилось его лицо, изо рта торчал кляп.
     При  виде  Иосифа человек открыл глаза и слегка пошевелился - закачался
над водою, рискуя вывалиться из петель и тотчас же утонуть.
     "Вот кто поможет разгадать замыслы негодяя!.."
     Иосиф забрался в люк и вытащил изо рта несчастного кляп.
     - Умираю, - простонал человек, - умираю от холода и жажды!
     - Теперь  уже  близка  свобода, - сказал Иосиф и ножом, который носил с
собою,  срезал  веревки,  стягивавшие  руки  и  ноги человека. - Выбирайтесь
отсюда, а я подстрахую снизу.
     - Нет-нет, у меня не хватит сил, все затекло, мышцы одеревенели.
     Иосиф  снизу  подсоблял  человеку,  и  тот  со стонами начал потихоньку
высвобождаться из тенет, хватаясь руками за перильца железной лестницы.
     - Кто  вы?  -  спросил  Иосиф, закрыв люк и выключив фонарь. - Говорите
быстро, ваш истязатель недалеко.
     - Страшный тип! Скорее отсюда...
     Через  минуту  Иосиф  узнал,  что  человек  -  тот самый врач, которого
облздравотдел  послал  в  общину,  чтобы  заменить  на  время  скончавшегося
терапевта.  Врач  ехал  на  своей  машине. В нескольких километрах от общины
"проголосовал"  какой-то  тип.  Не  остановиться  было нельзя, потому что он
выскочил на самую середину дороги.
     Сев   в   машину,   незнакомец  оглушил  врача  выстрелом  из  газового
пистолета,  завладел  его  документами,  связал,  затолкал  в багажник и так
въехал на территорию общины.
     Машину  поставил на специальной стоянке, а вечером перевез связанного к
дамбе и спрятал в люк.
     - Это  опасный  преступник,  и  затеял  он, конечно, какое-то непростое
дело... Боже, как я рад, что снова стою на земле!
     - Вырваться  из  когтей  стервятника  -  еще  не  все,  - сказал Иосиф,
обеспокоенный  заговором  против  ничего не подозревающих мирных людей. - Мы
должны  изобличить негодяя. Сейчас пройдем к птицеферме. Там нет сторожа, но
есть внутренний телефон...
     "Неужели  и  общину  погубит  ротозейство? - думал Иосиф, отворив двери
фермы. - Неужели общинники убеждены, что все люди хотят им добра?.."
     Иосиф   ошибался.   У   людей,  которым  хватило  мужества  и  мудрости
отстаивать    совершенство    посреди   несовершенного   мира,   хватало   и
осторожности:  они-то  уж  наверняка знали, кто не заинтересован в успехе их
предприятия.
     Иосиф   отыскал   телефон,  но  едва  стал  набирать  номер  дежурного,
помеченный  на  специальной табличке, появился сторож. На груди у него висел
миниатюрный  радиотелефон.  Все,  что он говорил и что говорили ему, по всей
видимости, могли слушать и другие люди, охранявшие покой общины.
     - Кто здесь? - сторож ослепил Иосифа и его спутника мощным фонарем.
     - Я  прибыл  с  группой туристов, - сказал Иосиф. - Это врач, посланный
облздравотделом,   его  функции  в  настоящее  время  исполняет  самозванец.
Совершено преступление, требующее срочного разбирательства.
     - Человек,  которого  вы  назвали  врачом,  очень слаб. Следует вызвать
машину?
     - Не знаю. Боюсь, как бы мы не вспугнули преступника...
     Через  пять  минут  подошел  электромобиль.  Еще через пять минут Иосиф
оказался в диспетчерском пункте.
     - Вот  человек,  которому  вы  можете доверить все без утайки, - сторож
указал на спортивного вида мужчину, сидевшего за пультом.
     Диспетчер дружески кивнул Иосифу и сказал сторожу:
     - Проверь  исправность  систем  в  овощехранилище.  Отчего-то на градус
повысилась  температура.  -  И  когда  сторож  вышел, пригласил: - Садитесь,
пожалуйста.
     - Видите  ли,  -  сказал  Иосиф, - то, что я хочу сообщить, может быть,
преждевременно слышать моему спутнику. Разрешите ему обождать в коридоре.
     - Это,  пожалуй,  правильно,  -  согласился  врач.  -  Тем  временем  я
постараюсь  хоть  немного  прийти  в  себя.  Я голоден, не найдется ли у вас
стакана молока?
     - Молока  нет,  а  вот  кефиром  угощу,  -  диспетчер  вышел в коридор,
сопровождая врача.
     Через минуту вернулся.
     Иосиф  начал  рассказывать с жаром, упомянув про доктора Шубова, и хотя
его  слушали  внимательно, он чувствовал, что ему не верят, принимая рассказ
за маниакальное самовнушение.
     - Быть  может,  в природе и существуют двойники, "съемные личины" и все
подобное,  -  наконец  мягко  сказал диспетчер. - Но мне об этом неизвестно.
Путешествия  по  эпохам  -  не  слыхал...  И  потом,  я  хорошо помню врача,
присланного  облздравотделом.  Это  именно  тот человек, которого вы привели
сюда.  Да,  он  почти в невменяемом состоянии, хотя утром я видел его вполне
здоровым,  но  я объясняю это исключительно воздействием вашего психического
поля...
     Иосиф  разинул рот: как? как это может быть, чтобы преступник и жертва,
двойник и несчастный соединялись в одной внешности?
     - Учитывая  поздний  час,  -  продолжал  диспетчер,  -  я  советую  вам
вернуться  в свой корпус и постараться хорошенько уснуть, дать отдых нервной
системе...  По  вашим  словам,  что-то  замышляется против вас или кого-либо
другого  только  в  полдень.  До  полудня  я проверю все версии, и мы найдем
способ   нейтрализовать   злоумышленника.   Это  я  обещаю  твердо  и  готов
поручиться.
     - И  все же, - сказал Иосиф. - Вы принимаете меня за идиота. Пусть так.
Но  постарайтесь  утром  найти  присланного  врача  и  сравните  его  с  тем
человеком, которого я привел.
     "Детский   лепет,  -  подумал  о  своих  словах  Иосиф.  -  Как  трудно
растолковать  истину  тем,  кто  слышит  о  ней  впервые!  Ум смущает всякая
неожиданность!.."
     - Да,  да,  конечно,  я  обещаю,  -  диспетчер вышел в коридор вслед за
Иосифом. - И наш уважаемый врач...
     Он  не  договорил:  в  коридоре  врача  не  было. На подоконнике стояла
бутылка  кефира,  окно  было  отворено,  на  полу  перед окном, размазанная,
остывала лужа свежей крови. Капли крови были и на подоконнике.
     Диспетчер бросился к окну, закричал в темноту:
     - Доктор, доктор?..
     Когда он повернулся, Иосиф увидел на его лице изумление и тревогу.
     Диспетчер тотчас сверился с какой-то таблицей, нажал какие-то кнопки.
     - Телефон врача не отвечает. И это доказывает...
     - Ничего  не  доказывает,  -  перебил  Иосиф. - Но это уже целиком ваше
дело.
     Он  вышел  на  улицу.  Дождь  почти  прекратился.  Но  ветер,  кажется,
усилился.
     - Найдете  дорогу?  -  выглянул  из дверей диспетчер. - Вот эта бетонка
приведет  вас  сначала  к  стадиону,  а  затем  к  жилому  корпусу,  где  вы
остановились. Пожалуйста, никого больше не вовлекайте в это дело!..
     Потрясенный,  Иосиф  поплелся  к дому. События ночи исчерпали его силы.
"Вот  сейчас,  пожалуй,  сойдись  я  на  узкой  тропке с "князем тьмы", я бы
уступил,  -  дух  мой  ослаблен. Дух ослаблен всегда, когда человек не видит
перспективы...  Но  как же я не вижу перспективы? Да вот же она, тут, в этой
общине...   Мой  долг  -  защитить  этих  людей,  потому  что  они  защищают
справедливость для всех, не порывая с лучшими традициями..."
     Ветер  шумел. Вокруг было пустынно. Иосиф никого не встретил ни у дома,
ни  на  лестничной  площадке.  Отперев  двери квартиры, услыхал храп соседа,
потихоньку  умылся,  развесил  для  просушки  одежду  и  лег  спать. Тревога
одолевала,  но  усилием  воли  он  вытеснил  ее,  догадываясь,  что источник
тревоги  не  столько  внутренний,  сколько  внешний,  - волны разрушительной
энергии, посылаемой "князем тьмы" или его сообщниками.
     "Ничего  у  вас  не  выйдет, ровным счетом ничего, - повторял, засыпая,
Иосиф.  -  На  вашей  стороне ложь и коварство, на моей - правда и добро. Вы
разрушаете,  я  полон желания созидать, вы губите природу, я хочу ей свободы
так же, как себе..."
     Проснулся  Иосиф  свежим  и  бодрым.  Выпил апельсинового сока, бутылку
которого нашел в холодильнике, и принялся чистить свою одежду.
     - Вы  не используете возможностей, которые предоставлены нам, - шутливо
укорил   Фриц.   -   В  памятке  написано,  что  мы  можем,  как  общинники,
пользоваться  услугами  по  стирке, чистке и починке белья, верхней одежды и
обуви.  Здесь  в  прихожей,  в  этом ящике, полно нейлоновых сеток с номером
дома  и квартиры. Я положил в одну свои сорочки, в другую - старые шлепанцы.
Посмотрим,  какой  у  них сервис... И вы сдайте костюм и рубашку... Если нет
смены, я одолжу куртку и брюки, роста мы почти одинакового...
     Еще  сумерки  витали,  а группа уже собралась перед домом. Рассказывали
друг  другу,  как  спали,  и  выходило,  что  все  спали превосходно, только
госпожа Лундстрем спала скверно - "из-за щемящей тишины".
     Появилась Люся, и все пошли к столовой.
     - Ну,  а  если  проливной  дождь?  -  спросила госпожа Лундстрем. - Или
метель?  Или  сильный  мороз?  Опять  топать  по дороге? А у меня воскресный
день, я хочу полежать в постели. Или прихоть и демократия не совместимы?
     - Иная  прихоть  только  и  считает себя демократией, - сказала Люся. -
Вся  беда, господа-товарищи, что вы судите об общинниках, не живя их жизнью,
не  чувствуя их чувствами, не думая их думой. Поверьте, у нас несколько иное
восприятие  жизни.  Мы  убеждены,  что мудрость начинается с умения человека
управлять  своими желаниями, постоянно выбирая между прихотью и пользой. Это
значит,  что  никто  не  дает  себе  послабления,  все строго следят, как бы
послабление  себе  не  обернулось  стеснениями  для другого... Мы выработали
особый  стиль  жизни.  Вездесущей  взвинченности  и постоянным беспокойствам
противопоставили  душевное равновесие, уверенность и глубокую убежденность в
правильности   своего  выбора.  Никому  из  нас  не  нужно  делать  карьеру,
выслуживаться,   мучительно   мозговать   над   проблемами   личного   быта.
Размеренная,    насыщенная    жизнь    гарантирована    прочностью    нашего
коллективизма,  посильным, честным трудом и непрерывным развитием потенциала
личности.  Вот главное ристалище нашего самолюбия - совершенство... Я хорошо
помню  об  иной  жизни  и  все еще несу на себе многие ее пороки. Я чувствую
себя  уютно  только  в  общине,  и,  если  честно, меня тяготят объяснения с
людьми,  которые не понимают меня с полуслова... Не сердитесь, я отношусь ко
всем  вам  с полной искренностью, со всем дружелюбием, не подстраиваясь и не
подлаживаясь,  но  мне смешны многие ваши вопросы... Знаете ли вы о том, что
такое  любовь  к  сотоварищу,  что такое ритм повседневной жизни? Ритм - это
предпосылка  совершенства,  основа  здоровья и непрерывности развития... Наш
уклад  жизни,  конечно  же,  пока  не идеален, но он нами принят, устраивает
подавляющее   большинство,   не   готовое   к  более  высокому  ладу.  Да  и
экономические  возможности  общины, сами условия ее существования среди иных
структур  социальной  жизни  не  позволяют сделать новые радикальные шаги...
Доказано,   что   небольшая   прогулка   перед   приемом   пищи  чрезвычайно
благотворна.  Мы  все  привыкли  к  прогулке и без нее не садимся за стол...
Если  на улице дождь, мы пользуемся плащами и велосипедами. Если снег, мороз
или  туман,  непременно  ходим  парами.  Если  же кто-либо недомогает, но не
хочет   оставаться   дома,  за  ним  присылают  электромобиль.  Надо  только
заблаговременно  сообщить о желании... А вообще полежать в постели никому не
возбраняется.  Существует  дюжина  способов  отсрочить  и перенести завтрак,
обед или ужин. Но обычно все придерживаются общего распорядка.
     - Как  я  понял,  распределение  работы,  питание,  организация  досуга
регулируются  при помощи электронно-вычислительных машин, - сказал ученый из
Владивостока. - Не ущемляет ли вашей свободы эта механическая воля?
     - Нет,  -  ответила  Люся.  -  Не  машина  нам приказывает, сама машина
работает  по  программам, подготовленным очень душевными, очень щепетильными
людьми.  Принципы  этих  программ  были  приняты  всей общиной... Машиной мы
пользуемся  только  оттого,  что человек не в состоянии быстро и безошибочно
разрешить  множество  громоздких  технических  проблем.  Да  в  этом  и  нет
необходимости.  Человеческий  мозг  нужен  для  решения нестандартных задач.
Если  машина  говорит мне, что в шестнадцать сорок я могу поиграть в теннис,
это  значит  только то, что в шестнадцать сорок корт будет свободен, и никто
не станет, ожидая своей очереди, действовать мне на нервы...
     - Использование  компьютеров в технических целях - это меня не волнует,
-  вмешался  Фриц, сосед Иосифа, - но вот попытки заменить диалектику живого
ума  набором  технических  приемов  -  это  уже тревожит... Я принципиальный
противник  так  называемой "художественной литературы", которую создают ныне
с  помощью  машин.  Там все бизнес, моральное мародерство, все заимствовано,
все  чужое  -  мысли,  ситуации,  словарный  запас, нет озарения, нет личных
переживаний   автора,  которые  бы  передавались  читателю.  "Произведения",
создаваемые посредством технологических операций, - чистое мошенничество.
     - Но  почему  мошенничество?  -  возразила  шведка.  - И прежде так или
иначе  в  рукописях  использовались  мысли, запомнившиеся из чужих книг. Где
тут принципиальное различие?
     - Весьма  существенное.  Если  чужая  мысль  или  образ вошли составной
частью  в  личность  художника,  это одно. Если же чужие озарения - средства
для  монтажа таких "произведений", это другое. Это профанация искусства... Я
видел  книжонки  типа  "Живые  души", "Анти-Фауст" и так далее. Некий ловкач
переписывает  знаменитые  произведения  с помощью машины "наоборот", заменяя
героев и сюжетные ходы на противоположные.
     - Занятно! - воскликнул коротышка-американец. - В этом что-то есть!
     - Ничего,  кроме  нахальства,  -  возразил  Фриц.  -  Пошлая  игра, а в
литературе  значит  только  подлинность чувства. Если в словах нет истинного
страдания, они мертвы...
     После  завтрака споры возобновились. Иосиф слушал лишь краем уха. Он не
допускал,  что  его ночной визит к диспетчеру остался вовсе без последствий,
но шло время, а ситуацией как будто никто не интересовался.
     "Куда   девался   врач?   Отчего   мой  рассказ  не  произвел  должного
впечатления? Не состоит ли диспетчер в сговоре с двойником?.."
     - ...Я    принимаю    все,    что    видел,    -    напористо   говорил
коротышка-американец.  -  Я  не принимаю одного, которое опрокидывает все: я
не   вижу   оппонентов  вашей  общинной  системы.  Почему  нет  возражающих,
критикующих,  предлагающих  нововведения? Нужна решительная революционизация
всего  дела!  Парманентная  перестройка, как выразился один из гениальнейших
людей вашего первого настоящего парламента!
     - Не  толкайте  нас  к  крайностям,  мы  уже  хорошо знаем, что за этим
стоит,  -  погрозила  пальцем Люся. - История нашей страны пестрит примерами
странного   "усердия",   обр