ойти сквозь каменные стены тебе не дано.
     - При  мне  мой  скипетр!  Тюрьма  -  не для таких, как я! Тюрьма - для
таких,  как  ты!..  Ха-ха-ха!  Сейчас,  сейчас,  пока сброд увлечен поисками
прошлогоднего  снега,  произойдет взрыв, плотина разрушится, и вода зальет и
затопит   пространство   на   десятки   километров   вокруг!..   Наши   люди
проектировали  плотину,  чтобы  вернее  разрушить  ее...  Если  бы не доктор
Шубов, твой покровитель и мой лютый враг, я бы давно разделался с тобою!..
     Желая  пресечь  новое  преступление,  Иосиф  рывком поднял чернявого за
ворот и потащил прочь из здания фермы.
     Негодяй   пытался  сопротивляться,  но,  видимо,  Иосиф  в  самом  деле
подпитывался   какой-то  посторонней  силой,  потому  что  легко  встряхивал
коварного противника.
     - Сейчас  покажешь,  где  стоят заряды, иначе, клянусь всеми святыми, я
выверну тебя наизнанку!..
     Иосиф  не договорил: внезапно перед ним поднялась в воздух гора земли и
блеснуло пламя...


12

     Очнулся  Иосиф  на узкой улочке незнакомого города. Шел дождь, все было
вокруг серым и мокрым. Болела голова, сжимало сердце, грусть давила гирей.
     Пара  лошадей тащила по улице экипаж. Протропали по булыжникам подковы.
Мелькнуло за стеклом чье-то испуганное лицо.
     Иосиф  шел по мостовой, зная, что его ждут. Возле булочной почуял запах
печеного хлеба и понял, что голоден.
     Но  вот  и  человек,  который  ожидал  Иосифа. В черном пальто и черной
шляпе. С тростью в руках.
     - Здравствуйте, доктор Шубов!
     - Здравствуй,  мой  друг,  -  доктор  с  улыбкой  приподнял шляпу. - Ты
подаешь  надежды. Но ты слишком эмоционален, ввязываешься в драки, тогда как
твоя основная задача - смотреть и набираться мудрости.
     - Где мы?
     - В Берлине. Сейчас середина 1922 года.
     Из растворенных дверей справа слышалась джазовая музыка.
     - Кабаре "Мюльхаузен", - вслух прочел Иосиф.
     Толкнув   зеркальные  двери,  вошли  внутрь.  Доктор  Шубов  оставил  в
раздевалке  пальто  и  шляпу  и,  пригладив  редкие волосы возле ушей, повел
Иосифа в полутемный зал, обитый малиновым штофом.
     Заняли   столик,   на  котором  горели  три  свечи.  Сверкал  бронзовый
канделябр.  Подошел  официант.  Иосиф выбрал какое-то блюдо. Доктор повторил
просьбу на немецком языке.
     Заиграл  оркестр,  разместившийся  в  раковине сцены. Оттуда выпорхнула
круглолицая  певичка,  запела  бодрым,  но деревянным голосом. Несколько пар
стали танцевать на пятачке у эстрады.
     А  потом  к  пятачку  повалила  публика.  Танцующие встали полукругом и
захлопали в ладоши.
     Иосиф  увидел  растрепанного  человечка,  слишком  короткого  для своей
большой  головы.  Человечек  заплясал,  дергаясь  в стороны и делая длинными
руками какие-то замысловатые движения.
     - Кто такой?
     - Знаменитый  когда-то русский поэт, - задумчиво сказал доктор Шубов. -
Гений,  потерявший  опору...  Там,  вокруг,  эмигранты,  он  пытается что-то
втолковать  им, но они не понимают свои высшие интересы и потому не понимают
друг друга. Только высшие интересы сводят людей воедино...
     Иосифу  сделалось  стыдно  и  за  знаменитого  поэта,  и  за  себя,  не
помнившего ни строчки его стихов.
     Когда  пение  окончилось  и  музыканты  опустили инструменты, к столику
подошел, недвусмысленно покачиваясь, их соотечественник.
     Светился   благородный   лоб,   опушенный  сединами,  мерцающие  глаза,
казалось,  излучали свет и в то же время были прозрачны: что-то еще виделось
в их глубине, но Иосиф боялся выказать свое любопытство.
     - Как  бы  велика  ни была трагедия, - сказал доктор Шубов, не глядя на
поэта,  -  благородный человек не имеет права поступаться достоинством. Если
у   человека  нет  воли  бороться  за  справедливый  мир,  а  примириться  с
существующим  он  не  может, надо найти более достойный выход, нежели стакан
плебейского зелья.
     - Господа,  господа,  -  глухо  возразил поэт. - Не осуждайте меня... Я
показывал,  как  мы проплясали свою мечту, свою Россию... Мы не нашли пути к
народу,  а  стало  быть,  и к себе. Кто это понял? Никто, никто. - И, подняв
глаза  к  потолку,  сжимая  у груди белые руки, поэт произнес: - "Тот дьявол
проклятый, который в Отчизне разбил наши жизни!"
     Словно  споткнувшись,  он поглядел по сторонам и пошел прочь неверными,
слабыми шагами.
     - Им  не  откроется  знание,  которое приоткрывается тебе, Иосиф... Они
звали  перемены,  они  жаждали  перемен,  маясь  от  своей  пустоты, но были
слишком   ленивы,   слишком   доверчивы   и  в  самый  ответственный  момент
передоверили  судьбу  в  чужие  руки.  -  Доктор  Шубов  вздохнул  и покачал
головой.  -  Люди  верят  тому,  что  чаще повторяется. Они верят демагогам,
второстепенному,  а  не  главному: куда идти? как жить? для чего?.. Начинать
надо  с  общего  идеала  жизни,  то  есть  с  обозримой цели. Лишь когда она
определена  и  уяснена,  можно  решить  для  себя вопрос о смысле жизни. Все
остальные  вопросы  -  подчиненные.  Есть  ли  польза  спорить по конкретным
проблемам  торговли,  или  производства, или школьного преподавания, пока мы
не  представляем,  как  должна  выглядеть  экономическая  и  духовная модель
жизни, которая отвечает нашему внутреннему миру?
     "Мы  счастливы,  когда нас понимают. Но разве меньшее счастье, когда мы
понимаем  людей  и  жизнь?"  - подумал Иосиф и вспомнил внезапно о последних
секундах  своей  жизни  в  общине.  Он  тащил  негодяя к створу плотины, уже
хорошо  виднелась  квадратная  чаша рыбопитомника, а от жилого корпуса, чуть
скрытого березовой рощей, бежали люди...
     - Что случилось с общиной? Негодяй затопил ее?
     - Нет,  -  нахмурясь,  сказал  доктор  Шубов,  -  подлость  не способна
разрушить  разумное,  если  за  ним  -  хорошо организованный коллектив. Она
разрушает   только  постройки  разрозненных  людей  или  брошенного  ими  на
произвол  судьбы  государства...  Ты  гордишься  пробудившимися от сна... Но
скажи, разве община беспроблемна?
     - Я мало видел, - смутился Иосиф.
     - По   косточке,   отпечатавшейся   в   куске  угля,  настоящий  ученый
воссоздает  облик живого существа... Предмет твоей мысли всегда должен иметь
четкие  очертания.  Все неопределенно только у тех, кто слаб духом. И прежде
всего мечта. Напротив, у сильных она имеет плотность реальности.
     - Мне  кажется,  -  сказал  Иосиф,  -  в  общине  - все те же проблемы,
которые   извечно  волнуют  людей:  взаимоотношения  между  собой,  связь  с
природой,  семья,  дети,  их  воспитание  и образование, досуг, труд, личное
совершенство,  общий и индивидуальный смысл жизни... Главное - что общинники
могут  разумно  решать  все  свои проблемы, тогда как при другой организации
жизни  между  желанием  человека  и его трудом все время стоит банда лукавых
посредников.
     Доктор  Шубов  постучал  ножом  о  вилку,  глянув  туда, где пела новая
певичка.
     - Ты  пойдешь  дальше  меня,  -  сказал  он.  - Так и должно быть, если
учатся  всерьез.  Беда,  что  нас  всерьез  не  учили,  делая  прислужниками
ничтожных  знаний,  тогда  как  мы  имеем право быть их полными хозяевами...
Ничто  не  оправдывает  людей.  Во  всякое время они в состоянии открывать и
защищать правду...
     Появился   официант   с  подносом.  Ловко  расставил  кушанья,  пожелал
приятного  аппетита  и... вдруг Иосиф увидел, что это никакой не официант, а
все тот же "князь тьмы".
     - Ты  понял?  -  подмигнув,  сказал  доктор,  когда  он  отошел.  -  Не
притрагивайся к пище, давай выбираться отсюда. Сначала ты, потом я...
     Иосиф  встал  и  пошел  к  выходу.  Он был еще в коридоре, когда в зале
поднялась  суматоха:  завизжали  женщины,  хлопнуло  несколько  револьверных
выстрелов, зазвенела разбитая посуда.
     - Шнель,   шнель,  майн  либер  Аугустин!  -  прокричал  доктор  Шубов,
пробегая  со  своей  тростью  под  мышкой. - Филистеры никогда не уразумеют,
зачем к их рогам привязывают веревки!..
     Волосатые  руки  настигли  Иосифа  на  улице, где пахло дождем, печеным
хлебом  и  гиацинтами, выставленными в горшках на чугунную решетку балкона в
доме напротив.
     Он  беспокоился о докторе, которого окружила толпа разъяренных мужчин в
черных  фраках.  Выставив  кулаки,  они подступали к доктору, а он, беспечно
смеясь,  защищался тростью. Но вот подбежали полицейские с овчаркой. Оскалив
пасть,  овчарка бросилась на доктора, но он сунул ей трость в зубы, взмахнул
руками  и  -  взмыл  в  воздух, все выше и выше. Облик его, теряя очертания,
превратился  в  сгусток  дыма,  дым медленно рассеивался, а толпа все стояла
разинув  рот,  и  овчарка  бегала  среди  толпы,  держа  в  зубах коричневую
трость...
     - По-видимому,  это  был  обыкновенный  шарлатан!  -  сказал прохожий в
котелке  другому  прохожему,  пузатому господину в бакенбардах. - Я наблюдаю
зрелище  уже  шесть минут с четвертью. - Он щелкнул крышкой серебряных часов
и спрятал их в карман жилета.
     Иосиф  засмеялся.  Не  глупые суждения поразили его, - открытие, что он
бессмертен.  Что отныне он может жить в любом веке, в любом литературном или
музыкальном  сочинении,  в любом чувстве, в любой картине природы, оставаясь
жить  посреди  своего  времени, исполняя его долги. "Знающий истину - вечен,
сколько  бы  лет  ни  прожил.  Печатью  небес  отмечен,  он в век обращаться
может..."
     Его  куда-то  тащили.  Но он не боялся. Какую беду могли причинить ему,
защищенному энергетическим полем истины?
     С  нарастающим  грохотом  приближался  экипаж.  Лошади,  кося  глазами,
мчались,  будто  испуганные  бесом.  Взмахнули  руки  -  швырнули связанного
Иосифа  на  мокрый  булыжник.  Над ним мелькнул круп вороного коня, поднятое
копыто  нацелилось  в  грудь,  огромное колесо с железными ободьями пришлось
как раз поперек туловища...


13

     - Разве  можно  спокойно жить, когда все пространство судьбы ограничено
домом,  двором,  деревней,  районом  или даже эпохой? - усмехнувшись, сказал
доктор  Шубов. - Человек приходит в мир для того, чтобы успеть прожить жизнь
всего   человечества.   Непосильная   задача?  Ничуть  не  бывало.  Культура
человечества  существует  не  ради  книг  или  театров,  не  ради музеев или
выставочных  залов.  Культура  существует  только  для того, чтобы наполнить
душу  человека  светом  эпох,  потому  что  ведь  и  тьма эпох, сгущаясь все
плотнее,  сопровождает  каждый  шаг  его  жизни.  Может  быть, ты никогда не
подумаешь  об  авторе  прекрасной книги как о человеке из крови и нервов, из
боли  и тоски, но если ты почувствуешь своим сердцем то же, что чувствовал и
он,  ты воздашь должное его искусству: поднимешься над обыденностью, увидишь
дальше  и  поймешь больше... Любой талант - это умение ограничивать желанное
ради необходимого.
     - Это все сказка.
     - А  жизнь  и  есть сказка, Иосиф. Людям не позволяют жить полнокровной
жизнью,  и  потому  они не примечают этой сказки. Посуди: тысячелетия дикого
насилия,  постоянной  нищеты  и невежества. Из-за чего? Из-за того, что иные
из  двуногих  хотят бездельничать, стало быть, сосать чужие соки... Как-то я
отправился  в  XXX  век, все было настолько интересным, и я так подружился с
тамошними  существами, что один из них пожелал сопровождать меня обратно. Он
выдержал  лишь несколько дней. "Какой-то мошенник надел на голову корзину и,
объявив  себя  посланником  бога, заставил работать на себя и свою "команду"
остальных   людей,   заменил  корзину  золотом  и  стал  передавать  золотую
шапку-горшок  по наследству, именуя это короной и утверждая, что повиновение
коронованным  предписали  небесные  силы. Какая пошлость, какое невежество!"
Впрочем,  еще большее невежество наш потомок находил в том, что всякие шайки
успешно  дурачат  людей,  используя  уже не корзины на голове, а микрофоны и
телеэкраны,  присваивают  себе пышные титулы, при помощи лжи, лести, насилия
и  подкупов захватывают богатства и власть, принадлежащие народу, и при этом
славят  самих  себя как самых мудрых и самых справедливых. "Насилие и нищета
царят  у  вас,  -  говорил  человек  из будущего. - Именно поэтому люди и не
могут организовать справедливую жизнь".
     - Доктор,  -  с  мольбою в голосе сказал Иосиф, - не могли бы вы помочь
мне побывать в том будущем?
     - Пока  тебе  рано отправляться в столь рискованные путешествия: у тебя
и  знаний  маловато,  и  духовный  мир твой слишком груб и неотесан, слишком
примитивен  и  однозначен... Если бы несколько человек совершили хронофонный
контакт  с  каким-либо  отрезком будущего, каждый из них увидел бы одно и то
же  совершенно иначе. Дело в том, что оно каждый раз выстраивается, опираясь
на фактический духовный потенциал человека.
     - Стало  быть,  мы  не  видим  общего  будущего,  мы  видим как бы свое
собственное будущее? - предположил Иосиф.
     - Не  совсем так, - сказал доктор. - Но близко к истине. Действительно,
наше  фактическое будущее мы могли бы предугадать и "прощупать", если бы все
были  совершенны...  Впрочем,  и  в  том  будущем, которое ты можешь увидеть
самостоятельно,  многие  черты достоверны, поскольку твой духовный потенциал
связан  с  духовным  потенциалом  человечества,  а  он  несет в себе частицы
совершенства.
     Иосиф  стал  упрашивать  доктора помочь хоть одним глазком взглянуть на
далекое будущее.
     - Вы  же  сами сказали, ничто так не обогащает личность, как погружения
в  хронофонное  пространство,  то  есть блуждания по векам и странам. Только
тот  по-настоящему  понимает  современность,  кто  понимает  прошлое и видит
грядущее.
     - Справедливо.  И  есть  много приемов, позволяющих человеку дозировать
погружения  в  океан  времени.  Ты  этим искусством пока не владеешь, можешь
соскочить  с  орбиты  и  тогда  навредишь  себе. Как в прошлом есть мрачные,
трудно доступные для непосвященных хронофонные уровни, так и в будущем...
     И все же Иосиф упросил испытать его на выдержку и твердость духа.
     - Смотри  же,  не пожалей после, - доктор усадил Иосифа в кресло, велел
закрыть глаза, достал свою таинственную книгу и принялся ее читать.
     Сначала  речь  доктора журчала монотонным ручьем, более усыпляя, нежели
возбуждая  интерес,  затем появилось какое-то необычное слово (позднее Иосиф
никак  не  мог  припомнить  его);  повторяясь в связи с другими словами, оно
заставляло   светиться   всеми   гранями   одну  большую  мысль.  Мысль  эта
приблизительно  была  такой:  "Самое ценное - то, что человек находит внутри
себя,  - это отпечаток всей бесконечности земной жизни, след предков, пройдя
по которому только и возможно постичь действительную, подлинную жизнь".
     Мысль  ускользала,  порождая  тревогу, тревога росла, Иосиф ощущал себя
будто   в   гигантском   черном   тоннеле;   где-то  далеко  впереди  что-то
светилось...  И вдруг Иосиф почувствовал, что его больше нет, что он лишился
вовсе  всякого  веса  -  подобно блуждающей пылинке, попал в световой луч, и
давление света понесло куда-то, где был выход из тоннеля...
     В  этот  как  раз  момент  Иосиф обязан был (так требовал доктор Шубов)
вывести  себя  из  состояния  духовной  аннигиляции, но сил не хватало, даже
слабый  поток света увлекал его - все быстрее и быстрее. Так продолжалось до
тех пор, пока не последовал удар и внезапная остановка.
     Иосиф  догадался, что умирает, и, может быть, только эта догадка спасла
его, потому что он застонал...
     Очнулся  он  на гулком железном трапе. Вокруг стояли какие-то неуклюжие
люди в одинаковых синих комбинезонах, из которых торчали провода и шланги.
     - Тебе  повезло, парень, - сказал один из них, и голос его так же гулко
прозвучал,  как и его шаги, закололо даже в ушах. - Тебе повезло, потому что
взрывом   повредило   именно   ту  часть  платформы,  где  работала  бригада
ремонтников:  они  тотчас  заделали  пробоину,  предотвратив  пожар и утечку
дыхательной смеси.
     - Где я? - спросил Иосиф.
     Чьи-то  руки  подняли  его  с  железных  мостков  и усадили на складной
полотняный  стул.  Иосиф увидел, что у каждого из людей в синих комбинезонах
из правого кармана на бедре торчит именно такой стул.
     - Где я?
     - На станции СР-ЗО77/11, - отвечал тот же гулкий голос.
     Появились   врачи   -  тоже  в  комбинезонах.  Один  катил  на  тележке
аппаратуру.   Как   узнал   после   Иосиф,   на  тележке  была  смонтирована
хирургическая и реанимационная палатка.
     Операции,  однако,  не  потребовалось,  все ограничилось противошоковым
уколом.
     - Вы из новоприбывших? - спросил врач.
     Иосиф кивнул молча.
     - Я  вижу,  вы  не взяты на учет. В течение часа зайдите, пожалуйста, в
шестнадцатый   отсек,   комната   номер  восемь,  там  регистрируют,  выдают
стандартные  средства жизнеобеспечения и распределяют по трудовым бригадам -
после медицинского освидетельствования...
     Доктора  удалились  вместе  с  тележкой. Люди разошлись. Остался только
один  человек  -  юноша  лет семнадцати-восемнадцати, судя по чертам нежного
лица.
     - Вам что-нибудь нужно?
     - Вы  сидите  на  моей  кровати, - сказал юноша в комбинезоне. - Если я
подарю ее вам, на чем же я буду спать?
     - Но это стул.
     - Сейчас - да. Но эта штука раскладывается еще и для ночного отдыха.
     - Как, разве вам негде жить?
     - Есть  проблемы,  -  уклончиво  сказал юноша, складывая стул-кровать и
пряча  его в карман на бедре. - Вы, кажется, совершенно еще не представляете
нынешней жизни.
     - А что это за станция?.. Неужели мы в космосе, а не на земле?
     Юноша слабо улыбнулся.
     - Мы  не  просто  в  космосе,  мы  в  дальнем космосе, то есть вышли из
околоземного  пространства.  Там,  как  известно,  настоящее столпотворение.
Продолжается   война   роботов,  уничтожающая  все  живое.  Мы  в  войне  не
участвуем,  мы  передвигаемся  за Землей, по той же орбите. Вчера взорвалась
дружественная  нам  станция,  в  нее врезалось неизвестное космическое тело.
Приборы  не  зарегистрировали его приближения, вероятно, оно пришло вовсе со
стороны, из другой галактики. Все люди погибли.
     - Сколько их было?
     - Примерно столько же, сколько у нас: около десяти тысяч...
     Неожиданный разговор приоткрыл ужасное.
     Оказывается,  лет десять назад на Земле вспыхнул ожесточенный конфликт:
в   смертельную   схватку  вступили  не  государства  против  государств,  а
небольшая  группа  "богоизбранных"  - против всех остальных жителей планеты.
Вначале  мирные  люди  не  сообразили даже, что происходит: то в одной, то в
другой  стране  стало стремительно вымирать население. Эпидемия перекинулась
на  весь  мир,  но  зловещие козни были раскрыты, хотя банда "богоизбранных"
тщательно  контролировала  все  газеты  и  журналы, все радио- и телестудии,
безжалостно убивая всех, кто хотел сказать правду.
     В  ходе  войны  трудовые  люди Земли поняли, что их разделял не столько
социализм  и  капитализм,  сколько  преступная  пропаганда, препятствовавшая
деловому  сотрудничеству,  выдававшая  сугубые  интересы  боссов за интересы
народов,  ссорившая  народы,  разжигавшая  национализм  и  подозрительность,
высокомерие  и зазнайство, топтавшая классические накопления культуры, - без
них понимание подлинного мира невозможно.
     Война   обнажила  глобальный  заговор.  Честные  люди  повсюду  терпели
поражения,  потому  что  у  "богоизбранных"  внезапно  объявились  неведомые
прежде виды оружия.
     - Откуда они взялись? - удивился Иосиф.
     - Вы,  верно,  с луны свалились, - сказал юноша. - Сегодня каждый знает
это.
     - Я жил в отдаленном районе, где не было даже людей.
     Юноша пожал плечами.
     - До  того  как  разразилась  эта последняя, надеюсь, война, нас дурили
всякими  экстрасенсами,  летающими тарелками, якобы явившимися из космоса, и
прочей   белибердой...   Вселенской   эксплуатации   рук   была  предпослана
вселенская  эксплуатация  духа:  к  нашим  мозгам  присосал