каких вкраплений. Это единый самородок, слиток, назовите
как хотите, но это так. Более того,  ученые пришли  к выводу, что это только
часть более крупного образования. Прародитель нашего Презента был габаритами
поболее Юпитера,  но по неизвестным причинам был  раздроблен на более мелкие
куски.
     - И как же это все произошло?
     Мы как раз подошли к столовой, и я показал на центральную стену.
     - Эта фреска, одна из гипотез происхождения нашего "Подарка".
     Пока он разглядывал живопись, я заказал два стандартных обеда, и взял у
Вилли, бармена, пару банок пива для поправки еще слегка гудевшей головы.
     - Ну, как, впечатляет? - спросил я его, выгружая на столик продукты.
     - Да, интересно.
     Я уже  доедал,  а он все ни как не мог оторвать глаз от этой стены. Еще
бы!  Первые полгода я  сам  терялся перед буйной  фантазией Косты Фалько. На
площади более ста квадратных метров была изображена взрывающаяся под напором
растяжения двух коллапсов гигантская голубовато-стальная планета.  И все это
на  феерическом  фоне звездных  скоплений. Глубина  пространства ошеломляла,
кружила голова.
     - Да, бесподобно, - Фишер, наконец, склонился над завтраком.
     - Кстати, художник потом попал в психушку, - пояснил я.
     - Что вы говорите?!
     - Да, после этого он не смог написать ничего более стоящего,  запил,  и
все. Крыша поехала. Одна из первых жертв Презента.
     - А сколько всего человек погибло на Презенте?
     - Двадцать четыре.
     - Ого!
     - Еще пятеро сошли с ума, шестеро получили увечья, пятнадцать человек -
нервные  расстройства. Большинство живущих  тут страдают нервной депрессией.
Самый  жуткий  случай был  месяц  назад, когда  после сеанса стереообъемного
фильма сразу шесть человек бросились вниз башкой с балкона над главным залом
рудника.
     - Массовый психоз?
     - Похоже. После  этого я и попросил прислать на помощь мне психолога. И
вот вы здесь.
     После завтрака я повел его дальше.
     -  Это  наш  стереозал. Вместимость  триста человек,  практически  весь
персонал. Надеваешь сенсорный шлем, подключаешься и все как  по  настоящему.
Изображение проецируется сразу со всех сторон. Если боевик,  то пули свистят
со всех сторон. Вы любите этот вид развлечений?
     - Не очень. Потом долго приходишь в себя.
     - Это верно, но народу нравится.
     Между тем галерея вывела нас на большую площадку огромного зала.
     - А это сердце астероида, его рудник. Кстати, и это тот самый балкон.
     Фишер  глянул  вниз,  слегка  поежился.  Я  же  невозмутимо  продолжал,
показывая рукой на неуклюжи формы  добывающих комбайнов и  маленькие фигурки
копошащихся кое-где людей.
     - Они взламывают породу,  а  она по твердости  не уступает  граниту, но
взрывать  нельзя, ученые  опасаются,  что  по  астероиду  пойдут  трещины  и
начнется утечка  воздуха.  Далее по  ленте породу подают на  валки, дробят и
размельчают в порошок, который и отправляют  на землю. С помощью астрона  мы
компьютеризовали  все, начиная от  детских погремушек,  до монстров  типа  "
Би-Джи-86".
     Мы спускались  вниз, когда прозвучал звук сдвоенной сирены - сигнала на
обед. Сразу стало тише,  встали  черные конвейерные  ленты,  долго  утихали,
медленно  снижая обороты гигантские валки. Наконец встали, затихнув,  и они.
Народ шел навстречу нам в столовую. Их  было  немного, человек  тридцать,  в
одинаковых,  синих  комбинезонах, в  защитных,  оранжевых  касках. Чтобы  не
мешать движению, мы с Фишером остановились  на одной из лестничных площадок,
поневоле вглядываясь в лица проходящих  мимо людей.  Некоторые  здоровались,
один  подмигнул, но  больше  было  равнодушных,  безразличных  лиц.  Один из
последних, высокий, худощавый мужчина с нервным лицом и беспокойными глазами
шагнул ко мне.
     - Док, дай мне что-нибудь от снов, я так устал от всего этого.
     - У вас снова бессонница, Пикеринг?
     Тот отрицательно покачал головой.
     - Нет,  засыпаю я хорошо, а  вот сплю... Чертовщина какая-то снится, не
высыпаюсь совсем.
     Взгляд говорившего блуждал по сторонам, он  словно  сомневался  в самом
себе, стыдился чего-то.
     -  Да что он там не выключит  свою  мясорубку?! -  Пикеринг  со злостью
обернулся в сторону продолжавшего грохотать  вырубного  комбайна. Тут  и  мы
обратили  внимание,  что  этот  самоходный,  громадный  агрегат,  снабженный
полутораметровым шнеком с алмазными коронками, продолжал упорно вгрызаться в
твердую породу.
     - Морелли!  -  внезапно  закричал  Пикеринг,  протягивая  руку  куда-то
вперед, в сторону комбайна. - Куда, назад!
     Действительно,  к  вращающейся  мясорубке  шнека  неуверенной  походкой
двигалась фигура в синем комбинезоне и раздражающе ярком оранжевом шлеме.
     -  Назад,  Морелли,  назад!  -  надрывался  в крике Пикеринг,  затем он
побежал вниз,  мы же просто оцепенели. Фигура  в  синем костюме тем временем
подошла к огромному,  чуть  пониже  его  роста  ребристому барабану. Морелли
постоял несколько секунд, а затем плашмя упал на вспыхивающие острым блеском
жернова.  Тело  его   на  секунду  исчезло  из  виду   и  вернулось  обратно
красно-синим пятном, потом еще, и  еще раз. И с каждым этим  появлением  там
становилось все меньше синего,  и  все  больше красного.  Внезапно двигатель
захлебнулся,  скрежет умолк. Из кабины комбайна вылез Пикеринг. Пошатываясь,
он пошел назад, к нам. По  недоумевающему взгляду Фишера я понял,  что он не
понимает, почему Пикеринг пошел от комбайна, а не к месту трагедии. И только
спустившись вниз  и  подойдя поближе, он догадался,  что  там просто  нечего
делать. От  человека  не осталось ничего, кроме  небольшой  лужицы крови уже
слегка припорошенной самой дорогой пылью  в  этой галактике. Фишера  тут  же
вывернуло, да и мне,  признаться, пришлось  напрячься, чтобы не  последовать
его   примеру.  Низвергнув   непереваренные   остатки   завтрака,  он  вытер
выступившие слезы и, потупясь, сказал:
     - Я извиняюсь, сэр.
     - Ладно, с кем не бывает первый раз.
     Чтобы разрядить ситуацию я протянул Майклу сигарету и пояснил ситуацию.
     -  Морелли  был  первым  другом  Пикеринга.  Они жили в  одной комнате,
работали рядом. Еще полгода  назад это была самая жизнерадостная парочка  на
астероиде. Шутки, вечные приколы, розыгрыши. Ты видел, что с ним стало?
     - Ужасно!
     Румянец исчез с лица Фишера, вид  у  него был обескураженный.  Он хотел
что-то спросить, но тут на меня коршуном налетел  невысокий толстяк в  сером
комбинезоном ИТР, и оранжевой каске на голове.
     -  Дрейк!!  Сколько это будет продолжаться?! Вы сделаете  что-нибудь  с
этим?!  Черт  возьми, у  меня уже  стали  уезжать  рабочие!  И это  с самого
благоустроенного во вселенной астероида!
     -  Мистер  Дюринг,  я  же  вам  говорил  - я  врач,  хирург,  терапевт,
стоматолог, даже гинеколог, черт возьми! Но я не психотерапевт!
     - А мне плевать кто вы и что вы! У меня не должно быть вот этого.
     И он ткнул  своими короткими, словно обрубленными пальцами-сосисками  в
сторону того, что осталось от Морелли после впитывания в астроном.
     -  Вот,  кстати,  познакомьтесь, - я,  наконец, взял  инициативу в свои
руки. - Доктор Фишер, психолог, крупный  специалист по проблемам  психологии
человека  в  замкнутом  пространстве.  Прислан специально  по  моему вызову.
Майкл, познакомься - это мистер Дюринг, управляющий рудника.
     Дюринг  нехотя  сунул Майклу свои красные обрубки, буркнул что-то  себе
под нос. При этом явное недоверие отразилось на его лице.
     - Так вы психиатр? Ну-ну, посмотрим, что у вас получится. Кстати, увижу
еще раз вас на руднике без касок - оштрафую.
     И,  не прощаясь,  он повернулся и пошел к  кучке людей толпящихся около
красной лужицы с фамилией Морелли.
     Фишер был явно обескуражен столь пренебрежительному  отношению к  своей
особе, и я решил приободрить паренька.
     - Не  робейте, доктор, он у  нас вообще грубиян, -  и я похлопал его по
плечу.
     Потом  началась  ежедневная, скучная рутина: просмотр  медицинских карт
пострадавших  и  жертв  Презента,  анкетирование   и  медосмотр  живых.  Так
пролетела неделя. "  ЧП" больше не случалось. Я чувствовал, что запал Фишера
идет  на убыль.  Он уже  не  сидел до утра над  картами и справочниками,  не
сверял бесконечные графики  и психограммы  пострадавших, бормоча что-то себе
под  нос  и  делая бесконечные выписки. Он  уже  не  пялился целыми часами в
компьютер, поминутно  меняя и  меняя  на  экране  все новые и новые  данные.
Осенило его на девятый день.
     - Френк, я, кажется, нашел! - Глаза его сияли торжеством, в правой руке
он  сжимал  ворох  исписанных круглым  старательным  почерком листков.  -  Я
построил график несчастных случаев.
     - И что?
     - Получается синусоида периодичностью в две недели. Сам пик длиться два
дня, вернее - двое суток.
     - Ну, это я знаю, - я поневоле рассмеялся.
     - Почему же вы мне этого не сказали?! - парень явно обиделся.
     - Понимаешь, - я чуть не силком усадил его  на диван. -Здесь явно нужен
новый  подход, свежий взгляд. Я бы  мог тебе сразу  про периодичность, но...
Хорошо  что  ты сам  дошел  до  этого.  И  еще.  Нужно  найти  причину  этой
периодичности, вот где ключ ко всей этой чертовщине.
     Прошло еще четверо  суток,  подошла очередная пиковая ситуация и вот...
Это был Пикеринг.  Он умудрился повеситься на решетке вентиляционного люка в
собственной  комнате.  Фишер был  потрясен.  Я часто  стал  заставать  его в
столовой разглядывающего то  самое панно  работы  Косты Фалько.  Там он  мог
сидеть  часами. И  вообще,  Майкл  спал с лица, его  глаза  уже не сияли тем
рьяным  блеском  юношеского оптимизма, что  бросился мне  в глаза  при нашей
первой  встрече.  Он  вздрагивал,  если его  неожиданно  выводили  из  этого
"столового" транса. Плюс ко  всему он  стал  отчаянно  бояться управляющего,
мистера  Дюринга, не упускавшего при встречах подпускать шпилек в его адрес,
что-то вроде: "А, наш юный эскулап!", или: "Дармоед в белом халате".
     Наконец Фишер пришел ко мне.
     - Ты что-то сдал друг мой? - обратился  я к  нему.-  Выглядишь усталым,
похудел!
     -  А,  - он  махнул рукой. -  Сплю плохо.  Все время снится космос, эта
планета... устал.
     Майкл посидел  немного молча, потом  начал разговор о том, что  его так
терзало.
     - Скажи, а тебя не мучат эти сны?
     - Ты хочешь сказать именно этот сон?
     - Ну, да, тот, что на картине в столовой?
     - Было время, но я избавился от этого.
     - Как?! - Он даже подпрыгнул в кресле.
     Я открыл потайной  шкафчик  у изголовья и водрузил  на стол  перед  ним
бутылку виски. Фишер был явно разочарован.
     - А я думал это что-нибудь медикаментозное.
     - Слушай, Майкл.  Почти все кто живет на астероиде, видят  только  один
сон - этот! Можешь даже не проводить опрос, я его уже неофициально  делал. В
анкетах они это не указывают, боятся,  что сочтут сумасшедшим  и отправят на
Землю. Но здесь, наедине со мной, они признавались в этом. Сон этот приходит
постепенно,  и  вытесняет  все обычные, нормальные сны. Есть одна  гипотеза,
достаточно дикая, хочешь послушать?
     - Конечно.
     - Тот парень, Робинс, он, так же как и Фалько, сошел с ума. Но гипотеза
красивая,  оцени.  Якобы  существовала  некая  суперцивилизация, небожители,
нибелунги,  боги.  И однажды  они  построили супермозг,  сверхмашину. Именно
обломок этого монстра и есть наш Презент. Для того чтобы  питать эту машину,
подключили  целую звезду, превратив  ее  в коллапс. И  задали  задачу, самую
главную. И машина ее решила.
     - И что же это за задача?
     - Не догадываешься?
     Майкл  отрицательно мотнул  головой.  Я  снял  с  книжной  полки  томик
Шекспира, бросил ему на колени.
     -  Страница сорок  пять, монолог  Гамлета:  "Быть или  не быть..."  Вот
так-то, мой бедный Йорик.
     - И как же она ее решила?
     - Увы! Отрицательно: "не быть". Она взорвалась, покончила собой.
     Я  сел напротив  его,  откупорил  бутылку, налил себе, жестом предложил
ему. Фишер только отрицательно покачал головой.
     - Френсис, вы верите в эту теорию?
     - Не знаю, - я только пожал  плечами. - Тут что-то  с дальним космосом,
какая-то  энергия поступает  извне,  и Презент вспоминает свою последнюю,  а
может быть и свою единственную задачу. Вы замечали как тягостно в эти дни на
душе? Все словно давит, подступает безысходность.
     Он кивнул головой, оживился.
     - А  я, признаться думал,  что  это у  меня у одного, боялся показаться
смешным. Еще бы -  психолог, а сам чуть с ума не схожу. Спасибо, Френсис, вы
меня обнадежили. Я возьму этот томик, почитаю?
     -  Я вам его дарю Майкл, и постарайтесь  хорошенько надраться, клянусь,
это снимает все проблемы.
     Он  упрямо покачал головой, забрал Шекспира  и  ушел. Через три дня  он
улетел на Землю.  А еще через месяц Фишер сделал свой сенсационный доклад на
симпозиуме  психиатров. Я видел эту запись, более чем  эффектно. Выложив все
то,  что  я ему рассказывал, Майкл объявил это абсолютной  истиной, и заявил
что  жизнь,  бытие  и  сознание  ошибки  природы  и  полная  нелепость перед
громадами  времени  и  пространства.  После этого он вытащил  пистолет  и на
глазах ошеломленной публики пустил себе пулю лоб.
     Мне даже  его жалко, бедный мальчик. Но что  делать, надо было  кого-то
принести в жертву. Мне уже далеко за сорок, еще года  два-три  и меня спишут
подчистую, в запас. Далее мне маячит та жалкая подачка, что зовется пенсией.
А  я  так  жить не привык.  Будь проклят тот  день моего последнего отпуска,
когда я умудрился  спустить  в  рулетку  все  свои  немалые  сбережения!  О,
господи,  сколько  раз  я уже проклинал то  казино Лас-Вегаса, и  гены моего
буйного пращура!  А Презент, как назло, считался  самым безопасным местом во
вселенной, много было здесь не заработать, переводиться опасно - не избежать
медкомиссии. Но я то знал, что мой мотор уже барахлит, и значит - неизбежное
списание на берег. Когда организованные мной несколько несчастных случаев не
повлияли на  руководства компании, я начал усиленно размышлять о том, что бы
такого придумать необычного.
     Случайно  на Презент завезли блестящую  библиотечку по психологии, я от
скуки  изучил ее и понял,  как надо все это обставить. На основную идею меня
подтолкнула космическая  фантазия Фалько.  Он действительно  был  гениальный
художник, жаль,  что его погубил "астросинтиз",  самый  мощный синтетический
наркотик.  Всего  лишь  сутки без  дозы  и  ты  сходишь с ума,  что с ним  и
произошло.  Что-то меня  удержало тогда  поставить истинный диагноз, хотя  я
единственный знал про эту  слабость художника. Ну, а Робинс  просто  спился.
Белая  горячка,  отнюдь  не  признак  гениальности,  увы.  Но   идею  его  я
использовал  на  все  сто.  Помогло  и  знание  техники.  Переделав  обычный
передатчик,  я превратил его  в генератор  низких частот и на ночь подключал
его к  аварийной  ретрансляционной  сети.  Ухо этот звук не воспринимало, но
мозг  получал полный эффект "голоса моря", сводивший  с ума матросов прошлых
времен. Экспериментируя, я, каждый день  потихоньку прибавлял нагрузку, пока
не  вычислил пик  возможностей.  Так получился этот  двенадцатидневный цикл.
Кроме того, я подключил к  этой  программе и наш "Центр Иллюзий".  Я  просто
вмонтировал в фильм несколько надписей  побуждающих к самоубийству. В  любой
сотне человек найдется два-три человека склонных к самоубийству. Прыжок этих
шести  придурков  был  очень  эффектен.  Но  самой  большой  вершиной  моего
искусства были Морелли и Пикеринг. Они взбесили меня еще в транспорте своими
плоскими шуточками по поводу моей бороды. Здоровья, веселья и наглости в них
было на  десятерых.  Всего за год  я  из них  сделал двух  психопатов.  Надо
сказать, что я открыл в себе большие способности к гипнозу. Наверное, это от
моего  великого  предка. Не мог  же он  одним  словом  и кулаком  держать  в
повиновении эту банду убийц и насильников, какой была его команда. С Морелли
я испробовал первый  раз  самое  сложное  -  отложенный гипноз.  Вечером  он
приходил  ко мне,  жаловался на  сон.  Я  усадил его в  кресло, провел сеанс
внушения.  А  в  обед  следующего  дня  он  положил  свою  голову  под  шнек
собственного  комбайна. С Пикерингом все было  проще, я  зашел к  нему перед
сном и  он послушно  проделал все, о  чем я его  попросил. Чем  я горжусь? Я
подавил в них самое исконное - инстинкт самосохранения.
     С  Фишером  я поступил по-другому. Тут  больше было  в ходу суггетивное
внушение. Он поневоле  помог  мне, часами созерцая безумную фреску.  Еще бы!
Фалько рисовал как раз тогда, когда транспортный корабль "Гекла", на котором
обычно  перевозили контрабандный наркотик, неожиданно напоролся на метеорит,
и взорвался  в  пределах  видимости с базы. Болезнь  уже рвала  его мозг,  и
именно это он выразил в своей картине. Фишер улетел обратно уже с программой
на самоуничтожения, что и с блеском  затем выполнил.  Порой мне его жаль. Но
что он мог со мной сделать,  со мной - потомком великого пирата! Зато теперь
на  "Подарке" зарплата приравнена к  самым опасным  уголкам нашей  планетной
системы. Это  уже что-то, а там я вернусь в Лас-Вегас  и отыграюсь! Я верю в
это. Некоторые, например эта жирная  свинья  Дюринг, утверждает, что я  стал
слишком  много  пить,  разговариваю с  собой  по  ночам, хихикаю. Но это все
ерунда! Виски для меня что вода, правда ведь,  адмирал? Куда им всем до нас,
этим Фишер, Дюрингам, до нас, до Дрейков, пиратов  и адмиралов! А то,  что я
тебе каждый вечер рассказывают  тебе эту  историю - так я должен же с кем-то
поделиться своей победой. Твое здоровье, адмирал!"
     Он премерзко хихикнул, и, с трудом подняв рюмку, чокнулся с зеркалом.

ПРОКЛЯТЫЕ КОШКИ!
     (Полуфантастический рассказ).
     - Нет,  я ни  чего не  имею  против  кошек, но  этот  профессор Шнейдер
переполнил  чашу моего терпения. И без этого  человеческий  прогресс  достиг
просто  невероятного  развития. Уже  семьсот  лет на Земле  все  три  тысячи
оставшихся представителей  человеческой  расы  не  знают  что  такое  войны,
болезни,  голод или  нужда. Лет триста ни  кто  из людей  палец  о палец  не
ударил,   чтобы  заработать  себе  на  кусок  хлеба.  Все  роботы,  киборги,
электронные слуги и электронные  мозги. Угодливость этих синтетических рабов
не знает предела. Стоит подумать о  стакане с охлажденной минералкой, как он
тут же появляется перед тобой.  Моя  Элен  не задумываясь садилась  там, где
хочет, зная что  под  ней  тут  же появиться либо  невидимое  гравитационное
сиденье, либо целый диван.  Нечего и говорить о том, что моя супруга понятие
не имела о том, как выглядит сырое мясо, а тем более как приготовить из него
какое-то блюдо.  Но про этих проклятых говорящих  кошек я услышал как раз во
время обсуждения меню званого обеда в честь десятилетия нашей свадьбы.
     Сидя на  гравитационном  кресле  Элен  занималась  единственным  делом,
которое она не  доверяла  ни кому -  полировкой ногтей, и при этом диктовала
нашему невидимому метрдотелю свое меню.
     - Прошлый раз у Бергов говядина просто таяла во рту. Узнай у их повара,
как это делается, эти бифштексы мне  понравились  даже больше чем отбивные у
Свенсонов, тем более стейки  у  Михельсонов.  Приготовь  точно так же. А вот
картошка как  раз была лучше  у Михельсонов, ну  и  наша традиционная спаржа
"Аля - Мулен Руж", затем фрукты, напитки, это все как обычно.
     - А  торт, мэм? - осторожно напомнил метрдотель.  - В прошлый раз  была
океанская яхта в натуральную величину.
     -  Нет, теперь надо что-нибудь, этакое!  - Элен надула губки  и надолго
задумалась.  -  Приготовь  торт  в  виде  Ниагары,  небольшой  такой кусок в
натуральную величину, ну и метров тридцать в ширину. Как  раз чтобы  встал в
малую гостиную, мы там с гостями будем пить чай.
     Я в это время одетый в кимоно сидел в позе