оридора, дверь ее была открыта.
     Блейк вошел в  приемную,  которая  оказалась  пустой.  Во  внутреннем
кабинете сидел человек в  рубахе  с  короткими  рукавами  и  трудился  над
какими-то бумагами. Другие документы кипой лежали в корзинке на столе.
     Человек поднял глаза:
     - Входите, входите, - сказал он.
     - Вы Райан Уилсон?
     Человек кивнул:
     - Моя секретарша еще не пришла. Чем могу быть полезен?
     - Вы прислали мне записку. Мое имя - Эндрю Блейк.
     Уилсон откинулся на стуле и воззрился на Блейка.
     - Черт меня побери, - сказал он наконец. - Вот уж не чаял  свидеться.
Думал, вы исчезли навсегда.
     Блейк озадаченно покачал головой.
     - Вы видели утреннюю газету? - спросил Уилсон.
     - Нет, - ответил Блейк, - не видел.
     Человек  потянулся  к  сложенной  газете,  лежавшей  на  углу  стола,
развернул ее и показал Блейку.
     Заголовок кричал: "ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ЛИ ЧЕЛОВЕК СО ЗВЕЗД - ОБОРОТЕНЬ?"  В
подзаголовке сообщалось: "Охота  на  Блейка  продолжается".  Под  "шапкой"
Блейк увидел свою фотографию. Он  почувствовал,  как  застывает  лицо,  но
сумел сохранить бесстрастное выражение.
     - Интересно, - сказал Блейк Уилсону. - Спасибо, что показали. Они уже
объявили награду?
     Уилсон резко взмахнул кистью руки, складывая  газету,  и  положил  ее
обратно на угол стола.
     - Вам надо всего-навсего набрать номер, -  сказал  Блейк.  -  Телефон
больницы...
     Уилсон покачал головой.
     - Это не мое дело, - заявил он. - Мне все равно, кто вы.
     - Даже если я оборотень?
     - Даже если так, - отвечал Уилсон. - Вы можете  повернуться  и  уйти,
если желаете, а я продолжу работу. Но если вы хотите остаться, я  вынужден
задать вам пару вопросов. И если вы сумеете ответить на них...
     - Вопросы?
     - Да. Всего два.
     Блейк заколебался.
     - Я действую по поручению клиента, - сообщил ему Уилсон.  -  Клиента,
который умер полтора столетия назад. Это дело переходило по наследству  от
одного  поколения  сотрудников   этой   юридической   фирмы   к   другому.
Ответственность за выполнение просьбы  клиента  принял  на  себя  еще  мой
прапрадед.
     Блейк замотал головой, стараясь разогнать туман в мыслях. Что-то  тут
было не так. Он понял это в тот миг, когда увидел городок.
     - Ладно, - сказал он. - Валяйте, задавайте ваши вопросы.
     Уилсон выдвинул ящик стола, вытащил из него  два  конверта.  Один  он
отложил  в  сторону,  второй  вскрыл  и  извлек  листок  бумаги,   который
зашелестел, когда поверенный принялся разворачивать его.
     Уилсон поднес листок к лицу и принялся рассматривать его.
     - Хорошо, мистер Блейк, - сказал он. - Первый вопрос: как звали  вашу
учительницу в начальных классах?
     - Ну, ее имя было, - проговорил Блейк, - ее имя было...
     Ответ пришел почти сразу.
     - Ее звали Джонс, - сказал он. - Мисс Джонс. Ада Джонс, кажется.  Это
было так давно.
     Но как-то выходило, что все это было не так уж и давно.  Он  внезапно
вспомнил, как она выглядела. Чопорная, похожая на  старую  деву,  с  вечно
поджатыми губами и растрепанной прической. Она еще носила лиловую  блузку.
Как он мог забыть эту ее лиловую блузку?
     - Хорошо, - сказал Уилсон. - А что вы и Чарли Брин сделали с арбузами
Дикона Уотсона?
     - Ну, мы... Эй, а как вы об этом-то узнали?
     - Неважно, - сказал Уилсон. - Просто отвечайте на вопрос.
     - Что ж, - сказал Блейк, - по-моему, это была жестокая проделка.  Нам
обоим потом было не по себе. Мы никому об этом не говорили. Чарли стащил у
отца шприц: его старик, как вы, верно, знаете, был доктором...
     - Я ничего не знаю, - ответил Уилсон.
     - Ну, в общем, взяли мы шприц.  У  нас  был  кувшин  керосина,  и  мы
впрыснули керосин во все  арбузы.  Понемножку,  как  вы  понимаете.  Ровно
столько, сколько нужно, чтобы у арбузов появился странный привкус.
     Уилсон положил листок и взял второй конверт.
     - Вы сдали экзамен, - сказал он. - Надо думать, это принадлежит вам.
     Он вручил конверт Блейку.
     Блейк взял его и увидел на лицевой стороне надпись,  сделанную,  судя
по всему, трясущейся рукой глубокого старца. Чернила до того выцвели,  что
стали бледно-коричневыми.
     Надпись гласила: "Человеку, которому принадлежит мой разум".  Строкой
ниже виднелась подпись: Теодор Робертс.
     Рука Блейка дрогнула, и он опустил  ее,  все  еще  сжимая  в  пальцах
конверт. Блейк попытался унять дрожь.
     Теперь он знал. Теперь он снова знал. К нему вернулось все - все  то,
что было забыто, все лица и личности.
     - Это я, - сказал он, с трудом шевеля застывшими губами. - Это был я.
Тедди Робертс. Я не Эндрю Блейк.



                                    26

     Передние ворота, чугунные и массивные, были заперты, он  вошел  через
здание  и  обнаружил  посыпанную   гравием   тропинку,   конторы   змейкой
поднималась вверх по склону. Внизу лежал городок  Уиллоу-Гроув,  а  здесь,
под покосившимися замшелыми надгробьями, обрамленными соснами и  старинной
чугунной оградой, покоились  старики,  которые  были  молодыми  людьми  во
времена его детства.
     - Ступайте по левой дорожке, - сказал Уилсон. - Ваш семейный  участок
на полпути к вершине холма, с правой стороны. Но,  знаете  ли,  Теодор  не
совсем мертв. Он помещен в Банк Разумов, и еще он в вас. Здесь только  его
тело. Хотя я этого не понимаю.
     - Я тоже, - сказал Блейк, - но думаю, мне надо сходить.
     И он двинулся в  путь,  карабкаясь  по  крутой,  неровной,  почти  не
хоженой тропинке вверх к воротам кладбища. По дороге ему пришло в  голову,
что во всем городке самым знакомым местом ему показалось именно  кладбище.
Сосны вдоль внутренней стороны чугунной решетки  выглядели  выше,  чем  он
помнил, и даже при ярком дневном свете были более темными и мрачными,  чем
он мог предположить. В их тяжелой хвое стонал ветер, и эти звуки  походили
на погребальную песню из воспоминаний детства.
     Письмо было подписано именем Теодор. Но нет, тогда он был не  Теодор,
а Тедди. Маленький Тедди Робертс, и  позже  тоже  Тедди  Робертс,  молодой
физик с дипломами технологических институтов  Калифорнии  и  Массачусетса,
которому  Вселенная  представлялась  блестящим   совершенным   механизмом,
требующим объяснения. Теодор  появится  позже  -  доктор  Теодор  Робертс,
старый грузный человек  с  медленной  походкой,  нудным  голосом  и  седой
головой. Того человека, сказал себе Блейк, он не знал и никогда не узнает.
Потому что его разум, разум, нанесенный на его синтетический  мозг  в  его
синтетическом теле, был разумом Тедди Робертса.
     Теперь, чтобы поговорить с Тедди  Робертсом,  надо  было  лишь  снять
трубку, набрать номер Банка Разумов и  назвать  себя.  И  немного  погодя,
возможно, раздастся голос, и голос этот будет  говорить  от  имени  разума
Теодора Робертса. Не самого человека, чей голос умер вместе с  ним;  и  не
разума  Тедди  Робертса   -   более   пожилого,   более   мудрого,   более
уравновешенного разума, в который должен был вырасти разум Тедди Робертса.
Но это бессмысленно, подумал он, это будет разговор двух незнакомцев.  Или
нет? Ведь письмо ему оставил не  Тедди,  а  Теодор,  и  послание  выводила
слабая, трясущаяся рука старика.
     Может ли разум выступать от имени  человека?  Или  разум  есть  нечто
отдельное, самостоятельное? Какую часть человека составляет разум, а какую
- тело? И в какой степени человека представлял он сам,  когда  в  качестве
элементарной человеческой субстанции находился в теле Охотника? Или в теле
Мыслителя?  Видимо,  в  меньшей,  поскольку  Мыслитель  столь   далек   от
каких-либо известных человеческих понятий - биологический  преобразователь
энергии  с  системой  восприятия,  отличной  от  человеческих  чувств,   и
логико-инстинктивно-рассудочным блоком, заменяющим разум.
     Пройдя через заднюю калитку, он остановился в тени сосен. На  вершине
холма среди замшелых гранитных  плит  в  тишине  солнечного  утра  работал
человек, и яркие блики вспыхивали на его инструменте.
     Сразу за  калиткой  стояла  церквушка,  сияя  в  сени  зеленых  сосен
белизной дощатых стен и тщетно пытаясь дотянуться  колокольней  до  уровня
деревьев. Дверь часовни была открыта, и Блейк заметил,  что  внутри  горит
мягкий свет.
     Медленным шагом Блейк миновал церковь и направился вверх по  дорожке.
Хрустел и перекатывался под ногами гравий. "На полпути справа".  Когда  он
добрался до  указанного  места,  то  увидел  камень  с  надписью,  которая
возвещала миру, что здесь покоится тело Теодора Робертса.
     Сомнения охватили Блейка.
     Зачем он сюда пришел?
     Затем, чтобы посетить место, где похоронено его тело, - нет, не  его,
а человека, чей разум он носит в себе.
     А если тот разум еще жив, если живы сразу оба разума - какое значение
имеет тело? Оно не более чем корпус,  и  его  смерть  не  должна  вызывать
сожаления, а место захоронения не играет никакой роли.
     Он  повернулся  и  медленно  пошел  обратно  к  калитке.  У   часовни
задержался, разглядывая лежащий внизу город через решетку ворот.
     Блейк знал, что вернуться в город он пока не готов, -  и  неизвестно,
будет ли готов когда-либо. Потому  что  тогда  ему  придется  решать,  что
делать дальше. А он не знал этого. Не имел ни малейшего представления.
     Блейк повернулся, подошел к порогу церкви и уселся на ступеньку.
     И действительно, что теперь делать? - подумал он. Как ему поступить?
     Теперь Блейк наконец  узнал  все  про  себя,  и  убегать  больше  нет
надобности. Он обрел почву под ногами,  но  почва  эта  оказалась  слишком
зыбкой.
     Блейк сунул руку в карман туники и достал письмо. Развернул  и  здесь
же, на пороге церкви, снова перечитал его:

     "Мой дорогой сэр! Сожалею, что приходится обращаться  к  Вам  в  этой
странной и нелепой форме. Я перебрал другие варианты обращения, но ни один
из них не звучит, как хотелось бы. Поэтому остается воспользоваться таким,
которое, несмотря на внешнюю официальность,  по  крайней  мере,  исполнено
достоинства. К настоящему моменту Вы, конечно, уже разобрались,  кто  есть
я, а кто Вы, так что нет необходимости вдаваться в  объяснения  по  поводу
наших взаимоотношений, которые, на мой взгляд, не имеют аналогов в истории
Земли и несколько необычны для нас обоих. Все эти годы  меня  не  покидала
надежда, что однажды Вы возвратитесь, и тогда мы сможем  посидеть  вдвоем,
быть  может,  и  провести  несколько  приятных   часов,   сравнивая   наши
наблюдения. Теперь, однако, я начал сомневаться, что  Вы  вернетесь.  Ваше
отсутствие слишком затянулось, и я боюсь, могло случиться нечто такое, что
помешало Вашему возвращению. Но даже если оно и произойдет, то я смогу Вас
встретить, только если пройдет совсем немного времени, поскольку  дни  мои
на исходе.
     Я пишу, что жизнь моя заканчивается, и все же это  не  совсем  верно.
Жизнь кончается  для  меня  как  физического  объекта.  Однако  разум  мой
продолжит существование в Хранилище Разумов, один среди многих,  способный
функционировать независимо или в сотрудничестве с другими находящимися там
разумами в качестве своеобразной консультативной коллегии.
     Должен признаться,  я  не  сразу  решился  принять  это  предложение.
Несомненно, мне оказали высокую честь, остановив выбор именно  на  мне,  и
тем не менее, даже дав уже согласие, я не уверен в  мудрости  совершаемого
шага как с моей стороны, так и со стороны человечества. Я не убежден,  что
человек способен достаточно уютно чувствовать себя,  сохранившись  в  виде
разума, и, кроме  того,  опасаюсь,  что  со  временем  человечество  может
оказаться  в  чрезмерной  зависимости  от  сконцентрированной  мудрости  и
знаний, собранных в так называемом Банке Разумов. Да, Банк может  принести
пользу, если мы останемся, как сегодня,  только  консультативным  советом,
который рассматривает различные вопросы и  выдает  рекомендации.  Но  если
люди когда-нибудь  станут  полагаться  на  одну  лишь  мудрость  прошлого,
прославляя или обожествляя ее, поклоняясь ей и не веря в  мудрость  своего
настоящего, то мы превратимся в помеху.
     Я не знаю, почему пишу Вам это. Возможно, потому, что, кроме Вас, мне
писать некому. Ведь в значительной мере Вы - это и есть я.
     Как странно, что одному человеку  выпало  в  жизни  принимать  дважды
настолько схожие решения. Все те сомнения, которые обуревают меня  теперь,
мне уже пришлось испытать,  когда  я  оказался  в  числе  тех,  чей  разум
предлагалось наложить на Ваш мозг. Мне казалось, что можно было  подобрать
разум, более пригодный для Вас, чем мой. Мои  склонности  и  предубеждения
могли оказать Вам плохую услугу. Это же соображение беспокоит меня до  сих
пор: пригодился ли Вам или подвел Вас мой разум?
     Если человек размышляет над подобными вопросами, это  свидетельствует
о  том,  что  в  своем  развитии  от  простого   животного   он   проделал
действительно значительный путь. Я много раз задумывался,  не  слишком  ли
далеко мы зашли, не  завело  ли  нас  наше  интеллектуальное  тщеславие  в
запретную зону. Но такие мысли стали посещать меня  сравнительно  недавно.
И, как на плод сомнений стареющего человека, на них  не  следует  обращать
внимания.
     Мое письмо,  наверное,  кажется  Вам  сбивчивым  и  не  существенным.
Однако, если Вы наберетесь еще немного терпения,  я  попытаюсь  подойти  к
сути, ради которой это письмо написано.
     Все эти годы я думал о Вас, не зная, живы ли Вы, и, если живы, где Вы
и когда вернетесь. Полагаю,  что  к  настоящему  моменту  Вы  поняли,  что
некоторые,  а  может  быть,  даже  многие  из  тех,  кто  Вас   изготовил,
рассматривали Вас как задачу из области биохимии, не более.  Думаю  также,
что за долгие годы Вы свыклись с этим и поэтому не  обидитесь  на  прямоту
моих слов.
     Что касается меня, то  я  всегда  считал  Вас  собратом  по  людскому
племени, практически таким же человеком, как  я  сам.  В  семье,  как  Вам
известно, я остался единственным ребенком. И мне часто казалось, что в Вас
я вижу того брата, которого никогда не имел. Но истину я осознал  позднее.
Она заключается в том, что Вы не брат мне. Вы мне значительно  ближе,  чем
брат. Вы мое второе Я, но ни в коей мере не вторичное, а  равное  во  всех
отношениях. И это письмо я пишу в наделе на то, что, если Вы вернетесь, Вы
захотите связаться со мной, даже если физически я буду мертв.  Меня  очень
интересуют Ваши дела и мысли.  Мне  кажется,  что,  побывав  там,  где  Вы
побывали в своем профессиональном  качестве,  Вы  могли  прийти  к  весьма
любопытным и содержательным оценкам и взглядам.
     Станете ли Вы связываться со мной или нет, решать Вам. И как  бы  мне
ни хотелось поговорить с Вами, я не совсем убежден, что  нам  следует  это
делать. Оставляю это целиком на Ваше усмотрение в полной уверенности,  что
Вы примете наиболее  целесообразное  решение.  Я  же  в  настоящий  момент
усиленно размышляю над тем, стоит ли постоянно поддерживать  существование
одного человеческого разума. Мне видится, что, хотя разум является главным
в человеческом существе, человек все же больше, чем только разум.  Человек
- это не только рассудок, но и память, и  способность  усваивать  факты  и
вырабатывать оценки.  Может  ли  он  сориентироваться  в  той  невероятной
стране, в которой оказывается, когда выживает один лишь  разум?  Возможно,
он  останется  человеком,  но  тогда  возникает  вопрос  о   степени   его
человечности. Превращается ли он в нечто большее или нечто меньшее, нежели
человек?
     Ну  что  ж,  если  Вы  сочтете,  что  нам  следует  побеседовать,  Вы
поделитесь со мной  своими  мыслями  по  этому  поводу.  Однако,  если  Вы
полагаете, что нам лучше не встречаться, и я об  этом  как-то  узнаю,  то,
заверяю Вас, у меня не будет обиды. И в этом случае пусть с Вами останутся
всегда мои наилучшие пожелания и любовь.
     Искренне Ваш Теодор Робертс".

     Блейк сложил письмо, засунул его обратно в карман туники.
     Все еще Эндрю Блейк, подумал он, а не  Теодор  Робертс.  Может  быть,
Тедди Робертс, но Теодор Робертс - никогда.
     Допустим, он сядет за телефон и  наберет  номер  Банка  Разумов.  Что
делать, когда ответит Теодор Робертс? Что сказать? Ему нечего  предложить.
Это будет встреча двух людей, которые в равной степени нуждаются в  помощи
и ждут помощи друг от друга, не умея ее оказать.
     Можно будет сказать: я оборотень  -  так  меня  называют  в  газетах.
Только отчасти человек, не более, чем на треть. На остальные две  трети  я
нечто такое, о чем ты никогда не слышал, а если бы услышал, то не  поверил
бы. Я уже больше не человек, и мне нет места на всей Земле. Я не знаю, кто
я. Я чудовище, урод и всякому, к кому я  прикоснусь,  причиняю  одну  лишь
боль.
     Да, это верно. Он причиняет боль всякому,  с  кем  встречается.  Элин
Гортон - она поцеловала его,  девушка,  которую  он  мог  бы  полюбить  и,
возможно, уже полюбил. Но ведь любить может лишь человеческая  его  часть,
только треть его. А это причинит боль ее отцу,  замечательному  старику  с
негнущейся спиной  и  несгибаемыми  принципами.  И  причинит  неприятности
молодому доктору Даниэльсу, который первым  стал  его  другом  и  какое-то
время был его единственной поддержкой.
     Он всем им мог причинить боль - и причинит, если только...
     Вот оно. Если.
     Необходимо что-то сделать, предпринять какое-то действие, но какое?
     Медленно встав со ступенек,  он  направился  было  к  воротам,  затем
повернулся и зашел в церковь, в боковой придел.
     В помещении  царили  тишина  и  полумрак.  Электрические  канделябры,
расставленные на аналое, терялись среди теней -  слабый  огонек  костра  в
пустынной темноте покинутой всеми равнины.
     Место для размышлений. Место,  где  можно  придумать  план  действий,
провести с самим собой тайное совещание. Тщательно  проанализировать  свое
положение, взвесить ситуацию и определить следующий шаг.
     Из придела Блейк перешел в центральную часть здания, к скамейкам.  Но
садиться  не  стал,  а  остался  стоять,  поддерживаемый   окутавшей   его
сумеречной тишиной, которую скорее подчеркивал, чем нарушал,  доносившийся
снаружи мягкий шорох ветра в соснах.
     Блейку стало ясно, что  наступило  время  решать.  Здесь  он  наконец
оказался  в  той  точке  пространства  и  времени,  откуда  нет   пути   к
отступлению. До этого он убегал, и в бегстве  был  смысл,  но  теперь  эта
простая реакция на обстоятельства  утратила  логику.  Потому  что  убегать
дальше  некуда.  Блейк  достиг  окончательного  предела,  и  теперь,  если
продолжать бег, надо разобраться, куда бежать.
     Здесь, в этом маленьком городке, он узнал о себе все, что можно  было
узнать, и город стал тупиком. Вся планета оказалась  тупиком,  и  нет  для
него места на этой Земле, и среди людей тоже нет места.
     Даже  принадлежа  Земле,  Блейк  не  может  претендовать  на   статус
человека.  Он  гибрид,  а  не  человек,  нечто  такое,  что   никогда   не
существовало  прежде,   но   возникло   в   результате   жутких   проектов
человечества. Команда из трех различных существ, обладающих возможностью и
способностью решать, а может быть, и решить главную загадку Вселенной,  но
эта загадка не имеет прямого отношения ни к планете Земля, ни к  жизненным
формам, населяющим ее. И  он  здесь  ничего  не  может  сделать  для  этой
планеты, как и она для него.
     Возможно, на другой планете, бесцветной и безжизненной, где никто  не
будет мешать, на планете, где нет цивилизации и где  ничто  не  отвлекает,
Блейк сумеет осуществить свою миссию - как  команда,  а  не  как  человек.
Именно он, триединый.
     Он вновь задумался над могуществом  этих  трех  разумов,  соединенных
нечаянным и неожиданным поворотом событий,  которые  породил  человеческий
разум, - сила и красота, чудо и ужас. И содрогнулся перед осознанием того,
что на Земле, возможно, был создан  инструмент,  п