в итоге нигде. Между. Собственно, этим они все и отличались: знанием. Давно низведенным до бытового уровня, но все-таки Знанием, что твой пугающе огромный мир - это лишь пластинка в бесконечном веере, и путь отсюда, так же как путь сюда, находится не за годами и километрами, а здесь и сейчас, в самом тебе.
     Виктор с Борисом синхронно сменили магазины.
     - То, что мы делаем, просто отвратительно, - сказал Мухин.
     - Согласен два раза, - ответил Борис. - Но выжить эти оболочки не должны, иначе они вернутся. С памятью об Установке... Люда, не смотри на это!
     - Я и не смотрю... Я понимаю, по-другому нельзя... А с Макаровым ты был убедителен. - Она достала последнюю сигарету и спрятала пустую пачку в сапог. - Почти не давил. Я и сама чуть не купилась.
     - Ну и зря.
     - Что зря?..
     - Ренат где-то видел топор... - задумчиво произнес Борис. -Или нет?..
     - Зачем тебе топор?!
     - Попробуй догадаться... Витя!
     - Топора нет, - отозвался Мухин. - Есть пулеметы.
     - Можно и так...
     - Борис! - крикнула Люда. - Что ты собираешься делать?
     - Как что? Разрушить портал.
     - А... Установка? Она же отключится!
     - Мы разве не за этим пришли?.. - спросил Виктор, собирая у монтажников оружие.
     - Что же раньше-то?.. Ренат ее сразу хотел сломать. Вы не позволили... Борис... ты этих ждал? С ящиками?
     - С ящиками, - подтвердил. Борис - Белую кость мы ждали. Цвет научно-перекинутой интеллигенции. Теперь в этом слое у них нет оболочек. И у Макарова - нет.
     - И когда отражения сольются, у них не останется тел, - заключил Мухин. - Они сюда больше не перекинутся.
     - Что сольется?! Этот тамбур уничтожат, и ничего не сольется!
     - У Макарова не было времени подумать. У тебя оно есть. - Борис ударил ногой по двери и вышел на обзорный мостик.
     Виктор последовал за ним и, свалив пулеметы на площадку, клацнул предохранителем.
     Громадный магнит внизу по-прежнему упирался в исчезающую плоскость. Реализованный как военный проект, он находился в этом зале более полувека и все это время держал границы между слоями открытыми. Вокруг него стояли десятки контейнеров. Часть из них техники освободили и собрали во внутреннем радиусе - там, где поместились бы квартиры ботаника, оператора, писателя-фантаста и прочих мухинских отражений - громоздкую конструкцию, пока еще не законченную, но уже имеющую какой-то общий вид.
     - Куда? - спросил Виктор.
     - Понятия не имею... - хмыкнул Борис. Мухин передернул затвор и, широко водя рукой, точно поливая из лейки, выпустил очередь по правому рогу. Далеко на полу забренчали гильзы - последняя упала лишь спустя две секунды после того, как кончился магазин. Виктор выбрал из кучи второй пистолет-пулемет, затем, подумав, взял еще один. Расстреляв обе обоймы, он облокотился на поручень и прислушался. В зале снова воцарилась клейкая тишина. Борис добил рожок из "Калашникова" и раздосадованно сбросил автомат вниз.
     - А вдруг эта штука пуленепробиваемая? - озабоченно произнес Виктор.
     - Тогда пули ее не пробьют. Что еще сказать?..
     - Хочу поделиться сомнением...
     - Ну поделись...
     - Если даже нам понятно, что Установка опасна, почему этого не понимают те, кто ее построил? Почему в нулевом слое ее не выключат сами?
     - Я думаю, они давно бы это сделали.
     - Так почему же не делают?
     - Потому что там никого нет, - угрюмо ответил Борис.
     Мухин покусал губу, затем пострелял по магниту - уже так, для очистки совести - и, не выдержав, все же спросил:
     - Почему?..
     - Потому что мы тут.
     - Кто?.. - Виктор опешил. - Кто это "мы"?..
     - Те, кто раньше был там.
     - И значит, когда миры сольются в один... а нас там нет...
     - Миры сольются здесь, в тамбуре, - сказал Борис. - И он не исчезнет.
     - Ты так уверенно говоришь... - Людмила принесла еще два автомата и встала с ними на мостике. - Но ты ведь можешь и ошибаться. Откуда тебе знать?
     Борис стиснул зубы и выстрелил туда, где пропадали рога. На мембране возникло несколько черных окружностей диаметром около метра.
     - Она откликается! Она чувствует! - Он схватил следующий пулемет и послал в плоскость длинную очередь. Пленка покрылась кругами - каждая пуля оставляла в ней метровую дыру, вот только дыры эти постепенно затягивались. Через некоторое время поверхность снова была чистой, точнее, несуществующей.
     - Ты не ответил, Боря, - напомнила Людмила.
     - Что у тебя? "Калаш"? Стреляй. Стреляй в нее, ну! Витя, ты тоже!
     Борис подобрал два пулемета и выпустил по мембране сразу все. Мухин, хоть и с сомнением, поднял ствол и нажал на курок. Люда сделала то же самое.
     В какой-то момент показалось, что пленка разорвалась - круглых, идеально ровных отверстий в ней было уже несколько сотен. Виктор наклонился и обнаружил на решетчатом полу последний ствол. Не мешкая, чтобы поверхность не успела затянуться, он подхватил оружие и увидел, что в нем нет магазина. Он хотел бросить сам пулемет, но оценил расстояние и понял, что все равно не докинет. Плоскость как будто уловила его отчаяние и начала постепенно зарастать.
     - Боря! И все-таки ты мне не сказал!.. - не унималась Людмила.
     Виктор повернулся к ней, чтобы ответить, но случайно посмотрел на магнит и звонко хлопнул в ладоши.
     Ящики. Много металлических, явно тяжелых контейнеров, которыми можно было повредить мембрану гораздо сильней, чем пулями.
     Добежав до лестницы, Мухин устремился вниз.
     - Правильно, Витя! Только осторожно! - Борис расстрелял по верхним углам последние патроны и перегнулся через перила. - Не подходи к ней!
     Магнит оказался не таким уж гладким и аккуратным, как это виделось сверху. Он смахивал на длинный барак без окон, облицованный толстыми стальными пластинами. Что было на трехметровой крыше, Мухин не знал, но подозревал, что там лежат те же пластины. Пистолет-пулемет, скорострельный, но маломощный, был против них бесполезен. Плоскость же так и осталась невидимой. Виктор не мог ее разглядеть, лишь угадывал ее присутствие по черным съезжающимся кругам.
     Он поднял пустой ящик и метнул его вперед, как можно выше. Поверхность поглотила контейнер. Секунду не было ничего, потом из точки соприкосновения стремительно разлетелась кольцевая волна - Мухин не заметил бы и ее, если б не искривление пленки в момент движения. Всколыхнувшись, она на какой-то миг блеснула плафонами, показала искривленную площадку с Борисом и Людмилой и повисла по краям огромной дыры.
     - Да, Витя! - заорал сверху Борис. - Еще! Еще!! Мухин взял второй ящик и швырнул его левее, туда, где мембрана осталась цела. На этот раз волну Виктор не разглядел, он судорожно искал на полу что-нибудь еще, что можно было бы кинуть. Все контейнеры, и свободные, и закрытые, лежали дальше, за ними пришлось бы идти назад, и Мухин опасался, что поверхность успеет себя воссоздать.
     Зацепившись за что-то ногой, он торопливо нагнулся и выволок из-под рабочей платформы опрокинутый турникет. К верхней трубе была прикручена проволокой жестяная табличка:
     "Не приближаться! Смертельная опасность!" Виктору вдруг подумалось, что он очень давно не встречал таких предупреждений. На улицах попадались одни лишь приглашения - зайди, здесь хорошо, тебе понравится... Никто не писал: не заходи, ты будешь жалеть... Даже ради хохмы. Хотя люди все равно зашли бы. Зашли бы убедиться - действительно ли здесь так плохо, как об этом написано... Наверно, такова человеческая природа. Вот и те, кто построил портал... Не по ту сторону, а по эту, - те, кто воспринимал его как некий оборонный проект... В бункере должно было находиться полно народу, но Мухин вспомнил, что видел только чекиста за столом. Остальные... может, они все же к чему-то приблизились? Несмотря на опасность. Как всегда... Как все люди...
     Виктор взял турникет и размахнулся. Он хотел попасть непременно в мембрану, но ее края находились слишком высоко. Перед Мухиным оказалось сплошное черное поле, в котором не было ничего - это он понял сразу, как только туда заглянул.
     Он испытал то же, что испытывал при переходе из слоя в слой. За плоскостью зияла пустота, настолько глубокая, что ее границы ощущались как нечто материальное. На самом деле плоскость была не началом Другого, а завершением Этого.
     Внезапно Мухин почувствовал на лице ветер. Теплый и сильный, как вода. Ветер давил, оттеснял его назад, и, чем ближе Виктор подходил к плоскости, тем сильнее было сопротивление. Он не заметил, как сделал еще один шаг. Бороться с ветром было приятно - не побеждать его, ведь это...
     Невозможно.
     ...а просто ловить его лицом, купаться, позволять ему перебирать волосы, особенно на горке, когда мотоцикл зависает и с радостным ревом...
     Невозможно. У него никогда не было мотоцикла... Виктор зажмурился изо всех сил, до мурашек в глазах, до мельтешащих светлячков - двадцати девяти плывущих во тьме белых огней. Почему двадцать девять?.. Их точно двадцать девять?.. Конечно, двадцать девять. Как же ты их уместила на таком маленьком тортике? Маленьком, зато вкусном. Обиделась, что ли? Смешная. Я же не то имел в виду. Я о тебе беспокоюсь. Что ты станешь делать через год? Свечек будет тридцать, а торты у тебя всегда такие маленькие. Зато вкусные, вкусные... Через год юбилей, и если ты опять никого не позовешь, то свечка у тебя будет одна, в руках. Не надо так шутить. Какой ты суеверный... Дуй и загадывай. Сам знаешь, большой ведь уже. Ну да, а тортик все равно маленький...
     Он дунул, но встречный ветер оказался сильней - особенно такой, на горке, - бороться с ним было...
     Невозможно.
     ...и тридцать свечей, свои законные тридцать свечей он гасил уже совсем в другом месте.
     "Витя, не уходи!"
     "Борис... Я не могу..."
     "Не уходи, Витя!"
     "Я бы ушел. Но это, к сожалению..."
     Невозможно.
     Мухин открыл глаза и увидел, как турникет влетает в пустоту. Рваная пленка всколыхнулась, теперь в ней от разились не только тусклые плафоны, но и весь портал. Дыры от пуль, разбросанные по углам, впервые перестали уменьшаться. Они замерли и вдруг неуловимо быстро разбежались по поверхности. Плоскость исчезла, как исчезает мыльный пузырь: она не лопнула, а просто перестала существовать.
     В коридоре что-то пронзительно засвистело и, как мембрана, резко оборвалось. Свет в зале погас.
     Мухин порылся в карманах и разыскал зажигалку. Огонек горел ровно, но стены находились слишком далеко, и Виктор видел только свою ладонь - словно, кроме нее, ничего и не было.
     - Люда!.. Люда!!
     - Да! Я здесь!
     Где-то наверху вспыхнуло второе пятнышко.
     - Люда! Сходи поищи фонари, а то я ноги переломаю, пока вылезу.
     Огонек пропал, спустя минуту в темноте зашарили два узких конуса.
     - Ты где?!
     - Здесь! Да не надо в глаза-то, что за привычка!.. На лестницу свети! Нет, погоди! Я хочу посмотреть на нее! Где висела эта штука!
     Людмила направила фонарь влево, и желтый овал прошелся по обычной стене из зеленоватых бетонных блоков, не очень ровно состыкованных.
     Мухин, спотыкаясь о какие-то приборы и кабели, добрался до лестницы и поднялся на мостик. Борис молча похлопал его по спине и толкнул двери.
     Лампы в коридоре не горели. Из пролома в потолке падала усеченная пирамида бледного света.
     - Слушай, а что ты там видел? - азартно спросила Люда.
     - Где?
     - Не валяй дурака. За границей.
     - Ничего...
     - Я же знаю! У тебя волосы дыбом встали, когда ты к ней подошел.
     - Ничего не видел, - ответил Виктор, машинально приглаживая макушку.
     - Наэлектризовались, вот и встали, - буркнул Борис.
     - Петя еще не очухался? В больницу бы его... - молвил Мухин озабоченно.
     - Вызовем, заберут.
     - А Костя где?
     - Вон, стул приставил и смотался.
     - Смотался?.. Значит...
     - Это значит, что мы не ошиблись, - сказал Борис. - Сначала выключился портал, а потом Установка. Костя остался там... там, где он и был в момент слияния.
     - Да! - спохватилась Люда. - Так с чего вы взяли, что они не уничтожат тамбур?
     - Тебя это до сих пор тревожит? Мы ведь живы...
     - Все равно! - настойчиво произнесла она. - Почему?!
     "Потому, что никто не станет разрушать свой дом", - подумал Виктор, но вслух сказал другое:
     - Интересно, о чем ты теперь будешь мечтать...
     - Мечтаю уже три часа, - ответила она. - Снять эти сапоги.
     Мухин взялся за край плиты и, подтянувшись, выбрался на крышу бункера. Вокруг поднимались отвесные стены в опалубке из швеллера. До верха было метров пятьдесят, не меньше.
     - Как ты считаешь, сбудется? - спросила Люда.
     - Что сбудется?.. Боря, подсади ее... Давай руку...
     - Мечта, - сказала она.
     - Люда!.. Ты вообще-то понимаешь, что мы в другом мире?
     - В чем мы?.. - Она побарахтала ногами и встала на перекрытие.
     - Мы в том, что получилось после слияния. Боря! Ну где ты там?!
     - Иду! - Борис вылез из проема и озабоченно пощупал больное колено. - Сейчас... Куда торопитесь? Не терпится?
     - А тебе что, не интересно?
     - Мне-то?.. Поглядим... - Он поднял голову и приложил ладонь ко лбу. - Успеем еще наглядеться...
     Мухин закурил и посмотрел на небо. В синем квадрате застыла стрела крана. Больше ничего - ни деревца, ни соседней крыши, ни даже солнца. Только небо и позвякивающий пустой крюк.
     - Отдохните, карабкаться отсюда мы будем долго, - сказал Борис.
     - Возможно, дольше, чем нам кажется... - добавил Виктор.

Эпилог

     -Сегодня мы с вами начинаем... - Мухин, прищурившись, тоскливо оглядел класс. Тридцать семь оболтусов и оболтусих... впрочем, лучше так: тридцать семь оболтусов обоих полов... хотя, скорее, пока еще одного, почти среднего пола... смотрели на него настороженно и, похоже, с такой же точно тоской. По стенам висели щербатые гипсовые муляжи и несколько выцветших плакатов с динозаврами - у каждого, разумеется, были подрисованы гигантские гениталии, почему-то исключительно мужские, будто самок среди них не водилось. В запертом шкафу стояли две тропические бабочки в стеклянных коробках - идиотские подарки от идиотских родителей - и одинокая банка с заспиртованной аскаридой. Когда-то в кабинете было целое собрание червей, ящериц, птенцов и прочей дидактической дряни, но детское любопытство разорило коллекцию подчистую. Осталась лишь аскарида, настолько мерзкая, что на нее не покушались даже самые извращенные подростки, да еще остался портрет Менделеева, совершенно неуместный, навязанный старой химичкой "всего на недельку" - в позапрошлом году, и...
     Да, уже сказано: так тут и оставшийся.
     - Сегодня мы начинаем, - повторил Мухин, выйдя из задумчивости, - знакомиться с новой наукой. Биология включает в себя ботанику, зоологию и анатомию. Все эти предметы буду вести я, и только я, подменить меня некому, поэтому если хорошенько помотаете мне нервы, то сможете избавить себя от одного урока в неделю.
     Мухин, как опытный пародист, позволил шутке дойти и сработать и, болезненно глянув на яркий свет, продолжил:
     - Потом придется наверстывать, а это страшнее... И ботаника, и зоология, и анатомия изучают живой мир, точнее - разных представителей одного и того же... нашего с вами живого мира. Мы тоже являемся частью этого мира, и в конечном счете наш предмет... что?.. - Здесь он на реакцию не рассчитывал, но паузу все же сделал, таковы были законы жанра. - Биология - это то, что вы знаете о себе. Говорю вам откровенно: изучать биологию вы будете всю свою жизнь. Но начнем мы, конечно, с простого. Ботаника. Чистые тетради у всех есть?

***

     Откуда-то издалека вдруг прилетел самолетик и громко тюкнулся в доску, но не упал, а перевернулся вверх ногами... а откуда у него ноги?.. или так: перевернулся вниз головой... еще хуже... одним словом, он перевернулся и спланировал прямо на стол, прямо Мухину в руки.
     Кто-то неуверенно гыкнул, но его не поддержали, и класс застыл в ужасе. Мухин меланхолично взял самолетик и покрутил перед глазами. На крыльях вместо ожидаемых звезд или не менее ожидаемых свастик почему-то были начертаны две стилизованные решетки. Или не стилизованные, а схематические, или даже карикатурные, но это были решетки, которые означали... гм, для Мухина, как для всякого взрослого человека, они служили символом несвободы, что же имел в виду десятилетний ребенок - попробуй догадайся...
     Развернув листок, он опять сощурился - не из-за проблем со зрением, отнюдь, а от яркого света, который терзал его в этом кабинете весь сентябрь. Ни спрятаться, ни заслониться от света было невозможно, он разливался повсюду, - Мухин к нему как будто уже и привык, но продолжал страдать. Вот так, тихо страдая, он развернул листок, все-таки сощурился и прочитал:
     "Ботаник, дурак.
     У него грязный пиджак".
     Стихи были плохие, но честные - в том смысле, что отражали действительность, как она есть. Действительно, когда он ел, то обронил с вилки клочок свекольного салата себе на правый лацкан. Свеколка в школьном буфете была жиденькая - не только из-за разбавленного майонеза, хотя из-за него тоже, - она была жидкой от природы, так сказать, по жизни, или, если сказать иначе, по определению. Ею-то Мухин и капнул, причем не на черный пиджак, не на вишневый или бордовый - таких у него просто не было, - он капнул на пиджак цвета мокрого песка, единственный приличный пиджак, который он мог носить, хотя теперь уж, пожалуй, что и не мог...
     "Ботаник дурак.
     У него грязный пиджак".
     И ниже другой ручкой и другим почерком:
     "Ботаник must die!"
     Это было совсем иное. Это был вызов - пусть и от маленького оболтуса, но прощать Мухин не имел права. Элементарные законы поведения в стаде... ну ладно, не будем... Законы поведения в любом коллективе - неважно, из кого он состоит... так, кажется, лучше, да?.. Так вот, эти законы требовали отвечать мгновенно и максимально жестко - с прицелом на будущее.
     Мухин аккуратно сложил бумажку и сунул ее в карман. И, набрав воздуха, рявкнул:
     - Диктант! Вырвали все по листочку. Быстрее!
     - Виктор Иваныч, а двойной или одинарный?
     - Любой.
     - Виктор Иваныч, а в клеточку можно?
     - Любой, сказал!
     - Виктор Иваныч, а можно половинку, а то у меня эта тетрадка - она вместо той тетрадки, которая у меня...
     - Хоть четвертинку.
     - Виктор Иваныч, а у меня ручка кончилась.
     - Карандашом.
     - Виктор Иваныч, а класс надо писать?
     - Нет. Только фамилию. Готовы? Поехали. Ботаник дурак, у него грязный пиджак, - продиктовал Мухин. - Написать пять раз. В столбик. Быстрее! Готовы?
     - Нет-нет-нет!...
     - Сколько успели, столько и хватит. Дальше. Ботаник мает дай.
     - Что-что, Виктор Иваныч?...
     - Ботаник должен умереть! - отчетливо произнес он. - Кто у тебя английский ведет?
     - Да мы знаем, знаем...
     - Виктор Иваныч...
     - Чего еще?!
     - Виктор Иваныч, это я самолетик пустил... - На последней парте поднялся причесанный мальчик. - Это я. Не надо всех наказывать. Я больше не буду...
     - Молодец, - медленно выговорил Мухин. - Фамилия?
     - Нуркин... - буркнул тот куда-то в себя.
     - Громче!
     - Нуркин! - выкрикнул мальчик, заранее кривя губы, точно Мухин его уже ударил и теперь он собирался сплюнуть осколок зуба или откушенный язык.
     - Прекрасно... Стоп! - объявили сзади. - Снято, черт возьми!
     Свет тут же погас, и Виктор наконец-то помассировал глаза - легонько, чтоб не покраснели.
     - Женя, я больше не нужен?
     - Все, Витя, до завтра.
     Сняв пиджак, Мухин отдал его реквизитору и принял свой, кожаный. Проходя мимо угловой парты, он потрепал мальчика по голове:
     - Молодец...
     - Витя! Что ты делаешь, ему еще дубль!
     - Ах, извини...
     - Витя! - В дверях его догнала помреж, женщина немолодая, но вполне еще пикантная. - Витя, мобилу свою забери, она меня достала! Вибрирует и вибрирует...
     - Не знаю, некоторым нравится, - допустимо спошлил Мухин, тыкая в кнопку.
     - Здравствуйте, - чирикн