ропущены без всякого промедления.
     Проспера  Маурисовича  несколько смутил термин  "эскадроны", но он себя
перемог   и  протянул   недрогнувшую   руку   к   уже   падающему   с   неба
транскосмическому телефону.
     - Але! - сказал он туда. - Але!
     - Ты что делаешь, скот? - воскликнул Тим, начиная понимать, что Проспер
собирается делать, поскольку  раньше не  понимал. - А  ну, немедленно положь
трубку!  Ты  же  не только нас всех подставляешь,  ты  же подставляешь этого
человека, к которому мы приехали в гости!
     - Ха-ха! - ответил Проспер Маурисович, сопровождая ответ сарказмом. - И
еще раз ха-ха. Посмей только. Але! Але! Первый пункт Комкона, пожалуйста!
     - Да он  же всех нас  заложит,  этот Проспер!  - проявил беспокойство и
одновременно возмущение Тим. - Мы  его, как человека, с собой  пригласили, а
он нас закладывает!
     -  Тим,  я  вас прошу, - попросил  О'Ты, - пожалуйста, ему  не мешайте.
Человек исполняет свое желание. Мне еще никогда таких желаний не загадывали.
Все вуалировали. А Проспер Маурисович не вуалирует и этим мне интересен.
     Проспер Маурисович между тем задергался самым гальваническим образом.
     -  Але!  Але!  - закричал он так,  что О'Ты поморщился.  - Вторая?  Это
Вторая?  Это  с  вами разговаривает Восемьсот четырнадцатый  по  НДП Второго
главного фрахта. Такой Кандалык, Пэ Эм. Вторая буква "а"! Срочное сообщение!
Да какой там завтрак,  я Странника поймал! Послушайте, вы меня слушаете  или
вы меня не слушаете? Я говорю! Что я! Поймал! Странника! Какие шутки, совсем
от безделья сбрендили! Что? Ладно, только быстро!
     На Проспера  Маурисовича  было  неожиданно и приятно смотреть. Это  был
какой-то совсем  не такой  Проспер  Маурисович, к  которому  привыкли жители
Аккумуляторного  поселка.  Взгляд  его  был светел  и  за  километр  отдавал
героизмом.  В свой звездный час, в час Великого  Свершения Всей  Своей Жизни
Проспер  Маурисович Кандалык предстал  перед земляками, а также перед никому
не понятным О'Ты, в виде непобедимого бойца за счастье всех прошлых, будущих
и  настоящих  народов,  хотя,   надо   признать,   в  то  же  время  немного
проскваживало в нем что-то идиотическое.
     В  обстановке  гробового молчания  (даже  цвириканье прекратилось)  Боб
Исакович  попробовал было рассказать анекдот о том,  как  комконовец  поймал
Странника, но не рассказал, потому что запутался  во второй  фразе и  смолк.
Проспер  Маурисович  начал  было комментировать анекдот  и даже  пробормотал
слово "такова", но далее предпочел наступить тишину.
     -  Проспер Маурисович, -  тихо и  уважительно сказал наконец О'Ты  (тот
недовольно дернулся  в том смысле, что не мешайте). - Вы им скажите, Проспер
Маурисович, чтобы шли по пеленгу, а  про  Черную Дыру не говорите. Не  будет
для них никакой Черной Дыры. Почетные, что и говорить, гости.
     * * *
     Почетные гости появились очень быстро - через  какие-то считанные часы.
К тому моменту О'Ты и компания Анатоль Максимовича  успели подружиться, хотя
никакого  другого желания, кроме проспериного, О'Ты  так и не исполнил.  Сам
Проспер, обществом за свой поступок отторгнутый, в разговоры не вмешивался и
сидел себе под деревом  на самом краю полянки, что-то там такое себе  быстро
нашептывая и с невозможной обидой поглядывая на веселящихся земляков.
     Бойкотом в свой адрес Проспер Маурисович был оскорблен по самое некуда.
В глубине, может быть,  и не очень  глубокой, но все же таки  души,  Проспер
Маурисович  ожидал  за  свой  поступок  неумеренных  демонстраций  всеобщего
восхищения и собирался эти демонстрации скромно, достойно, однако решительно
пресечь, как только  всеобщее восхищение перейдет в  славословия, способные,
как известно, испортить самого благородного и самоотверженого героя. Проспер
Маурисович не собирался портиться под дифирамбы расчетливых льстецов. Он был
бы не  прочь и дальше совершенствоваться в смысле величия духа (хотя - опять
же в  глубине души - искренне подозревал, что  дальнейшее усовершенствование
попросту  невозможно),  но  портиться  он  не хотел.  Мысль  об  испорченном
Проспере Маурисовиче приводила его в содрогание.
     "Нет! -  собирался  он категорически  заявить своим землякам, когда они
перейдут  грань  допустимого   восхваления.   -  Прошу   вас,  друзья   мои,
остановитесь!  Не надо  вот этого,  вот  это лишнее. В  том,  что я свершил,
пожертвовав даже  не  своим личным счастьем,  а  много страшнее  -  счастьем
дорогих моему сердцу  товарищей, - есть и ваша собственная заслуга.  Ведь  я
вырос среди  вас  и только благодаря  общению с вами привык  больше думать о
других, нежели чем о себе. На моем месте так поступил бы каждый."
     Но восхвалений не  последовало.  Последовало  совсем наоборот, и теперь
оскорбленный  до  глубины  своей  не  очень  глубокой  души,  низвергнутый в
одиночество,  Проспер   Маурисович  молча  страдал.  Он  не  мог   хотя   бы
взреагировать своим обычным "Вот  такова  наша  жизнь" на очередной  анекдот
Боба  Исаковича, ко  всеобщему удивлению,  дорассказанный  до  конца  и даже
где-то немножко смешной.
     Поэтому  появление  в темносинем  небе крылатых силуэтов  комконовского
патруля  послужило  для   него  поводом  к  необыкновенной  радости  и  даже
злорадства. Проспер Маурисович вскочил на ноги, заорал, как сумасшедший и от
возбуждения стал приплясывать. Его несколько удивило, что и О'Ты,  тот самый
мужик в плетеном  кресле,  провалиться на  этом месте, самый  что ни на есть
настоящий  Странник, тоже вроде бы обрадовался - во всяком случае тоже рукой
замахал и опять принялся за свое приветливое улыбание. Все это на фоне очень
мрачного  молчания  просперомаурисовичевых земляков. "Улыбайся, улыбайся!  -
думал про себя Проспер  Маурисович, искоса поглядывая на  свою жертву. - Пей
свое пойло, пока наши тебя в оборот не взяли. Вот там мы и посмотрим, кто из
нас приветливей улыбаться будет!"
     Между  тем комконовские вегикелы быстро и слаженно сели  в рощи  вокруг
полянки. Оттуда сейчас же выскочили бойцы и, не теряя ни секунды, взяли всех
присутствующих в плотное кольцо окружения.
     Вслед  за  бойцами  из  грузовых люков поползли  всякие  страшного вида
фиговины  с  огромными  дулами,  с  самого  начала  прецезионнейшим  образом
направлеными на кресло.
     - Что они  собираются делать? - спросил Аскольд  неизвестно кого  и тот
сразу ответил:
     - Они арестуют О'Ты, а нас, наверное, отправят в какой-нибудь  карантин
или как это  у  них  называется. В  общем, тоже арестуют.  Хотя бы  за кражу
комконовского вегикела.
     -  А разве  они не собраются  стрелять  в  О'Ты? - спросил  Аскольд.  -
Смотрите, они все в него целятся.
     -  Это потому, что  они меня очень боятся. - миролюбиво ответил О'Ты. -
Они  думают, что я начну  их  убивать.  Но они ошибаются.  И  прошу вас, мои
друзья, продолжать ваши увеселения, потому что без моего ведома никто никому
ничего плохого не сделает.
     Между  тем бойцы Комкона  заняли все свои позиции  и  грозно замерли  в
ожидании следующего приказа. И вот что непонятно - птицы и прочая  живность,
населяющие  рощи  вокруг  полянки, продолжали  мирно  чирикать,  свиристеть,
шептать, бормотать и далее по списку. Им прилет комконовских вегикелов вовсе
даже  и  не  помешал  вести  беззаботный образ жизни. Они  даже еще  веселей
зачирикали  и  пр., когда  от темной  массы  окружающих  полянку специальных
космических войск отделился высокий такой мужчина в офицерской хамелеонке  и
строевым шагом направился к О'Ты.
     Откуда ни возьмись  подбежал к нему Проспер  Маурисович и начал  что-то
поспешно  докладывать,  на  что офицер кивнул, сделал  знак рукой,  дескать,
обожди пока, и зашагал далее.
     Подойдя к  О'Ты почти вплотную, офицер  остановился  и начал пристально
О'Ты разглядывать. Наглядевшись, он рявкнул:
     - Документы!
     О'Ты в который  раз за этот день приветливо улыбнулся и помахал офицеру
руой - опять же приветливо.
     Офицер еще маленько выждал и предложил О'Ты альтернативу.
     -  В  общем,  так!  -  сказал  он.  -  Или  ты  без  лишних  разговоров
предъявляешь документы, или я без лишних разговоров тебя арестовываю и увожу
в  нашу  тюрьму.  Для  дальнейших  выяснений,  а   также   по   обвинению  в
странничестве. Считаю до трех.
     Когда офицер досчитал до трех,  О'Ты отпил маленький глоточек из своего
раскрашенного стакана и попросил (само собой, приветливо улыбнувшись):
     - Если вас не затруднит, я бы попросил вас  посчитать еще немного. Хотя
бы до ста. Но вообще-то  я  предпочел бы миллион. Мне очень понравилось, как
вы считаете.
     Офицер  кивнул  и  уже открыл рот, чтобы исполнить просьбу О'Ты, но тут
опомнился и очень рассердился.
     - Послушай-ка, ты!  -  взревел он и  подчиненные  ему  бойцы энергичноо
заклацали затворами своих чудовищных орудий человекоубийства. - Я тебя...
     - О'Вы, - не очень вежливо, но очень приветливо прервал его О'Ты.
     - Не понял? - сказал офицер.
     - Я говорю  - О'Вы, - объяснил О'Ты. - Это мое имя  такое  - О'Вы. Меня
так  зовут. Просто О'Вы, без всяких церемоний. Если  вы ко  мне обращаетесь,
то, пожалуйста, вот вам мое имя - О'Вы.
     - Понял, - сказал офицер. - Насчет твоего имени  все понятно. А вот как
насчет документов? Или. может, препроводить?
     - А,  собственно... - в  этом месте  О'Ты  (или О'Вы?)  надолго замолк,
потому  что вновь прибегнул к  маленькому глоточку и последующему проявлению
внеземных восторгов  по  поводу  качества  напитка, им  потребленного. -  А,
собственно, зачем вам мои  документы,  добрый  человек? Я  ведь иностранец,,
существо инопланетное и даже  не человекоподобное. Вы, милейший, собственные
уставы нарушаете, когда в такой последовательности ведете со мной беседу.
     - Э...  Мммм... Уййййооо! -  так  ответил  на обвинения офицер, и видно
было, что дальше отвечать ему затруднительно.
     Я вам  скажу, если вы еще не поняли. Это самый О'Ты или О'Вы - никто не
знает, что оно  было такое, - но  кем бы он  ни  был, он умел внушать к себе
самое  почтительное  отношение.  Очень трудно  было хотя  бы  в  чем-то  ему
перечить. И  офицер Комкона,  хоть и был  ну совсем вне себя от злости,  все
равно  ничего  не  мог  сделать.  Поэтому  он  даже  почувствовал  несколько
облегчения,  когда  О'Ты  (или  О'Вы)  начал  давать  ему  более  конкретные
рекомендации о дальнейшем.
     - Офицер, - сказал О'Ты, - Вы на вид такой бравый,  инициативный, такой
надежный,  а  вот  инструкции  забываете.  Ведь вам  на  чистой  интерлингве
говорят, что перед вами  инопланетное существо.  Что вы должны осуществлять,
если вам встретится инопланетное существо неизвестной принадлежности?
     - Если это Странник... - начал было офицер,  но  опять был  безжалостно
прерван.
     -  У вас  нет  решительно  никаких доказательств  того, что  перед вами
Странник.   У   вас   есть   только   инопланетное   существо   неопознанной
принадлежности, а если таковое лицо у вас  есть, то  вы должны, следуя букве
Устава, устанавливать с ним - что?
     - А? - сказал офицер, выражая лицом заинтересованность.
     - Устанавливая с ним... ну-ка, ну-ка?
     -  А! - сказал офицер, просветлев взглядом.  - Я должен устанавливать с
ним первичный контакт.
     - Ну  вот,  -  радостно  заключил О'Ты.  - Вот мы  и добрались  до того
самого.  Ведь  вы,  офицер,  должны  установить со мной контакт.  И  вы даже
знаете, каким образом.
     Офицер наморщил лоб, вспоминая Устав, затем рявкнул:
     - Иакименко!
     -  Ага,  вашскродь!  -  как  чертик  из  коробочки  выскочил  откуда-то
солдатик, расхристанный и, кажется, немножечко пьяный.
     -  Немедленно! - закричал  на него  офицер. - Набор  шестнадцать!  Нет,
Семнадцать! Нет - точно, двадцать  четыре! Набор  двадцать четыре немедленно
сюда!
     Якименко  изумленно  оглядел  офицера  с  головы  до ног,  обернулся  к
оцеплению, все еще  пребывающему в состоянии  боевой готовности  номер ноль,
потом опять посмотрел на офицера и недоверчиво хихикнул:
     - Двадцать четыре? Да где ж я вам его найду-то сейчас?
     - Тебе помочь? - угрожающе спросил офицер
     - Ага, вашскродь!
     С этими  словами Иакименко отдал  под  козырек  и умчался прочь. Спустя
очень короткое  время  он появился  снова  с громадной  коробкой  с  большой
красной надписью  "24".  На лице  его было  написано такое же  изумление,  с
которым он отправлялся исполнять поручение.
     - Нет, ну  надо же,  вашскродь! - задушевно воскликнул он. - Ну никогда
бы не подумал, что она еще на месте!
     - Давай сюда!
     В  ящике  оказалось множество  всяких  никому не  нужных вещей.  Офицер
задумчиво  наморщил  лоб,  пошептал  себе  под  нос,  вспоминая дух  и букву
соответствующих статей устава, затем  просветлел и достал из ящика свернутый
в трубку  плакат.  Офицер  передал плакат  Иакименке,  тот  развернул  его и
показал О'Ты. О'Ты с большим интересом посмотрел.
     На плакате был изображен треугольник с надписью:
     А2 + В2 = С2
     - Вот, - сказал офицер. - Теорема Пифагора.
     -  Очень интересно,  -  заявил  О'Ты. - Что  у  нас там дальше? Площадь
окружности?
     - Она, - ответил офицер и полез в ящик за следующим плакатом.
     За площадью окружности последовала то ли  планетарная  модель атома, то
ли  очень условная карта Солнечной системы  (офицер точно не  помнил и никак
этот плакат не откомментировал). Потом  была  формула кислорода  с  красивой
картинкой, потом  голая  женщина, которой  О'Ты  вежливо  поаплодировал  под
яростное хмыкание Марии, а также под гыгыкание Боба Исаковича.
     После  картинки с  формулами дезоксирибонуклеиновой  кислоты  и  вируса
холеры  О'Ты вежливо поинтересовался у офицера, много  ли  у  него  в запасе
осталось  плакатов для контакта. Офицер заглянул в ящик, после чего ответил,
что примерно столько же, сколько уже показано.
     - Ну, тогда в другой раз докончим, - решил О'Ты.
     Офицеру  это  почему-то  не  понравилось  и  он  стал  упрашивать  О'Ты
посмотреть еще немножко.
     - Да я бы с удовольствием, - ответил на его просьбы О'Ты,  - потому что
очень  познавательный  у нас контакт  получается, но  у меня гости. Неудобно
как-то.
     - А  что  ж,  что гости,  -  возразил  офицер. - Им  тоже, может  быть,
интересно посмотреть, как завязываются контакты. Ну, может, хоть немножечко,
а? Я бы быстро показал. Минут за пятнадцать точно бы уложился.
     - Вали-вали! - сказал ему Тим, не очень приветливо улыбаясь.
     -  Помолчали бы, Тим  Анатолич, -  ответил на  это офицер, не  улыбаясь
совсем никак. - Разговор наш с вами еще впереди.
     - Это насчет чего разговор?  - грозно поинтересовался  Тим. - Какие там
еще у Комкона претензии ко мне могут иметься?
     - Да  уж могут, - ответил  офицер  с нехорошим выражением  взгляда. - У
Комкона  ко всякому претензии  могут иметься. Например, по поводу  некоторых
списанных вегикелов, а то и по поводу вот таких вот пикничков очень странных
с очень странными инопланетянами неопознанного происхождения.
     С этими  словами  офицер  надулся  и  собрался уходить,  даже ни с  кем
совершено не попрощавшись.
     О'Ты, однако, остановил его заданием вопроса.
     -  А  скажите-ка  мне, офицер,  вы так-таки  действительно  хотели меня
арестовать?
     Тот круто  развернулся и посмотрел на  О'Ты очень  строго. Такое у всех
собравшихся  сложилось  единодушное  впечатление,  что  чары  О'Ты  немножко
ослабли и  у офицера,  соответственно,  появилось небольшое  непослушание. В
беззаботном свиристеньи  и  чирикании,  наполнявшем  рощи,  тут же появились
тревожные нотки.
     - Да, - отчеканил офицер. - Еще вопросы есть?
     - Вопросов-то у  меня не  так чтобы очень много. Просто любопытно.  Вы,
по-моему,  принимаете меня  за Странника, не  правда ли, офицер?  - ну очень
приветливо улыбаясь, задал свой следующий вопрос О'Ты.
     - Еще  как принимаю,  -  согласился  офицер. -  Вот,  думаю сейчас  вас
штурмом взять. Заодно там и контакты положенные установим.
     В рощах кто-то истерически взвизгнул.
     - Вот-вот, я так и думал, что принимаете, - радостно сказал О'Ты, опять
прикладываясь к  своей  баклажке. - Нет, все-таки  замечательный напиток.  А
скажите-ка мне, офицер, почему это у вас на Странников такой зуб?
     - Они угрожают безопасности Объединенного Человечества, - с готовностью
объяснил    офицер,   снова    подпадая    под    чары   О'Ты   и   проявляя
предупредительность,  отчего в рощах все сразу приуспокоилось. - Мы не можем
ни на  секунду забыть  об угрозе, которую они нам  источают. Мы, комконовцы,
все как один, каменной стеной станем на пути  их кровавых  поползновений. Мы
не позволим каким-то там Странникам порабощать нас, угнетать,  шантажировать
и убивать направо-налево и что там еще они делают с другими цивилизациями.
     - Так-так, любопытно. А... А вот  скажите-ка еще, офицер, а какие у вас
есть основания считать меня Странником?
     -  Да  Странник  он,  Странник  - донесся  издали  взволнованный  голос
Проспера Маурисовича. - Какие там еще основания? И так ясно!
     Офицер  недовольно  мотнул  головой  и  Проспер  Маурисович  немедленно
прекратил.
     -  У  нас,   уважаемый  О'Вы,  на  Странников  всякие  там  прозуменции
невиновностей не распространяются,  -  заявил  офицер. - Для нас  достаточно
подозрения,  что  Странник,  потому  что  угроза Объединенному  Человечеству
серьезнее, чем всякие  там  ихние юридические штучки-дрючки. И вот сотрудник
наш региональный, Проспер Эм Кандалык, правильно мне  подсказал - странно вы
себя ведете, инопланетянин, а других оснований нам уже и не надо.  "Странный
- значит Странник".
     - Так-так-так-так-так...  Совсем интересно,  - разулыбавшись просто  до
невозможности, просто даже до того, что сам офицер чуть было не улыбнулся. -
А  знаете ли, любезнейший, вот эти вот мои гости  заподозрили во мне Бога. Я
не  говорю,  что  они правы, но ведь в принципе  и такое возможно.  На  этой
планете  все  может  быть,  любезнейший,  в  том  числе и  Бог.  Почему  бы,
собственно, нет? И  стало  быть,  получается, что Комкон идет против  самого
Бога. Правильно ли я вас понял?
     - С  Богами и  женщинами не воюем, -  ответил на это офицер.  -  Они не
представляют угрозы  для безопасности  Объединенного Человечества. Но  пусть
они нашей борьбе со Странниками не препятствуют, иначе  всякое  может быть..
Если странно ведешь  себя, так  уж не  пеняй, что тебя  Комкон по  ошибке за
Странника примет. Будь ты хоть Бог, хоть расперебог.
     И добавил с мрачной угрозой:
     - Мы еще, кстати, разберемся, какой вы Бог.
     - Очень интересное рассуждение, я над ним подумаю на досуге. - перестав
улыбаться, ответил на это О'Ты и зевнул. - А  сейчас извините меня, что-то я
утомился.  До  свидания,  любезнейший,   как-нибудь   наезжайте,  поболтаем,
напиточек разопьем, а?
     -  Как это до свидания? - недоуменно возразил офицер. - А штурм?  Даром
я, что ли, оцепление тройное вокруг поставил?
     - Честное  слово, давайте  перенесем  на  другой  раз!  -  с  некоторой
шутливостью  в  голосе  взмолился  О'Ты. -  Для  одного  раза слишком  много
впечатлений,  а я человек  пожилой. Как видите, на  одних только лекарствах,
можно  сказать  и держусь?  Истинно  говорю  вам  -  мне требуется отдых  от
утомления. Договорились?
     Офицер вздохнул.
     - Ладно.  В  другой, так в другой.  Любите вы, штатские, откладывать на
потом. В общем, ждите, приедем. Адресок, как-никак, имется.
     -  Вот-вот,  - снова заулыбался О'Ты.  -  Ниночке с  детишками  приветы
передавайте!
     - Непременно, - буркнул офицер и пошел снимать свое оцепление.
     Когда же  подбежал к нему Проспер Маурисович и  стал  ему пенять,  что,
мол, что  ж  вы  Странника отпускаете,  офицер мрачно,  одурманенно  на него
посмотрел и строго-настрого приказал:
     - С нами поедешь, Кандалык, разговор разговаривать.
     Проспер Маурисович так и просиял.
     -  Это  что  же