дорогое, то  это даже,  "по моему
мнению", до некоторой степени и похвально.
     В этом месте Мария перестала приветливо улыбаться и спросила у О'Ты:
     - Это  как же так у вас получается, что предательство похвально? Если б
он там своей  жизнью или свободой, или службой своей рисковал, так пусть его
дурака  валяет,  не жалко. Но  он  же,  скотина  такая  (здесь уже и Проспер
Маурисович  приветливо улыбаться перестал, а начал улыбаться испуганно), нас
всех  за свою эту идею дурацкую продал, нам теперь  в  Поселке и  появляться
нельзя, да и вообще нигде нельзя  появляться, потому что комконы тут как тут
- схватят  и сцапают. Это у  вас  похвально  получается, такое предательство
невозможное?
     - Снова здорово, -  прокоментировал  О'Ты и отпил еще немножечко своего
сказочного напитка, каковому примеру все, кроме Марии, тут же последовали. -
Во-первых,  уважаемая Мария, насчет  "не  появляться",  насчет  "схватят  да
сцапают", по моему  мнению, можно  кое-что предпринять.  Во-вторых,  Проспер
Маурисович  никогда  не скрывал  свой  жаркой страсти  к  поимке  настоящего
Странника, за которого  он  почему-то принял  меня. И в  своих  расчетах вы,
уважаемая Мария,  и  вы, уважаемый  Тим Анатолич,  это обстоятельство должны
были как следует учесть. (Проспер  Маурисович  при такой постановке  вопроса
снова   начал   приветливо  улыбаться   и   энергичными   киваниями   головы
поддакивать).  В-третьих,  я  что-то  не  припомню  в  канонах  запрета   на
предательство. Вот просто не припомню и все!
     -  В  каких  таких канонах?  - поинтересовался Тим, позицию своей  жены
Марии полностью разделявший.
     -  Ну,  я, там, не помню в точности, - ответил О'Ты. -  Что-то там было
такое  насчет  не убий,  не укради, не  возжелай и  так далее.  Вы-то  лучше
помнить должны, все  же таки это  ваши  каноны, а не мои. У меня так никаких
канонов  нет абсолютно. А у вас есть. И не помню я, чтобы там  что-то насчет
предательства. Нету  и, стало быть, суета. Может, это на вас  через Проспера
Маурисовича такое испытание насылается...
     Мария фыркнула  и совсем в сторону отошла, размышляя о том, как это она
теперь будет с О'Ты дружить  семьями после подобных с его стороны заявлений.
А Тим несколько даже вошел в состояние неприятия и обиды.
     -  Что  еще  за испытания?  -  спросил он.  -  Я  вам не  трансформатор
какой-нибудь, чтобы меня испытывать.
     - А вот скажем, - предположил О'Ты, - если бы я и в самом деле оказался
Богом, которого вы хотели во мне увидеть,  согласились  бы вы, Тим Анатолич,
на такое испытание?
     - Это что, конкурс на место, что ли? - уточнил Тим.
     О'Ты весело и приветливо засмеялся.
     - Ну  уж сразу так-таки  и  на место! -  сказал  он  Тиму.  -  Какие вы
все-таки меркантильные, Тим Анатолич.  Ведь если Бог, то  он вроде как бы  и
ваш отец тоже...
     - У меня отец вот он сидит, - возразил Тим.
     Не  отрываясь от бокала,  Анатоль Максимович приветливо помахал  рукой,
мол, вот он я, не волнуйтесь, пожалуйста.
     - Нет, - О'Ты еще раз приветливо  и терпеливо  улыбнулся Тиму, не теряя
надежды объяснить воображаемую  ситуацию.  -  Я имел  в виду не  физического
отца, который конечно же Анатоль Максимович, я имел в виду в духовном смысле
отца, прародителя всего живого и неживого. Вот вы бы, Тим Анатолич, вы как -
согласились бы на испытание от него?
     -  Верно ли я вас понял, уважаемый О'Ты? - недоверчиво переспросил Тим.
- Просто из-за дальних родственных отношений? За просто так? За  ни за какое
место? А вот говорят еще, что человек от обезьяны произошел (при этих словах
О'Ты поморщился,  а в кущах и  рощах стали громко плеваться), так мне от нее
что - тоже за здорово живешь испытание принимать?
     -  Нет, - заключил  О'Ты, немножко  от дискуссии начиная уставать. - Вы
все-таки очень меркантильные, Тим Анатолич. Все вам дай да дай.  А вот чтобы
из простой любви к прародителю своему, тк этого нет.
     - Кстати, насчет  "дай", - встрял  в  этот глубоко  философский  диспут
очень  раскрасневшийся Анатоль  Максимович.  - Тут у  меня, уважаемый  О'Ты,
баклажка твоя  закончилась.  У тебя  случайно не найдется еще? А  то  вкусно
очень. Хотелось бы еще капельку.
     О'Ты недоверчиво заглянул в протянутую к нему рюмку. С видом "обижаешь,
начальник!"  Анатоль  Максимович продемонстрировал  ее  пустоту,  перевернув
кверху донышком и для верности потряся.
     - Как это?!  -  в чрезвычайном удивлении  закричал  О'Ты,  даже забыв о
приветливом улыбании. - Куда это?! Она  же неисчерпаемая на все времена! Она
же с Бездной соединенная! Это вы что, целую Бездну выпили?
     - Этого я не знаю, - ответил ему  Анатоль Максимович. - Только я, когда
пью,  особенно  такое  что-нибудь  вкусное,  то  наутро  никогда  ничего  не
остается. А что, другой-то Бездны не найдется у вас? Если уж эта кончилась.
     - Ну, насчет Бездн у меня пока... - О'Ты еще  раз встревоженно поглядел
в  рюмку (та от его взгляда  виновато  скукожилась)  и с  откровеным страхом
перевел  свой  лучистый взгляд  на Анатоль  Максимовича. -  Сейчас  я вам на
другую Бездну перекоммутирую.
     - Я, кстати, по этому поводу приличный анекдот вспомнил, - заявил вдруг
почтительно молчавший до  той  поры  Боб Исакович.  -  Встретились,  значит,
комконовец со Странником и заспорили, кто кого перепьет...
     Небо  при  этих словах сразу же потемнело, вдалеке прокатился  гром,  в
рощах утихло, ветром холодным всех обдало, а О'Ты  совсем  уже неприветливо,
даже где-то и немножко свирепо, зыркнул на Боба Исаковича,  который тут же и
заткнулся,  испуганно пискнув  про себя,  что хороший же анекдот. Сообразив,
что анекдота и сейчас не предвидится, Проспер  Маурисович, человек по-своему
суеверный, тихонечко прошептал про ихнюю жизнь,  насчет того,  что  вот, она
такова вся.
     Единым  жестом подавив начавшийся  было укоризненный галдеж  со стороны
посельчан, О'Ты,  совсем уже серьезный,  хотя больше и не свирепый, попросил
внимания и начал так:
     -  Истинно  сейчас вам  скажу  и  вы сказанное прошу, пожалуйста,  всех
запомнить. Вы добрались сюда сквозь препятствия и препоны, и это значит, что
вы -  достойные  люди.  Особенно это  касается Анатоль  Максимовича, который
меня, а в моем лице всю природу, удивил невозможно.
     - Чего уж там, - не  отрываясь от  рюмки, ответил на комплимент Анатоль
Максимович.
     - И  что же я, дорогие гости, вижу? - продолжил, как бы не слыша, О'Ты.
- Я вижу, что, считая меня за Бога, все стали от меня что-нибудь да просить.
Единственная  просьба,  мною  уваженная,  была,  как  вы  помните,  просьбою
Проспера Маурисовича, который, полагая меня за  Странника, решил меня с моей
же помощью уничтожить.
     - Я лично, - возразил  на это возмущенным голосом Тим, - ничего  такого
просить  у  вас не  собирался. Я как-нибудь обойдусь. Я отца своего  Анатоль
Максимовича в дороге сопровождал. А он, между  прочим,  тоже никаких желаний
не  изъявлял,  он просто мечтал  еще  раз долететь сюда, вроде как  тоска по
юношеским местам. И жена моя, Мария, тоже  не  для  желаний сюда приехала, а
исключительно по своей вредности. Какие там у нее еще желания могут быть!
     - А мы просто  за компанию, -  хором сказали Боб Исакович и  Аскольд. -
Мы, можно сказать, по ошибке сюда попали. По нетрезвому, то есть, делу.
     Еще  одним  единым жестом О'Ты призвав присутствующих к молчанию,  О'Ты
свою речь решил во что бы то ни стало свою мысль до конца закончить.
     -  И  выяснилось, - продолжил свои  глубоким голосом О'Ты, - что Бог, к
которому вы стремитесь или для исполнения желаний  или, что еще прискорбней,
в целях исключительно туристических, что этот самый Бог, за которого кое-кто
из вас меня неизвестно почему принимает, - что вам он вообще-то враг. Что вы
служите Комконне...
     - Комкону, - тихо поправил Тим. - И не все.
     - ... Что все вы служите Комконне, для которой что Странник,  что Бог -
существа  нежелательные  и враги. Вы никак не можете понять,  что Бог создал
вас совсем  не для того,  чтобы ваши  желания  исполнять - стал бы  он такую
мороку  на  свою  голову создавать. Совсем  не для того,  чтобы вы перед ним
лебезили, чтобы вы его слюнявили и обливали потоками несправедливой и пошлой
лести.  Вы  не  понимаете, что  Бог,  если он, конечно есть, нужен  вам  как
единственный  наставник  в  этом  мире,   полном   сложностей  и  запутанных
противоречий.
     Тим при этих словах отчетливо хмыкнул, но  О'Ты предпочел  это хмыканье
не услышать.
     -  И  вот теперь  слушайте  самое  главное, -  сказал О'Ты своим  самым
торжественным и где-то гулким тоном. - Слушайте и внимайте меня внимательно.
Если бы я  действительно был бы Бог, я бы  таким  гостям сказал бы следующие
слова. Слушайте!
     Здесь для  выразительности  он  привстал и  поднял  указательный  палец
кверху. И открыл рот.
     И в этот момент по поляне прокатился совершенно оглушительный хррум.
     - Ой! - испуганно сказал О'Ты. - Я не верю своим ушам!
     - Хррррумммм! - еще раз раздалось на поляне, причем  где-то на ее краю.
В рощах панически запищали.
     На краю поляны  стояла  Мария и с большим удивлением раглядывала яблоко
или какой другой похожий плод, только что надкусанный ею.
     -  Ой! -  опять крикнул О'Ты. - Я  не верю своим глазам! Правильно ли я
тебя  понял,  женщина,  что ты вот  этот  самый  плод,  только  что  сорвав,
надкусила?
     -  Да, - удивленно согласилась Мария, все еще раглядывая надкусанный ею
плод. - Оно ничего, хотя и зеленое. Только так громко хрустит! Это вы из них
бражку свою гоните? Я правильно угадала?
     -  Женщина!  -  громовым,   хотя  и  немного   подвизгивающим  голосом,
воскликнул О'Ты, всех перепугав окончательно, -  Да знаешь ли ты, что только
что  сорвала с  дерева  плод, который людям срывать  никогда и ни при  каких
обстоятельствах ни под каким видом нельзя?!
     - Нет, - ответила Мария, начиная подозревать, что сделала что-то не то.
Тим всегда называл ее женщиной, когда она делала, с его точки зрения, что-то
не то.  Тем более, что в рощах  и кустах навзрыд выли целые хоры кликуш, а с
неба стал накрапывать подозрительно крупный дождик.
     - Женщина!  - еще раз громогласно  воззвал к ней  О'Ты. -  Известно  ли
тебе,  какие  за  это  полагаются наказания?! Ох, несчастный  я, несчастный,
пустил их на свою голову, я столько его высиживал  в этом плетеном кресле, а
они пришли, и нате, пожалуйста, - за милую душу схрумкали!
     Когда  Марии угрожали,  у  нее портился  характер. Вот  и сейчас она не
нашла  ничего  иного,  как сказать  этому  О'Ты  своим скрипучим,  визгливым
голосом, от которого Тим лез на стенку:
     - Плакатик надо было прибить!  Или хотя бы словесно. А то раскидают где
ни попадя...
     Схватившись за голову, О'Ты стал  раскачиваться из стороны  в сторону и
горестно подвывать.  Все  остальные, исключая Марию, собрались вокруг него в
целях скорейшего утешения.
     -  О'Ты бы с фруктами-то поосторожней,  Мария!  - укорил Марию  Анатоль
Максимович,  ласково  поглаживая  О'Ты по  плечу.  - Особо все-таки, видишь,
ценный гибрид, а ты его схрумкала.
     - Да  какой там  гибрид, - проскрипела  в ответ Мария.  -  Обыкновенное
яблоко, да еще вдобавок червивое.
     Неутешно рыдая, О'Ты все же счел нужным ее поправить:
     - Не черви там! Змеи такие особые!
     Змей Мария боялась, поэтому  она огрызок  плода  откинула  и  завизжала
самым противным  визгом. Змеи, как выяснилось, в свою очередь, не переносили
женского визга и поэтому  панически покинули убежище и порскнули в гущу рощ,
где сразу же панически завизжал уже целый женский хор.
     Визги плюс  невероятный галдеж,  поднятый  мужским  контингентом  наших
путников,   плюс   конечно   еще  горестное  состояние   О'Ты,  только   что
перетерпевшего  такую утрату  заставили его  гаркнуть с силой восьми  баллов
землетрясения.
     - Да сгиньте вы с моих глаз долой, дайте,  наконец, спокойно погоревать
человеку!
     И  все  они тут  же сгинули: Анатоль Максимович, Тим с  Марией, Проспер
Маурисович,  Боб  Исакович и Аскольд, а  также вегикел  Максим  и  несколько
попавших под горячую руку голых  лесных женщин.  Захватилась также и рюмка с
неиссякаемым  напитком, которую  Анатоль  Максимович  от себя  ни  за  какие
мировые блага не отпустил.
     В мгновение  ока покинули они Планету, Где Все Можно, пробились  сквозь
невероятную  тяжесть  черной дыры  с кружавчиками  и шлепнулись  на  Большом
Пустыре  около  Аккумуляторного Поселка, где проводили свой воскресный досуг
друзья  Тима,  их  родственники  и  знакомые.   Которые  при  их   появлении
приветствено замахали бутылками и руками.
     * * *
     Вот так. Другим словом, как-то не очень получился у Анатоль Максимовича
с  компанией  поход  на  Планету,  Где  Все  Можно.  Они не  очень  об  этом
рассказывали  и,  даже наоборот,  говорили,  что  все просто  очень  здорово
получилось.  Но  в  глубине душ они немножко жалели,  что  не узнали, что он
такое важное хотел им сказать, когда Мария схрумкала змеиное яблоко,  Бог он
там, Странник, или  еще кто из той же странной компании. Хотя, в общем, если
так посмотреть, вполне нормальная вышла у них прогулка.
     Проспера  Маурисовича они простили. Ну не так, чтобы  официально сказал
ему кто - мол, ладно уж, прощаем тебя, так и быть, живи, мол.  Просто забыли
ему.  Тем более, что  комконовцы-то  как  раз позора своего ему простить  не
смогли и от эксклюзивности  его  отстранили.  Новый теперь на Аккумуляторной
Станции Эксклюзивный, молодой  такой парень,  хмурый и  подозрительный.  И в
одиночестве пьющий очень - после полудня к нему и не подходи.
     Комконовцы  от  своего  визита  на   планету   внутри  черной   дыры  с
кружавчиками в  полное пришли обалдение. Ничего они  не могли  в этом  своем
визите понять  и наверх сообщать стыдились. Замяли, в общем,  историю, как и
историю с умыкнутым вегикелом, который до сих пор на Большом Пустыре стоит и
внутрь себя пускает только Анатоль Максимовича и тех, кого он внутрь пустить
разрешит. То есть любого, кто придет и попросит.
     Плюнул с  тех  пор  Проспер  Маурисович на погоню  за странностями и  с
Аугустой   Ричардовной  занялся  воспитанием   оболтусов,   которые   только
покряхтывают и вспоминают славные Времена Исключительной Эксклюзивности.
     Аскольд от супруги своей получил мощную пропесочку, но  не исправился и
тут же еще в одну историю вляпался, с одной из лесных женщин  О'Ты,  так что
все, кроме него, очень смеялись. Боб Исакович как-то очень сразу заматерел и
на  многих своих  приятелей с тех пор свысока смотрит. Говорят, его скоро на
Второй  Склад  переведут,  с  повышением. И  теперь  анекдотам  его  изредка
подхихикивают и просперовой фразой обязательно заключают.
     Мария, то ли от яблока,  то ли  сама по  себе, сильно похорошела и  был
даже момент, когда  Тиму очень  пришлось постараться, чтобы  ухажеров от нее
отвадить,  чтоб  навсегда  зареклись за  его  Марией  ухлестывать.  Но  чтоб
какое-то  новое  знание жизни  у нее от яблока получилось, так  этого ничуть
нет. Только Тим, когда с ней вдруг очень поссорится и до прямой стычки у них
доходит,  стал у нее в глазу обнаруживать что-то такое теплое, непонятное  и
по-женски приманивающее. И тогда он говорит себе: "Да ну его на Окраины, все
эти ругательства с женой собственной, что я в этих ругательствах потерял". И
Мария, что  интересно, дальнейшему примирению не очень противится. Немножко,
правда, иногда всхлипнет для полноты получающейся картины.
     Тим окончательно ушел в штучное производство - все что-то в свободное и
несвободное время руками пытается  мастерить, хотя,  как  и  раньше, никто и
никогда  не видел  пока, чтобы из его рук вышло хоть что-нибудь одно путное.
Но Тим по-прежнему уверен, что он есть  самый что ни на есть мастер "золотые
руки". И всех других  в той же уверенности насильно поддерживает.  Время  от
времени углубляет он  свое глубинное чутье, раскатывая на Максиме  по  самым
странным уголкам нашей необозримой Вселенной -  вместе с Марией или  вопреки
ей.  Но с  летной  карьерой у  него не очень  - для  этого надо  с  Комконом
дружить, а у него что-то не получается. Ну их, говорит, нужно очень!
     А кто  после того  полета живет по-настоящему хорошо, так  это отец его
Анатоль Максимович. Рядом с ним всегда находится его вегикел Максим, который
в любую минуту готов поддержать увлекательную беседу и  предложить, в случае
чего, отрезвительную таблетку.
     Тем более, что в последнее время в этих таблетках у Анатоль Максимовича
всегда  есть большая потребность,  потому  что,  как мы  помним,  он  у О'Ты
умудрился слямзить его раскрашенную баклажку.
     Очень Анатоль  Максимович пристрастился к  тому напитку  и кроме  него,
ничего  спиртного  внутрь  теперь  не воспринимает.  Потому  что в  баклажке
заключена Бездна.
     Болтают,  что иногда  Бездна кончается  и  Анатоль  Максимович со своим
вегикелом  на   несколько   времени  исчезают,   чтобы   у  О'Ты   еще  одну
перекоммутацию  выклянчить. И, похоже, с  О'Ты у Анатоль Максимовича  есть в
этом  смысле полное  взаимопонимание.  Каждый  раз  он возвращается из своих
поездок очень веселый и насчет О'Ты говорит только благодарственные слова.
     И в такие моменты все жители Аккумуляторного Поселка, его неизменно  на
Большом Пустыре встречающие, машут ему бутылками и  руками. А потом вместе с
ним приветливо улыбаются.