той подготовки к образу жизни,  достойному  человека.  Я  хорошо  знал
капитана - мне поручили создать для него рай, - а что из этого получилось,
я вам сейчас расскажу.
   В наше время капитан Немо жил  большей  частью  в  окружении  любителей
старины, рассказывал им о своих былых подвигах и редактировал в  институте
историографические материалы. Писал мемуары. Отрывки из них вы,  вероятно,
читали. Так продолжалось много лет. Но от  своего  века  Немо  унаследовал
изношенный организм и не дожил еще  до  ста  лет,  когда  при  контрольном
медицинском осмотре ему сообщили, что он скоро умрет.
   И вот тогда капитан Немо, который вообще держался несколько странно и в
свое время, вероятно, считался человеком недюжинным, повел себя совершенно
неожиданно и необычно. Побледнел,  пробормотал  несколько  слов,  едва  не
потерял сознание. Наступила бурная нервная реакция, какую мы  наблюдаем  у
людей, умирающих во цвете лет из-за  какого-либо  несчастного  случая  или
катастрофы. Короче говоря, он испугался. Шли недели,  он  чувствовал  себя
все хуже, и страх все сильнее овладевал им.  Поэтому  мне  вместе  с  моим
механиком  предложили  сконструировать  особый  прибор,  который  дал   бы
возможность больному вновь пережить счастливейшие минуты его жизни и таким
образом преодолеть страх  смерти.  Прибор,  который  помог  бы  ему  легко
умереть.
   Но что считали счастьем его современники? Чем был тот рай,  на  который
они возлагали надежды после смерти? Сейчас этого уже никто  не  знал.  Мне
пришлось  идти  экспериментальным  путем,  шаг  за  шагом  регистрируя   и
анализируя реакцию коры головного мозга больного.
   Прибор был прост. Мы принесли его в палату Пержинки, включили, пока  он
спал,  и   настроили   так,   чтобы   прибор   возбуждал   соответствующие
представления, доставляя испытуемому максимальное  наслаждение.  Возникшие
представления мы регистрировали.
   Первый сеанс не представлял  большого  интереса.  На  экране  появились
сигарообразные ракеты, каких было множество в давние времена  межпланетных
путешествий. Мы наблюдали, как Немо ведет  одну  из  них  -  великолепную,
блестящую, мощную. Это была экспедиция в отдаленнейшую область  Вселенной,
к  системе,  где  обитали  живые  существа,  с  которыми  необходимо  было
установить контакт. Мы видели, как он  прибыл  на  своей  ракете  к  месту
назначения и исследовал эту странную планету - но тщетно. Он не  обнаружил
там  ничего  живого,  пока  сама  планета  не  начала  проявлять  признаки
свободной активности, пока не выяснилось, что экспедиция открыла  систему,
где основой жизни являются сложные полимеры, гораздо  более  простые,  чем
белки. Они существуют здесь в виде больших  масс,  которые  борются  между
собой, двигаясь по орбите вокруг своей звезды,  и  отталкиваются  друг  от
друга, как шары на огромном  бильярде.  В  буквальном  смысле  слова  идет
борьба за место под солнцем. Пержинка, конечно, находит выход и добивается
чего-то вроде их примирения. Детские игрушки!
   А главное, это  видение  не  успокоило  капитана.  Утром  он  проснулся
взволнованный, весь в поту. Смотрел на нас, словно мы  какие-то  призраки,
явившиеся из его же века. Я коротко объяснил  ему,  зачем  мы  пришли.  Не
сообщая истинной цели нашего прихода,  чуточку  обнадежил  его.  Однако  я
никогда в жизни не умел лгать, и он, видимо, легко обо всем догадался.
   - Вы любили приключения, открытия и путешествия в  космос.  Хорошо!  Но
ведь вы ими вдоволь насладились. Так о чем же  сейчас  жалеть?  Вы  видели
столько неожиданных и необычайных явлений, что теперь они должны  казаться
вам будничными. Почему же вы боитесь? Куда еще хотите лететь?  Вы  прожили
счастливую  жизнь,  -  сказал  я,  произнося  слово,  которым  мы   сейчас
пользуемся чрезвычайно редко и осторожно.
   - Я был счастлив,  только  когда  возвращался...  -  сказал  капитан  и
закашлялся. По-видимому, у него был отек легких. Мой механик поддержал ему
голову, а я снова включил прибор.
   Мы видели торжественное возвращение его космического корабля,  награды,
ордена,  женщин.  Женщины,  видимо,  играли  очень  важную  роль  в  жизни
Пержинки; на экране перед нами их прошло несколько десятков. Я  улыбнулся.
Какими странными  и  неразумными  были  раньше  люди.  Сейчас,  когда  они
объединяются на основе общих  интересов,  нет  ни  любовных  кризисов,  ни
постоянной смены увлечений. Я чуть не вскрикнул, когда на экране  появился
мой механик, то есть моя жена.
   Мы живем с  нею  уже  несколько  лет,  с  тех  пор  как  я  конструирую
церебральные  приборы.  Не  могу  пожаловаться,  она  отличный,   искусный
механик.  Мне  никогда  и  в  голову  не  приходило,  что  она  могла   бы
заинтересоваться этим капитаном: ведь он недалеко ушел от животного. А его
фантазии, которые воплощались в картины на экране, были  чем  дальше,  тем
примитивнее. Но моей жене они нравились. Мне было непонятно. Неужели и она
до сих пор так представляет себе счастье?
   - Это ужасно! - воскликнул я,  чуть  не  сорвав  своим  возгласом  весь
эксперимент, так как в палате царил покой.
   - Неужели ты не понимаешь, сколько работы нам еще  предстоит,  чего  мы
хотим добиться? - сказала она, укоризненно взглянув на меня.
   Пержинка снова закашлялся, и изображение на экране исчезло.
   - Я забыл рассказать вам,  -  произнес  он,  глядя  на  меня  с  легкой
усмешкой, - одну интересную историю с планетой Альдебаран.  Мы  обнаружили
там механическую цивилизацию,  погибшую  из-за  роботов-двойников.  Вы  не
знаете, что это такое. Мы  тоже  не  могли  понять.  В  логовищах  жителей
планеты мы нашли только странные, побелевшие скелеты. За  ними  уже  целые
века ухаживали  их  собственные  копии,  двойники  противоположного  пола.
Жители Альдебарана когда-то, в период расцвета своей цивилизации,  создали
их, чтобы избежать осложнений, вызываемых супружеской жизнью. Каждый  имел
жену, бывшую собственно им самим, если не считать того, что  она  являлась
существом женского пола. А у женщин были такие  же  мужья.  Все  население
планеты вымерло, потому что каждый из них мог ладить только с самим собой,
и из-за этого они перестали размножаться.
   - И вы тогда были "счастливы"? - спросил я.
   - Тогда мне было очень грустно, совсем как сейчас...
   Дыхание у  него  несколько  улучшилось,  но  оставалось  неритмичным  и
поверхностным. Это плохой признак. Врачи уже отказались от него и передали
его нам. Я вспомнил, как мой отец, умирая, ушел к себе в кабинет  -  хотел
остаться один. И потому ожидал, что этот человек вот-вот выгонит нас.  Но,
видимо, наше присутствие было ему приятно. В  первую  очередь  присутствие
моей жены. Он взял ее за руку. Я уже давно не делал этого.
   - Ведь что-то заставило вас  все  это  переживать!  У  вас  было  много
женщин, а счастья не было. И теперь вы  пугаетесь  того,  что  ваша  жизнь
кончается. Почему? Чего вы не успели сделать, чего не успели пережить?
   - Человек, который знает, что через две  недели  его  повесят,  отлично
может сосредоточиться, - грустно улыбнулся Пержинка. - Так говорил  доктор
Джонсон.
   Я  не  знаю,  что  такое  "повесят",   вероятно,   это   какой-то   вид
насильственной  смерти.  А  доктор  Джонсон,  должно  быть,  один  из  его
космонавтов. Меня обрадовало, что капитан сам потянулся к нашему прибору и
приложил его к своему вестибулярному аппарату.
   На экране появилась детская площадка, и  на  ней  девятилетний  капитан
Немо. Он забил гол, и по этому случаю весь тайм больной улыбается. Капитан
растет, ведет мяч по полю, команда вдруг превращается в его более  поздних
противников, появляются его помощник, старший биолог и,  наконец,  я  сам.
Моя жена расхохоталась, увидев, как смешно я прыгаю в толпе, мелькавшей на
экране. Потом толпа, стоя в грязи, начала приседать и подпрыгивать.
   - Тебя это смешит? - проворчал я, на этот раз шепотом. - Тебе нравится,
что этот экземпляр нашего типа homo sapiens считает  величайшим  счастьем,
раем, о котором он мечтал, сведение счетов с людьми, обидевшими  его?  Это
рай в представлении людей каменного века, времен кровавой мести. Не  знаю,
стоит ли тратить силы на этого человека? Может быть, лучше прекратить  наш
опыт?
   Когда я увидел на экране, что капитан  Немо  кричит  на  меня,  что  он
подошел ко мне и вдруг стал на целую голову выше  меня  и  вообще  гораздо
сильнее, мной неожиданно овладел какой-то безотчетный страх, и я  выключил
прибор.
   Немо сразу проснулся. Я решил поговорить с ним откровенно.
   - Послушайте, вы боитесь умереть, так как не знаете,  что  будет  после
смерти. Мечтаете о каком-то рае, хотите быть "счастливым". Выбирайте. Ради
вас я целыми неделями изучал литературу. Хотите пить из реки забвения, как
греки? Хотите амброзию и нектар или белокурых  богинь  в  Валгале?  Хотите
быть в состоянии постоянного опьянения после смерти, как мечтали  индейцы?
Можете получить все, включая мед и вино. Ведь представления вашей эпохи  о
рае и счастье были так примитивны, что один из  величайших  философов  тех
времен заявил, будто счастье  в  том,  чтобы  почесаться,  когда  чешется.
Хотите почесаться? Пожалуйста! Я не понимаю, чего вы хотите. Не знаю, чего
боитесь... - Теперь я кричал на него. Злился так же,  как  он  только  что
злился на меня в своих видениях. Капитан мог уже только шептать.
   - В тех же местах, где мы открыли роботов-двойников, - заговорил он,  -
была еще одна планета, которая тоже достигла высокого технического уровня.
Ее погубила  ругань.  Вы  помните,  что  такое  ругательства?  У  них  был
блестящий ученый, вроде вас, который автоматизировал всю планету.  Каждому
живому существу он придал машину, подчинявшуюся распоряжениям  из  центра.
Однажды, разозлившись, он прошептал этому центру: "Катитесь вы..." Тяжелые
машины, совершенно лишенные чувства юмора,  немедленно  так  и  сделали  -
покатились не глядя  куда.  И  все  жители  этой  планеты  были  задавлены
собственными машинами, пали жертвами  собственной  логики.  Я  не  решаюсь
повторить слова этого ученого, уважаемый... - он усмехнулся и вытер пот со
лба.
   Мне показалось, что мы лишь отравляемому последние минуты. Поэтому я не
возражал, когда жена выгнала меня из палаты.
   О том, чем дело кончилось, мне известно с ее слов.
   - Мы хотели бы знать, - тихо сказала  она  ему,  -  совершенно  простую
вещь. Бывали у вас моменты, когда вам казалось, что вы готовы умереть?
   - Да. Когда я был очень счастлив.
   - А когда вы были счастливы?
   Он задумался. Очевидно, ему пришлось долго вспоминать.
   - В пятнадцать лет, когда впервые поцеловал девушку...
   - А потом?
   - Потом во время отпуска, когда собственными руками смастерил  в  нашей
хате очаг...
   Моя жена не знала, что такое очаг, но продолжала спрашивать.
   - Когда исправил  регулятор  зажигания  в  гравитационном  поле  темной
звезды во время второй экспедиции, - сказал он и больше  ничего  вспомнить
не мог.
   - Я начинаю понимать, что такое ваше "счастье", - сказала моя  жена.  -
Любовь и творчество. Или то и другое вместе.  Вы  испытали  это  трижды  в
жизни. А мы все время живем этим. Создаем  новые  механизмы,  произведения
искусства, всегда вдвоем, рука об руку, такова вся наша жизнь. Поэтому  мы
и не говорим о счастье. Мы испытываем его постоянно. В  конечном  счете  в
этом и ваша заслуга. Вы создали для нас такую жизнь. И можете  быть  среди
нас...
   Она протянула ему электроды нашего  прибора.  Он  отрицательно  покачал
головой, казалось, впервые не чувствуя страха.
   - Мне достаточно моего очага, - прошептал он. - Теперь я  хочу  чего-то
нового.
   И умер. Без прибора. Спокойный и примиренный, как все в наше время.



   ПРИМЕЧАНИЕ

   В  конце  концов  капитан,  по-видимому,  понял,  что   исчерпал   свои
творческие возможности, что нельзя бесконечно продлевать жизнь даже  в  ее
наивысшей форме, что смерть - это только слияние с материей и освобождение
от бремени индивидуальности. Я  сужу  об  этом  по  его  последней  фразе:
"Теперь я хочу чего-то нового". Он  хотел  чего-то  такого,  чего  не  мог
получить при жизни. Смерти. Я  часто  вспоминаю  о  нем  и  прекрасно  его
понимаю.
   Особенно теперь, когда жена ушла  от  меня  и  я  вынужден  работать  с
безнадежно неуклюжим механиком. До сих пор не могу понять, что вызвало наш
развод. Я несчастен.



    Йозеф Несвадба.
    Смерть Тарзана

   -----------------------------------------------------------------------
   Сборник "Чешская фантастика". Пер. с чеш. - Б.Шуплецов.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 27 August 2000
   -----------------------------------------------------------------------


   СТРАННАЯ ОБЕЗЬЯНА

   Нет, это была не обезьяна. Вокруг смеялись, галдели люди; рядом со мной
плакала и корчилась, словно  в  судорогах,  девушка;  сидевший  перед  нею
господин даже побагровел от натуги, а хохот его супруги  скорее  напоминал
болезненные стоны. Взгляды всех были устремлены на арену. Там на маленькой
табуретке сидело существо, весьма похожее на шимпанзе,  и  играло  само  с
собой в карты; Оно само себя уличало в мошенничестве, само  себя  пыталось
обворовать и даже подраться с  самим  собой.  Ежеминутно  существо  делало
сальто справа налево, по-обезьяньи просовывая ноги под табуретку и  хватая
ими карту, которую держало в руке. И все же это была не обезьяна. Существо
курило толстые сигары, подобно  знаменитому  шимпанзе  старого  Босмайера,
управляющего зоопарком принца Оранского. Только тот шимпанзе скорее  жевал
свои сигары,  а  это  существо  дымило  с  видом  заправского  курильщика,
стряхивало пепел на песок и в конце концов в порыве ярости ткнуло  горящим
концом сигары прямо в нос  воображаемому  противнику.  Потом  оно  бросило
сигару  и,  сделав  сальто,  быстро  заняло  место  воображаемого  визави,
схватилось за лицо и понуро поплелось к выходу. Опираясь на одну руку, оно
ловко  подтягивало  ноги,  как  обычно  делают  шимпанзе,  желая  поскорее
исчезнуть. И все же это была не  обезьяна.  Зрители  восторженно  хлопали,
девушка рядом со мной никак не могла прийти в себя, до того ей понравилось
это подобие человека, насмешка над  всем  человечеством.  Воспользовавшись
этим, я поднялся и стал пробираться к выходу.
   Мне не было смешно, я оставался серьезным, как и та  обезьяна,  вернее,
существо, которое нам выдавали здесь за обезьяну.
   - Неужели вам не нравится представление?! - догоняя  меня,  воскликнула
запыхавшаяся билетерша в поношенном, покрытом пудрой халатике. Обязанности
билетеров по соображениям экономии, видимо, выполняли артисты. Не раз  уже
бывало  так,  что  перед  выступлением  на   висячей   трапеции   артистке
приходилось искать своего партнера где-нибудь возле кассы. Вот и сейчас ее
партнер  спорил  с  озорником,  которому   очень   хотелось   попасть   на
представление без билета.  Номер  из-за  этого  задерживался,  и  публика,
конечно, возмущалась, и я подумал о  том,  что  сегодняшнее  представление
цирка Кнолль, первое в нашем городе, обязательно потерпит  фиаско.  Однако
обезьяна спасла положение. Теперь им будет легко,  теперь  публика  станет
смеяться над чем угодно. Только меня так дешево не купишь! Я в этих  делах
кое-что смыслю. Не для того я столько лет изучал антропологию, чтобы  меня
можно было так грубо надуть. Очевидно, они  просто-напросто  загримировали
под обезьяну своего клоуна. А в том, что он умеет так  виртуозно  работать
ногами, нет ничего удивительного. Я не раз видел безруких ветеранов войны,
которые ели, причесывались, одевались и даже водили  машину  исключительно
при помощи ног. Но ведь они не были шимпанзе!
   Разумеется, мне до этого нет никакого дела. Конечно, из-за того, что  я
встал и покинул Гильду без  всякого  объяснения,  неприятностей  потом  не
оберешься. Порою мне казалось, что мы с Гильдой  произвели  здесь  большую
сенсацию,  чем  акробатические  номера  шакалов,   показанные   в   начале
представления. Действительно, вероятно, вся публика следила скорее за мной
и Гильдой, чем за происходящим на цирковой арене. К счастью, я  это  знал,
меня давным-давно об этом предупреждали.
   - Обрати внимание на управляющего, - сказал как-то мой знакомый. -  Его
дочь на выданье, хотя у нее есть внебрачный ребенок.
   Итак, мне было ясно, в чем дело, когда вчера ко мне явился управляющий.
Мой кабинет находится в отделении  пресмыкающихся  и  расположен  у  печи,
обогревающей  вивариум  для  аллигатора,  которого  вот-вот  должны   были
доставить из Египта.
   - Весьма рад, - начал он, - что мой музей сделал  приобретение  в  лице
такого выдающегося  специалиста,  как  вы.  Вероятно,  не  приходится  вам
объяснять, каких трудов стоило мне доказать членам  нашего  муниципального
совета, что такой большой город, как  наш  Л.,  должен  иметь  собственный
музей и свой зоологический сад. К счастью, моя жена -  немка.  Она  обошла
немецких промышленников  и  каждому  втолковала,  что  здесь,  в  северном
пограничье, необходимо создать  коллекции,  которые  по  меньшей  мере  не
уступали бы пражским, - мол,  только  таким  путем  мы  завоюем  право  на
культурно-политическую автономию. А я тем временем побывал у отцов  города
- чехов. Совершенно необходимо, доказывал я им,  организовать  у  нас  как
музей, так и зоологический сад. Чтобы приезжие из Дрездена, или Галле, или
Лейпцига, где такие заведения приобрели мировую известность,  не  смеялись
над нами. В конце концов я все-таки добился  своего.  Конечно,  директором
музея  назначили  одного  заслуженного  профессора  из  Праги  (его   жена
оказалась родственницей начальника отделения в Министерстве школ),  но  он
редко к нам наведывается - стар уже, ездить ему тяжело,  и  я  думаю,  что
недалеко то время, когда в соответствии со званием я стану сам  руководить
своим музеем и зоологическим садом. А пока я всего лишь заместитель. Потом
заместителем станете вы... - Он с таким восхищением посмотрел на меня, что
я невольно застегнул пиджак, единственный приличный пиджак, - его дал  мне
в дорогу мой дядя, который за последнее время немного растолстел.
   - Буду стараться... - начал я, заикаясь. Такой уж  у  меня  недостаток.
Всегда, когда ко мне обращается кто-нибудь из вышестоящих лиц,  я  начинаю
заикаться: уж очень я почтительный. И у меня потеют руки, хотя я прекрасно
понимаю, как все это глупо. По-видимому, мне не  хватает  мужества,  но  в
конце концов я издавна интересовался главным образом антропологией,  а  не
закаливанием собственного характера.
   - Мы во всем должны помогать друг другу, -  мечтательно  заговорил  мой
шеф и добавил: - У меня много врагов, сынок... - и он задумался. Казалось,
перед мысленным взором моего шефа проплывает бесконечная вереница грядущих
дней, когда он в канцелярию и носа не покажет и когда всякими там заказами
новых экспонатов, кормежкой имеющихся у нас животных  придется  заниматься
мне и только мне одному. - Все это не так легко, - продолжал он, - господа
не хотят считаться с тем, что для наших зверей требуется  заморская  пища,
они не понимают, что необходимо привозить бананы и апельсины и что  нельзя
кормить знаменитую гумбольтову шерстистую обезьяну простыми  помоями,  как
поросенка. Да они и львам готовы бросать дохлых мышей... - закончил он  со
вздохом.
   Только львов у нас пока что не было,  и  весь  этот  зоологический  сад
существовал скорее в его воображении, а музей находился в очень запущенном
состоянии. Вот я и начал  как  можно  быстрее  приводить  в  порядок  наши
коллекции.
   Мой шеф меня нахваливал. Но, конечно,  даже  и  не  пытался  чем-нибудь
помочь. Однажды он привел ко мне свою  дочь  Гильду,  костлявую  угловатую
девушку с голубыми глазами и пушком  на  подбородке.  У  нее  были  жирные
волосы,  которые  она  не  умела  укладывать  и  поэтому   выглядела   так
неприглядно и неряшливо, что частенько вызывала всеобщую жалость.  Я  тоже
жалел ее до тех пор, пока  она  не  загов