- воскликнул он, протягивая мне розоватый камень.
   Я был ошеломлен. Рубидиевая руда у нас в лагере? Мы ведь тысячи раз
проверяли здесь свои аппараты и ничего не находили.
   - Кто мог принести сюда этот осколок? - спросил я у друзей.
   Сандро удивленно взглянул на меня и снова занялся аппаратом. Он
наклонился над экраном и вдруг увидел в траве кусочек яркого шелка.
   - Еще одна новость, - сказал он вполголоса, разворачивая перед нами
красный платок. - Ай, как хорошо пахнет!
   Я вспомнил светлый экран палатки, взмах прозрачного платка в руках
незнакомки. Не она ли обронила кусок рубидиевой руды? Кроме нее и Омегина,
в лагере никого не было.
   Опустившись на колени, Сандро разглядывал следы на примятой траве.
   - Здесь проезжала другая машина, - растерянно заметил он. - Но почему я
вижу следы только одной пары колес?.. Скажи, пожалуйста!
   - Не ищи, Сандро. У нее всего два колеса, - пояснил я, - это просто
мотоцикл.
   - Мотоцикл и был, - подтвердил шофер. - Тут барышня одна проезжала,
останавливалась, камеру подкачивала.
   - А какая она собой? - спросил Сандро, поднимаясь.
   - А такая, - ответил шофер, - обыкновенная.
   Сандро с восторгом и завистью взглянул на аппарат. Мне показалось, что
он потрясен его неожиданными возможностями. В. самом деле, почему ему,
Сандро, не поручают испытать "СЛ-1"? Не месторождения лепидолита отыскать,
не минерал, а просто-напросто найти человека, который знает, где
скрывается эта рубидиевая руда.
   Он повернул ручку индексов, на минуту задумался и с живостью обратился
к Ярцеву:
   - Андрей! Скажи, пожалуйста, духи "Тубероза" - это какая цифра?
Наверное, у нас в книжке есть. Я помню, Валя записывала.
   Ярцев посмотрел на меня с улыбкой, пожал плечами и, заглянув в книгу,
сообщил индекс туберозы.
   Сандро поставил ручки прибора, как требуется по инструкции, настроил на
индекс, подсказанный Андреем и несколько раз обошел с аппаратом вокруг
машины.
   - Так и знал, - объявил он, с укоризной глядя на шофера, - ваша
"обыкновенная" всю машину захватала своими лапками, надушенными
"Туберозой".
   Я этот запах на всю жизнь запомнил. Не ошибусь. Пока мотоциклистка тут
возилась, водитель, я так думаю, дремал под деревом.
   - А я что? Я ей и не препятствовал, - с обидой сказал шофер. - Пусть
интересуется. Машина наша новой марки, сибирского завода, здесь еще таких
не видали. А девушка ничего, обходительная: все расспрашивала, зачем мы
приехали, да сколько нас, да как фамилия начальника, да что делаем...
   Нас удивил рассказ шофера. Даже Сандро возмутился.
   - Ну, а ты рад стараться. Все подробности выложил?
   Шофер рассердился.
   - Да что вы за дурака меня считаете? Я этих любопытных страсть как не
терплю. Я ей прямо сказал, что нас семь охотников, а нашего начальника
зовут Кузьмой. А она все не унимается, спрашивает, а чья, дескать, эта
машина? А сама так и норовит в нее залезть. Тут уж я ей такое сказал, что
она вскочила на свой мотоцикл и мигом ускакала.
   На нашем небольшом совете мы наметили план дальнейших действий.
   Испытания откладывались до тех пор, пока не будет отремонтирована
машина. Я предложил выяснить с помощью "СЛ-1", кто оставил у нас в лагере
кусок породы, которую мы безуспешно искали. Мы с Андреем решили
воспользоваться любезным приглашением Омегина и отправиться к нему в
гости. Ведь лепидолит мог обронить и он. Сандро должен был попробовать
найти мотоциклистку.
   Несомненно, кто-то из них знал, где находится месторождение рубидиевой
руды.
   Правда, я сомневался, чтобы по запаху на дороге можно было отыскать
человека. Для этого "СЛ-1" не предназначался. Мы никогда об этом не думали.
   Андрей инструктировал Сандро.
   - Тщательно учитывай интенсивность запаха, направление ветра, характер
почвы. Помни, - говорил он, - что это научные испытания, а не веселая
прогулка.
   У Сандро блестели глаза от радостного волнения.
   - Ай, спасибо! - воскликнул он. - Сейчас будем пробовать. Ну, Сандро,
везет тебе... Давайте скорее чемодан! Надо торопиться, иначе я эту
рассеянную девушку, теряющую платочки, тоже потеряю.
   Попрощавшись с нами, он взял аппарат и, наклонившись над экраном,
быстро зашагал по дороге к мосту.
   - Не увлекайся, Сандро! - крикнул я вслед. - Возвращайся скорее!
   Но он уже не слышал меня.
   Андрей приготовил свой мотоцикл и к заднему щитку пристегнул ремнями
второй аппарат. Этим нехитрым приспособлением мы пользовались для ближних
разведок.
   Я вскочил на багажник. Мотор затрещал, и мотоцикл вынес нас на дорогу.
   Мчались мы в облаке пыли. До боли чесалась шея от колючих песчинок,
точно обдували ее из пескоструйного аппарата. Я не мог даже на секунду
отнять руку, чтобы поправить воротник и защитить себя от песка, так как
нужно было крепко держаться.
   Вдруг мотоцикл резко затормозил, - я чуть было не перелетел через
голову Андрея.
   Он соскочил с седла. Я увидел идущую в сторону от дороги тропинку.
   - "Наш сосед", вероятно, живет в том леске, куда ведет тропинка, .
заметил Андрей, поворачивая мотоцикл. - Как этот медведь называл свою
берлогу?
   "Опытная станция Главхимпрома"?
   Я не совсем понимал цели нашего визита. Узнать о месторождении
рубидиевой руды? Но ведь Омегин и сам бы сказал об этом. Ведь ему
известно, зачем мы сюда приехали. Если же мы хотим полюбопытствовать
насчет странной коррозии болтов, то это неудобно и щекотливо. Он может
обидеться.
   - Ты хоть подумал о том, что мы будем говорить хозяину? - спросил я
Андрея.
   - Глупо подозревать его в странных шуточках. Дескать, не вы ли, товарищ
Омегин, проводили опыты с болтами нашей машины?
   Андрей виновато посмотрел на меня.
   - Нет, надо полагать, что подобные вопросы выясняются несколько иначе.
   - А все-таки? Не искушен я в дипломатических тонкостях. Научи,
пожалуйста.
   - Ну... прежде всего выясним некоторые детали путем наводящих вопросов.
   - А дальше?
   - Там видно будет. Разве можно в таких случаях составлять подробный
план действий?
   - Ну, смотри, как бы нам не испортить все дело. Здесь нужен народ
поопытнее, чем мы с тобой.
   Андрей ничего не сказал, видимо соглашаясь со мной.
   Мы снова заняли свои места на мотоцикле и помчались по тропинке.
Начинался редкий лес.
   Я раздумывал об испорченной машине и сильно досадовал. Мы не могли
ехать дальше продолжать испытания. Я укорял себя, что не послушал Валю.
Может быть, она была права, предлагая нам ждать окончания монтажа "СЛ-3" и
только тогда выехать на испытания. Она считала, что именно этим "карманным"
   прибором, работающим контактным способом, можно найти рубидий. Мне не
совсем нравился "СЛ-3". При поисках ископаемых его обязательно нужно
прикладывать к земле или к породе, которую хочешь обследовать. Кроме того,
"СЛ-3"
   настраивался заранее только на один запах. В данном случае на запах
одного из соединений рубидия, часто встречающегося в породах. Маленький,
буквально карманный "Усилитель запаха", который так нравился Вале,
отличался сравнительной простотой. В нем не было всасывающего компрессора
. его мы заменили электрическим подогревателем для активизации запаха, .
не было диска анализатора и других сложных элементов. Поэтому и
чувствительность этого прибора была меньше, чем у "СЛ-1".
   В тот день, когда мы с Андреем ехали к дому Омегина, я особенно много
думал об этом приборе, живо представляя себе его небольшую коробку с
дырочками.
   Тут же я мысленно дорабатывал указатель интенсивности запаха,
напоминающий термометр. В то время он не совсем точно отмечал процент
содержания металла в руде, что меня очень беспокоило. Однако прежде всего
нужно было что-то придумать для увеличения чувствительности аппарата.
Помню, что тогда я решил попробовать добавить еще одну лампу в усилителе.
Я, как и многие конструкторы, думаю над своими приборами не только в
лаборатории, но часто и в дороге, стараясь использовать бесцельно
пропадающее время.
   Мне не пришлось тогда как следует обдумать новые усовершенствования в
"СЛ-3".
   Андрей сделал крутой разворот, и наш мотоцикл остановился около
небольшой усадьбы, обнесенной белой узорчатой изгородью, вырезанной, точно
из слоновой кости.
   Ярцев толкнул меня в бок. На воротах висела прозрачная табличка:
"Опытная станция Главхимпрома". Стараясь не показать в данном случае
неприличного любопытства, Андрей подошел к ограде, осторожно потрогал ее
завитки и одобрительно заметил, что сделать решетку столь тонкого рисунка,
пожалуй, нельзя ни из какого другого материала, кроме как из пластмассы.
 
 
   Мир без металла 
 
   Не знаю, насколько был прав Омегин, доказывая, что можно обойтись без
металла чуть ли не во всех отраслях нашего хозяйства, но во всяком случае
после посещения "Опытной станции Главхимпрома" я убедился, что "век
пластмассы" действительно не за горами.
   Думаю, что об этом надо рассказать подробно.
   Не успели мы с Андреем войти в ворота, как хозяин уже спешил нам
навстречу.
   Он с любопытством взглянул на аппарат и широким жестом пригласил нас в
дом.
   Мы поднимались по лестнице, сложенной, как я подумал, из прозрачного
розового мрамора. Хозяин стукнул по ступени каблуком:
   - Вот если бы древние греки строили свои храмы не из недолговечного
мрамора, а из того материала, что у вас под ногами, до нас дошли бы их
архитектурные творения, не тронутые временем.
   - Ну, еще неизвестно, что будет с вашей пластмассой, скажем, через
сотню лет, - возразил Андрей.
   - Вот для этого и выстроен опытный домик. Нам надо знать, как переносят
новые материалы жару, холод, дожди, не старятся ли они от времени. Вы,
наверное, спросите, почему, мол, поставили дом в этом районе? А вот почему.
   Климат здесь резкий. Морозы бывают приличные, да и солнышко поджаривает.
   Испытывать пластмассы надо как следует, без всяких скидок на
особенности этих новых материалов. Тут у меня их десятки сортов. Я за ними
наблюдаю и произвожу различные опыты. Внизу у меня большая лаборатория.
   Я обратил внимание на стены вестибюля. Они были сделаны из знакомой мне
пористой пенопластмассы. Этот новый материал не пропускает ни жары, ни
холода, совершенно звуконепроницаем, очень легок, в два раза легче пробки.
   Из него можно делать не только стены, но и лодки, которые никогда не
потонут, обувь необычайной легкости, даже одежду.
   Плитки из разноцветных пластмасс служили как бы облицовкой нижней части
дома Омегина. Они были пронумерованы и, видимо, тоже испытывались, как и
все другие элементы этого сооружения.
   - Покорнейше прошу взглянуть на дверные петли, - сказал Омегин,
останавливаясь у входа. - Наверное, думаете, железные? Смотрите
внимательнее - это тоже пластмасса.
   Мы вошли в вестибюль, где нас встретил приятный полумрак,
подчеркивавший необычайную голубизну стоявших вдоль стен прозрачных
колонн. Дневной свет проникал в самую их толщу, поэтому они казались
светящимися, как бы повисшими в воздухе.
   Прозрачная лестница вела на второй этаж. Поднимаясь вверх, мы
испытывали необыкновенное ощущение: под нами была твердая, но почти
невидимая опора.
   Открылась дверь, темно-синяя, как вечернее небо. Мне представилось, что
мы входим в какой-то сказочный замок. Но мы вошли... в столовую.
   Снопы солнечного света падали сквозь прозрачный огромный купол. В
круглом зале не было ничего прямолинейного, острого. Мягкими округлыми
линиями, совершенством спокойных форм здесь отличалось все: мебель, окна,
рамы картин.
   Я приподнял стул из белой пластмассы, он оказался удивительно легким.
   Хозяин дома постучал по его ножке.
   - Совсем недавно мы научились делать тонкие и прочные трубки из
пластмассы, - говорил он. - Причем они так же хорошо изгибаются, как и
металл. Теперь смотрите, встречали вы когда-нибудь такую прочную мебель? .
Он с размаху бросил стул на пол.
   Стул высоко подпрыгнул, но остался цел.
   Мы осматривали диваны, кресла, какие-то тумбочки, своими очертаниями
повторяющие плавные линии самой комнаты. Все они были светлыми и создавали
неповторимую гамму голубых, зеленоватых и бледно-желтых тонов.
   Я видел кресла очень легкие и удобные, из мягкой пористой пластмассы,
похожей на губку. На ножках мебели я заметил номера: видимо, каждая вещь в
этом пластмассовом доме тоже проходила длительные испытания.
   - А почему окна прорезаны в виде иллюминаторов, как на корабле? .
спросил Андрей.
   - Материал определяет архитектуру. Мы пока еще строим наши дома из
дерева или камня, поэтому изготовление круглых окон и рам требует довольно
большого труда в обработке столь прямолинейного, если можно так
выразиться, материала. А для пластмассы это самая выгодная форма. Легче
всего сделать именно круглую прессформу, так как ее можно выточить на
токарном станке. Вы представляете будущее подобного строительства? - с
увлечением продолжал Омегин. - Если нам удастся найти надежную пластмассу,
которая бы стоила так же дешево, как строительные материалы, вроде
пенобетона, то мы можем буквально прессовать, штамповать такую "массовую
продукцию", как маленькие дачи, железнодорожные будки и так далее. Уже
сейчас выгодно делать из пластмассы кузова автомашин и даже вагоны.
   Мы прошли в кабинет. Пользуясь гостеприимством хозяина, заглядывали в
каждый шкафчик, на каждую полочку. Всюду лежали вещи только из пластмассы.
   - Когда я проектировал этот дом, - говорил Омегин, - то поставил себе
задачу: ни одного куска металла для бытовых надобностей. Металл нужен
только технике, да и то лишь там, где он действительно незаменим.
   - Например?
   - Ну, скажем, в электрическом моторе, в осветительных проводах, в
электролампочках, холодильниках, утюгах, пылесосах и другой домашней
технике. Здесь этого ничего нет.
   - Одну минуту, я вас сейчас уличу в некоторой неточности, - сказал
Андрей улыбаясь. - Вы утверждаете, что в этой комнате нет ни одной
металлической вещи?
   - Готов держать пари!
   - Хорошо, - Андрей подошел к письменному столу, взял ручку с пером и
поднес ее хозяину.
   - Ну и что же? - спокойно спросил тот.
   - А перо?
   - Из пластмассы. Очень прочное и к тому же нержавеющее. Писали же
раньше гусиными перьями. Правда, мы здесь придумали специальное перо,
трубчатое, по мере его стирания о бумагу оно выходит из корпуса ручки.
Смотрите, как хорошо пишет, мягко, не царапает.
   Широким росчерком Омегин поставил свою фамилию на листке блокнота,
сделанном тоже из пластмассы.
   Сколько ни шарил я среди десятков безделушек, расставленных на
письменном столе, я не нашел ни одного металлического предмета. Даже замки
на ящиках стола, которыми заинтересовался Андрей, были тоже из пластмассы.
   Я водил рукой по стенам, украшенным тисненым цветным рисунком,
рассчитывая найти хотя бы гвоздь, но безрезультатно. В стенах кое-где
торчали заранее вделанные крючки из белого материала, похожего на фарфор.
   Вдруг Андрей поднял голову и рассмеялся.
   - А часы?
   - Тоже штампованные из пластмассы.
   - И шестеренки?
   - Совершенно верно.
   - Вы проиграли пари, - торжественно заявил Андрей. - Не будете же вы
всерьез утверждать, что в ваших часах даже пружина не металлическая?
   - Буду и совершенно серьезно.
   - Ну, это уж просто из упрямства! - Андрей снисходительно улыбнулся.
   Хозяин быстро повернулся к стене, снял большие круглые часы и, открыв
заднюю крышку, сказал:
   - Смотрите, Фома неверующий!
   Мы во все глаза глядели на необыкновенную белую пружину, свернутую в
тонкую спираль. Она была видна сквозь прозрачные шестеренки.
   - Неужели из пластмассы? - Андрей удивленно покачал головой.
   - Нет, до этого мы еще не дошли, - с сожалением сказал Омегин. - Это
керамическая пружина, иначе говоря - фарфоровая. Сравнительно давно наши
ученые открыли в некоторых сортах керамики замечательные свойства
упругости.
   - А знаешь что? - обратился ко мне Андрей. - Не так уж плох будущий мир
без железа.
   Омегин подсмеивался над нами, доказывая, что наш чудесный аппарат, о
котором он уже слышал, мы используем не по назначению.
   - Подумаешь, какая великая ценность - рубидий, - говорил он. - Этот
металл имеет крайне ограниченное применение, вроде какого-нибудь таллия,
его солями травят мышей.
   Ярцев не стерпел такой несправедливости. Он прежде всего упрекнул
энтузиаста "пластмассового века" в необъективности и сказал, что нам нужны
все металлы, в том числе и таллий, который применяется в разных сплавах, в
некоторых специальных фотоэлементах, медицине и так далее. Затем мой друг
стал доказывать, причем не без оснований, что рубидий чрезвычайно ценный
металл.
   Так же, как и цезий, он применяется в фотоэлементах. А фотоэлементы,
как известно уважаемому товарищу Омегину, совершенно необходимы для нашего
хозяйства, говорил он. Они автоматически сортируют изделия по цвету и по
объему, сами включают уличные фонари. Применяются в автоблокировке,
станкостроении, химической и текстильной промышленности. Без фотоэлементов
невозможно звуковое кино, телевидение, многие оптические приборы, даже в
нашем аппарате "СЛ-1" стоят два фотоэлемента. Невозможно обойтись без этих
зеркальных колбочек. Кроме того, рубидий и цезий - металлы, которым
принадлежит будущее в открытии новых путей использования внутриатомной
энергии.
   - Поверьте, что только ради этого можно заниматься поисками рубидия, .
   закончил Андрей.
   - Сдаюсь! - воскликнул Омегин и комично взмахнул руками. - Когда мне
говорят об атомной энергии, реактивных двигателях, радиолокации,
телевидении и ультразвуке, то есть о самых модных и самых интересных
достижениях техники, то я покорно поднимаю лапы вверх. Тут уж мои скромные
пластмассы пасуют, хотя их и считают чудом современной химии. Мне однажды
довелось приобщиться к весьма занятным делам. Познал всю прелесть
буквально фантастической техники мощного ультразвука.
   - Оказывается, у вас разносторонние интересы, - заметил Андрей.
   - Ерунда, - отмахнулся Омегин. - Дальше способа изготовления пластмасс
дело не пошло.
   Он рассказал, что ему приходилось иметь дело с мощными ультразвуковыми
колебаниями, которые он применял для молекулярного размельчения пластмасс
в жидком состоянии. Этот метод позволил ему получить особенно стойкие и
прочные материалы. Их мы видели в "доме без металла".
   Я спросил у Омегина, в каком институте он занимался подобными опытами,
так как мне были известны многие работы в области ультразвука.
   Хозяину дома не хотелось вспоминать о прошлом, это я почувствовал по
тону его разговора, однако он назвал мне один из крупнейших
исследовательских институтов, где проводилось комплексное изучение новых
строительных и поделочных материалов, необходимых для нашего хозяйства.
   - Эх, молодежь! - со вздохом сказал Омегин. - Позавидуешь вашей
любознательности, оптимизму. И жизнь хороша, и наука светла и безоблачна,
и все в ней вы видите, будто на ладони. Как говорится, не клевал вас
жареный петух. - Он поморщился, словно не желая вспоминать о каких-то
неприятностях, но ему все же хотелось высказаться, и он продолжал, тяжело
опускаясь на тонкий стул: - Бывают иной раз в нашей, так сказать, строго
научной жизни весьма забавные конфликты. Года три сидишь над решением
наисложнейшей задачи, ночами не выходишь из лаборатории, можно сказать,
высохнешь, как вобла...
   Тут Андрей с усмешкой взглянул на меня, видимо не совсем принимая это
сравнение.
   - Начинает что-то получаться, - продолжал Омегин. - Ты, конечно, на
седьмом небе, к тебе уже ходят с цветами и поздравлениями. Ты глупо
ухмыляешься, дескать спасибо, пустяки, мол, мы еще не на то способны. В
общем .
   пребываешь в райском блаженстве. Вдруг в одно прекрасное голубое утро
разворачиваешь технический бюллетень, где печатаются аннотации на
изобретения, и видишь, что какой-то щуплый паренек-техник, скажем, из
Тьмутаракани, предложил наипростейший способ решения задачи, над которой
ты пыхтел три года. После этого твое изобретение кажется бездарной чепухой
вроде зонтика для собак. Беспокойное дело - изобретат