ерянное лицо.
   - Нельзя спокойно смотреть на эту рыжую проказу, - с неожиданной
горячностью заговорил Андрей, стараясь убедить шофера. - Ты подумай,
сколько нужно затратить труда, чтобы превратить бесформенный кусок руды в
этот радиатор.
   Сотни часов! Не сосчитать! - Он выхватил линейку из кармана и
выразительно помахал ею. - И если мы не будем ухаживать за металлом,
сохранять его, то весь наш труд превратится в рыжий порошок. Тебе это
понятно?
   Мне было жалко смущенного парня: он не знал, что ему делать, - то ли
скорее вытирать радиатор, то ли слушать лекцию строгого начальника. Надо
было как-то смягчить неуместную горячность Андрея, поэтому я стал
доказывать ему, что он преувеличивает опасность, что человек успешно
борется с упрямством природы. Он придумал различные способы предохранения
металла от окисления:
   тут и хромирование, и кадмирование, и никелирование, и оцинковка, и
окраска.
   Я также усомнился в виновности шофера, утверждая, что облицовка
радиатора заржавела давно.
   Однако Андрея трудно было убедить. Его уже не интересовала первопричина
нашего спора, он позабыл о шофере и с упорством, достойным лучшего
применения, стал защищать свои принципиальные позиции.
   - Ты говоришь о разных покрытиях, никеле, хроме, кадмии, о всяких таких
известных вещах, - доказывал он, - но, несмотря на все эти способы защиты
металла, человечество теряет из-за ржавчины ежегодно половину всего
добываемого железа. Сколько труда пропадает даром! И все почему? Я уверен,
что по крайней мере половина уничтожаемого ржавчиной железа пропадает
именно потому, что мы еще не научились его хранить как величайшую
ценность, как золото! Да, да, именно как золото, - подчеркнул он, поймав
недоумевающий взгляд шофера. - Это наша сила. Чугун, сталь - ведь это
наравне с углем, нефтью первые показатели, определяющие наше хозяйство и
его оборонную мощь.
   - Андрей пристально взглянул в глаза шофера. - И вот эта ржавчина на
радиаторе, и вон те ржавые болты на колесах - все это непоправимые потери
в нашем хозяйстве. Когда я иду по улице, - продолжал он, - и вижу
проржавевшую водосточную трубу, мне хочется взять ведерко с краской и
самому густо закрасить эти рыжие лишаи... Я иной раз думаю, что надо
бросить все наши фокусы с аппаратами и заняться более полезным делом:
поисками нового способа предохранения металлов от ржавчины, абсолютно
надежного, не похожего на все существующие. Вот это, я понимаю,
благодарная работа для исследователя.
   Сколько металла можно спасти!..
   Андрей замолчал, потом встряхнул головой и, перекинув полотенце через
плечо, быстро зашагал к реке. За ним отправился Сандро.
   Шофер растерянно посмотрел им вслед, затем, как бы опомнившись, схватил
тряпку и с ожесточением стал тереть никелированную решетку радиатора.
   Я забрался в палатку, лег на разостланную кошму и стал бесцельно
смотреть на туго натянутое полотно, просвечивающее желтоватым светом. На
этом фоне, как на экране кино/проносились силуэты птиц и стрекоз,
трепетали темные очертания веток.
   На мгновение появился профиль шофера, и сразу же застрекотал - мотор,
как своеобразная звуковая иллюстрация. Послышались неразборчивые голоса,
как это бывает иногда в плохом кино, и на экран выплыл женский профиль.
Хорошо были видны только лоб, нос и волнистые волосы, потому что нижняя
часть лица закрывалась силуэтом стакана. Я видел, как постепенно убывала в
нем вода.
   Мелькнуло в воздухе красное пятно прозрачного платочка, которым женщина
вытирала рот, и все исчезло. Слышался лишь рокот удаляющегося мотоцикла.
   Несколько минут экран был пуст. Потом на нем появилось новое лицо, тоже
мне незнакомое. Человек в широкой шляпе вытащил из кармана пробирку,
посмотрел ее на свет и осторожно спрятал в карман.
   - Где я могу видеть начальника экспедиции? - спросил незнакомец басом.
   - Пожалуйста, он в палатке, - ответил шофер.
   Я приподнялся на локте. В палатку, согнувшись, вошел человек в
соломенной шляпе, какие носят обычно курортники. Просторный белый костюм
подчеркивал его огромный рост и ширину плеч.
   - Разрешите быть знакомым, - забасил он. - Омегин - ваш сосед. Сетую на
свою фамилию: каждая девчонка на почте обязательно переврет и напишет
"Онегин". А на самом деле моя фамилия Омегин. Видимо, назван в честь
последней буквы греческого алфавита - омеги.
   Я предложил ему сесть.
   - Благодарствую, - сказал он, деловито размещая свое огромное тело на
походном табурете.
   - Наслышаны мы о вас и ваших чудесных аппаратах, - гудел Омегин. .
Слухом, как говорится, земля полнится. Привычны мы к успехам советской
науки, но я, грешник, хоть убей, не могу поверить, что такие аппараты
существуют. Я даже по темноте своей не могу представить, на каком таком
хитром принципе можно такую штуку соорудить? - Он выжидательно помолчал.
   Несомненно, что у меня не было намерения сразу же рассказывать о
принципе действия нашего аппарата, поэтому Омегин, не дождавшись ответа,
вздохнул и спросил:
   - Ну, как успехи? Чай, всякие органические и неорганические ископаемые
находите в земле?
   Помню, я отвечал немногословно и даже несколько настороженно, хотя был
уверен в полезности этого человека для наших поисков. Я сказал ему, что мы
занимаемся в основном металлом, что ищем рубидий и до сих пор
безрезультатно. Рассказал о том, как неподалеку от лагеря обнаружили
огромный пласт железной руды. По этому случаю я должен поехать в город и
дать телеграмму.
   - Наверное, пришлют сюда изыскательскую партию для пробного бурения, .
   закончил я.
   - Опять железо, опять медь, теперь еще рубидий! - недовольно воскликнул
гость и пожал плечами. - Все силы брошены на то, чтобы искать металл. Не
понимаю я этого одностороннего увлечения. Нельзя же забывать и другие
материалы.
   Признаться, меня удивило это странное заявление. Я никогда не мог себе
представить, что широкое использование металла в нашей жизни можно
называть "односторонним увлечением".
   - Металл - самый прочный из материалов, - говорил я, чувствуя, что вряд
ли тут нужны доказательства. - Мы им пользуемся на каждом шагу.
   - Вот именно на каждом шагу, - буркнул Омегин. - Это оттого, что мы с
вами не умеем хозяйничать. Пора понять, что сейчас на смену железному веку
идет новый век...
   В этот момент у входа в палатку появились Андрей и Сандро. Они уже
выкупались, и на их мокрых волосах, как мельчайшие бриллиантики, сверкали
капельки воды.
   Омегин не заметил моих друзей, так как сидел спиной к выходу. Он поднял
палец вверх и торжественно произнес:
   - Настал век... пластических масс! - Ударив себя кулаком по колену,
странный гость горячо продолжал: - Они уже давно были испытаны в самых
ответственных деталях машин: из пластмассы делались шестеренки,
подшипники, части автомобилей и самолетов. Сейчас всюду, где только нужен
дешевый, легкий или, скажем, прозрачный материал, применяются пластмассы.
   - Ну, а турбины, цилиндры двигателей или, например, металлорежущие
станки тоже будут делаться из пластмассы?
   - Конечно, нет, - рокочущим басом возразил Омегин и опасливо посмотрел
на скрипевшую под ним табуретку. - Во многих случаях металл незаменим,
этого я не отрицаю, - продолжал он. - Но если металл нужен для двигателей
и резцов, для деталей, где нужна особая прочность и противодействие
высокой температуре, то давайте только для этой цели и использовать
металл, будем беречь его. Зачем, скажите пожалуйста, нужно человеку совать
в рот ложку из нержавеющей стали, когда имеется великолепная пластмасса,
прочная и красивая, как слоновая кость? - Он даже закрыл глаза от
удовольствия и умиротворенно добавил: - Вот приходите ко мне. Здесь
неподалеку находится моя, так сказать, резиденция - опытная станция
Главхимпрома, - там вы увидите, как можно обойтись в жизни без металла.
   Из-за широкой спины гостя выглядывали удивленные лица Андрея и Сандро.
   - Знаете что, дорогой коллега, - решительно сказал Омегин. - Будьте
моим добрым союзником!
   - То есть противником металлов? - переспросил я, не в силах сдержать
улыбку.
   - Думаю, что и без меня у металла достаточно врагов. Одна ржавчина чего
стоит! Только полчаса назад я прослушал довольно убедительную лекцию моего
товарища на тему "Коррозия - заклятый враг металлов". Так что же вы мне
предлагаете? - в шутку спросил я у гостя.
   Но он, видимо, не хотел ее принимать и снисходительно смотрел на меня,
как бы говоря о неуместности иронического скептицизма, когда разговор идет
о серьезных вещах.
   - Оставьте металлы! - небрежно махнул он рукой. - Помогите мне искать
новую смолу для пластмассы, если ваши аппараты на это способны. Где-то
здесь поблизости залегает совсем особенная горная смола, а я не могу ее
выследить.
   - Видите ли, товарищ Онегин... - осторожно начал я.
   - Омегин, - мрачно поправил он.
   Я извинился и сказал ему, что задание нашей экспедиции согласовано с
Институтом редких металлов, но Омегин не дослушал.
   - Опять металлов! - загромыхал он басом, уже не сдерживая своей досады.
. Да знаете ли вы, что можно сделать из этой смолы, которую я предлагаю
вам искать?
   Он быстро вытащил из кармана оранжевый диск, затем геологический
молоток и передал их мне.
   - Вот, - закричал он, - бейте, колите "хрупкую пластмассу", можете
греть ее и морозить, травить кислотами и щелочами, строгать и пилить. Она
не ржавеет.
   Она... - тут Омегин остановился и закончил почти шепотом: - она вечная.
Из нее можно памятники делать. Помните стихи? - Он привстал и с чувством
продекламировал: - "Металлов тверже он и выше пирамид". Разве это не мечта
о пластмассе, мой молодой коллега? Как вы думаете?
   Омегин усмехнулся и грузно сел. Табуретка жалобно пискнула и
покачнулась.
   - Разве это материал? - пренебрежительно сказал гость, придерживая
покосившуюся ножку. - Из пластмассы можно сделать такое кресло, которое
будет в десять раз прочнее и в десять раз легче этой колченогой табуретки.
   - И в сто раз дороже, - не удержался я.
   - Ну, это еще как сказать, - возразил Омегин. - Погодите годик, другой,
тогда увидите. Ну, колите, бейте ее, - вдруг вспомнил он о переданном мне
образце пластмассы.
   Я неловко стукнул молотком по диску. Он остался целым, не было даже
царапины. Не успел я положить молоток на место, как из-за спины моего
гостя просунулась голая волосатая рука, взяла молоток и со всего размаху
стукнула по кружку.
   Омегин изумленно взглянул на меня.
   - Сандро Беридзе, - услышал он за спиной голос нашего техника и с
некоторым смущением пожал протянутую руку. Так оригинально представился
гостю Сандро.
   Кряхтя и вздыхая, Омегин повернулся, чтобы посмотреть на него, и увидел
у входа в палатку уже не одного, а двух невольных свидетелей своего
горячего выступления в защиту пластмассы.
   - Омегин, - хмуро поклонился он, пожимая руку Андрею. - Значит, металл
будете искать? - спросил наш сосед, уже обращаясь ко мне.
   Он поднялся во весь свой огромный рост, касаясь головой верха палатки.
   - Да, до тех пор, пока не выполним свою задачу.
   - Не одобряю, - лениво бросил Омегин и медленно вышел из палатки.
   Мы с интересом рассматривали пластмассовый диск, оставленный
неожиданным гостем. Он был зеркально-блестящим, легким, от удара звенел,
как металл, и походил на странное небьющееся стекло. Действительно, можно
было поверить, что этому материалу принадлежит большая будущность.
   Снова на полотняном экране палатки появилась огромная шляпа Омегина.
   - Простите, коллега, что я вам надоедаю, - сказал он, останавливаясь у
входа. - А где это все-таки найден рудный пласт, о котором вы говорили?
   Если, конечно, не секрет?
   - В двух километрах отсюда.
   - А по какой дороге? Направо или налево?
   - Направо.
   - Так ведь там же моя опытная станция! - в отчаянии воскликнул он и
снова исчез.
   Андрей рассмеялся.
   - Вот энтузиаст! Ненавидеть ложку только за то, что она сделана из
металла!
   Это уже чудачество, - сказал он с досадой.
   - А знаешь, мне нравятся такие люди, - возразил я Андрею. - Они всегда
одержимы какой-нибудь большой идеей. Именно такие люди и двигают
творческую мысль. Вот это человек! - восхищался я. - Абсолютная
последовательность. Он не терпит никакого металла. Наверное, способен
разорвать в клочки рецепт врача, если тот пропишет ему железо от
малокровия.
   - Нет, дорогой, на малокровного он совсем непохож, - со смехом сказал
Сандро и вышел из палатки.
   Ему еще нужно было проверить укладку багажа, так как настало время
собираться в дорогу.
   - Этот энтузиаст "пластмассового века" пришелся тебе по вкусу, - с
усмешкой сказал Андрей.
   Он угадал. Мне нравились в нашем соседе его настойчивость и уверенность
в своей правоте. Я решил поближе познакомиться с Омегиным и даже готов был
искать его горную смолу. Все это я высказал Андрею, на что он не замедлил
выразить свое недовольство.
   - Узнаю любвеобильное сердце и довольно странные принципы, - иронически
заметил он. - Ты всегда утверждал, что при первом знакомстве надо думать о
каждом человеке как можно лучше. Ты восторженно наделяешь его самыми
лучшими качествами, а потом, если он оказывается совсем не таким, как ты
предполагал, глупо и растерянно спрашиваешь себя: "Как же это так
получилось? Ума не приложу!"
   Андрей даже передразнил меня, но, как известно, на друзей редко
обижаются, поэтому я просто не обратил внимания на его не очень добрую
шутку.
   - Да, это мой принцип, - согласился я. - Зачем я буду заранее скверно
думать о человеке? Какое я на это имею право? Но вот ты, Андрей, чересчур
настороженно относишься к людям.
   - Ничего не поделаешь, печальный опыт многотрудной жизни, - усмехнулся
он. .
   Не везет. Иному человеку одни ангелы встречаются, а мне слоны.
Обязательно ногу отдавят. Причем я даже не могу на них сердиться: все это
не со зла.
   Он замолчал, смотря на бабочку, застывшую на горячем от солнца полотне.
   Должен сказать, что настроение Андрея мне было понятным. Перед самым
отъездом ему не повезло с одним изобретением. Впрочем, о нем вы уже знаете.
   Я говорю об аккумуляторах Ярцева. На технической конференции, которая
происходила у нас в институте, выступил начальник лаборатории
аккумуляторного завода и довольно убедительно, в резких выражениях,
буквально уничтожил изобретение Андрея. Как ни старались другие
выступавшие смягчить эту не очень справедливую оценку, данную
аккумуляторам Ярцева, все же у многих остался неприятный осадок и тем
более у самого изобретателя.
   Но не это определяло настроение моего друга, а совсем иное, о чем я и
хотел с ним поговорить.
   - Сколько лет ты знаешь Валю? - спросил я.
   Андрей вздрогнул и сурово ответил:
   - Давно. Но какое это имеет отношение к вопросу об "одержимых"?
   Помню, я обнял его за плечи и стал горячо убеждать, что он тоже одержим
манией недоверчивости. Он не доверяет даже самому себе. Сомневается в
своем чувстве к Вале. Все время испытывает его, как бы взвешивает,
проверяет чуть ли не на счетной линейке. Причем происходит это не из-за
того, что Андрей расчетлив по натуре, совсем нет. Он просто боится, не за
себя, а за Валю, что она ошибется в нем и испортит свою жизнь на долгие
годы.
   Все это я ему сказал по-дружески и по-деловому, так как давно уже
наблюдал за не совсем обычными взаимоотношениями своих подчиненных, что
подчас вредило нашей лабораторной работе.
   Может быть, не совсем тактично я вмешивался в сугубо личные переживания
инженера и лаборантки, но, во-первых, мне надоели их страдающие хмурые
лица, а во-вторых, я злился и никак не понимал, какие еще выдуманные
препятствия могли стоять на пути к их общему счастью.
   Впрочем, вы знаете Валин характер. Он многому мешал.
   - Все-таки Валя по тебе скучает, - сказал я Андрею. - Письма шлет.
Ждет, беспокоится.
   - Еще бы! - горько усмехнулся он. - Спорить не с кем.
   Как от сильного порыва ветра, закачалась палатка. Ворвался Сандро,
протягивая мне ржавый болт.
   - Ехать нельзя: все лопнули.
   Андрей взял болт и внимательно осмотрел его свежий излом.
   На железе выступили темно-красные пятна, похожие на капли запекшейся
крови.
   Что-то новое и неизвестное встретилось на нашем пути.
   Наклонившись друг к другу, мы рассматривали ржавчину странного вида,
словно кристалликами покрывшую болт.
   - Удивительно! Просто удивительно, - говорил Сандро, растерянно разводя
руками. - Все болты на передних колесах разъедены. Ехать нельзя! А болты
новые - шофер недавно менял. Обыкновенная ржавчина так не разъест.
   В моем воображении мгновенно возник силуэт человека в огромной шляпе,
рассматривающего пробирку. "Чепуха какая", - сразу отогнал я эту мысль.
   Однако спросил:
   - Кто был около машины?
   - А это мы сейчас узнаем, - с загадочной улыбкой ответил Сандро.
   Он взял аппарат, стоявший в углу палатки, включил и поднес к нему диск
из пластмассы, оставленный Омегиным.
   - Пусть понюхает!
   Сандро медленно вращал ручку настройки, щелкая переключателями при
переходе на другую серию индексов. Наконец ему удалось определить индекс
пластмассы, вернее - ее примесей, оставшихся после прессовки кружка.
   - СК-448, - сказал Сандро.
   Андрей с обычной своей методичностью занес индекс в тетрадь.
   - Сейчас проверим, какой гость бродил у нашей машины! - торжественно
заявил Сандро и нетерпеливо выбежал из палатки.
   Андрей рассмеялся и пошел вслед за ним. Меня тоже заинтересовали опыты
нашего техника. Еще бы, новое применение аппарата! Но в это мало верилось.
   Когда я вышел из палатки, то увидел, как Сандро, низко опустив чемодан,
медленно водил им по траве. Я с понятным вам интересом наблюдал за нашим
техником. Использовать прибор для разведки ископаемых в таком необычном
применении может только он.
   Впрочем, чего тут греха таить, не менее интересное применение я
когда-то нашел для "Всевидящего глаза".
   Ползая с аппаратом по траве, Сандро напоминал комического сыщика из
старого детективного фильма.
   Неожиданно луч на экране метнулся вправо.
   Сандро приподнялся и, глядя на экран, как на компас, быстро пошел в ту
сторону, куда указывал луч. Я, не отставая, шел за техником и из-за его
плеча видел, как постепенно луч вырастал. Наконец, Сандро уперся в
переднее колесо автомашины.
   Андрей поднял валявшийся на земле обломок болта и поднес его к
аппарату. Луч готов был выпрыгнуть за пределы экрана, с такой силой он
устремился к болту.
   - Как хочешь, но факты - упрямая вещь. Этот болт трогал человек,
который держал в руках пластмассу, - заявил Андрей. - Я не знаю, чему
верить, то ли аппарату, то ли здравому смыслу. Выходит, что наш "СЛ-1"
доказывает возможность существования научного фанатизма.
   Мне было, признаться, не по себе. Опять аппарат, как нарочно, толкал
нас на всякие нелепые умозаключения. Причем тут фанатизм? Нельзя же
всерьез поверить, что поборник "века пластмасс" решил над нами "весело
подшутить", показав на практике, сколь хрупки и ненадежны металлические
детали.
   - Болты могли лопнуть на полном ходу, - будто угадывая мои мысли,
сказал Андрей. - Тогда нам бы пришлось продолжать испытания "в царстве
теней".
   Стоит ли после этого думать о каждом впервые встретившемся человеке так
уж восторженно, как это рекомендуете вы, дорогой Виктор Сергеевич?
   Как я уже говорил, Андрей никогда не упускал случая, чтобы съязвить.
Правда, это он делал по-дружески, однако в тот момент я был не на шутку
раздосадован и его иронию счел неуместной.
   Нашему технику не терпелось как следует освоить аппарат. Он переключал
его на разные индексы, ходил с ним возле машины, обнаруживая то нефть, то
каучук, то хром, то свинец, десятки разных органических и неорганических
соединений, из которых был создан автомобиль.
   - Рубидий! - вдруг изумленно проговорил Сандро. - Здесь где-то есть
рубидий... Я поставил на него индекс.
   Андрей подбежал к тому месту, куда указывал синий луч, наклонился и
поднял осколок какой-то породы.
   - Да это лепидолит!