горам... то есть по ледникам, но ведь это одно  и
тоже?" - тупо вспомнила Альбина.
     На перила балкона присело два голубя и один из  них  принялся  громко
ворковать.
     - Какую тяпку? - спросила девушка вслух. - Я не понимаю...
     - Обыкновенную, садовую. Я же сказал - это из  анекдота.  Если  он  в
меня вцепится, то я его тяпкой, тяпкой...
     - Так вы же оба упадете, - захлопала ресницами Альбина.
     На этот раз "тихий" развеселился по-настоящему.
     - Да ты и впрямь устала, девочка, - сказал он, переведя дыхание после
смеха. - В этом то и весь анекдот.
     - Все равно не понимаю... Откуда у меня возьмется тяпка?
     - Ладно... - "тихий" понял, что развеселить девушку будет не  просто.
Смехотерапия доступна не всем, и если сам он смог  окончательно  совладать
со своим страхом,  для  воздействия  на  Альбину  стоило  поискать  другие
методы. - А валерьянка у тебя есть?
     - Есть. Только она на меня уже не действует. Я же не знала, что может
произойти вот такое, - по-детски жалко сообщила она.
     - Грустно... А что вообще у тебя есть? Ну вот  охотничий  нож...  или
просто крупный, разделочный у тебя найдется?
     Альбина на секунду задумалась, потом отрицательно покачала головой.
     - Нет, большие ножи мне не были никогда нужны... Да я и сама  боялась
их брать в руки.
     Она смутилась, словно чувствовала себя  виноватой  перед  "тихим"  за
свою непредусмотрительность. Квартира, водосточная труба, теперь - нож...
     "Бедный ребенок из благополучного мира..." - ласково посмотрел на нее
"тихий".
     - Ну хорошо, задание для двоечников: где у тебя утюг? Уж он-то  думаю
найдется?
     - Утюг? - поразилась Альбина. - Да... а что еще?
     - Ничего... хотя, мне еще пригодилась бы  швабра  и...  пожалуй,  мне
надо переодеться, хотя просить тебя об этом я просто не осмелюсь.
     - Ну почему, - живо возразила Альбина, бросая взгляд в сторону  шкафа
и тут смутилась по-настоящему: висящая там  мужская  одежда  -  спортивные
брюки и свитер принадлежали Рудольфу.
     "А я и не подумал, что она может быть не одна"  -  ощутил  неловкость
"тихий". - "Да, поотвык я жить среди людей..."
     "Руди... как я ему все  это  объясню?"  -  ужаснулась  Альбина  и  по
выражению ее лица "тихий" понял, что  невольно  помог  ей  прийти  в  себя
окончательно - иначе вряд ли девушку стали волновать такие вещи.



                                    10

     Человек может привыкнуть ко всему. К горю. К счастью. К  чрезвычайным
происшествиям. Как только первичный  шок,  вызванный  страшным  известием,
прошел, для большинства жизнь вернулась в  свою  колею.  Что  же  касается
полковника Хорта, то он не  заметил,  казалось,  необычности  данного  ему
задания - карантин, так карантин, изоляция - так изоляция, особый режим  -
так особый режим...
     Больше всего на свете полковник хорт любил  порядок.  Кроме  него  он
любил еще только себя и свою работу, и сложно  было  сказать,  что  именно
нравилось ему сильнее - и порядок, и работа, и  он  сам  сливались  в  его
собственном представлении в некую единую неразрывную систему. Порядок  был
для него таким же необходимым условием, как наличие воздуха, воды и  пищи,
работа помогала ему это условие создавать - мог  ли  он  существовать  без
них? Поэтому то полковник Хорт относился  к  своему  делу  с  удивительной
честностью и поэтому-то его  уважали,  как  принципиального  и  серьезного
человека.
     И все же полковник любил себя - а поэтому мечтал о большем. Мечтал  о
карьере. Кроме того, любовь к порядку опять-таки вынуждала его  стремиться
вверх - чем больше был, чин тем больше становились возможности. Да и  сама
работа изначально давала установку на необходимость добиваться повышения в
звании - таким образом все его три  привязанности  создавали  четвертую  -
любовь к той вершине, до которой Хорт однажды мог бы дотянуться.
     "Но почему - однажды? - спросил он  себя,  разглядывая  им  же  самим
начерченные планы эвакуации населения. - Почему - не сейчас?"
     Вопрос  был  резонным:  никогда   еще   полковнику   не   приходилось
сталкиваться с делом такого масштаба.
     "А ведь это - не хуже  войны...  Да  нет,  даже  подлеще  ее  -  если
вдуматься, то окажется, что от успеха этого моего задания  зависит  судьба
человечества... Можно только  посочувствовать  тем,  кто  не  понял  этого
сразу... Эпидемия, карантин... Скучно, господа военные? А все от того, что
мы не умеем широко мыслить... к счастью - не все."
     Через несколько секунд Хорт был  уже  настолько  окрылен  открывшейся
пере ним перспективой, что позволил себе улыбнуться - лишь хорошо  знавшие
его люди могут рассказать, насколько редко полковник позволял  себе  такую
вольность.
     "Главное - чтобы меня не отстранили прежде чем я сделаю первый ход. В
нашем генералитете собрались не гении, иначе там уже давно шла бы драка за
честь  возглавить  возглавить  руководство  карантинными  работами.  Итак,
первым  деловом,  я  обращаюсь  на  прямую  к  Президенту,  предварительно
оповестив при этом средства массовой информации, тут стоит  подумать,  как
привлечь к  этому  делу  иностранцев...  Когда  о  моем  разговоре  станет
известно, когда я сам расставлю точки над "i", скинуть меня уже  никто  не
посмеет."
     Еще через пару минут речь была уже продумана и  полковник  подошел  к
зеркалу, свысока глядя на свое отражение.
     - Господин президент, - начал он репетицию, - я настаиваю на введении
на  территории  всей  страны  чрезвычайного  положения  с  предоставлением
карантинной службе  особых  полномочий.  Без  этого  мы  ничего  не  можем
сделать. Обстановка крайне дестабилизирована, в городе - паника,  начались
беспорядки и повальный грабеж. В столице митинги, к  зданию  правительства
почти невозможно проехать. Так долго продолжаться не может - иначе  вместо
одного бедствия нам придется иметь дело  сразу  с  двумя  -  нам  придется
унимать разбушевавшуюся толпу. - "А после такого  заявления  она  еще  как
разбушуется", - усмехнулся еще раз про себя полковник. - Если мы и в такой
ситуации станем играть в демократию, страну захлестнет хаос и ни  о  какой
серьезной борьбой с эпидемией не будет и речи - ее масштабы превзойдут все
ожидания...
     - ...Я не люблю громких слов, но история со СПИДом  должна  была  нас
кое-чему научить. Под угрозу поставлено все  человечество,  -  говорил  он
пару  часов  спустя,  вытянувшись  перед  президентом  по  струнке,  а   в
прищуренных глазах его прыгал презрительный и  высокомерный  огонек.  -  В
данном случае любая мягкость - не настоящий гуманизм, а преступление,  ему
противоположное. Надо быть гуманнее к тем, кто жив, кто еще не заражен,  а
не к тем, чью участь уже решила болезнь. Пока возбудитель  констрикторизма
не выявлен, а посты за взятку пропускают из района кого попало - мы должны
в любой  момент  ожидать  появления  констриктористов  в  столице.  Только
настоящая, строгая изоляция города -  очага  эпидемии  -  может  несколько
уменьшить угрозу. Нам не спастись без крайних решительных мер...
     - Так что же вы хотите, уничтожения больных людей? -  не  веря  своим
ушам спросил его представитель власти.
     - Нет - всего лишь спасения еще здоровых...
     На этот раз полковник Хорт улыбнулся уже нарочно и усмешка его  вышла
жесткой и неприятной.
     Он знал что говорил.
     Он знал, что президент  никогда  на  это  не  согласиться,  Он  знал,
нормальные простые люди  хотят  жить.  Он  знал,  что  у  входа  его  ждут
журналисты  и  что  вокруг  грады  здания  правительства   уже   собралась
охваченная страхом толпа... И еще он знал, что предлагаемый им выход  и  в
самом деле может оказаться единственным.
     - Но вы  подумали,  как  мы  будем  выглядеть  перед  лицом  мирового
сообщества?
     - Разумеется оно будет только  благодарно  своему  спасителю.  А  все
остальное - красивые слова...


     На окраине тоже слушали радио - поэтому  улочки,  больше  похожие  на
деревенские, пустовали, ставни и двери  украшались  массивными  замками  и
сквозь  отдельные  щелки  опасливо  поглядывали  на  улицу  настороженными
глазами: не едет ли к ним по улице не торопливая беда. Даже  нередких  тут
домашних животных трудно было отыскать - блеяли запертые в сараях козы, не
топтали на лужайках редкую траву овцы, и, что выглядело  почти  загадочно,
все кошки исчезли куда-то,  сбежав  из  проклятого  города,  как  крысы  с
корабля. Кстати и самих крыс поубавилось,  как  утверждали  хозяева  особо
затерроризированных этими серыми нахалами домов. Но люди оказались смелей,
и, хоть и не часто, но в том или ином доме хлопала дверь и кто-то,  обычно
увешанный рюкзаками и сумками, устремлялся или в сторону леса, если  сумка
лопалась от избытка затиснутых туда вещей, или, наоборот, к центру - тогда
вся тара висела тощими тряпочками. Трусливо жались в будках сбитые с толку
поведением хозяев сторожевые собаки. Одна из них, вопреки обыкновению,  не
подала голос,  когда  на  улице  появилась  медленно  движущаяся  парочка:
молодой парень с тяжелым подбородком и несколько скошенным носом и мужчина
постарше, с колюче торчащей  во  все  стороны  стрижкой  "отросший  нуль",
одетый в клетчатую рубаху с отросшими рукавами.
     При виде их в домах начали пропадать последние щели, но  не  дома  со
ставнями похоже интересовали констрикторов - кем же  еще  могли  быть  эти
двое?  -  в  последнюю  очередь.  Молодой,  передвигающийся  чуть  резвее,
остановился напротив  довольно  богатой  двухэтажной  дачи  и  принялся  с
обычной  для  констрикторов  неторопливостью  высаживать  плечом  калитку.
Завидя это, платный сторож дачи быстро пробежал по коридору в  комнату  на
противоположной  стороне  дачи  и  выпрыгнул  на  клумбу:  заключенный  им
контракт  не  предусматривал  еще   и   защиту   помещения   от   заразных
сумасшедших...
     Калитка с треском разлетелась, молодой потопал по песчаной дорожке на
иностранный  манер  обложенной   бортиком   из   белого   кирпича,   а   в
образовавшийся проход уже заглянул обладатель экзотической прически.
     Дом был на сигнализации, но констрикторов этот  факт  волновал  мало,
впрочем вор сейчас вряд ли стал обращать на  нее  внимание  -  полицейские
участки пустовали, или были перегружены работой совсем другого  рода.  Она
сработала, когда во все стороны брызнули осколки ближайшего  стекла  -  но
это мало волновало  разбившего  окно  человека  в  клетчатой  рубашке.  Он
неторопливо перелез через  подоконник,  затем  его  примеру  последовал  и
молодой.
     Если бы в  доме  оказалась  хоть  одна  живая  душа,  ей  бы  удалось
пронаблюдать  любопытнейшую  картину  -   очутившись   внутри   помещения,
констрикторы "выздоровели" на  глазах  -  исчезли  "характерные  плавающие
движения", осмысленное выражение появилось на только что  тупых  лицах,  и
оба переглянувшись захохотали.
     - Ты - гений, Вороной, - подмигнул парень стрижке "отросший ноль".
     - Ладно, брось трепаться, - отозвался тот. - У нас еще много дел.
     Он похлопал своего сообщника  по  плечу  и  широким,  демонстративным
жестом распахнул дверцу ближайшего шкафа.



                                    11

     - Мы что снова должны куда-то  идти?  -  удивилась  Эльвира,  потирая
ладонью уставшие от долгой дороги ноги.
     - Телефон не работает, - не глядя на нее, отозвался Рудольф. Ему  все
еще не верилось, что все происходит наяву, и от этого  он  ощущал  тяжелую
пустоту в душе. - А я должник...
     - Что вы должны? - устало проговорила  Эльвира.  -  Когда  начинается
светопреставление, никто уже ничего не должен.  Нужно  подумать,  как  нам
выбраться из города, а все остальное - слова.
     - Пожалуйста, я вам не помеха, - пожал  он  плечами.  -  А  мне  надо
во-первых, дозвониться до своей жены, - (уточнять, что Альбина всего  лишь
его невеста, он не собирался), - а затем подумать, что я могу предпринять.
В конце концов, я обязан...
     Рудольф запнулся - он не мог и сам сформулировать что именно  он  был
обязан. Он знал, что должен что-то сделать, иначе перестанет уважать себя,
но и это понимание давалось крайне смутно.
     ...В горах часто все зависит от действий каждого. Или в любом  месте,
где человека подстерегает опасность?
     Рудольф очень не любил себе в этом признаваться, но в  нем  уживалось
сразу две личности, людей с разными жизненными установками,  с  совершенно
не похожим типом поведения. Он ухитрился убедить себя в том,  что  это  не
так, что он целостен и един - но  пропасть  последнее  время  между  этими
двумя разрослась, угрожая уничтожить  какую-то  из  частей.  Какую  именно
догадаться было не сложно - второй Рудольф возникал обычно не на долго - в
горах, во время отпуска, в  то  время,  как  первый  занимался  упрочением
своего положения и делал это весьма профессионально, во всех смыслах этого
слова. Сама избранная им дорога заставляла порой петлять, порой хитрить  и
ловчить, надеясь лишь на самого себя и на самого себя в конечном случае  и
работая. В коридорах того учреждения, куда забросила его  мечта  и  судьба
было не принято "идти в одной связке", а если этот термин и  использовался
порой, то обозначал союзы и блокировки совсем другого типа, чем в основном
значении этого выражения.
     Он старался избегать некрасивостей  такого  рода,  как  мог,  но  был
реалистом, понимающим, что жизнь такова, как есть, и что не ему исправлять
придуманные  кем-то  другим  законы.  Раз  его  вынуждают  порой  идти  на
компромисс с совестью - вместо того, чтобы таранить стены лбом, считал он,
лучше постараться свести уступки темной стороны жизни до минимума.  И  все
же порой они его тяготили, и только мысли о  том,  что  вокруг  полно  зла
более серьезного,  чем  его  мелкие  прегрешения,  не  позволяли  Рудольфу
потерять уважение к себе, во всяком  случае  -  надолго.  Он  был  честнее
многих своих коллег, не ставил главной задачей нахапать себе побольше -  и
это уже само было достойно уважения: все относительно в этом мире...
     Сейчас в его представлениях о  жизни  что-то  сломалось  -  опасность
напомнила  о  совсем  других  взаимоотношениях,  напомнила  о  второй  его
личности и потребовала Поступка. Пока смутно, так, что  Рудольф  и  сам  с
трудом осознавал это, но все же достаточно сильно, чтобы  зудение  совести
становилось все нестерпимей.
     Нужно было защитить Альбину - это дело выглядело совсем конкретным  и
простым.
     Надо было  подумать  о  том,  чтобы  не  подставить  под  удар  новую
знакомую: каковой бы грубоватой и самостоятельной  не  выглядела  Эльвира,
она оставалась женщиной.
     Надо было подумать и об остальных... о тех, кого он не знал,  не  мог
знать, но о ком, через сопричастность к власти - пусть  иллюзорную  -  был
ответственен. Ответственен, как те, кого сейчас не было в городе. Как  те,
кто оставил его и подставил. Нет, больше чем они  -  все  уступки  совести
всплыли вдруг из памяти,  словно  намекая:  пришло  время  выбирать  между
подлостью и платой за свою нетвердость.
     Стараясь избавиться от этих мыслей,  Рудольф  потер  лоб.  Ему  стало
тошно.
     - Ладно не будем об этом, - проговорил он, не  глядя  на  Эльвиру.  -
Сейчас я... нет, мы, пойдем к одному человеку, это тоже недалеко. Затем  я
отправлюсь к жене. Если не хотите идти со мной - подумайте, как вы  можете
защищаться оставаясь в квартире. Она  к  вашим  услугам.  К  сожалению,  я
сейчас не смогу проводить вас из города, хотя, если хотите,  можете  взять
мою служебную машину... надеюсь, вас пропустят.
     Эльвира не спеша подняла голову и прищурилась. В ее душе  происходила
подобная борьба, и потому на лице молодой женщины возникла вроде бы совсем
и не уместная улыбка.
     - Помните я вам сказала, что катастрофы быть может, нужны  людям  для
того, чтобы они могли разобраться в себе, осознать свою истинную  цену?  -
заглянула она Рудольфу в глаза.  -  Так  вот  -  я  иду  с  вами.  Я  хочу
ознакомиться с собой... и посмотреть, что из этого выйдет.
     Рудольф удивленно взглянул на журналистку  и  ничего  не  сказал.  Он
очень хорошо понимал ее сейчас, как и то, что находясь рядом с Эльвирой  и
он будет мучить себя вопросом: кто я есть?



                                    12

     "Сюда никто не придет... сюда никто не придет..."  -  как  заклинание
повторял  шестидесятилетний  продавец,  наблюдая  за  смутным   мельканием
человеческих фигур, просвечивающимся между зеркальными буквами "Охота".
     Констрикторы не должны были  появиться  здесь  потому,  что  это  был
магазин. Остальные люди - потому что магазин не был продуктовым.
     На улице было людно, словно какая-то  шальная  демонстрация  стихийно
образовалась в этот момент  и  шла  теперь  по  городу,  протестуя  против
неожиданного несчастья. Занявшая  большую  часть  стекла  масляная  краска
мешала продавцу разглядеть подробности, но лишь одного он опасался всерьез
- случайный камень разобьет витрину, впуская внутрь чужие взгляды.
     Он хотел одного - отсидеться, а потом, когда шум поутихнет,  как  все
остальные податься подальше из города.
     "Сюда никто не придет... не придет" - не то убеждал, не то  упрашивал
он вывороченные зеленые буквы.
     Неожиданно  стекло  треснуло,  разлетевшись  по  магазину   блестящим
дождиком, расколовшись на более крупные части,  со  звоном  опавшие  сразу
возле витрины, и покрывшись трещинами по краям, слишком надежно упрятанным
в раму. Какая-то фигура возникла в проеме, заставляя продавца  присесть  -
но вряд ли она принадлежала констриктору - до сих  пор  никто  из  них  не
прыгал так резво и не  размахивал  баграми.  Молодой  парень  в  полосатой
майке, плечистый, накачанный,  как  культурист,  но  не  столь  массивный,
призывно махнул рукой, соскочил на  осколочную  россыпь  и  тут  же  через
витрину в магазин хлынула  целая  группа  таких  же  молодых,  здоровых  и
зачем-то наголо обритых парней.
     Это было уже нечто новенькое - продавец недоуменно заморгал.
     Первый взломщик обвел  помещение  взглядом.  Его  лицо  по  природным
данным могло бы быть привлекательным, но едва ли  не  все  черты  излучали
затаенную внутри  злобу  или  ненависть,  что-то  жесткое  и  безжалостное
скрывалось в них.  Он  увидел  высунувшуюся  из-за  прилавка  макушку,  он
оскалился, демонстрируя крупные, ровные, но чуть желтоватые зубы и  быстро
шагнул туда.
     - Вылезай, папаша, - поцедил он сквозь зубы. - Есть разговор.
     Макушка зашевелилась,  поползла  вверх  и  из-за  прилавка  появились
морщинистый крутой лоб, пегие брови и слезящиеся от страха глаза.
     - Да? Слушаю? - неуверенно продребезжал голос продавца.
     - Слушай, охотник, - ткнул пальцем в появившуюся грудь бритый  качок,
- нам нужны ружья. Раз власти нас на....., мы наведем порядок сами, понял?
Так что пошевеливайся - у нас времени не так уж много.  Эти  сраные  зомби
плодятся как кролики...
     Он посмотрел на продавца сверху вниз.
     У каждого человека однажды происходит звездный час - но у  вожаков  и
вождей он обычно совпадает с беспорядками. Сейчас этот  безымянный  парень
чувствовал, как и полковник Хорт, что его час настал и  не  собирался  его
упустить.
     - Ружья... какие ружья? - замотал головой продавец. Почему-то как раз
в этот момент у него разыгралась изжога, и лицо его жалко скривилось.
     - Ты, старый... Что ты тут рожи корчишь? - вспылил бритый.
     Продавец втянул голову в плечи,  окончательно  утрачивая  способность
говорить.
     Ворвавшиеся в магазин парни казались ему великанами.
     Ворвавшиеся в магазин парни казались ему бандитами.
     Ворвавшиеся в магазин парни  казались  ему  чем-то  еще  худшим,  чем
констрикторы.
     Мог ли он дать им ружья при таком условии? Разумеется - нет,  но  мог
ли он его не дать? И изжога от страха становилась все злобней.
     - Последний раз спрашиваю по-хорошему, - гаркнул бритый  и  двое  его
подчиненных подхватила