- Продолжайте... - небрежно кивнул военный.
     -  Я  что-то  хотел  сказать?  -   Рудольф   не   привык   испытывать
растерянность и чувствовал от этого сильный  дискомфорт.  -  Да...  я  сам
свидетель, что лечение было успешным. И тот человек, который...  простите,
я забыл его фамилию... он тоже может подтвердить, что, вероятно, и сделал.
     К их разговору начали прислушиваться, десятки пар любопытных глаз уже
уставились на них, требуя объяснения разыгравшейся только что сцене.
     - Вот и хорошо, - прервал его все тот же военный. - Вы запишите  свои
показания и...
     - Нет! - со слезами на глазах снова вскрикнула Альбина. - Руди...  Не
ходи с ними. Не ходи!
     - Послушайте,  девушка,  -  раздраженно  одернул  ее  военный,  -  вы
замолчите или нет? Вам не кажется, что вы лезете не в свои дела?
     - Нет. - Альбина с отчаяньем тряхнула головой. - Тогда берите с собой
и меня. Руди - им это не нужно, понимаешь?
     - Что "это", малышка? - он слегка отстранил девушку с дороги рукой.
     Только гримаса исказила в ответ лицо девушки. Слишком много  хотелось
ей сказать этим словом, и она была слишком напугана, чтобы быть  способной
что-либо объяснить. "Это" - лечение констрикторизма, их мечты  и  надежды,
искренность, наивные попытки отстоять созданное  на  миг  укрепление...  и
многое другое, на объяснение чего иному понадобилось бы часы, а другому  -
и вся жизнь. И ноги Альбины как тогда, на  крыше,  стали  каменными,  руки
опустились, а лучистые глаза наполнились покорной тоской: делайте со мной,
что хотите... я проиграла.
     - Малышка, что ты...
     - Идем, - нетерпеливо поторопил его военный, и Рудольф отправился  за
ними, стыдливо отводя взгляд от потрясенной и потерявшей надежду девушки.
     Сердце билось четко как часы. Медленно,  медленней,  чем  он  ожидал,
совсем мед-лен-но...
     ...как в тот момент, когда констрикторы ломали двери в кабинет.
     Стук. Шаг. Удар сердца... Хлоп - дверь... А лязг? Что же это  знаком,
по-металлически лязгнуло сзади? Оружие?
     Лезут в глаза ледяные блики, катится с гор лавина... И  что-то  белое
возникает перед глазами. Листок бумаги?
     - К сожалению, вы  являетесь  носителем  вируса...  -  глухо,  сквозь
снежную толщу звучат слова.
     - Вы направляете меня в больницу? -  Рудольф  слышал  свой  голос  со
стороны и с трудом узнавал его, как будто тот звучал с магнитофонной ленты
- искаженный, непривычный...
     - По приказу в связи с чрезвычайным эпидемиологическим положением...
     - Нет! - закричала Альбина на весь барак, и ноги ее подкосились...
     - О чем вы? Ведь есть методика лечения... - шепчут испуганно губы,  а
Рудольф все еще смотрит на  жалкого,  изменившегося  себя  со  стороны,  а
лавина катится, катится...
     - ...к сожалению, методика ни  чем  не  подтверждена  и  нуждается  в
длительной дополнительной проверке. У нас нет такого времени...
     Альбина сжала губы, и рот ее начал наполнятся чем-то соленым. Видение
не покидало ее... да это и не было простым видением: она  не  сомневалась,
что и в самом деле смотрит на мир  сейчас  глазами  погибшего  человека  и
видит, как на него направляется автомат, как...
     - Нет!!! -  заглушая  трески  выстрелов  отчаянно  выкрикнула  она  и
оказалась в бараке, на полу, среди скопившихся рядом ног.
     - Девушка, вам помочь?
     - ...припадочная наверное...
     - Давайте руку...
     - Нет... нет... - уже чуть слышно пролепетала она,  кусая  губы.  Все
было кончено. Жить не хотелось.
     - Когда все те же военные появились снова, она уже знала - пришли  за
ней и встала, не  дожидаясь  приглашения.  В  полном  молчании  перед  ней
распахнулась дверь, проплыл  унылый  однообразный  коридор,  пропускник...
"Странно, - равнодушно и опустошенно думала она, глядя по сторонам, -  его
не уводили так далеко..."
     Последняя дверь убралась с дороги, бросая ей в лицо волну  неожиданно
свежего воздуха.
     За дверью был день - сероватый, в  меру  пасмурный,  с  пятнистым  от
облаков всех  оттенков  небом.  Мелкая  утоптанная  трава  вокруг  скучных
строений выглядела темной и неживой.
     Они остановились на пороге, и только тогда девушка почувствовала, как
сильно дрожат ее ноги. "А может, это - сон? Кошмарный сон, среди кошмарной
жизни..."  -  устало  подумала  она,  глядя  на  неторопливо  подъезжающий
автомобиль.
     - Это она?
     - Да. И она будет молчать... - раздались один за другим два голоса.
     Альбина мелкими глотками втянула в  себя  воздух.  "Вот  и  все...  -
проговорила она неслышно, - вот и все..."
     - Садитесь, - равнодушная рука  военного  подтолкнула  ее  к  машине.
Альбина покорилась. В ноздри  ударил  сильный  запах  бензина  и  кожи  от
сидений - видно, автомобиль был еще новым. Девушка упала на заднее сидение
и зажмурилась.
     -  Ала...  -  прозвучал  над  ухом  знакомый  голос,  выводя  ее   из
оцепенения. Тот самый голос, что делал это уже не раз.
     - Вы?
     (Разве не так в точности ахнула  Эльвира,  впервые  увидев  его?  Ох,
везет же некоторым ходить в "живых мертвецах").
     - Ала... - повторил он, беря девушку за руку.
     Больше он не сказал ничего.
     Разговор еще предстоял - долгий и сложный, в  котором  ей  надо  было
доказать, что он не мог поступить  иначе,  признаться,  что  он  предал  -
предал для того, чтобы не  предать,  чтобы  выжить  и  однажды  рассказать
правду, да и просто выкупить у судьбы  ее  жизнь.  Надо  было  подготовить
девушку к тому, что она стала на время заложницей, гарантией его "хорошего
поведения", в  качестве  "жертвы  прежнего  режима",  разоблачителя,  и  -
союзника тех, кого она, должно быть, уже успела научиться ненавидеть.
     Все это было еще впереди, а пока они сидели рядом, держась за руки  и
глядели друг другу в глаза.
     Глядели, глядели, глядели...
     А в это время в том, погибшем городе зашевелилась одна из лежащих  на
земле фигур. Застонала, приподнялась на локтях, превозмогая боль  пощупала
лежащую рядом сумочку и снова замерла, заслышав стрекотанье низко летящего
вертолета.
     И от спасателей порой стоит спасаться.
     Вертолет стих, исчез, кто-то протопал мимо, и лишь дождавшись  полной
тишины, Эльвира позволила себе привстать. От удара о мостовую  ломило  все
тело, перед глазами  прыгали  мелкие  искорки,  позволившие  ей  все  таки
разглядеть находящийся неподалеку круг канализационного люка.  "Как  жаль,
что так нельзя проползти  до  границы",  -  подумала  она,  скрываясь  под
рубчатой крышкой.
     Ей тоже предстояло еще многое - и поиск приемлемого для отдыха места,
и добыча запасов продуктов на  то  время,  как  вверху  будет  произведена
дезинфекция, да и вообще выбор правильной линии поведения: прятаться ли  с
самого начала, или сделать тайничок для блокнота.
     Все это еще было впереди.
     Ехала по дороге машина.
     Держась за стены подземных туннелей шла в темнота одинокая женщина.
     Невозмутимо, как до  катастрофы,  плескалась  река,  шелестели  ветки
деревьев, и солнце смотрело сквозь обрывки облаков так же,  как  следующей
ночью луна, и не было дела ни до этой отшумевшей в людском обществе  бури,
ни до большинства других бурь.



                                  ЭПИЛОГ

     - И все же ты зря так поступил, - проговорила  Альбина,  присаживаясь
на диван возле "тихого".
     - Ты так считаешь? Значит, ты  права,  -  отозвался  он,  не  отрывая
взгляд он пестрого телеэкрана.
     - Зря, - повторила она, присоединяясь к его занятию, хотя и не  могла
понять, сколько  времени  можно  спокойно  смотреть  на  ненавистное  лицо
"спасителя человечества".
     Впрочем,  на  этот  раз  телецентр  решил   немного   поразнообразить
надоевшую программу.
     От неожиданности "тихий" подался вперед, а  Альбина  приоткрыла  рот:
движения  бывшего  полковника  Хорта   стали   замедляться,   замедляться,
замедляться...
     Нет, это не было  началом  болезни:  просто  что-то  не  сработало  в
телеаппаратуре, да и оператора за это потом уволили - чтобы у зрителей  не
возникало нехороших ассоциаций...