быстро понял  это  сам:  как  только  шум  вокруг  стал
угрожающим, чудак подхватил свое сокровище и поволок его обратно в лес.
     Вот здесь, - думал он, пробиваясь между стволами деревьев, - мне и  в
самом деле будет безопасней. Диким зверям не нужны вазы..."
     Диким зверям вазы были не нужны хотя  бы  потому,  что  все  они  или
сидели в зоопарке или давным-давно превратились в шкуры.  Чудак  этого  не
знал, как не знал многого другого - например, кто у власти в той стране, в
которой он живет, как называется эта страна, чем она была в прошлом и  чем
может стать в будущем.
     Зато он знал всю биографию синей китайской вазы.
     В какой-то момент чудаку навстречу попался констриктор. Посмотрел  на
него, понюхал воздух, пощупал вазу окровавленными лапами, и прошел мимо.
     Констрикторы предпочитали душить людей, а этот чудак был  слишком  уж
для этого странным.
     Так он и шел, сам не зная куда.
     Люди шарахались от него, принимая за констриктора.
     Констрикторы обходили его стороной, принимая совсем уж не  ведомо  за
кого. Ну а диких зверей, как уже было сказано, в лесах не водилось. Так он
и шел, так он и шел...
     Ваза медленно плыла над многолетним  слоем  хвои,  над  трилистниками
кислицы, над мелким, выжженным солнцем черничником. На нее  смотрела  пара
влюбленных глаз.
     Больше эти глаза не умели видеть ничего, и потому в  них  поблескивал
счастливый огонь.
     ...вне общей беды, вне времени, вне жизни.



                                    22

     Пожар возник незаметно, и даже когда его языки начали подниматься над
домами, ни в одной из пожарных станций не прозвучал сигнал тревоги. Где-то
констриктор придушил хлопотавшую у плиты хозяйку, кто-то оставил бесхозный
включенный утюг... падали на ковры тлеющие сигареты, высыпались  искры  из
каминов, попорченных во время  сражений...  Над  всем  этим  плыл  ставший
невидимым газ, и под его дыханием крошечные язычки пламени набирали  силу,
крошечные искорки превращались в маленькие костры, которые не долго  медля
тянулись друг к другу, сливались и  с  новым  порывом  белесоватого  ветра
расцветали все пышнее, обрушиваясь на стены домов  и  на  все,  что  могло
послужить им пищей.
     Пылали  пригородные  заборы.  С  надрывным  гудением  огненные  вихри
выплясывали дикий танец над химическим заводом.  Их  обрывки  сыпались  на
неловко подставившиеся огню крыши, и те в свою очередь вспыхивали  разнося
огонь по всему пригороду, добираясь до  первых  многоэтажек  и  протягивая
алые и рыжеватые щупальца в сторону центра.
     Да, бедствия - компанейские товарищи...


     - Пить... - голосок был слаб и еле различим: в первый момент и Анне и
Альбине показалось, что он только послышался.
     Они переглянулись, затем, не сговариваясь, посмотрели на задремавшего
возле стола "тихого". В комнате стало тихо, где-то тикали часы.
     - Пить...
     Бледные тонкие губы ребенка шевельнулись и сжались.
     - Ты... слышала? - дрогнувшим  голосом  спросила  Анна  и  неожиданно
цепко схватила девушку за руку.
     - Да... - чуть слышно выдохнула девушка.
     "Тихий" вздохнул во сне, заставляя обеих вздрогнуть.
     - Он...  он...  -  Анна  провела  рукой  по  горлу,  словно  стараясь
раздавить образовавшийся в нем комок, а вторая рука  все  сильней  держала
Альбину.
     - Да, он приходит в себя, - зачем-то шепотом, будто опасаясь спугнуть
чудо выговорила девушка, ее лицо осветилось нежной  улыбкой,  взгляд  стал
ласковым. - Вы победили, Анна.
     - Он... -  снова  начала  и  снова  заткнулась  Анна  и  вдруг  резко
развернулась девушке, со слезами бросаясь ей  на  грудь.  Громкие  рыдания
огласили комнату, заставляя "тихого" приоткрыть глаза.
     - Что случилось? - вскочил он с места, жмурясь от света лампы.
     - Он... - всхлипнула Анна в очередной раз.
     - Мальчик очнулся, - пояснила Альбина, не зная, как ей  высвободиться
из рук потрясенной женщины.
     - Уфф... - шумно выдохнул "тихий". - Ну вы меня и напугали...  Я  уже
думал что-то стряслось...
     - Пить...
     - И дайте человеку воды, истерички.
     "Тихий" подошел к столу, взял с него стакан и направился к кровати.
     - А ему можно? - поинтересовалась Альбина. Анна кивнула.
     Мальчик сделал несколько неуверенных глотков  (тонкая  шея  при  этом
ходила  ходуном)  и  неожиданно  закашлялся,  прежде  чем  кто-либо  успел
произнести  хоть  слово,  "тихий"  уже  сорвал  с  него  веревки  и  помог
приподняться, шепча что-то неразборчивое, но ласковое: почти так он утешал
и Альбину, когда та умирала от страха на крыше.
     - У вас что-то происходит? - высунулась из-за двери белая медицинская
маска. - Вам нужна помощь?
     - Он пришел в себя, - объявила Альбина, поглаживая все  еще  рыдающую
Анну по голове, как мать порой гладит ребенка.
     Ее удивляло, что эта женщина,  казавшаяся  такой  суровой  и  сильной
вдруг так сорвалась, но еще больше Альбина удивилась бы, узнав, что именно
такое состояние - неуверенное, держащее слезы  наготове  и  было  истинной
сутью ее новой знакомой. Да и сама Анна не знала,  откуда  у  нее  взялись
силы держаться до сих пор.
     - Вы хотите сказать что... -  лица  под  маской  не  было  видно,  но
округлившиеся надбровья глаз оказались достаточно красноречивыми.
     - Да. Мы одержали победу, - продолжая держать стакан у губ  больного,
принял торжественный вид "тихий".
     - Господа! - торжественно провозгласил  "маска".  -  Об  этом  должны
знать все. - И его голова скрылась за дверью.
     - Зачем? - уже более сдержанно спросила Анна, вытирая слезы рукавом.
     - Вы - добрая волшебница, - подмигнул ей "тихий". - Есть еще  в  мире
чудотворцы. А теперь кто-то из  нас  должен  пойти  и  доложить  "большому
начальству". Ала, может, ты? Тебя по блату примут вне очереди...
     - Какой еще блат, - отмахнулась Альбина,  не  замечая  еле  прикрытой
насмешки.


     ...Он заметил лавину слишком поздно  -  по  обе  стороны  простирался
белый лед, а сверху уже катился смешанный каменно-снежный поток, и от него
нельзя было ни отклониться, ни укрыться,  ни  сбежать,  а  прямо  в  глаза
навстречу  светило  солнце  -  убийственно  яркое,  в  считанные   секунды
выжигающее человеку глаза, повторенное выглядывающим наружу и с под  снега
ледяной поверхностью...
     Он уже был  готов  закричать,  задергаться,  но  первое  же  движение
вернуло его обратно в кабинет. Прямо в глаза надсадно и  жестко  бил  свет
лишившейся во время перестановок и строительных работ абажура лампы.
     "Нет, так дальше нельзя, - думал Рудольф, быстро отхлебывая  воду  из
тонкостенного стакана с выгравированной на боку рябиной. - Мне нужен  хоть
не долгий отдых, иначе..."
     Что означало "иначе", он не знал и сам.
     "Ну хорошо, - продолжал он монолог, призванный на время помешать  ему
- эвакуация уже разрешена. Одной проблемой меньше. Собственно, этим я  уже
выполнил  свою  работу  -  сохранил  укрепление  до  ее  начала.  Разве  я
планировал что-то большее? Теперь остается отрегулировать порядок отъезда.
Первая машина - дети. Это тоже бесспорно..."
     Свет лампы бил в глаза, Рудольф  зажмурился  и  снова  ему  в  зрачки
заглянуло жесткое солнце, рассыпаясь бликами по ледяным пятнам, а  к  шуму
лавины примешались чьи-то ехидные голоса: "Этот придурок нам  не  нужен...
зачем его предупреждать? Пусть выкручивается как хочет... Да  и  в  случае
возмущения он пригодится: если люди  придут  в  мэрию,  они  застанут  там
своего козла..."
     Голос  принадлежал  его  непосредственному  начальнику.  "козлом"   и
"придурком", судя по тексту, оказался сам Рудольф.
     Это   его   специально   бросили   в   зараженном    городе,    чтобы
продемонстрировать населению, что не все представители власти сбежали. Это
к нему все стоящие рангом выше относились как к недоразумению,  случайному
в их кругу человеку - только сейчас, перед катящейся с гор лавиной Рудольф
понял это достаточно четко. Теперь он вспоминал и другие  приметы  особого
отношения к своей особе... Особого - к особе...
     - Неправда, это провокация! - возмутился он.
     - Что? - прозвучал в ответ женский голос.
     - Эльвира? - Рудольф несколько раз моргнул, вновь привыкая к свету. -
Слушайте... Вы ходите по всему укреплению - может, вы  знаете,  где  здесь
можно найти хоть чашечку кофе?
     - В баре, - машинально ответила она. -  Трупы  оттуда  уже  убрали  в
подвал...
     - М-да... - при воспоминании  о  его  первой  встрече  с  делами  рук
констрикторов, Рудольф ощутил легкое подташнивание. Желание пить кофе  тут
же улетучилось.
     - Можете попробовать вот это, - Эльвира порылась в сумочке и извлекла
из нее лекарственную упаковку с круглыми коричневыми шариками. - Это сухой
кофе - концентрат. Здорово протрезвляет... А я к вам с новостью.
     - Ну?
     - С потрясающей новостью, -  уточнила  Эльвира.  -  И  это  вовсе  не
розыгрыш. Констрикторизм поддается лечению.
     - Что? - Рудольф еле удержался, чтобы не вскочить с  места.  Сон  как
рукой сняло.
     -  Мало  того,  -  торжествовала   журналистка,   -   лечится   почти
элементарно, так сказать подручными средствами. Мальчик Анны очнулся. И не
говорите мне, что этого не может быть - я сама  свидетель.  Анна  говорит,
что справиться с констрикторизмом не сложнее, чем  с  воспалением  легких.
Никаких новых лекарств, никаких операций, никакой медицинской аппаратуры -
только таблетки, имеющиеся почти в  каждой  домашней  аптечке.  Комбинация
сульфамидов и антибиотиков. Вот, - прочитала она в записной книжке.
     - Так... - Рудольф оперся  на  стол  и  встал.  -  Анна  с  мальчиком
отправляются отсюда первым же рейсом.
     - Мы уже обсуждали это, - не моргнув и глазом уточнила  Эльвира,  как
она, не Рудольф, руководила планирующимся отъездом. - Пока он очень  слаб.
Ему нужно еще полежать - неизвестно, не вызовет ли дорога  рецидив.  Да  и
сердце может не выдержать...
     - М-да... - повторил Рудольф подходя к  окну.  Всего  около  получаса
назад вид оттуда его сильно удручал: по площади, приобретшего следы общего
развала и запустения (следствие все тех же строительных работ,  рассеявших
кругом кучи мусора), то тут, то там медленно ползали фигуры констрикторов,
большинство задерживалось внизу и можно было пронаблюдать  как  они  ходят
вдоль стен, время от времени ударяясь плечом или всем  телом  в  кирпичную
кладку. Сейчас, по его  мнению,  этих  безмолвных  сомнамбул  должно  было
скопиться  больше,  пожалуй,  стоило  уже  проверить  целостность   свежих
участков. Так и было - но не это заставило Рудольфа поменяться  в  лице  и
отшатнуться.
     - Что?..
     - Пожар.
     Вопрос и ответ прозвучал наловившись друг на друга.
     - Быстро! - едва ли не закричал Рудольф, кидаясь к двери.
     - Где пожар? Что горит? - заспешила вслед за ним журналистка.
     Горели соседние дома, по счастью, отделенные от мэрии мостовой, но не
их судьба так обеспокоила Рудольфа - одна из повалившихся  стен  рассыпала
искры по площади, забрасывая отдельные обрывки пламени  к  самому  навесу,
под которыми притаились пригнанные  к  укреплению  грузовики  и  отдельные
легковушки...
     Они опоздали всего на несколько секунд - когда несколько человек,  на
бегу присоединившиеся к Рудольфу выскочили на улицу, огонь уже добрался до
бензинового пятна, расцвел, пожирая впитавшееся в мостовую горючие крохи и
прыгнул на стоящий с краю автобус.
     - Стойте, все назад! - закричал Рудольф, прежде чем  раздался  взрыв.
Площадь становилась похожей на ад - красные от огня клубы  взрывного  дыма
потянулись вверх, яркие брызги огня фейерверком рассыпались  по  сторонам,
сопровождаемые  черными  обломками  где-то  по   спереди   огня   медленно
передвигались молчаливые, темные силуэты  констрикторов.  Они  не  падали,
спасаясь от взрывной волны, не уклоняясь  от  огненных  щупалец  -  и  это
выглядело наиболее жутко. На многих загоралась одежда, но  они  продолжали
идти, пока не  падали:  без  крика,  без  какой-либо  внешней  реакции  на
сжигающую их боль.
     - Зомби... - прошептал кто-то из упавших на землю рядом с Рудольфом.
     Казалось, только сейчас ринувшиеся на борьбу  с  пожаром  добровольцы
осознали, что прежняя  опасность  никуда  не  делась  -  расстояние  между
лежащими  на  мостовой  людьми  и  первыми  душителями   довольно   быстро
сокращалось.
     -  Назад!  -  прокричал  Рудольф,  вскакивая  на  ноги.   Почти   все
последовали его примеру. Спасать транспорт уже было  поздно  -  лишь  один
стоявший чуть поодаль строительный кран-передвижка  еще  не  был  затронут
огнем, но сложно было сказать, уцелеет ли он - даже на большом  расстоянии
вышедшие из укрепления люди ощущали  на  себе  жгучий  жар;  волосы  их  с
треском закручивались в мелкие спиральки.
     - Уходим! - поддержал Рудольфа кто-то малознакомый - в спешке  сложно
было запомнить все лица.
     - Нет, погодите! - перебил его чей-то другой голос, более  высокий  и
резкий, который можно было принять за мальчишеский. - Я сейчас...
     - Назад! - закричал Рудольф рванувшейся к крану фигурке, но  тот  уже
не обращал внимания ни на что.
     Шумный  топот  сообщил  Рудольфу,   что   остальные   выполнили   его
приказание. Логичнее всего было отправиться обратно, под защиту  дверей  и
ружей и ему - но Рудольф замер,  как  завороженный  глядя  на  бегущего  к
подъемному крану смельчака - вот он открыл дверцу, вот шагнул внутрь...
     Кожа на лице Рудольфа начала зудеть от жара,  периферическим  зрением
он заметил, как съеживаются его собственные опаленные ресницы - и  не  мог
тронуться с места, считая почему-то, что бегство его будет предательством.
"Быстрее..." - упрашивал он незнакомого смельчака.  -  Ну!"  Он  знал  что
ничем не может помочь этому парнишке - и потому, что даже крик  не  сможет
долететь через вой огня, и потому, что тот просто не нуждается  в  помощи,
он знал и то, что сильно рискует остаться на улице  без  защиты,  что  все
происходящее ничем не зависит  от  него  -  но  на  Рудольфа  нашло  вдруг
совершенно   необычное   чувство   ответственности.   Может,   это    было
сумасшествием - но и огонь, и  пылающие  фигуры  невольных  из-за  болезни
врагов, - все неожиданным грузом спустилось на его совесть.
     Ощущение было сильным и почти мистическим. Казалось весь смысл  жизни
Рудольфа теперь зависит от того, сумеет ли тот паренек - а Рудольф уже  не
сомневался, что смельчаком оказался замеченный мельком подросток, которого
ему еще хотелось остановить, но не нашлось секунды для  лишнего  слова,  -
вывести подъемный кран из огня.
     "Скорее... скорее... вот так..."
     Машина дернулась с места и успела отъехать  как  раз  в  тот  момент,
когда горящий остов навеса рухнул, засыпая искристым снопом место, где она
только что стояла.
     Рудольф растерянно провел  рукой  по  лбу,  впервые  ощутив  боль  от
ожогов.
     Подъемный кран остановился  возле  самого  входа.  Паренек  -  а  это
действительно был он -  тонкая  шея  в  вороте  "водолазки",  поцарапанные
смуглые руки, почти треугольное небольшое лицо с непропорционально крупным
носом - выскочил наружу  и  улыбнулся,  открывая  оба  ряда  крупных  чуть
неровных зубов, и Рудольфа передернуло от его беззаботно-счастливого вида.
     Быть может - вида человека, обретшего себя...
     - Пошли, - выдохнул он, пошатываясь приближаясь  к  смельчаку.  -  Ты
молодец...
     Он хотел сказать "герой", но это слово почему-то застряло в последней
момент на языке.
     Еще через секунду  Рудольф  уже  удивлялся  тому  странному  чувству,
заставшему его в врасплох на улице. Перед ним стояла  новая  проблема,  на
этот раз действительно требовавшая предельной ответственности.
     В рассчитанной на  одного  человека  кабине  подъемного  крана  могли
уместиться максимум двое...



                                    23

     В этом здании не было не окон не  дверей  -  точнее,  одна  крошечная
дверца нашла-таки себе место на скучной бетонной стене, не знавшей краски,
но и эта была так незаметна, что строение  легко  можно  было  принять  за
монолитный бетонный прямоугольник.  На  его  бетонных  же  соседях  дверей
оказалось не намного больше, да и редкие  окна  никак  не  соответствовали
тому, что бы постройки эти могли считаться  жилыми.  Они  создавались  как
складские помещения одной из недавно выстроенных баз, но судьба  принудила
играть  их  другую  роль.  Именно  в  это  мрачноватое   место   привозили
эвакуированных.
     Не веселей бараки смотрелись и изнутри - пустые комнаты с мертвенными
полками ламп дневного  света  уставили  койками,  матрасов  достаточно  не
нашлось, и потому застиранные простыни стелились прямо на пружинные сетки.
Временное  жилье  походило  на  больницу  -   за   исключением   прошедшей
дезинфекцию одежды сюда не допускались никакие личные вещи, и потому почти
неуместно смотрелись  на  этом  фоне  радостные  лица:  "Пронесло!"  Пусть
потеряны жилье, потерян (быть может, еще с возвратом, скарб) - зато  самое
страшное осталось позади, зато осталась жизнь... Правда, радости несколько
мешал замерший в углу солдат с  автоматом:  кому  приятно  находиться  под
прицелом?
     - Ну ничего,  не  бойся,  -  объяснила  девочке  женщина,  чья  койка
примыкала вплотную к возвышению с автоматчиком. - Он  нужен  здесь,  чтобы
нас защищать... А потом всем сделают анализы, и мы уйдем в  новый  дом.  -
При этих словах ее глаза на миг наполнились слезами. -  Вот  увидишь,  все
будет в порядке... все будет в порядке...
     - А что они уже разработали систему  проверки?  Есть  соответствующие
тесты? - поинтересовался сидящий  через  кровать  сосед,  ему  ответили  с
третьей стороны:
     -  Они  просто  устанавливают  наличие  того  или   иного   вирусного
заболевания. Потом больных сортируют, и всех... - палец изобразил  нажатие
на курок.
     - Не болтайте глупостей, - повернулась в их сторону  первая  женщина,
гладя по голове тут же прижавшуюся к ней дочь. - Еще не хватало -  сплетни
распускать... Вы еще скажите - сразу всех перестреляют, и все...
     - А может так и будет. Покажут загранице барак: вот,  мол,  спали,  а
потом... - жест повторился.
     - Ну что вы мелете, - поморщился солдат и прикусил язык - вступать  в
разговор он не имел права.
     - Вот именно! - стукнула рукой по койке женщина. - Для этого никто не
стал бы тратить столько сил, чтобы привезти нас сюда. А кто  действительно
заболел сам виноват.
     - Виноват? - подскочила другая женщина, давно уже прислушивавшаяся  к
разговору. - Так значит, мой муж виноват, что он заболел, да? И чем же это
он виноват? Я тебя спрашиваю?
     Видя ее воинственный вид,  первая  пробурчала  себе  под  нос  что-то
неразборчивое и демонстративно повернулась к ней спиной.
     Задав  в  пустоту  еще  пару  возбужденных  вопросов,  вторая  обвела
присутствующих недовольным взглядом, быть может, выискивая, на  ком  можно
"разрядиться", и, сникнув, опустилась обратно на койку.
     Видя, что ни скандала,  ни  по-настоящему  интересного  разговора  не
получиться, повернувшиеся было в ту сторону лица утратили интерес,  многие
начали укладываться спать. Здесь нечего делать - разве что трепать языком,
затевать ссоры, на которые уже ни у кого по-настоящему не хватало  сил,  и
дремать, отдыхая от сумасшедших волнений.
     Изредка у двери показывался второй военный, уводя на время кого-то из
присутствующих на анализ, возвращались они довольно быстро и  подтверждали
раз за разом, что вирус уже обнаружен и врачи знают, что проверяют.
     Они  не  лгали  -  в  самом  деле,  на  этот  момент  тест  на  вирус
констрикторизма был уже обнаружен - во всяком случае,  все  документальные
источники это подтверждают. Но  будь  даже  исследован  подробно  изложены
ожидающим своей участи людям, и то  вряд  ли  прекратились  бы  в  бараках
пессимистические разговоры.
     - Вот увидите - даже если у вас про