Александр Мирер.
Рассказы

Остров "Мадагаскар"
Обсидиановый нож
Дождь в лицо


    Александр Мирер.
    Остров "Мадагаскар"


                                       И я ощутил  во рту кислый
                                  вкус торжества.
                                                         Г.Белль

                                      Самки жестокий страх стра
                                  шащегося  -- легкомыслие тех, о
                                  ком он печется.
                                                          Т.Манн

     Ночь была нескончаема. Из вечного бессонного света Северного Мегаполиса
выпрыгнул стратосферный  самолет, вонзился в ночь и теперь  неутомимо чертил
на юг по пятнадцатому меридиану, проглатывая тысячу километров каждые десять
минут, оставляя  позади маяки острова Борнхольм, многоцветные лужицы Щецина,
Праги. Линца, Триеста. В  безоблачной Адриатике, блеснула  Луна, и сейчас же
за ней -- полоса Большого Неаполя протянувшаяся вдоль  побережья Тиррены, до
самого Сапри.
     Хайдаров  летел  один,  и ночь казалась  нескончаемой,  хотя  полет  от
Мегаполиса   до   космодрома   Теджерхи  продолжится   чуть   больше   часа.
Стратосферные  полеты всегда казались ему бесконечными  -- из-за  огромности
того, что оставалось внизу и позади. Миллионы людей, тысячи миллионов машин,
книг,  телевизионных экранов  и  проекторов,  горящих окон: и потухших окон,
дверей,  ступеней,  электрических кухонь,  деревьев, лабораторий.  Он  давно
смирился с тем,  что  ему, человеку ученому и жадному до знаний, никогда  не
постичь   и  тысячной   доли   этого   множества   множеств,   составляющего
человечество. Он смирился и с одиночеством, но сейчас остро жалея, что  Инге
нельзя  было  лететь  с  ним.  Стратоплан  был  слишком  велик  и  пуст  для
единственного пассажира -- в порту Мегаполис не нашлось ничего поменьше. "Не
надо  было  соглашаться,-- подумай  Хайдаров. --  Они  могли, послать Ранка,
Смирнова, кого угодно..."
     Полтора часа тому назад -- всего полтора часа! -- они  с Инге хохотали,
как  безумные, а перед ними лицедействовали  эти  невероятные  комедианты из
труппы "Белка в  колесе" -- гении смеха. Цветные тени крутились, как  белки,
по гостиной;  гремела музыка, и Хайдаров не услышал  сигнала  вызова -- Инге
крикнула:  "Кто-то вызывает!", и  он, пошел в кабинет и  увидел на маленьком
экране  хмурое  лицо  директора.  "Никола,  ты  нужен.  "Остров  Мадагаскар"
столкнулся с метеоритом.  Погиб  Шерна  -- он  летел  пассажиром." -- "Какая
нелепость! --  сказал  Хайдаров. -- Как  это  произошло?"  -- "При выходе на
Корабельную  орбиту,  --  сказал  директор. --  Нелепый  случай.  Совершенно
нелепый."- "Много  пострадавших?"-  "Только Шерна.  Судно в исправности." --
"Да. Но зачем нужен  я?" -- "Командир отменил посадку и просит  следователя.
Если ты можешь...". -- "Я вылетаю",-- сказал Хайдаров.
     Сейчас  он  пытался  понять  --  почему  он  согласился?  Само слово --
"следователь" -- поражало  своим старомодным и зловещим  звучанием. Двадцать
лет  Хайдаров  жил  в  искаженном  мире, деликатно  именуемом  "неправильным
поведением".   Да,   он  был  специалистом  по  неправильному  поведению  --
исследователем.  Но  не следователем, Пустячный префикс "ис" менял дело...--
Что же  там. произошло, на "Мадагаскаре", космическом лайнере, доставившем с
Марса  отпускников?  Какой  префикс  сопутствовал  встрече  с  метеоритом  и
заставил  командира  отложить  высадку,  отсрочить  встречу  с  Землей после
двухмесячного отсутствия? Почему он оставил пассажиров мотаться в  исправном
корабле, будучи  у цели  --  на Корабельной  орбите,  невидимом  космическом
причале?
     Хайдаров  посмотрел  на  маршрутник -- позади  Мисурата,  внизу  оазисы
Ливии.  Пятнадцать  минут   до  посадки.   Надо  просмотреть   судовую  роль
"Мадагаскара" -- если там обнаружатся знакомые, дело облегчится.
     Он вызвал  рубку,  попросил  пилота связаться  с  Межплатрансом.  Пилот
замялся:
     -- Нельзя отложить, куратор? Там чрезвычайное происшествие...
     -- Вот как?
     -- Авария на лайнере с Марса. Как раз дают информацию.
     -- Подключи меня, пожалуйста.
     Как  обычно,  после  короткого  устного  сообщения,  Межплатранс  давал
подробную информацию визуально -- это быстрее и компактней.
     ..."Остров Мадагаскар",  межпланетный лайнер  класса орбита-орбита,  --
читал  Хайдаров.  --  Год  постройки  такой-то,  стапель Канчанабури.  запас
живучести  190  суток, масса  покоя  такая-то,  радиус  свободного полета...
Двигатели такие-то, два десантных бота, одна  капсула  двухместная... экипаж
--  6  человек.  Пассажирских  мест  --  65.  Выполняемый  рейс:  Деймос  --
Корабельная орбита...  Дата выхода. Экипаж. Командир, он же второй  физик --
космический штурман 1 ранга Грант Уйм, 44-х лет"...
     Известный человек и образцовый командир, подумал Хайдаров.,.
     "...Первый помощник  и  штурман,  он же  старший  кибернетист  -- косм.
штурм. 1 ранга Лев Краснов, 35-ти лет"...
     Так, хорошо. Этот  у  меня стажировался,  подумал  Хайдаров. Кто второй
помощник?
     "...Косм.штурм. 2  ранга  Марсель Жермен,  41-го  года.  он же  судовой
космокуратор"...
     О Жермене Хайдаров что-то слышал.
     Он выключил экран,  прикрыл глаза,  сосредоточился. Неужто "префикс" --
второй  помощник?  Личность,  во  всяком случае,  незаурядная. Был  неплохим
космокуратором,  а в штурманы пошел, уже перевалив за тридцать лет. Причины?
Нет, причин он  не  мог вспомнить. Совет космических кураторов -- учреждение
скрытное, а десять лет назад Хайдаров еще не был его членом.
     ... Связь прервалась. Шло снижение. В ста  двадцати  километрах впереди
был космодром, на котором Николая Хайдарова ждала двухместная ракета.

     Лайнер "Остров Мадагаскар" висел на Корабельной орбите, всего в миле от
орбитального маяка. Пилот, ведущий двухместную ракету, сказал Хайдарову:
     -- Орбита -- экстра. Он в отменном порядке, а, куратор?...
     Хайдаров промолчал. Тот же вопрос: почему корабль в "отменном порядке",
ставший на орбиту  с такой изумительной  точностью, не выпускает пассажиров?
Пилот  разочарованно  кашлянул.  Видимо,  он  рассчитывал кое-что вызнать  у
космокуратора.  "Мадагаскар"  стремительно придвигался.  Его стояночные огни
мигали  у  самого  маяка, Пронзительные  рубиновые  вспышки рядом  с  теплой
оранжевой.  Через  минуту  ракета скользнула под корпус лайнера, со  стороны
Земли  --  огромная серебристая труба пепельно светилась в  отраженном свете
планеты.  Мелькнули  ребра  радиаторов,  красный  диск  экрана биологической
защиты, и. ракета мягко  и аккуратно встала к причалу. Хайдаров попрощался с
пилотом и,  оттолкнувшись  ногами от решетки,  закрывающей  пульт,  выплыл в
малую шлюзовую "Мадагаскара".
     Люк   послушно  задвинулся.  Рядом   с  Хайдаровым   стоял   длиннющий,
широкоплечий, сутулый африканец и  грустно  улыбался,  придерживая  гостя за
рукав.
     -- Я --  Албакай, второй инженер и пилот. Рад тебя видеть,  куратор. Ты
знал Шерну?
     Хайдаров сделал  неопределенный жест. В ближайшие часы ему не раз будут
задавать этот вопрос, как бы Проводя черту между ним, земным специалистом но
космической психологии,  и  покойным -- таким же психологом-космистом, но со
станции  Марс-2.  Дистанция  между  ними измерялась  миллионами  километров,
отделявшими  Марс  от  Земли, и  чем-то  еще  более  внушительным.  Подобная
дистанция отделяла Христофора Колумба от, безвестных мастеров, строивших его
каравеллы.
     Инженер  поднял брови,  но переспрашивать  не стал. Лицо  у  него  было
умное, очень подвижное. Он проверил герметичность внешнего люка, старательно
пощелкивая  рукояткой   течеискателя.  Хайдаров  отметил   это  пунктуальное
выполнение уставных требований.  Отметил и хирургическую  чистоту в шлюзовой
--  полированную  белоснежную  пластмассу,  сияющий  алюминий  на  покрытиях
скафандров, аккуратно растянутых вдоль стен.
     -- Куда вошел метеорит? -- спросил Хайдаров.
     -- В кают-компанию, куратор.
     -- Меня зовут Николай. Николай Хайдаров.
     Инженер кивнул, пропустил Хайдарова  в  овальную  горловину внутреннего
люка и тщательно закрыл и задраил крышку.
     В корабле  было  ночное  освещение  --  тусклые синие  лампы  горели  в
коридорчике-отсеке,  примыкающем к шлюзовой, и  в каютном  коридоре, кольцом
охватывающем центральный  ствол  --  рубку. Они были в  "первом пассажирском
уровне" на  этаже верхнего  ряда  кают, от первого до  семнадцатого  номера.
Бросив взгляд вдоль  кольцевого  коридора, Николай увидел крупные светящиеся
номера   Кают,   и  красное   очко   под   каждым  --   пассажиры  спали   в
койках-амортизаторах. Что же, правильно... Болтаться у самой Земли -- это же
свыше человеческих сил. Интересно,  как пассажирскому помощнику  удалось  их
угомонить? Он  подумал еще,  что на "Мадагаскаре" не  пахнет аварией -- и  в
переносном, и в буквальном смысле.  После аварии горло Щиплет сварочный дым,
запах горелой изоляции и азота, застоявшегося в  резервуарах. Здесь  приятно
пахло смолой и чем-то еще, тоже приятным.
     Методично щелкнул замок --  отворилась рубочная дверь.  Почти в  ту  же
секунду корабль  вздрогнул  --  старт  ракете, доставившей Хайдарова был дан
строго  по  инструкции,   после  проверки  герметичности  внутреннего  люка.
"Ускорение, даю ускорение,  по счету от  пяти даю ускорение", -- пробормотал
корабельный компьютер. Все это проделывалось с отменной уставной  четкостью.
Ровно через пять секунд ноги Хайдарова коснулись пола. Инженер пропустил его
в рубку. Замок щелкнул еще раз.
     Первый  уровень  рубки-круглая  низкая  каюта  --   была  пуста.  Пульт
вахтенного  инженера  сонно светил  огнями холостого хода. Кресло вахтенного
повернуто  к  двери  --  видимо,  с  него  встал  Албакай,  чтобы  встретить
Хайдарова. Кресло подвахтенного сложено. Образцовый порядок. Словно не  было
этого проклятого метеорита,  пропоровшего тройную броню пассажирского модуля
всего два часа назад...
     Инженер дал гостю оглядеться, затем скользнул  вниз, во  второй уровень
рубки,  занятый  главной  системой  жизнеобеспечения.  Затем  --  в  третий,
штурманский,  он же  командирский отсек.  Когда  коричневые  пальцы  Албакая
исчезли под полом, и Хайдаров заглянул в люк, чтобы удостовериться, что путь
для  него  свободен?  он вдруг понял  --  чем  пахнет  в  корабле.  Вишневым
компотом. Ну и ну, вот дела, подумал он. Поправил каску и прыгнул в люк.
     Он  не сомневался, что  экипаж ждет, собравшись в  командирском  отсеке
рубки.  Но уровень был пуст. И командирское кресло посреди отсека,  и кресло
подвахтенного у  ходового  пульта, и все  три  "гостевых" -- у нижнего люка.
Лишь  на  месте  вахтенного штурмана сидел  человек  с  непокрытой  головой.
Огненно-рыжий. Его каска  висела за спинкой кресла, прихваченная подбородным
ремешком к поручню. Он сказал:
     -- Добро пожаловать, куратор.
     Такой  встречи  Хайдаров  не  ожидал.  Он   благоразумно  удержался  от
выражения эмоций. Сел.  Теперь они с рыжим -- вторым штурманом и корабельным
куратором  Жерменом  --  сидели  по  диаметру  трехметрового отсека.  Лучшая
дистанция для серьезного разговора.
     -- Ты -- Хайдаров, я помню тебя,-- сказал Жермен.
     -- Я тоже тебя помню. Марсель. Это ты настоял, чтобы меня вызвали?
     -- Ну,  не  совсем так. Я  был за  вызов,  Албакай  был против  -- так,
старина?
     Инженер неопределенно улыбнулся. Проговорил:
     -- Прошу меня  извинить  --  вахта... --  и одним движением втянулся  в
горловину люка.
     -- Старина Ал шокирован, -- сказал Жермен.
     -- Коллегиальная сплоченность?
     Штурман энергично кивнул:
     -- Добропорядочный корабль.  Образцовый пассажирский  лайнер,  "Голубая
лента"  три  сезона  кряду. Добропорядочное происшествие  --  не  взрыв,  не
утечка, не уход с курса, а метеорная атака.  Никто не  виноват. И вдруг мы с
командиром вызываем специалиста из института космической психологии.
     -- Но командир голосовал за вызов?
     -- Грант -- особой конституции человек.
     -- С чем вы столкнулись?
     -- Внесистемный  метеорит.  Небольшой, граммов на сто. Ударил  в третий
пассажирский ярус.
     -- А Филип?
     Филипом звали Шерну. Жермен сморщился так, что его шевелюра двинулась и
блеснула.
     -- Он, видимо, пошел  в буфетную -- на стенке кладовой буфетная стойка,
знаешь? И как. раз ударило. И -- осколком трубопровода в грудь.
     -- Кто у вас врачом?
     -- Пассажирский. помощник, Ксаверы Бутенко. Ты знал Филипа?
     -- Только по имени, -- терпеливо солгал Хайдаров.
     -- Я с ним работал на Ганимеде. Эх. Это был всем кураторам куратор. Эх!
--  Жермен запустил обе  руки в  волосы. --  Слушай,  Никола. Я, как принято
говорить,  старый космический  зубр.  Хоронил  многих. Это же Космос  --  не
прогулка за фиалками. Но -- Филип Шерна! Слушай, с нами едет пассажиром Тиль
Юнссон. Не знаешь? Ксаверы боится его будить, потому что Филип дважды спасал
Юнссона от  гибели.  Дваж-ды! Один раз поймал его капсулу, потерявшую ход --
ну, это обычное, -- а второй раз не пустил на пилотирование. Знаешь, как это
бывает? Субъект здоров, как  зубр,  функции в  норме,  в  норме,  в норме, а
что-то тебе не нравится?
     -- Разумеется, -- сказал Хайдаров. -- Еще бы.
     --  Разумеется??  А часто  у  тебя хватало храбрости отменить  задание,
когда нет свободных пилотов,  и  подходит  противостояние, или протуберанец,
или у кого-то кончается жизнеобеспечение, --  осмеливался ты запретить вылет
только  потому,  что  тебе,  паршивому  психологу,  не  нравится,  как пилот
моргает?.
     -- Бывало, -- сказал Хайдаров.
     -- Один раз осмелился, а?
     -- Ну, один.
     -- Так вот.  Шерна запретил Юнссону лететь. А через сутки, когда пилот,
полетевший  вместо  него,   вылезал  из  метеорного  пояса,  Тиль,   праздно
слоняющийся по Ганимеду, выдал синдром Кокошки...
     -- Тиль -- это Юнссон? -- спросил Хайдаров.
     Надо  было прервать  нервные  излияния  Марселя,  вернуть  разговор  из
эмоциональной сферы в логическую. Странно было  видеть космического куратора
в таком взвинченном состоянии.
     Жермен  осекся.  Выражение  растерянности   спряталось  под   привычной
сосредоточенно-бодрой маской. Он снял  с подлокотника  каску,  нахлобучил на
рыжую голову.
     -- Ладно, куратор... Спрашивай, -- что тебя интересует?
     И  снова  это было сказано не так. Равнодушие  с едва уловимым оттенком
Недоброжелательности.
     -- Странный вопрос... Я хотел бы знать, зачем меня вызвали.
     -- А! В момент  атаки  в кают-компании было двое. Шерна  и  еще кто-то,
пожелавший остаться неизвестным.
     Несколько секунд Хайдаров смотрел в его бодрое лицо.
     Смотрел, надо признаться, тупо. Нерешительно переспросил:
     -- Кто-то был в аварийном отсеке вместе с Шерной? И скрылся?
     -- Абсолютно точно. Субъект "X".
     -- Ого! Расскажи все как было.
     -- Была наша вахта --  Албакая и моя, с нуля до четырех по корабельному
времени.  В  ноль  пятнадцать  начали  маневр  выхода  на  Корабельную,  при
ускорении две десятых. Подняли командир" -- как  всегда, за  десять минут до
подачи  двух "же". Вызвали Гранта, тут же  компьютер предупредил пассажиров,
что ускорение грядет...
     -- Какой у вас компьютер?
     -- "ОККАМ".
     Хайдаров кивнул. Конструкторы корабельных машин любят давать им звучные
имена.  "ОККАМ"  расшифровывается   как  "Обегающий  корабельный  компьютер,
автоматический,  многоканальный"  и заодно  звучит  как  имя, средневекового
монаха Оккама, который считается основоположником научной методологии.
     --  ...  Ну вот, Грант ответил  из  каюты,  что  он  проснулся и  хочет
глотнуть, кофе, а я  сказал, что в рубке нет кофе,  и пускай  он  по  дороге
завернет в буфет.  Командир сказал, что потерпит полчаса, до конца. маневра,
и отключился. Это было в ноль часов  девятнадцать минут  -- ну, ты знаешь По
уставу положено  фиксировать время вызова командира в рубку. Оккам фиксирует
все  действия  команды,  я  спросил у него время вызова  и  записал.  Заодно
спросил, как пассажиры. Ты видел пассажирский список?
     -- Я еще ничего не видел.
     -- Мы  не везем  ни  одного  туриста.  Только  космический  персонал --
отпускники,  сменщики,  один заболевший.  Эта  публика  умеет отличать голос
компьютера  от  человеческого и надо было проверить, все ли  улеглись. Оккам
доложил, что в амортизаторах  находится пятьдесят девять человек, а шесть --
на   воле:  Тогда  я   сам   обратился   к  пассажирам   с   акселерационным
предупреждением.  И тут ударило. --  Он повернулся к пульту. -- Ал! Я ничего
не упустил?
     Из пульта ответил голос инженера, сидевшего в  первом рубочном ярусе, в
пяти метрах над их головами:
     -- Упустил. У тебя был неприкосновенный запас кофе.
     Жермен одобрительно кивнул. Хайдаров отметил это. Корабельный психолог,
оказывается,  не опустил  руки -- следит  за  своими  подопечными, и  следит
внимательно, в мелочах.
     -- А еще у меня "Мартель" в термосе, -- сказал Жермен. -- Албакай, твоя
очередь. Докладывай.
     --  Есть, штурман... -- сказал инженер. У  него был очень красивый бас,
низкий и  мощный-- динамик слегка погромыхивал, пытаясь воспроизвести  самые
низкие  ноты.--  Куратор Хайдаров,  докладываю. В  ноль часов двадцать минут
"Мадагаскар" шел под тягой рулевого двигателя. Выполнялся маневр разворота в
тормозное  положение.  Последовал толчок. Я оценил его две-три десятых "же".
На пульте вахтенного инженера осветились табло: "авария", "метеорная атака",
и сигнал задраивания дверей и люков. Подо мною захлопнулся рубочный  люк. Из
первого яруса во второй. Через очень  малое  время на схеме было  обозначено
место  аварии-кают-компания... --  Инженер  замолчал. Перед этим  он говорил
ровно, спокойно, напористо, как океанский прибой.
     -- Мы слушаем, старина,-- ласково сказал Жермен.
     -- Продолжаю. Я знал, что командир Грант Уим находился на пути в рубку.
Его  каюта  открывается,  в кают-компанию. Я отступил  от  выполнения долга,
куратор,  Я  отвлекся  от  руководства  авралом  и нажал  клавиш  аварийного
воздухоснабжения кают-компании. Клавиш был "завален".
     -- Как ты сказал?
     -- Клавиш запал в гнездо. Компьютер уже подал аварийный  воздух в отсек
номер пятнадцать.
     -- Это -- кают-компания?
     -- Да, куратор. Не поднимешься ли ты в мой ярус? Здесь схемы отсеков.
     -- Иду, -- сказал Хайдаров.

     В  этот  момент  он  уже  кое-что  понимал.  Во-первых,  почему  экипаж
обратился в  Институт  космической психологии. Из семидесяти одного человека
пассажиров  и  экипажа  на "Мадагаскаре"  не  было  ни  одного  без  диплома
Космической  Службы.  К Космической  службе  принадлежал,  следовательно,  и
"субъект  X".  Его  было  необходимо  выявить.  Человек,  способный  бросить
раненого товарища в аварийном отсеке, мягко выражаясь, непригоден для работы
в космосе, А тот, кто способен  еще  и  скрыть  такой поступок -- он  просто
опасен. Его надо лечить, пока он не выкинул что-нибудь совсем невероятное.
     Второе:  предварительное  расследование,  проделанное  силами  экипажа,
ничего не  дало, или дало так мало,  что  командир оказался  под подозрением
наряду с  пассажирами. только потому, что  в момент  аварии  он мог  быть  в
отсеке Но --  чудовищная нелепость! Командир, как  жена  Цезаря, должен быть
выше подозрений.  Особенно такой безупречный  служака, как Грант Уйм. Отсюда
вытекало  и  третье.  Вот  почему  Уйм  не  стал  дожидаться  следователя  и
отправился на отдых  -- он  хотел,  чтобы о  происшествии доложили без него,
непредвзято.  Разумеется, Грант сослался бы  на  усталость  -- если  бы  его
спросили. Командиру  такого судна,  как  "Мадагаскар", не  часто  приходится
отдыхать  на  пути  с  Марса в  отстоянии...  Триста  миллионов  километров,
шестьдесят пять пассажиров, десять  тысяч тонн