абаровск. На вечерний рейс в Москву ты успеваешь.


Глава 4.

   Врачи  меня  мучили  целый  час.  Рентген,  анализы,  энцефалография,
зачем-то --  гастроскопия. Я вырвался из их рук с ощущением, что слишком
рано  обрадовался спасению.  Обещанный Даниловым обед оказался маленьким
банкетом с  начальником космодрома генералом Киселевым и  десятком чинов
поменьше.  Репортеров,  которых по  слухам собралось уже с  полсотни,  к
счастью не  пустили.  Зато были два американца из "Дельты",  вернувшиеся
прошлой ночью с Кэриннари-3. Улыбчивые, белозубые и подтянутые.
   -- За  героизм  русских пилотов!  --  провозгласил сухонький старичок
Киселев,  опрокидывая первую рюмку.  Американцы зааплодировали. Мне тоже
пришлось выпить.
   Минут  через  двадцать в  маленьком зале  царил  полный  бардак.  Все
повставали, разбились на группки, и оживленно спорили обо всем на свете.
Чинный  банкет  превратился в  чисто  российский "фуршет".  Я  с  ужасом
наблюдал за  братанием и  питием  на  брудершафт американских пилотов  и
русского генерала.  Офицеры хлебали водку и коньяк, закусывая крошечными
бутербродами с икрой и ветчиной.  Людей в зале словно бы стало больше. К
потолку  потянулся сигаретный дым,  в  блюде  с  салатом,  к  которому я
потянулся, внезапно оказалась пара чадящих окурков.
   На  мгновение из  суеты  вынырнул Данилов.  Глянул  на  меня,  поймал
пробегавшего официанта --  солдатика в  белом халате,  что-то  приказал.
Через минуту солдат притащил мне на подносе тарелку борща.
   -- Поешь,  -- возникая за спиной посоветовал Данилов. -- И не обращай
внимания, народ переволновался утром...
   Словно я не переволновался!
   Безумие длилось еще с  полчаса.  Я  сгорбился над столом,  всей душой
желая стать меньше ростом,  и  быстро доедал борщ.  Один из американцев,
подойдя  ближе,  просветлел лицом,  извлек  фотоаппарат и  несколько раз
щелкнул меня.  Причем выбирая ракурс так,  чтобы в него попало несколько
пустых бутылок из-под водки.  Я начал звереть, и тут из толпы, в которой
точно  было  уже  человек тридцать,  словно каждый полковник размножился
делением,  а генералы --  почкованием, вынырнул Данилов. Он вроде бы пил
не меньше других, но казался абсолютно трезвым.
   -- Жди своего портрета где-нибудь в "Плейбое",  --  порадовал он.  --
Отдых русского героя... Петя, пробирайся на выход, я подойду.
   -- А как же...
   -- Все  в  порядке,  свою  роль  свадебного генерала ты  отыграл,  --
Данилов развел руками. -- Не комплексуй. На выход!
   Я поднялся из-за стола, и неловко улыбаясь стал пробираться к выходу.
У   дальнего  угла   стола   невысокий  застенчивый  майор   собирал   в
полиэтиленовый пакет куски ветчины и красной рыбы с бутербродов.
   -- Здравствуйте,  Петя!  --  слегка смутившись сказал он,  протягивая
руку. -- А я Максим, Максим Гиллер. Я вас вел из ЦУПа...
   -- Спасибо, Максим, -- от души поблагодарил я.
   -- У меня кошки дома,  --  признался Максим.  -- Очень редкая порода,
бесшерстные, знаете?
   Я покачал головой.
   -- Вот, решил их порадовать... все же натурпродукт, а не "Вискас"!
   -- Еще сыр можно взять, -- посоветовал я.
   Максим радостно кивнул.
   -- Да, сыр они тоже любят...
   Я  проскользнул мимо официантов,  выскочил в приемную Киселева.  Вход
охраняли два  сержанта с  автоматами.  При виде меня они подтянулись.  Я
присел на первый попавшийся стул, отер лоб.
   Кошмар какой-то!
   Сержанты демонстрировали чудеса выправки.
   -- Ребята, а часто такие банкеты бывают? -- спросил я.
   Оглядевшись, один из сержантов вполголоса произнес:
   -- Да нет, раза два в неделю, товарищ майор...
   -- А вы раньше сюда не попадали?  -- поинтересовался второй охранник,
посмелее.
   -- Нет, -- признался я.
   ...Обычно я проходил все формальности --  это занимало полдня.  Потом
подписывал акты приема-сдачи корабля,  получал билеты, проездные деньги,
и  на попутном вертолете или автобусе добирался до ближайшего города,  с
аэропортом,  чтобы улететь на Москву.  Ну,  бывало,  что выпьешь рюмочку
коньяка с начальником смены в ЦУПе, или пивка с кем-то из пилотов...
   Дверь хлопнула, и в приемную выскочил Данилов. Сержанты закаменели.
   -- Ага, сидишь, -- удовлетворенно сказал полковник. -- Молодец. Идем.
Кстати, пленку я Джонатану засветил...
   -- Правда?
   -- Взял  аппарат  посмотреть,  случайно раскрыл заднюю  крышку...  --
Данилов ухмыльнулся. -- Быстро, а то не успеешь на самолет.
   -- Мне еще вещи забрать...
   -- Идем!
   Вертолет уже раскручивал ротор,  когда мы подбежали к  нему.  Рядом с
машиной стоял молодой лейтенант, одной рукой придерживая рвущуюся к небу
фуражку, другой -- держа на весу дипломат с моими пожитками.
   -- Я там кое-что положил, -- небрежно бросил Данилов. -- Не бойся, не
бомбу.   Презент  твоему  деду.   Сам  бы   завез,   да  мне  еще  сутки
кантоваться... Лейтенант, проводите Хрумова до самолета!
   -- Есть!
   Мы с  Даниловым обнялись,  и  я  забрался в кабину вертолета.  Следом
нырнул лейтенант.
   -- Я  с  тобой свяжусь через пару  дней!  --  крикнул Данилов.  --  И
передавай привет деду, Петя!
   Конечно,  я был удивлен,  но переспросить, откуда Данилов знает деда,
не успел. Вертолет уже уходил вверх.
   -- Должны  успеть,  --  поглядывая  на  часы  заметил  лейтенант.  --
Наверное...

   Мы  бы  все-таки  не  успели,  но  рейс  "Трансаэро" Хабаровск-Москва
почему-то задержался на полчаса.  Едва мы выскочили из вертолета,  как к
нам подкатила старенькая аэродромная "Волга" с мигающей надписью "Follow
me".  Через все  взлетное поле  мы  понеслись к  "Боингу".  Я  запоздало
вспомнил, что билет мне так и не выдали.
   На  трапе  стояли  две  девочки-стюардессы и  задумчиво  покуривающий
командир корабля.  Лейтенант выполнил приказ Данилова буквально -- довел
меня до трапа, вручил дипломат и откозырял.
   -- Рад познакомиться! -- пилот протянул мне руку. -- Геннадий.
   Стюардессы улыбались, разглядывая меня с неприкрытым восторгом.
   -- Взаимно...  --  смущенно сказал я.  --  Петр.  Тут  такое дело,  с
билетом...
   Командир захохотал, втаскивая меня в нутро "Боинга".
   -- Есть желание,  пошли в кабину,  --  предложил он.  --  Пилотировал
"семьдесят седьмой"? Не звездолет, конечно, но...
   -- Спасибо, не стоит, -- я замотал головой. Интересно было бы поднять
в воздух "Боинг", но не с пассажирами же на борту!
   -- Ну, если будет желание...
   Меня  усадили  в  полупустом  бизнес-салоне.  Там  скучали  несколько
китайцев и японцев в строгих деловых костюмах,  пара стареющих крашенных
дам  и  молодых бизнесменов в  костюмчиках из  кэрринарского "шерстяного
хлопка".  Все как по команде уставились на меня.  Потом японцы о  чем-то
тихонько зачирикали. В мою сторону посыпались улыбки.
   Принужденно улыбаясь в  ответ я закинул дипломат на полку и устроился
в   широченном  кресле  рядом   с   дремлющим  мужчиной  --   по   виду,
государственным чиновником. Прикрыл веки, притворяясь спящим.
   Над головой щелкнуло, и послышался голос Геннадия:
   -- Уважаемые пассажиры,  компания  "Трансаэро" приносит  извинения за
вызванную техническими причинами задержку вылета...
   Я завозился,  устраиваясь поудобнее.  По салону пробежала стюардесса,
что-то  вежливо  шепча  пассажирам.   На  миг  остановилась  надо  мной,
защелкнула ремень,  и  побежала  дальше.  "Боинг"  медленно выруливал на
старт.
   -- Я  счастлив  приветствовать на  борту  нашего  самолета  отважного
космонавта Петра Хрумова, чей героизм спас тысячи человеческих жизней...
-- тем  временем  продолжал  командир.  Все  пассажиры  бизнес-класса  с
готовностью зааплодировали. Пришлось открыть глаза и раздать еще немного
улыбок.
   И все же,  любое бремя славы недолговечно.  "Боинг" стал разбегаться,
неуклюже взмыл в воздух, медленно закладывая разворот. Пассажиры застыли
в креслах,  мужественно глядя перед собой. Я покосился в иллюминатор, на
вздыбленное поле аэродрома, вздохнул, и расслабился.
   Скоро я буду дома.
   И уж кому-кому, а деду придется рассказать все.
   По спине пробежал холодок.

   Велика страна моя родная!
   Даже когда летишь на скоростном американском самолете.
   Полет  занял  почти  шесть часов.  Я  успел выспаться,  а  один  раз,
разбуженный ласковым шепотом стюардессы,  даже поел. Все бы хорошо... не
гуляй сейчас по Земле счетчик. Чужой. Хитрый и коварный враг, которого я
сам впустил на родину.
   Что же я натворил...
   В  дремоте  мне  пригрезился  какой-то  кошмарный  бред.   Рептилоид,
опоясанный патронными лентами,  полз по гребню плотины. Маленькие глазки
коварно поблескивали.  Он  готовил диверсию --  вдали вздымались антенны
командного центра СКОБы.  Сейчас счетчик взорвет электростанцию, антенны
замрут, и лишенная обороны Земля падет перед чужими...
   Наверное,  я  слишком много читал в  детстве книг о  шпионах.  У деда
целая комната заставлена шкафами с детективами и боевиками. Причем он их
не просто читает -- конспектирует, с компьютером на коленках...
   -- Наш лайнер заходит на  посадку в  аэропорту Шереметьево-1.  Просим
пристегнуть ремни, погасить сигареты и приготовиться к посадке...
   В  Москве  только начинало темнеть.  "Боинг" приземлился,  подкатил к
терминалу.  Мои  соседи  торопливо собирались,  упаковывая свои  тела  в
дорогостоящих туалетах в  не менее дорогие плащи и куртки.  Пожилая дама
одарила  меня  загадочным взглядом,  заспанный сосед  покрутил головой и
уставился с таким видом, словно не понимал, как я оказался его соседом.
   -- Петр... -- из кабины прошел командир корабля. -- Мне сообщили, там
тебя ждут репортеры... Ты как?
   Видимо, на моем лице все отразилось.
   -- Пойдем.
   Вместе с  командиром и  одной из  стюардесс я  вышел из самолета.  Мы
пошли по  полю к  служебному входу.  Воздух был влажный и  тяжелый,  как
перед дождем.
   -- Ты куда сейчас? -- поинтересовался командир.
   -- Домой.
   -- В Звездный?
   -- Нет, просто домой. К деду, в Переделкино.
   -- Тебя здесь встречают?
   -- Только журналисты.
   -- Ну... ладно. Бывай. Полетишь еще как-нибудь с нами -- заглядывай в
кабину.
   Я кивнул летчику, и пожал ему руку.
   -- Может и я когда-нибудь...  --  командир смущенно улыбнулся.  --  Я
подал заявление о зачислении в космическую группу.
   -- Так ведь только военных летчиков принимают,  -- неуверенно сообщил
я.
   -- Да нет уже. Неделю назад объявили общий прием.
   Интересные дела...
   -- Как там,  на звездах?  -- спросил летчик. Совершенно серьезно, без
всякой иронии.
   Я  посмотрел  на  здания  аэропорта,  на  снующие  автобусы,  россыпи
посадочных огней.
   -- Да так же, в общем...
   Мы вошли в здание.

   Хорошо вернуться домой.  Даже  тоска  по  джамп-эйфории отпускает.  Я
вышел  через  служебную  дверь,   огляделся,  и  двинулся  через  здание
аэровокзала.  Сновали  люди,  улетающие  и  прибывшие в  бывшую  столицу
России,  сверкали витрины.  Никому здесь не было дела до космонавта, еще
сутки назад болтавшегося в межзвездной пустоте.
   И это было здорово.
   Я собирался взять такси, но уже на выходе услышал крик:
   -- Петр! Хрумов!
   Меня догонял командир "Боинга".
   -- Блин, -- он остановился, отдуваясь. -- Черт... Еле догнал...
   -- Что случилось?
   -- Тебя машина ждет. С меня бы голову сняли...
   -- А что такое?
   Летчик  только  махнул  досадливо рукой.  Мы  вышли  из  аэровокзала,
осыпаемые вкрадчивыми голосами:
   -- Недорого... Куда ехать, ребята?.. До центра подбросить?..
   Геннадий оскалился на таксистов и пояснил:
   -- Вчера ограбили кого-то из наших... Тоже... сел в случайную машину.
Избили и обобрали.  По фирме вышел приказ -- из аэропортов доставлять на
служебном транспорте.
   -- Кого избили?
   -- Не знаю. Тебе, наверное, скажут...
   Мы прошли на служебную стоянку. Геннадий покрутил головой.
   -- Вон... Серое "Вольво". Черт, если б я тебя не догнал...
   Я  частенько пользовался транспортом фирмы.  Но раньше не запрещалось
добираться и своим ходом.
   Как-то не умещалось в голове, что могут ограбить и избить космонавта.
Одного из тех, кто зарабатывает всей Земле место в Галактике.
   -- Счастливо,  Петр...  --  летчик  пожал  мне  руку.  --  Хороший ты
парень...
   -- Только? -- спросил я.
   -- Что? -- Геннадий растерялся.
   -- _Хороший ты парень, только..._
   Летчик кивнул.
   -- Да,  наверное.  Хороший,  только слишком правильный.  И серьезный.
Счастливо тебе.
   Я  сел на  заднее сиденье.  Рядом с  шофером бдил мрачный охранник из
отряда безопасности "Трансаэро".
   -- Хрумов? -- уточнил водитель.
   -- Да. Вы меня ждете?
   -- Второй час уже. Рейс задержался. Куда ехать?
   -- В Переделкино.
   Водитель кивнул.
   -- Ага. Я тебя как-то возил, помнишь?
   На всякий случай я кивнул.
   -- Жулье   совсем   распоясалось...   --   сказал  водитель.   Машина
выскользнула со стоянки и рванула по шоссе. -- Теперь всех наших возим.
   С минуту я слушал его мнение о частном извозе,  разгуле преступности,
очередных обещаниях мэра Полянкина покончить с  оной,  а потом незаметно
задремал.

   Когда  мы  подъехали  к  прославленному дачному  району,  уже  совсем
стемнело.  Водитель разбудил меня,  и  я  показал охране  у  въезда свой
пропуск.  Наступал вечер,  второй вечер  подряд,  но  поскольку я  спал,
ощущение возникало такое, словно светлое время суток сократилось до пары
часов.
   -- Сейчас направо, -- командовал я. -- У дачи Пастернака заверните...
   -- Это какая?
   -- Вон та...
   Водитель мастерски завернул, потом спросил:
   -- Пастернак -- тоже наш, с фирмы, да?
   Я поперхнулся, и не нашел, что ответить.
   -- Нет,  тот  вроде Патерный...  --  размышлял водитель.  --  А!  Это
писатель такой, да?
   -- Да, -- беспомощно признал я. -- Писатель. Поэт. Знаменитый...
   Довольный своей образованностью водитель начал тихонько насвистывать.
Каменный затылок  охранника дрогнул  и  он,  неожиданно мягким  голосом,
произнес:
   -- Быть знаменитым -- некрасиво...
   ...Странная штука -- такие вот случайные встречи. Машина остановилась
у дедовой дачи,  я вышел,  стараясь заглянуть в лицо охранника. Но так и
не смог, в салоне было темно.
   -- Спасибо, ребята, -- сказал я. "Вольво" с легким гулом умчалось.
   Я остался наедине с домом.
   Нет,  сказать,  что я деда боюсь -- это неправда. Даже ребенком я его
не боялся.  Побаиваются обычно отца,  это и правильно для мальчишек. Вот
только мне так и не удалось узнать, что такое -- ласковая мама и строгий
папа.
   Разбились  мои  родители.  Мне  два  года  тогда  было.  Разбились на
самолете,  на мерзкой "тушке" --  "ТУ-154",  самолете, который следовало
снять  с  полетов еще  в  девяностых годах  прошлого века.  Дед  меня  и
воспитывал... если это можно назвать воспитанием.
   Я  помялся  перед  калиткой.   Она  была  незакрыта  --   весь  район
Переделкино и так надежно охранялся.
   Нет, держать ответ придется.
   Толкнув калитку я  вошел в  сад.  Окна  дачи  светили сквозь деревья,
неярко --  на первом этаже,  в  прихожей,  и посильнее --  на втором,  в
кабинете деда.
   Уже  у  самой дачи из-за  деревьев вынырнула безмолвная черная тень и
метнулась ко мне. Я остановился, позволяя Тирану обнюхать себя. Спросил:
   -- Ну? Не признал?
   Кавказская овчарка --  пес  серьезный.  Тиран секунд пять  изучал мои
брюки,  потом улегся на дорожке. Внимания требовал, паршивец. Уж не знаю
почему, но меня в качестве хозяина он так и не научился воспринимать, за
все четыре года своей собачьей жизни. Скорее я годился ему в партнеры по
играм,  а  изредка --  в инструмент для чесания брюха.  Во всяком случае
сейчас в собачьем взгляде читалось именно это.
   -- Нет,  парень,  ты обнаглел,  -- я перешагнул через овчарку, достал
ключ и стал отпирать замок.  Тиран изо всех сил делал вид, что ничуть не
разочарован, а на дорожку просто прилег отдохнуть.
   Я вошел в дом,  и аккуратно запер дверь. Охрана охраной, и пес в саду
тоже не зря свой "Педигрипал" ест, но замок все равно надежнее.
   -- Петя, ты устал?
   Я  замер в прихожей,  косясь вверх,  на винтовую деревянную лестницу.
Надтреснутый старческий голос доносился из  кабинета.  Дед  явно оставил
дверь открытой, чтобы услышать, когда я войду.
   -- Нет, деда!
   -- Тогда поднимайся.
   С легкой тоской я покосился на дверь своей комнаты.  Сейчас бы упасть
на  мягкую,  чуть  расшатанную и  скрипучую,  но  от  этого  ставшую еще
привычнее кровать... Включить вертушку с записью шума прибоя... или нет,
раскрыть окно пошире и слушать шорох сада...
   -- Петр Данилович! -- рявкнул дед.
   -- Иду! -- я кинулся на лестницу.
   Ступеньки  были  невысокими,  пологими,  наверное,  чтобы  старенькие
писатели не падали с лестницы,  обедняя российскую литературу.  Я сделал
полный оборот,  прежде чем оказался на втором этаже.  Дверь в  дедовский
кабинет была открыта,  от  остальных комнат,  давно и  наглухо закрытых,
словно тянуло тьмой и одиночеством.  Мрачно,  все-таки тут...  и как дед
живет без меня...
   Андрей  Валентинович Хрумов,  бывший  психолог  и  литератор,  бывший
участник переговоров Земли и галактического Конклава,  человек, которого
называли "Гиммлером космического века", толстый семидесятилетний старик,
мой дед...
   Он  сидел в  древнем кожаном кресле,  когда-то  светло-коричневом,  а
сейчас  выцветшем  до  белизны,   в  тон  его  седым  волосам.  И  молча
разглядывал меня.  На  столе светился экран ноутбука,  в  углу  комнаты,
водруженный на хилую этажерку с книгами, бормотал включенный телевизор.
   -- Ты чего, деда? -- тихо спросил я.
   Дед медленно поднялся,  подошел,  и обнял меня. Я его на голову выше,
но сейчас вновь почувствовал себя маленьким.
   -- Паршивец...  --  прошептал дед.  -- Ну, Петька... паршивец... ведь
вначале передали, что ты разбился...
   -- Правда? -- я пришел в ужас. Представляю, что было с дедом!
   -- Сказали, что ты, отводя челнок от города, врезался в землю...
   -- И ты поверил?
   Дед отстранился на расстояние вытянутой руки. Уставился мне в глаза.
   -- Я? Конечно. Разве ты поступил бы по иному?
   Я промолчал.
   -- Полчаса ждал новых сообщений. Телефон оборвал. Потом передали, что
челнок совершил аварийную посадку на шоссе.
   Дед тихо, кашляюще, засмеялся.
   -- Тогда я успокоился.  Разбиться,  спасая людей,  ты мог.  А вот при
аварийной посадке -- никогда!
   -- Почему?
   -- Потому!  --  рявкнул дед,  вновь переходя на обычный тон. -- Врачи
тебя смотрели?
   -- Конечно?
   -- Сотрясения, ушибы, переломы?
   -- Ну я же здесь стою! Нет.
   Дед кивнул, зашаркал к креслу. Я устроился на жестком венском стуле в
углу комнаты.  С самого детства я любил здесь сидеть,  тихонько наблюдая
за  тем,  как  дед  работает.  Порой  он  разрешал  мне  притащить  свой
компьютер,  я  ставил его  на  краешек стола,  и  делал уроки,  пока дед
работал.  А  если  у  него  было  хорошее настроение,  то  под  вечер мы
перекидывали   между   машинами   шнурок   и   играли   в   какую-нибудь
стратегическую игру...
   -- Итак,  рассказывай,  -- устраиваясь в кресле сказал дед. -- Нет...
постой.
   Он  с  легким смущением отвел глаза и  достал из ящика стола огромную
хрустальную пепельницу,  спички,  трубку и кисет с табаком.  Я,  еще как
вошел, почувствовал, что дед сегодня курил, но упрекать его не стал.
   Но  такого,  чтобы дед  при  мне  начал травить организм --  давно не
бывало.
   -- При  выработке посадочной траектории...  --  начал  я,  безнадежно
разглядывая фотографию на стене.  На ней были мама,  папа и я --  совсем
еще  маленький,  кудрявый и  светловолосый.  Лицо  у  меня было глупое и
обиженное.
   -- Стоп,  -- раскуривая трубку велел дед. -- Мне не нужны подробности
твоей посадки. Я хочу знать, что случилось на Хикси?
   Вот так.
   А чего еще я мог ожидать от своего деда?
   -- Я взял груз... кортризон...
   -- Петя,  мальчик мой... в первую очередь я хочу знать -- кто? Алари,
Счетчики или Куалькуа? И говори свободно, нас никто не услышит.
   --