орого -- там уже
высился  "Русский  меч",   корабль,  который  стартует  завтра.  Впереди
оставался первый  старт,  с  готовым  к  взлету  "Волхвом".  Исполинская
"Энергия",  единственный носитель,  способный  выводить  корабли  такого
класса на орбиту,  стояла в облаке тумана.  Ледяная корка на ускорителях
поблескивала в свете прожекторов.
   -- Красив? -- спросил Данилов.
   Он не ждал ответа, и я просто кивнул.
   Неправильная это красота, все-таки. Она была хороша в двадцатом веке.
Такие  корабли  должны  были   помочь  человечеству  покорить  солнечную
систему.  Построить базы на Луне и поселения на Марсе,  достичь Венеры и
Меркурия.  Потом должны были родиться ионные и атомные двигатели, всякая
экзотика  вроде  лазерных  разгонников,  солнечных  парусов  и  фотонных
звездолетов...  И  лишь потом,  когда человечество освоилось бы в  своей
системе, нам следовало придумать джамп.
   Но разве виноваты те молодые ученые МГУ,  что на копейки,  выделяемые
нищим государством,  они соорудили модель джампера? Сейчас хорошим тоном
считается  издеваться  над  "русскими  приоритетами".  Но  ведь  джампер
придумали в России!  Да,  потом вся команда ученых эмигрировала в Штаты.
Их  купили,  просто  и  незатейливо,  Америка привыкла покупать то,  что
неспособна создать сама.  И первым кораблем с джампером был американский
"Энтерпрайз".  И  все-таки в моей стране опередили время --  на десятки,
может быть - на сотни лет.
   Невозможно,  немыслимо. Кроманьонцы научились делать "Роллс-ройсы", и
охотятся из них на мамонтов.
   Если бы в мире была хоть какая-то справедливость! Если бы Конклав был
похож на те Лиги Свободных Звезд,  Галактические Альянсы, Великое Кольцо
-- на  любое из  щедро придуманных писателями космических сообществ.  Мы
подарили бы чужим джамп --  немыслимой щедрости подарок... И получили бы
гравитационные  двигатели,   контроль  климата,  универсальные  вакцины,
биокомпьютеры...
   Но  справедливости нет.  Сжимая  копье  с  каменным  наконечником  мы
высовываемся из  окон  лимузина,  зорко  всматриваемся в  улепетывающего
мамонта -- и гордимся собой.
   А что нам еще остается?
   Автобус остановился метрах в  пятидесяти от стартовых ферм.  Заглушил
двигатель.  Я  вздохнул,  поднимаясь,  подхватил свой дипломат.  Данилов
подмигнул мне и пошел к выходу.
   -- Ребята,  быстрее! -- старший в команде, доставлявшей нас к старту,
был явно новичком. Близость к дымящейся, накачанной жидкими кислородом и
водородом ракете его нервировала.  Да,  наверное, это страшно. Когда год
назад  на  старте  взорвался "Георгий Победоносец",  выжгло все  на  два
километра окрест.
   Страх перед техникой проходит лишь тогда,  когда начинаешь повелевать
ей.  Когда под руками --  пульт управления,  и  каждый градус в  соплах,
каждая  атмосфера  в  трубопроводах отражается  на  экранах.  Мы,  люди,
странные. Мы создаем устройства, которые не способны понять. Кстати, это
признак Сильной расы...
   В  автобусе было  человек  пятнадцать.  Кто-то  официально,  например
врачи,  охранники  и  техники,  а  кто-то  просто  решил  прокатиться по
космодрому.  Но  все  считали своим долгом хлопнуть нас  с  Даниловым по
спине. Пожелать удачи.
   Уже когда мы стояли на закопченном,  растрескавшемся бетоне,  старший
"отправляющей команды" вручил Данилову ключ управления.  Полковник молча
принял  гнутую металлическую пластину,  расписался в  журнале,  принимая
командование над кораблем.
   -- Удачи вам, -- сказал старший.
   -- Спасибо, -- Данилов задрал голову, оглядывая ракету. -- Ну, Петя?
   -- Идем.
   Несколько человек проводили нас  до  лифта.  Мы  вошли  в  просторную
решетчатую  кабину,  закрыли  дверь.  Старший  отправляющих торжественно
нажал на кнопку.
   Лифт пошел вверх.
   Почему-то я предполагал, что дед с Машей будут ждать нас в лифте. Но,
раз их нет, значит они уже в челноке?
   -- Нервничаешь? -- спросил Данилов.
   -- А ты?
   -- Конечно.
   Я  машинально оперся о  стальную решетку лифта,  и сразу же торопливо
убрал руку.  От титанового тела "Энергии" шел холод. Пробирал до костей,
примораживал кожу к  металлу.  Я  к такому не привык,  старина "Протон",
который выводит в  космос  "Спираль",  до  сих  пор  летает  на  азотном
тетраксиде   и   несимметричном   диметилгидразине.   Отрава,   конечно,
редкостная...
   -- Если Карел врет... -- сказал я.
   -- Зачем?
   -- Откуда нам знать чужих?
   -- Выгода  --  это  основной стимул разумной жизни,  --  сухо  сказал
Данилов.  Поежился,  застегнул куртку.  Лифт  прополз только полпути,  а
космодром уже  был  как на  ладони.  Поскрипывал металл ферм,  хрустели,
осыпаясь с боков "Энергии", ледышки. -- Счетчику невыгодно врать.
   -- А я-то полагал,  что основным стимулом для разума является любовь,
-- ответил я. -- К людям, к дому, к знаниям. К чему угодно.
   -- Это  одно и  то  же,  Петя.  Нашим бедным,  усталым мозгам выгодно
верить, что мы любим и любимы. Мать любит сына, родина любит гражданина,
подруга любит тебя. А на самом деле... -- Данилов плюнул сквозь решетку,
усмехнулся,  --  это либо инстинкты, либо расчет. Обычно -- смесь того и
другого. Мы ведь понимаем, на самом деле, что наша ценность определяется
лишь способностью работать. Приносить пользу окружающим, обществу. И то,
что вечно так продолжаться не может,  тоже понимаем. Вот и страхуемся...
любовью.  От старости, от болезней, от тоски... Если бы Карел распинался
в  любви к человечеству,  я бы взял его за шкирку и лично отнес в СКОБу.
Но ему до нас нет дела.  Просто стало выгодно Счетчикам и людям на время
объединиться.
   -- Циник ты, Саша.
   -- Не слышу в твоем голосе осуждения.
   Данилов покосился вверх, потом вздохнул и начал расстегивать брюки.
   -- Не думай,  что я спятил,  -- сообщил он. -- У каждого свой бзик на
приметы...
   -- Помочиться на ракету-носитель -- хорошая примета?
   -- Для меня -- да.
   -- Смотри, простынешь, -- сдерживая смех сказал я.
   -- Что смешного? -- мрачно спросил Данилов, застегиваясь.
   -- Да  нет,  ничего...  просто знали бы пилоты,  в  чем причина твоей
удачливости.
   -- Владимирский,  например,  кидает с лифта пятикопеечные монетки, --
сказал Данилов. -- А Киселев, когда летал, закапывал перед стартом в нос
нафтизин. У тебя самого, что, нет примет?
   Я подумал секунду, потом признался:
   -- Есть.  Талисман.  Это  ведь  тоже примета.  Извини,  Саша,  я  зря
смеялся.
   Лифт с грохотом остановился.  Данилов повернул защелку, и мы вышли на
верхнюю площадку стартовой фермы.
   Здесь нас и ждали.
   Андрей   Валентинович  и   Маша   лежали  на   железном  полу,   явно
перестраховываясь,  чтобы их не увидели с поля.  У Маши в руках, конечно
же,   было  оружие.   На  этот  раз  не  парализатор,   а  что-то  очень
внушительное, с толстым стволом и цилиндрическим прикладом. Рядом стояли
сумки.
   Тоже мне, партизаны.
   -- Простудитесь,  Андрей Валентинович,  -- озабоченно сказал Данилов.
Подошел к люку,  ведущему в шлюз "Волхва", торопливо повернул утопленный
в корпус штурвальчик. -- Зашли бы, здесь же нет замков!
   -- Мало ли что,  -- вставая на четвереньки сказала Маша. -- Включился
бы какой-то датчик...
   Данилов первым нырнул в  люк,  я  помог Маше и пригибающемуся Хрумову
забраться внутрь, подал сумки. Бросил последний взгляд на космодром.
   Странно.  Ожидал  угрызений совести,  или  наоборот --  уверенности в
своей правоте.
   А в душе -- ничего. Пустота.


Глава 4.

   "Буран"  сконструирован  так,   что  нормальное  положение  "пола"  и
"потолка" в нем достигается лишь при посадке.  Сейчас,  на старте, когда
оседлавший "Энергию" корабль смотрел носом вверх, размещаться в нем было
трудновато.  Мы с  Даниловым помогли Хрумову и Маше устроиться в креслах
джамп-навигатора и бортинженера на нижней "палубе".  Потребовалось минут
пять, чтобы перевести кресла в стартовое положение. Счетчик, выбравшийся
из сумки, наверное предпочел бы вновь устроиться на джампере. Но "Буран"
-- это  не  крошечная "Спираль".  На  "Волхве" джампер был  установлен в
агрегатном    отсеке.    В    конце-концов    Счетчик    занял    кресло
космонавта-исследователя,  которое почти  всегда остается свободным.  Мы
ведь не изучаем космос. Мы возим по нему грузы.
   Все происходило в абсолютном молчании. В общем-то, скрытых микрофонов
в кабине нет,  но мы не сговариваясь решили подстраховаться. Не дай бог,
ЦУП поймет, что в челноке не два человека...
   -- Второй пилот,  займите свое  место,  --  приказал Данилов,  первым
вскарабкавшийся к своему креслу.  Я уселся,  точнее --  прилег,  в свое,
нацепил  шлемофон,  подключил разъем  комбинезона к  кабелю  телеметрии,
покосился вниз.
   Хрумов успокаивающе закивал.  Если  бывший дед  и  встревожился из-за
моего  поведения,  то  сейчас естественный страх перед стартом лишил его
всех  иных переживаний.  Маша лежала в  кресле со  спокойствием бывалого
космонавта.  Даже  ноги положила на  фиксаторы правильно.  Белые брючины
задрались,  и  я  невольно наблюдал ее лодыжки.  Один мой сокурсник всех
женщин  оценивал в  первую очередь по  ногам.  Ну,  Машины ноги  бы  ему
понравились...
   -- Второй пилот готов,  -- сообщил я. Украдкой опустил руку в карман,
достал  игрушечного  мышонка,  и  быстро  привязал  его  над  пилотажным
монитором.
   Может быть и смешно верить в приметы...
   Руки Данилова забегали по пульту. Ожили экраны компьютеров, зашуршали
наушники.
   -- "Волхв" --  Земле,  --  сказал Данилов.  -- Экипаж к старту готов.
Начинаем тестирование корабля.
   -- Земля --  "Волхву",  --  отозвались наушники.  --  Начальник смены
Васильев на связи. Слышим вас хорошо. Телеметрия идет. Саша, волнуетесь?
   -- Нет.
   -- Пульс за сотню.
   Данилов принужденно засмеялся.
   -- Дайте отдышаться, черти! До старта почти час, а вы гоните: "живей,
живей!"
   -- Хорошо, Саша. Передаю вас майору Гиллеру.
   -- "Волхв",  начинаем предстартовый контроль! -- бодро воскликнул мой
знакомый.
   -- Здорово,   Максим,  --  отозвался  Данилов.  --  Веди  контроль  с
Хрумовым. Ему полезно пообвыкнуть.
   -- Привет, -- сказал я.
   -- Как самочувствие?  -- поинтересовался Гиллер. -- У тебя телеметрия
идет, словно ты дома перед телевизором.
   -- Наша постель --  попона боевого коня,  --  ответил я.  -- Начинаем
работу, Максим. Общий тест компьютерной сети...
   Давно я  не  сидел в  "Буране".  Ну,  полгода назад,  на обязательных
двухнедельных курсах, разве что. Выполнил полный курс переподготовки для
кораблей среднего и большого тоннажа...
   -- Тест прошел, Петя.
   -- Джамп-тест...
   Мы  возились минут  сорок.  Был  мелкий сбой  в  системах возвращения
разгонных блоков,  но  со второй попытки ЦУП его преодолел.  Всегда так,
отказывает какая-то  мелочь,  и  приходится нервничать несколько  минут,
пока Земля задействует резервные цепи и примет разрешение на старт.
   -- Все в порядке, -- наконец решил Максим. -- Начинаем десятиминутный
отсчет.
   -- Время пошло.
   Я посмотрел вниз. Хрумов, вроде бы, успокоился. Маша, наоборот, стала
ерзать в кресле. Счетчик казался изваянием.
   Только бы ничего не отказало в  последний момент!  Только бы старт не
перенесли!
   -- Трехминутная готовность, -- сообщил Гиллер. -- Отводим стрелу.
   Корабль чуть вздрогнул -- лифтовая стрела отошла.
   -- Беру управление, -- сказал Данилов. -- Петр, спасибо.
   Ровно через три  минуты "Волхв" вздрогнул.  Донесся гул  --  даже  не
снизу, отовсюду.
   -- Есть отрыв,  --  раздался голос Гиллера.  Я  заметил старт лишь по
мелькнувшим  на   дисплее   строчкам   --   стальные   болты,   которыми
ракета-носитель  крепится  к  стартовому  столу,  не  выдержали  тяги  и
разорвались. Мы летели.
   Большие челноки стартуют мягче,  чем "Протон",  я уже успел подзабыть
это...
   -- Десять секунд,  полет нормальный,  --  сообщила Земля.  Перегрузки
наваливались плавно,  но неотвратимо.  Я  скосил глаза вниз --  вроде бы
пассажиры  держались нормально.  В  конце-концов,  если  экстравагантные
американские старички-миллионеры позволяют себе "прогуляться" в  космос,
а то и к чужим звездам, почему бы не выдержать Андрею Валентиновичу...
   -- Разворот по  вращению...  --  сказал Гиллер.  Вот  это мы  конечно
почувствовали. Корабль заваливался набок, ложась на азимут стрельбы.
   -- Отрабатываем тангаж,  --  подтвердил  Данилов.  От  нас,  конечно,
ничего  не  зависит  на  старте.  Земля  решает,  Земля  управляет  всей
системой. Но как-то приятнее чувствовать себя не грузом, а пилотом.
   На  мгновение,  пока корабль ложился на курс горизонтального разгона,
началась тряска.  Сейчас  был  самый  трудный этап  старта  --  челнок с
ракетой-носителем "продирался" сквозь плотные слои атмосферы, скоростной
напор был максимален.  Изменился гул двигателей -- тяга была сброшена до
шестидесяти семи  процентов.  Через  двадцать  секунд  мы  вернулись  на
рабочий режим -- сто четыре процента мощности двигателей.
   Так уж повелось, что именно сто четыре, а не сто...
   В  начале  третьей минуте  отошли ускорители.  Я  мысленно пожелал им
удачной посадки --  благополучно опустить их удавалось не всегда, даже в
море.  При  стартах с  Байконура,  приземляясь в  степь,  ускорители как
правило  гибнут.  Слишком  уж  нежная  конструкция --  жидкостные  баки.
Американцам, с твердотопливными разгонниками, проще.
   Осталось около пяти минут,  до отделения от основного блока "Энергии"
и  самостоятельного полета.  Сейчас  нас  еще  можно  вернуть на  Землю,
повернуть и посадить на Свободный,  или приземлить в Штатах,  или, даже,
вывести на низкую орбиту и дотащить до Байконура...
   -- "Волхв"... -- мне показалось, или голос Гиллера чуть изменился? --
"Волхв", ответьте ЦУПу...
   -- Центр, я "Волхв", -- отозвался Данилов. -- Полет нормальный.
   -- "Волхв", доложите обстановку на борту.
   -- Центр, на борту все в порядке.
   -- Полковник Данилов... сколько человек на борту?
   Началось!
   Или пришел в  себя начальник поста в  гараже,  или доложил о странном
приказе --  доставить старика и  девушку к  готовому к  старту  челноку,
подчиненный Данилова.
   Хорошо, что не пять минут назад.
   Очень плохо, что не десятью минутами позже.
   -- Центр, вас не понял, -- ответил Данилов.
   -- Саша, -- Гиллер вдруг перешел с официального тона на человеческий.
-- Прошла  информация,  что  на  борту  челнока  могут  находиться  двое
гражданских лиц.
   -- Максим, -- в тон ему ответил Данилов, -- нас в экипаже двое. Полет
нормальный. Посторонних на борту нет.
   Он  слегка приподнялся в  кресле и  тяжело махнул рукой  вниз.  Подал
кому-то знак...
   -- Полковник Данилов, на связи генерал Киселев...
   Легкий щелчок -- и я услышал голос генерала.
   -- Данилов, что происходит?
   Я  не  отрывал  глаз  от  пульта.  Пока  двигатели работали в  режиме
выведения на орбиту. Но в любую секунду Земля может прекратить полет.
   -- Товарищ генерал, все в порядке.
   -- Данилов,   поступила  информация,  что  к  стартовому  столу  были
доставлены Хрумов и Мария Клименко.
   Наконец-то я узнал Машину фамилию...
   -- Товарищ генерал,  полет выполняется по штатному расписанию. Хрумов
и Клименко находятся в положенном месте, -- сказал Данилов.
   А он ведь ухитряется уклониться от прямой лжи!
   -- Данилов,  мать твою!  --  заорал Киселев.  -- В третьем бункере их
нет! Их нигде нет!
   Оставалось еще три с половиной минуты динамических операций...
   Я  посмотрел вниз.  Маше и  Хрумову было не  до  нас  --  трехкратная
перегрузка выжала из них все силы.  А вот Счетчик уже не сидел в кресле,
он  лежал на пульте космонавта-исследователя,  и  его лапы скользили над
панелями...
   -- Товарищ генерал,  это ошибка, -- твердо сказал Данилов. -- Даю вам
слово офицера, что все происходит по плану.
   На секунду мне показалось, что Киселев ему поверит...
   -- "Волхв",  мы прерываем полет!  --  сказал генерал. -- Через десять
секунд  --  отделение  от  носителя  и  аварийная  посадка  на  авиабазе
Вандеберг.
   -- Есть, -- сказал Данилов. -- Но это ошибка.
   Что он собирается делать?!
   Я  уставился на  пульт.  Там  уже  мигала красная строчка "Внештатная
ситуация. Аварийное возвращение". Три, два, один...
   Команда на отделение от "Энергии" прошла, но толчка не было.
   -- "Волхв", что происходит? -- это снова был Гиллер.
   -- Земля,  продолжаем полет,  --  спокойно сказал Данилов.  -- Челнок
неуправляем.
   -- Данилов! -- в эфире уже была какофония. Доносились голоса из ЦУПа,
перекрывая Гиллера вопил Киселев.
   -- Товарищ генерал,  команды с Земли не проходят,  полет продолжается
согласно программе.
   -- Что ты сделал?
   -- Товарищ генерал,  вы же понимаете,  это невозможно!  -- возмутился
Данилов. -- Я не могу контролировать действия ЦУПа. Это ваш сбой.
   Там, на Земле, явно началась паника. Вначале информация, что на борту
звездолета -- зайцы.
   Потом -- челнок выходит из-под контроля.
   -- Земля, полет нормальный. Ждем ваших распоряжений, -- издевательски
добавил Данилов. Повернул голову, мрачно ухмыльнулся мне.
   Я посмотрел на Счетчика, продолжавшего колдовать над пультом.
   Держи, держи управление, рептилоид. Совершай невозможное, своди с ума
компьютеры  и  приемники,  выполняй  функции  ЦУПа,  вытаскивай  нас  на
орбиту...
   -- "Волхв"! -- снова заговорил Гиллер.
   -- ЦУП, мы на связи.
   -- После завершения выхода на орбиту оставайтесь в  свободном полете.
Джампер не  использовать!  Повторяю,  джампер не использовать!  Ваш рейс
запрещен. Дальнейшие инструкции после стабилизации орбиты.
   -- Вас поняли, Земля.
   Оставалось меньше минуты.  Если в  ЦУПе не  решили нас  угробить,  то
должны прекратить попытки вмешательства.  Мы уже не сможем вернуться, не
сделав пары витков на орбите.
   -- Данилов!  --  вновь в  наушниках возник голос Киселева.  --  СКОБа
оповещена о нерасчетной ситуации. Вас контролирует "Скиф".
   Мы  с  Даниловым не  сговариваясь переглянулись.  Старенький лазерный
спутник российской армии  --  штука  серьезная.  Если  еще  не  заржавел
окончательно, то спалит челнок в одно мгновение.
   -- Попытка  использовать  джампер  вызовет  адекватную  реакцию,   --
пригрозил Киселев.
   -- Товарищ генерал, о чем вы!
   Киселев проглотил какую-то тираду и сухо потребовал:
   -- Хрумова мне.
   -- Слушаю, товарищ генерал...
   Тридцать секунд  до  выхода на  орбиту...  Толчок --  это  включились
двигатели "Волхва", добавляя свою толику к слабеющей "Энергии".
   -- Что у вас творится, Петр?
   -- Все в порядке.
   -- Твой дед -- на борту?
   -- Моего деда на борту нет,  --  абсолютно искренне сказал я.  Видимо
настолько честно, что Киселев заколебался:
   -- Петр, где Андрей Валентинович и Мария Клименко?
   -- Где-то внизу, -- покосившись на нижнюю палубу сказал я.
   Киселев вздохнул.
   -- Петр,  происходит что-то странное.  Я прекращаю ваш рейс. Ждите на
орбите.  Возможно,  потребуется ваша  стыковка  с  "Гаммой",  и  досмотр
корабля. Если ситуация прояснится, вы продолжите выполнения задания.
   Да уж, продолжим...
   -- Хорошо, товарищ генерал.
   Вибрация, толчок...
   -- "Волхв",  вы на орбите,  --  тоскливо сказал Гиллер. -- Дальнейшая
радиосвязь  --   со  станциями  СКОБы.   Вы  обязаны  выполнять  все  их
инструкции. Джампер не включать.
   Он помолчал, прежде чем неуверенно добавить привычное пожелание:
   -- Удачного возвращения...
   Наступила тишина.  СКОБа то  ли  не  спешила принять контроль,  то ли
никак не могла настроиться на корабль.
   -- Можно?  --  спросил Счетчик.  Уже не "снизу".  Исчезли верх и низ,
исчез грохот двигателей. Мы были на предварительной орбите.
   Щелкнул обтекатель,  и  в лобовых иллюминаторах открылся бело-голубой
купол.  Земля.  Еще не  шар,  уже не  плоскость.  Мы  вырвались из плена
земного притяжения,  но планета была еще рядом,  еще тянула нас к  себе,
тормозила, не желая примириться с потерей.
   -- Андрей Валентинович, как вы? -- спросил Данилов.