кресла.
   - Но не сейчас, - сказала она.

***

   Ему принесли воды и бутербродов, сводили в ванную. Затем убрали поднос  и
поставили койку, отчего комната уподобилась  тюремной  камере.  Когда  вышел
последний человек в  сером,  он  встал  и  попробовал  отворить  дверь.  Она
оказалась на запоре. Он вернулся в койку и долго  лежал,  невидяще  глядя  в
зеленый туман, что заполнял комнату.
   Он уже вспомнил, что его зовут Хаосом. Но еще он знал,  с  убежденностью,
которую показал на допросе, что его фамилия  -  Мун.  Он  улавливал  в  себе
отчетливый привкус двух жизней. Оба набора воспоминаний, казалось, отступили
в некую далекую  точку.  Вместе  со  смутными  представлениями  о  жизни  до
катастрофы и сном о доме у озера.
   Мун и Хаос сообща владели этими  воспоминаниями.  Точно  так  же,  как  и
телом.
   Впрочем, когда человек в сером привел к нему дочь,  он  быстро  обернулся
Муном. Как ни крути, у Хаоса дочери не было.
   Этот человек не походил на других. Он был постарше, не столь  напорист  и
самоуверен, и смахивал на чокнутого. Волосы  были  седы,  а  глаза  казались
изношенными, как будто он  слишком  подолгу  разглядывал  в  зеленом  мареве
бесчисленные ряды крошечных буковок. Он скользнул в комнату  Муна  и  прижал
палец к губам, а следом вбежала  девочка,  бросилась  к  лежащему  на  койке
"отцу" и обвила его руками.
   Линда явно не возражала, чтобы он был Муном. Она плакала, прижимая голову
к его груди, а он обнимал ее и водил рукой  по  волосам,  и  некий  инстинкт
заставлял его шептать: "Все хорошо, все будет хорошо". Хотя ему очень  слабо
в это верилось.
   - Хаос, - сказала она, - давай вернемся. А то засосет.
   - Линда...
   - Мелинда, - поправила она. - Ну, давай, Хаос!  Этот  дядька  нас  отсюда
выведет.
   - Девочка вспомнит, - сказал старик, - даже если я забуду.
   - Вы кто?
   - Кто б я ни был, я устал, - сказал незнакомец. - У  меня  очень  тяжелая
работа, а теперь из-за тебя она еще тяжелее. Я  хочу,  чтобы  ты  ушел.  Ну,
пожалуйста.
   Старик нервно почесал нос, а затем одарил  Муна  куцым  подобием  улыбки.
Даже кивнул, словно объяснил больше, чем достаточно.
   - Что я делаю не так? - спросил Мун.
   - Ты ей душу травишь, вот что. У меня правда забот полон рот, ты даже  не
представляешь сколько. Когда ты ей делаешь больно, ты делаешь больно всем. И
конечно, в конце концов тебя за это прикончат.
   - Кому? Кому я делаю больно?
   - Элайн, - ответил старик, не шевеля губами. - Позор, ты даже ее имени не
знаешь. Да кто мог вообразить, что  ты  сюда  пролезешь,  не  зная  даже  ее
имени?!
   - Старухи?
   - Да, - предостерегающим тоном изрек седой. - Элайн - пожилая женщина.
   Мун перевел взгляд, на свою дочь. На щеках, покрытых шелковистым и рыжим,
как у лисы, мехом, блестели влажные дорожки. Он впервые за много  лет  видел
лицо дочки, но оно вовсе не показалось ему необычным.
   Он снова посмотрел на седого и попросил:
   - Скажи, ты кто?
   Раздался долгий свистящий вздох,  исполненный,  казалось,  великой  муки.
Затем старик ответил:
   - Психиатр. Ты хоть знаешь, грязное ничтожество, что  это  за  профессия?
Моя работа - оберегать Элайн от кошмаров вроде тебя. - Он снова вздохнул, на
сей раз вздох перешел в самоуничижительное хихиканье. - И  вот  я  здесь,  -
вымолвил он с неискренней беспечностью. - Делаю свое дело. Мун ничего на это
не сказал.
   - Мелинда мне поведала о твоем  бегстве  из  Малой  Америки,  -  произнес
седой. - И о проблемах со снами. Ты мне тут просто не нужен. На Элайн  очень
плохо действуешь, а что для нее плохо... - Психиатр не договорил. Он  рванул
воротник и выпучил глаза, словно задыхался.
   Линда, или Мелинда, дернула Муна за руку.
   - Ладно, - сказал Мун. Уж лучше в зелени, чем взаперти  на  узкой  койке.
Держа девочку за руку, он следом за психиатром вышел из комнаты.
   На  этот  раз  Мун  увидел  коридор,  хотя  было  бы  на  что   смотреть:
огнетушитель  да  ряды  пустых  стеклянных  ящиков.  Он  поймал  собственное
отражение в стекле. Неприятный сюрприз - небрит, волосы  всклокочены.  Таков
Хаос, предположил он.
   Они прошли через несколько дверей. Последняя вела в воздушный  шлюз,  она
отворилась с шипением, а когда они вошли в тесноту шлюза,  вокруг  сгустился
зеленый туман. Мун даже не успел взглянуть напоследок на дочь.
   Старик вывел их наружу, на мягкую  влажную  траву.  В  зелени  стрекотали
сонмища сверчков. Психиатр схватил My на за плечо:
   - Сюда.
   Он подвел Муна и девочку  к  веревке,  привязанной  к  дереву;  она  была
натянута горизонтально на высоте в половину человеческого роста.
   - По этой дороге пройдете через город. Скоро полночь, к  утру  будете  на
автостраде. Пожалуйста, уходите.
   Одежда на Муне промокла от пота;  под  натиском  ветра  он  задрожал.  Он
вспомнил автостраду, машину, которую оставил на окраине туманного города,  а
в багажнике той машины полным-полно всякой снеди и воды, и тут  он  подумал,
что девочка, которую он держит за руку, - вовсе не его дочь.
   - Хаос, ну пошли, - тихо сказала Мелинда.
   Хаос дотянулся до веревки, повернулся и зашагал по траве на  звуки  шагов
психиатра. Настиг его и схватил  за  шиворот  у  самой  двери  -  для  этого
пришлось пуститься бегом.
   - Чем это я душу травлю твоей Элайн?
   - Самим твоим существованием, жуткое ты создание! Отцепись!
   Хаос еще крепче сжал ворот:
   - Объясни. Психиатр застонал:
   - Ты что, не понимаешь сон?
   - Нет.
   - Со дня катастрофы... - он жутко закашлялся, - ..нам снится одна зелень.
Не только горожанам, но и нам тут,  на  холме.  Даже  тем,  кто  на  очистке
работает. Большинству снится  Элайн,  ее  голос,  снится,  как  она  с  нами
разговаривает, успокаивает.., всегда так было! Понимаешь? И тут  вдруг  твоя
девчонка да тот гнусный толстяк из пустыни! Первый  наш  визуальный  сон  за
много лет. Для тех, кто в зелени живет,  это  вообще  первое  зрелище  после
катастрофы.
   - Ну и что?
   - А то! Элайн чувствует: если мы в снах будем видеть, то  уже  не  сможем
терпеть зелень.
   - Она считает, что визуальный сон - моя вина?
   Это и есть твоя вина. Нет. Сны - из-за Келлога. Он меня преследует.
   Психиатр хихикнул:
   - Как скажешь. Но раз он с тобой пришел, то с тобой и уйдет.
   Хаос молча отпустил ворот старика. Психиатр буркнул что-то себе под нос.
   - Бессмыслица какая-то, - сказал Хаос. - Зелень - не проблема. Достаточно
отойти на несколько миль...
   - Зелень - везде, - сказал психиатр. - Это ты - бессмыслица.
   - Чего же тогда боится Элайн? Если я - бессмыслица, то чем я опасен?
   - Элайн не боится, - сказал психиатр. - Она в ярости. Это я боюсь.  Ты  -
ошибка, чья-то ужасная ошибка, кем бы ты там  себя  ни  мнил,  и  ты  должен
отсюда убраться. Туда, откуда пришел, в поганую пустыню из сна.
   - Я уберусь, - пообещал Хаос, - но не туда.
   - Какая нам разница куда? Может, вообще сгинешь, едва мы тебя забудем.
   Разговор начал действовать Хаосу на нервы.
   - Нельзя жить, как вы живете. Топтаться на месте в непроглядном тумане.
   - А я и не топчусь, - возразил психиатр. - Я работаю в Белом Уолнате.  Но
если б и не работал, все  равно  предпочел  бы  зелень  пустыне  с  вонючими
бешеными скотами.
   Хаос повернулся и отыскал  дерево,  подле  которого  стояла,  держась  за
веревку, Мелинда.
   - Я просто хотел сказать, что ваш подвиг никому не нужен.  Можешь  так  и
передать Элайн.
   - Прошу прощения, мой маленький несимпатичный дружок, - ответил психиатр,
перебирая ключи в звенящей связке, - но Элайн не слушает голоса из снов. Она
их создает. - Зашипел воздушный шлюз. - Спокойной ночи.

***

   Они брели всю ночь. Сначала веревки-проводники довели их до города, затем
- по улицам - до скоростной трассы. Люди  навстречу  не  попадались,  только
бродячий пес учуял путников, когда они спускались с холма, и тащился за ними
по всему городу. Невидимый в  зелени,  он  семенил  позади,  принюхивался  к
следам и  лишь  на  автостраде  повернул  восвояси.  Веревка  закончилась  у
брошенной бензоколонки. Хаос и Мелинда пробрались между домами  и  поднялись
по скату дорожной развязки. На автостраде,  в  стороне  от  деревьев,  сразу
затих стрекот сверчков  и  заметно  похолодало.  Они  вышли  на  травянистую
разделительную полосу и зашагали навстречу ветру.
   Из зелени  они  выбрались  перед  самым  рассветом.  Непроницаемый  туман
внезапно  приобрел  объемность;  они  поднимали  руки  и  видели   в   дымке
шевелящиеся пальцы. Через минуту они взглянули друг на друга  и  улыбнулись.
Вскоре появились звезды.
   Затем впереди осветились  вершины  гор.  Хаос  и  Мелинда  повернулись  и
увидели солнце, ползущее вверх сквозь туман. Они  пошли  дальше,  но  вскоре
уселись на траву - созерцать в благоговейном молчании. Он снова был  Хаосом,
однако часть его существа - как бы нелепо это ни звучало - уже много лет  не
любовалась восходом.
   Наконец он встал, чтобы идти дальше, но  девочка  уже  уснула  в  высокой
траве разделительной полосы. Он поднял ее и понес через автостраду к  сухому
и тенистому местечку в кустах. Уселся на траву в нескольких футах,  чтобы  и
за ней присматривать, и за дорогой наблюдать.
   Он размышлял об Элайн. Наверное, она по совету психиатра забудет Хаоса  и
Мелинду, сотрет их визит в памяти как  досадное  отклонение  от  нормального
хода вещей. Он подумал о снах Келлога, о  том,  как  сам  он,  Хаос,  служил
своего рода антенной, о том, как пришел в этот  город  и  стал  My  ном,  но
раздумья эти ни к чему не привели, и он выбросил их из головы.
   Хватало других забот. Например, о пище и воде. Быть может, в  этих  горах
есть ручьи, но они пока не попадались на глаза. Не встречалось на  дороге  и
дичи. Вероятно, поесть можно лишь в другом городе, значит, надо добраться до
него, где бы он ни находился. А у  Хаоса  уже  родилось  подозрение,  что  в
городах его не ждет ничего хорошего.
   Некоторое время он рассматривал пустую автостраду, затем, решив, что надо
чем-нибудь заняться, встал, повернулся кругом и пошел по траве,  достававшей
до пояса. Он искал воду. Но не нашел. Он вспомнил свое логово в Комплексе  и
обругал себя за отъезд. Там  намного  лучше,  чем  в  этих  горах.  Там  все
привычно, а тут он не в своей тарелке, один на один с неизвестностью.  И  ни
сигарет, ни спирта... Тоска.
   Печально вздохнув, он вернулся к Мелинде, улегся рядом и уснул.
   В середине дня их разбудил хиппи из пикапа. Хаос так и прозвал его,  едва
увидел: хиппи из пикапа. Как в  анекдоте.  Они  проспали  весь  день;  снов,
насколько запомнилось Хаосу, он не видел. Проезжий остановил  грузовичок  на
автостраде в нескольких футах от спящих и подошел к ним по траве:
   - Фью-у! Оба-на! Эй, котята, чего это вы тут тусуетесь?
   У него были вислые светлые усы и длинная бахрома соломенных волос  вокруг
лысины. Он носил джинсы-варенки и  просторную  рубашку  в  цветочек.  Хиппи,
сразу понял Хаос. Он знал, кто такие хиппи, и  это  лишний  раз  опровергало
теорию Келлога, будто не было никакой мировой катастрофы. В Малой Америке  и
Хэтфорке хиппи не водились. Значит, было  что-то  такое,  что  очистило  эти
места от хиппи.
   Хаос помахал рукой. Мелинда все еще спала.
   - Э, а где  колеса-то  ваши?  Да  вы,  никак,  на  своих  двоих  хиляете?
Изумрудный город? Только что выбрались, ага? Э, браток, а  это  что  еще  за
волосатое чудо-юдо?
   Разбуженная незнакомым голосом, Мелинда села и недоуменно  уставилась  на
хиппи. Тот двинулся к ним вихляюще-пританцовывающей походкой, остановился  в
нескольких футах, достал носовой платок и вытер взмокший лоб.
   - Жарковато, браток. Э, да это же девчонка! Конфетка-малолетка!
   - Изумрудный город? - спросил Хаос. - Ты об этом? - Он указал  в  сторону
зелени.
   - Ага, зеленые чертики, страна слепых. А в чем дело? Программа Элайн не в
кайф? Не смею тебя осуждать.
   - Ты там жил?
   - Не-а. Со мной, браток, у Боженьки неувязочка вышла,  не  пробивает  мои
мозги вся эта сонная шизуха. Иммунитет у меня, врожденный детектор лабуды. Я
в Калифорнии кантовался, - он указал пальцем за плечо, на горы, -  но  после
большой бучи ломанул сюда. Остохренела толчея, на  простор  потянуло.  -  Он
быстренько изобразил этакий танец: локти  ходят  ходуном,  колени  стукаются
друг о дружку. - На кордоне с Элайн и ее  котятами  повстречался.  Ну,  поту
совался с ними, полюбовался, как они туманом давятся, как  им  шавки  дорогу
вынюхивают. Не-а, не по мне такой сценарий. Короче, взял да и осел вот  тут,
на Полосе. А что, браток, тут кайфово. Простора, чтоб ты знал, - хоть  попой
ешь. И ни души, кроме меня и макдональдян.
   - Ты что, в зелени видишь?
   - Я ж говорю, иммунитет. Бывает, заезжаю туда - просто так,  постебаться.
Таскаю у них из-под носа жратву и барахло, правда, разок-другой меня чуть не
прихватили. А вообще-то сейчас я их  не  трогаю.  Нам  нечего  сказать  друг
другу.
   - А у тебя.., есть вода в машине?
   - Вода? А чего ж не быть. Погодь. - Он повернулся и завихлял-затанцевал к
насыпи. Хаос поглядел на Мелинду, та слабо улыбнулась. Он  не  успел  ничего
сказать: хиппи вернулся  с  флягой  в  камуфляжном  чехле.  Хаос  и  Мелинда
напились, а тем временем хиппи болтал без умолку:
   - ..Ну а вообще, на Полосе у меня всего до фига.  Чего  надо  и  чего  не
надо. Но как-нибудь придется взять дробовик, их на Полосе прорва, под каждым
прилавком - ствол. Так вот, прихвачу вольту, загляну к ребятам  в  зелень  и
шлепну Элайн. Бац, и нету. Шлепну  и  погляжу,  что  дальше  будет.  Хотя..,
наверняка еще какую-нибудь лабуду вшивую придумают. У этих  котов,  чтоб  ты
знал, в чайниках не мозги, а одно дерьмо собачье, натурально!
   - А что стряслось в Калифорнии?
   - Да то же самое, что и везде,  только  покруче,  чтоб  ты  знал,  это  ж
Калифорния. Ты тамошний?
   - Не знаю.
   - Ага, понимаю. Везде какая-нибудь хреновня, куда ни плюнь. Но  ежели  по
выговору судить, так ты вроде оттуда. Нездешний  у  тебя  выговор,  чтоб  ты
знал.
   - Говоришь, в Калифорнии то же самое, что и везде... -  не  без  смущения
проговорил Хаос. - То же самое - это что?
   Хиппи пожал плечами.
   - Ну, начиналась там хрень какая-то, чтоб ты знал, ну и все. Не то  чтобы
по-другому, не так, как везде. Ну, переломили ситуацию, локализовали.  Ну  и
мура эта со снами, да ты и сам знаешь. В каждую башку забрался  Боженька,  и
тут вроде все разом просекли, до чего же он, Боженька,  сдвинутый  по  фазе.
Хотя для меня - не ахти какой сюрприз.
   "Узнал ли я что-нибудь новое?" - подумал Хаос.
   - Ты не скажешь, давно это было? Хиппи запрокинул голову и сощурил глаз:
   - Хорошенький вопросик. Ну, я  бы  сказал,  на  Побережье  это  стряслось
недельки за две до того, как я отвалил. Не знаю, может, семь месяцев  назад,
может, восемь. А то и год. Почти.
   - Год?! - выпалил Хаос. - Это невозможно! Я жил...
   - Да брось ты, все возможно. - Недоверие Хаоса, похоже, рассердило хиппи.
- И я тебе скажу, где ты жил: в чьем-то сне. Может,  ты  и  сейчас  там  или
скоро будешь. Так что расслабься. Хочешь глянуть на Полосу?
   Хаос повернулся к Мелинде, та пожала плечами.
   - Ну конечно, - сказал Хаос. - Ты говоришь, не один тут живешь?
   - С макдональдянами, - тщательно выговорил хиппи. - Впрочем, это только я
их так называю. Отпадные мужики, чтоб ты знал. Хочешь, познакомлю?
   - Не знаю.
   - А как насчет похавать?
   - Да, - сказал Хаос. Впервые за долгий срок ему задали легкий вопрос.
   - Тогда двинули.
   Хаос и Мелинда подошли вслед за хиппи к грузовичку. С близкого расстояния
Хаос увидел сходство с маленькими автомобилями из пустыни, с машиной из  его
сна. Пикап был сделан из легкого пластика и покрыт солнечными панелями.
   - Интересная машина, - сказал Хаос. - Новая модель?
   - Моя тачка, браток, -  моя  подруга.  Куда  я,  туда  и  она.  Опусти-ка
стекла...
   - Там, где я жил, таких нет, - сказал Хаос  без  особой  уверенности.  То
есть он был прав, подразумевая Хэтфорк, но мог заблуждаться  насчет  далеких
воспоминаний, растормошенных снами.
   - Ну так ты,  значит,  точно  нездешний,  -  сказал  хиппи.  -  И  не  из
Калифорнии.  -  Придя  к   этому   выводу,   он,   казалось,   раздулся   от
самодовольства. Как будто решил чрезвычайно сложную задачу.
   Он расположился на водительском сиденье и открыл правую переднюю дверцу.
   - Сюда ее сажай, браток, в аккурат между нами, - произнес  он,  глядя  на
Хаоса, словно не решался обратиться к Мелинде.
   Лишь проехав пять или шесть  миль  по  пустой  автостраде,  они  заметили
первые признаки Полосы. Всю дорогу хиппи не закрывал рта.
   Полоса  начиналась  со  стоянок  для  грузовиков  и  приземистых  блочных
мотелей,  все  они  были  необитаемы.  Затем  пошли  бензоколонки,  магазины
сувениров, закусочные,  автосалоны  и  топлесс-бары;  все  неоновые  вывески
горели среди бела дня, и нигде не было ни души.  Полоса  тянулась  несколько
миль, голова шла кругом от ее однообразия. Хиппи махнул рукой вперед.
   - Все тут, браток, все на свете.
   - А почему все светится? - спросил Хаос.
   Хиппи похлопал по приборной доске.
   - Солнечные батареи, браток. Полная автономность, чтоб ты знал. Наверное,
так и будет полыхать, пока кто-нибудь не повырубает все к  хренам  собачьим.
Но до этого еще целая вечность. А пока солнце льется на весь этот  никчемный
неон, а неон день-деньской подмигивает в ответ солнцу, и некому, кроме меня,
поторчать от такой красотищи. Я  вот  что  думаю:  может,  прошвырнуться  по
Полосе да и вырубить все на хрен? Так  бы  и  сделал,  да  кто  мне  за  это
заплатит? Не солнце, браток, уж это точно.
   Они въехали на стоянку перед зданием из оранжевой  и  желтой  пластмассы.
"Макдональдс", вспомнил Хаос. В Хэтфорке не было ни  одного  ресторана  этой
фирмы, но в Малой Америке был - конечно, заброшенный, все украшения содраны.
Этот же бодро сиял. Благодаря солнечным панелям, разумеется.
   Хиппи остановил машину и повел их в здание, снова пообещав по пути:
   - Вам эти коты понравятся. Отпадные мужики.
   В ресторане было светло, но  тихо;  ни  единого  человека  на  виду.  "Не
чокнулся ли этот хиппи? - возникла мысль у  Хаоса.  -  Может,  макдональдяне
существуют лишь в его воображении?"
   - Посетители!  -  заорал  хиппи.  И  через  лабиринт  пластиковой  мебели
проводил спутников к стойке.
   Макдональдяне появлялись один за другим, бесшумно  выныривали  из  кухни.
Три тощих, как жерди, белых привидения, каждое  лет  двадцати,  может,  чуть
старше. На всех - замасленные белые комбинезоны с эмблемами  компании.  Двое
задержались у жаровен, третий подошел к кассовому аппарату.
   - Привет, Бойд, - выдавил он с печальной улыбкой. Хаосу бросились в глаза
россыпи прыщей на щеках паренька.
   - Салют, Йохансон, - ответил хиппи Бойд. -  А  у  вас,  котята,  не  ахти
видок. Надо же и клевать чего-нибудь.
   - Да ладно тебе, Бойд. Убавь громкость. Ты же знаешь, мы  свое  не  едим.
Запрещено.
   - Брось ты, браток! Если б ты меня спросил, я б тебе сказал: самое  время
начхать на все запреты.
   Йохансон пожал плечами:
   - Чего хочешь?
   - Погоди, браток, не гони. Я, браток, гостей привел в ваше  распрекрасное
закусочное заведение. Йохансон, это Хаос, Хаос, это Йохансон.  -  Он  назвал
двоих на заднем плане:
   - Стоуни, Малыш, это Хаос.
   Стоуни и Малыш кивнули и  уставились  в  пол.  Ни  один  не  взглянул  на
Мелинду. Бойд указал на подсвеченное меню над стойкой:
   - Выбирайте что хотите. Деньжата имеются?
   - Деньжата? Нет. Там, где я жил, они больше не в ходу.
   - Нет проблем, браток. На мой счет. - Он прошептал Хаосу на ухо:
   - Бабок тут кругом уймища. Штабеля. Я этим котам все втолковываю: взяли б
хоть маленько, чтоб за  еду  платить.  Но  они  не  имеют  права  самовольно
оставлять заведение. Тоже запрещено.
   Хаос изучал меню.
   - Я возьму только бургер. Думаю...
   - Э, браток, бери пару бургеров, они мелкие. И  жареной  картошки.  Мы