смотрите, друзья,  без
лени!
   - Я тебе покажу "на колени!" - завопил разозленный Клапауциус, а Трурль
спросил чудовище:
   - Чего же ты, собственно, хочешь?
   Однако при этом он спрятался за Клапауциуса и также вынул изо рта  зуб,
стараясь, чтобы чудовище этого не заметило.
   - Во-первых, хочу я взять в жены...
   Однако никто так и не узнал, на ком чудовище хочет жениться, потому что
Трурль нажал зуб и закричал:
   - Энеки, бенеки ку-ка-ре-ков, сгинь чудо-юдо на веки веков!
   Магнитно-динамические  обратные  связи,  скреплявшие  атомы   чудовища,
моментально расслабились под воздействием этих слов, а оно само  заморгало
глазами, захлопало ушами,  заревело,  взбрыкнуло,  подернулось  рябью,  но
ничто ему не помогло - только повеял горячий ветер  с  запахом  железа,  а
чудовище как стояло, так и рассыпалось,  словно  высохшая  песочная  баба,
которую пнули ногой... Остался лишь маленький холмик,  а  на  том  холмике
царь, здравый и невредимый, хоть и оконфуженный,  со  стыда  перекошенный,
немытый и очень злой, оттого что все это с ним приключилось.
   - У него в голове все пошло кувырком, - сказал  Трурль  провожающим,  и
оставалось неясным, кого он, собственно, имеет в виду: царя или  чудовище,
которое сделало попытку взбунтоваться против своих создателей,  однако  же
конструкторы, естественно,  и  эту  мрачную  возможность  предусмотрели  в
алгоритме.
   - А теперь, - заключил Трурль, - прошу посадить главного  распорядителя
охоты в клетку, а мы сядем в ракету...



Путешествие третье, или Вероятностные драконы

   (Wyprawa trzecia, czyli smoki prawdopodobienstwa. Пер. - Ф.Широков)

   Трурль  и  Клапауциус  были  учениками  великого  Цереброна  Эмдеэртия,
который целые сорок лет  излагал  в  Высшей  Школе  Небытия  Общую  Теорию
Драконов.  Как  известно,  драконов   не   существует.   Эта   примитивная
констатация может удовлетворить лишь ум простака, но  отнюдь  не  ученого,
поскольку Высшая Школа Небытия тем, что существует, вообще не  занимается;
банальность бытия установлена слишком давно  и  не  заслуживает  более  ни
единого словечка. Тут-то гениальный Цереброн, атаковав  проблему  методами
точных наук, установил, что имеется три типа драконов: нулевые,  мнимые  и
отрицательные. Все они, как было сказано, не существуют, однако каждый тип
-  на  свой  особый  манер.  Мнимые  и  нулевые  драконы,  называемые   на
профессиональном языке мнимоконами и нульконами, не существуют значительно
менее интересным способом, чем отрицательные.
   В дракологии издавна  известен  парадокс,  состоящий  в  том,  что  при
гербаризации (действие, отвечающее в алгебре драконов умножению в  обычной
арифметике) двух отрицательных драконов возникает преддракон в  количестве
около 0,6. По этой причине мир  специалистов  разделился  на  два  лагеря:
члены одного придерживались мнения, что речь идет  о  доле  дракона,  если
отсчитывать от головы; сторонники другого помещали точку отсчета в хвост.
   Огромной заслугой Трурля и Клапауциуса было выяснение ошибочности обеих
упомянутых точек зрения. Друзья первыми применили в  этой  области  знания
теорию вероятностей и  создали  тем  самым  вероятностную  дракологию,  из
которой вытекает, что с точки зрения термодинамики дракон невозможен  лишь
в статистическом смысле, подобно домовому, эльфу, гному, троллю, ведьме  и
т.п. Из формулы полной невероятности оба теоретика  получили  коэффициенты
регномизации, разэльфивания  и  пр.  Из  этой  же  формулы  вытекало,  что
самопроизвольного  появления  дракона  следует  ожидать  в  среднем  около
шестнадцати квинтоквадриллионов гептиллионов лет.
   Безусловно, весь этот круг вопросов оставался бы интересной,  но  чисто
математической редкостью, если бы не прославленная  конструкторская  жилка
Трурля, который решил исследовать  задачу  экспериментально.  А  поскольку
речь шла о невероятных явлениях, Трурль изобрел  усилитель  вероятности  и
испытал его сначала у себя  дома,  в  погребе,  а  затем  на  специальном,
основанном  Академией  Дракородном  Полигоне,   или   Драколигоне.   Лица,
незнакомые с общей теорией невероятностей, и по сей  день  задают  вопрос,
почему, собственно, Трурль сделал вероятным именно дракона, а не эльфа или
гнома, однако задают его по невежеству,  ибо  им  неизвестно,  что  дракон
попросту имеет большую вероятность, чем гном. Трурль, видимо,  намеревался
пойти в своих опытах с  усилителем  дальше,  но  уже  первые  эксперименты
привели к тяжелой контузии - виртуальный  дракон  лягнул  конструктора.  К
счастью,  Клапауциус,  помогавший  налаживать  установку,  успел  понизить
вероятность, и  дракон  исчез.  Вслед  за  Трурлем  многие  другие  ученые
повторяли эксперименты с дракотроном, но поскольку им недоставало сноровки
и хладнокровия, значительная часть драконьего помета,  серьезно  покалечив
ученых,  вырвалась  на  свободу.  Только  тогда  обнаружилось,   что   эти
отвратительные чудовища существуют совершенно иначе, чем, например, шкафы,
комоды  или  столы:  дракон  характеризуется  в   первую   очередь   своей
вероятностью, как правило, достаточно большой, раз  он  уже  возник.  Если
устроить охоту на такого дракона, да еще с облавой, то кольцо охотников  с
оружием, готовым к  выстрелу,  натыкается  лишь  на  выжженную,  смердящую
особой  вонью  землю,  поскольку  дракон,  когда  ему   приходится   туго,
ускользает из реального пространства в конфигурационное.  Будучи  скотиной
нечистоплотной  и  необычайно  тупой,  дракон  делает   это,   разумеется,
руководствуясь инстинктом. Примитивные особы, не могущие понять,  как  сие
происходит,  петушась,  домогаются  увидеть  это  самое   конфигурационное
пространство, не ведая того, что электроны,  существования  коих  никто  в
здравом рассудке не оспаривает, также перемещаются лишь в конфигурационном
пространстве, а судьба их зависит от волн  вероятности,  Впрочем,  упрямцу
легче настаивать на несуществовании электронов,  чем  драконов,  поскольку
электроны, по меньшей мере в одиночку, не лягаются.
   Коллега Трурля, Гарборизей Кибр,  первым  проквантовал  дракона,  введя
константу, называемую дракнетоном, которой, как известно, кратны числители
драконов; он определил также кривизну их хвоста, за что едва не поплатился
жизнью. Но  разве  же  интересовал  этот  успех  широкие  слои  населения,
страдавшего  от  драконов,  которые  вытаптыванием  посевов,  общей  своей
назойливостью, ревом и испусканием  пламени  наносили  огромный  ущерб,  а
кое-где даже требовали дани в виде девиц? Разве же интересовал  несчастных
обывателей тот факт, что драконы Трурля,  будучи  индетерминированными,  а
стало быть нелокальными, ведут себя, хоть и в согласии с  теорией,  однако
вопреки  всяким  приличиям,  что  теория  эта  предсказывает  кривизну  их
хвостов, уничтожающих села и нивы? Стоит-ли удивляться, если широкие слои,
вместо того чтобы по-настоящему  оценить  достижения  Трурля,  совершившие
подлинный переворот в научных воззрениях, поставили их ему в вину, а кучка
заядлых обскурантов даже чувствительно  побила  знаменитого  конструктора.
Однако Трурль вместе со  своим  другом  Клапауциусом  неутомимо  продолжал
исследования. Из них вытекало, что дракон существует на уровне,  зависящем
от  его  настроения  и  от  состояния  общего  насыщения,  а   также   что
единственным надежным методом ликвидации является сведение  вероятности  к
нулю и даже к отрицательным значениям. Как не понять, что эти исследования
требовали много труда и времени, а между тем драконы, находясь на свободе,
свирепствовали в свое удовольствие,  опустошая  многочисленные  планеты  и
спутники, и, что еще прискорбней, даже  плодились.  Это  дало  Клапауциусу
повод опубликовать блестящую работу под заглавием  "Ковариантные  переходы
от драконов к драконьим отродьям как частный случай перехода из состояний,
запретных  физически,  в  состояния,  запрещенные  полицией".  Эта  работа
наделала много  шума  в  научном  мире,  где  все  еще  широко  обсуждался
знаменитый полицейский дракон, посредством  которого  бравые  конструкторы
отомстили злому царю Жестокусу за  несчастья  своих  неоплаканных  коллег.
Какие ж возникли пертурбации, когда стало известно, что некий конструктор,
по  имени  Базилей  и  по  прозванию  Эмердуанский,  путешествуя  по  всей
Галактике, одним лишь своим присутствием вызывал появление  драконов  там,
где до этого их  никто  в  глаза  не  видел.  Когда  всеобщее  отчаяние  и
состояние национальной катастрофы  достигали  кульминации,  он  являлся  к
властелину данного государства, чтобы,  поторговавшись  вволю  и  взвинтив
гонорар до головокружительных  размеров,  заняться  истреблением  чудовищ.
Последнее ему почти всегда удавалось, хотя никто не знал, каким  способом,
ибо  он  действовал  скрытно  и  в   одиночку.   Впрочем,   Базилей   лишь
статистически гарантировал успех драколиза, а с той поры, как некий монарх
воздал ему лучшим за хорошее, уплатив дукатами,  полновесными  также  лишь
статистически, он стал подвергать унизительному  исследованию  посредством
царской водки природу желтого металла, которым ему платили. В эту-то  пору
Трурль и  Клапауциус  встретились  в  один  погожий  денек  и  между  ними
произошел следующий разговор:
   - Ты слышал об этом Базилее? - спросил Трурль.
   - Слышал.
   - Что ты скажешь?
   - Не нравится мне вся эта история.
   - Мне также. Что ты о ней думаешь?
   - Он пользуется усилителем.
   - Вероятности?
   - Да. Или резонансной системой.
   - Может, генератором василисков?
   - Ты имеешь в виду дракотрон?
   - Да.
   - По существу это вполне возможно.
   - Но ведь, - воскликнул Трурль, - это было бы  низостью.  Это  означало
бы, что частично  он  привозит  змеев  с  собой,  только  в  потенциальном
состоянии, с вероятностью, близкой к нулю. Когда  обживется  и  оглядится,
начинает все увеличивать и увеличивать шансы, усиливает их,  пока  они  не
достигнут достоверности, и тут-то,  разумеется,  наступает  виртуализация,
конкретизация и зримая тотализация.
   - Ясно. К тому же он, безусловно, подскабливает матрицу  и  увеличивает
вероятность перехода виртуального змея в бешеного василиска.
   - Да, страшнее бешеного василиска, пожалуй, ничего уж не бывает.
   -  А  как  ты  думаешь,  он   потом   аннулирует   их   аннигиляционным
ретрокреатором  или  же  лишь  снижает  временно  вероятность  и  удирает,
прихватив монету?
   - Трудно сказать. Если он  лишь  понижает  правдоподобие,  то  это  еще
большая  низость,  ведь  рано  или  поздно  флуктуации  вакуума   вызывают
возникновение змеематрицы, и тогда вся история начинается сначала.
   - Да, но ни его самого, ни денежек тогда  уж  не  сыщешь...  -  буркнул
Клапауциус.
   - Как ты думаешь, не стоит ли написать об  этом  деле  в  Главное  Бюро
Регулирования Драконов?
   - Чего не стоит, того не стоит. В конце-то концов он, быть может, этого
и не делает. У нас нет уверенности и никаких доказательств. Статистические
флуктуации возникают и  без  усилителя;  раньше  не  было  ни  матриц,  ни
усилителей, а драконы время от времени появлялись. Попросту случайно.
   - Должно быть, так, - согласился Трурль, - однако ж чудовища появляются
только после прибытия Базилея на планету!
   - Верно. Но писать об этом не стоит, все же он - коллега по  профессии.
Пожалуй, мы сами предпримем некоторые шаги. Как ты думаешь?
   - Можно.
   - Хорошо. Однако что делать?
   Тут оба знаменитых драколога погрузились в  профессиональный  спор,  из
которого посторонний слушатель не понял бы ни словечка; до него  донеслись
бы лишь загадочные фразы,  такие,  как  "счетник  драконов",  "нехвостатое
преобразование",  "слабые  змеевзаимодействия",  "дифракция  и   рассеяние
драконов", "жесткий горыныч", "мягкий горыныч",  "draco  probabilisticus",
"полосатый   спектр   василиска",   "змей   в   возбужденном   состоянии",
"аннигиляция пары василисков с яростью  и  антияростью  в  поле  всеобщего
безголовья" и т.п.
   Результатом этого глубокого  анализа  явилось  путешествие,  третье  по
счету; конструкторы готовились  к  нему  очень  старательно,  не  преминув
нагрузить свой корабль множеством сложных  приборов.  Так,  например,  они
взяли с собой диффузатор и специальную пушку, стреляющую антиголовами.  Во
время путешествия конструкторы высадились на Энтии и Пентии,  а  затем  на
Керулее и после этого поняли,  что  не  смогут  прочесать  всю  местность,
охваченную бедствием, - для этого им пришлось  бы  разорваться  на  части.
Проще было, очевидно, разделить экспедицию, и после обсуждения  в  рабочем
порядке каждый из них отправился в свою сторону. Клапауциус долго  работал
на Престопондии, приглашенный  туда  императором  Дивославом  Амфитритием,
который соглашался отдать ему дочь в жены, лишь бы избавиться от  чудовищ,
ведь драконы высокой вероятности забредали даже на улицы стольного  града,
а виртуальными вся округа так и кишела.  Правда,  виртуальный  дракон,  по
мнению наивных и серых обывателей, "не существует", то есть не может  быть
наблюден каким-либо способом, равно как и не совершает  никаких  действий,
свидетельствующих     о     его     появлении,      однако      исчисление
Кибра-Трурля-Клапауциуса-Миногия,  и   в   первую   очередь   змееволновое
уравнение, отчетливо показывают,  что  дракону  легче  проделать  путь  из
конфигурационного пространства в реальное, чем ребенку от дома  до  школы.
Поэтому при глобальном возрастании вероятности в жилищах,  погребах  и  на
чердаках можно было наткнуться на дракона и даже на супердракона.
   Погоня за драконами не привела бы к ощутимым результатам. Понимая  это,
Клапауциус, как истый теоретик, принялся за работу методично: он расставил
на площадях и скверах, в градах и  весях  вероятностные  змеередукторы,  и
вскоре чудовища стали величайшей  редкостью.  Получив  наличные,  почетный
диплом и переходящее знамя, Клапауциус отбыл, намереваясь отыскать  своего
друга. По дороге он заметил, как кто-то  отчаянно  машет  ему  с  планеты.
Сочтя,  что  это,  быть  может,  Трурль,  с  которым  приключилась   беда,
Клапауциус совершил посадку. Однако сигналы подавал не  Трурль,  а  жители
Трюфлежории, подданные царя Пестроция. Эти туземцы исповедовали  всяческие
суеверия и примитивные верования, религия же их, называемая пневматическим
драконизмом, утверждала, что  драконы  посылаются  как  кара  за  грехи  и
наделены душами,  хотя  и  нечистыми.  Смекнув,  что  вступать  в  спор  с
дракологами его величества было бы по меньшей  мере  опрометчиво,  ибо  их
методы ограничивались каждением в местах, посещаемых драконами, и раздачей
мощей, Клапауциус  предпочел  приняться  за  работу  в  полевых  условиях.
Фактически на планете обитало лишь одно чудище,  но  из  ужаснейшего  рода
Эхидных. Клапауциус предложил царю свои услуги. Тот, однако, не сразу  дал
прямой  ответ,  подчиняясь,   очевидно,   влиянию   бессмысленной   догмы,
относившей  причину  возникновения  драконов  к  потустороннему  миру.  Из
местных газет Клапауциус узнал, что одни  считают  Эхидну,  которая  здесь
резвится, единичным экземпляром,  другие  же  -  существом  множественным,
способным находиться одновременно во многих точках. Это дало ему пищу  для
размышлений, хотя он не испытал ни малейшего  удивления,  ибо  локализация
этих противных тварей подчиняется так называемым змееаномалиям,  некоторые
же образчики, особенно склонные к рассеянности, "размазываются"  по  всему
пространству, а это  уж  составляет  вполне  обычный  эффект  изоспинового
усиления квантового импульса. Вынырнув из конфигурационного пространства в
реальное, дракон выглядит словно множество драконов, хотя в сущности они -
единое целое, подобно пяти внешне совершенно  независимым  друг  от  друга
пальцам  руки,  показавшейся  из  воды.  Под  конец  очередной   аудиенции
Клапауциус спросил царя, не побывал ли на  планете  Трурль;  при  этом  он
подробно описал внешний вид друга. Каково  же  было  удивление  драковеда,
когда ему сказали, что его коллега, разумеется, гостил недавно  в  царстве
Пестроциевом  и  даже  взялся  за  устранение  Эхидны,  получил  аванс   и
отправился в  близлежащие  горы,  где  драконесса  прогуливалась  особенно
часто, но  на  другой  день  вернулся  и  потребовал  весь  гонорар,  а  в
доказательство своего триумфа показал сорок четыре драконьих зуба.  Однако
тут возникли некоторые недоразумения,  и  выплату  пришлось  задержать  до
выяснения обстоятельств. Тогда Трурль, поддавшись сильному  порыву  гнева,
громко и неоднократно выражал свое мнение о монархе,  власть  предержащем,
что смахивало на оскорбление величества, а затем  удалился  в  неизвестном
направлении. С того дня даже слух о  нем  канул  в  небытие,  зато  Эхидна
появилась вновь, словно с  ней  ничего  не  случилось,  и  с  еще  большей
свирепостью стала ко всеобщему огорчению опустошать грады и веси.
   Весьма туманной показалась эта история Клапауциусу,  однако  подвергать
сомнению  истинность  слов,  падающих  из  монарших  уст,  затруднительно,
поэтому он взял ранец, наполненный сильнейшими змеебойными средствами, и в
одиночку  пошел  по  направлению   к   горам,   снежный   хребет   которых
величественно возвышался над восточной частью горизонта.
   Вскоре Клапауциус обнаружил на скалах первые следы  чудовища.  Впрочем,
если бы он не заметил их, о чудовище дал бы  знать  характерный  удушливый
запах сернистых выделений. Клапауциус бесстрашно двигался вперед,  готовый
в любое мгновение применить оружие, висевшее у него на плече, и ежеминутно
поглядывал на стрелку счетчика драконов. Некоторое  время  она  стояла  на
нуле,  затем,  нервно  подрагивая   и   как   бы   преодолевая   невидимое
сопротивление,  медленно  подползла  к  единице.  Теперь   не   оставалось
сомнения,  что  Эхидна  находится  поблизости.   Это   безмерно   удивляло
конструктора, у него в голове не укладывалось, как его испытанный  друг  и
знаменитый теоретик,  каким  был  Трурль,  промазал  в  вычислениях  и  не
уничтожил драконессу. Трудно было также поверить, что, не убив драконессу,
он вернулся к царскому двору, требуя платы за невыполненную работу.
   Вскоре Клапауциус повстречал колонну местных жителей, по всей видимости
безмерно  угнетенных:  беспокойно  озираясь  по  сторонам,  они  старались
держаться поближе друг к другу. Согбенные под ношей, давящей  на  спину  и
голову, туземцы шли гуськом вверх по  склону.  Поздоровавшись,  Клапауциус
остановил отряд и спросил ведущего, что они тут делают.
   - Сударь, - ответил ему этот царский чиновник низшего ранга,  одетый  в
видавший виды доломан, - мы несем дань дракону.
   - Дань? Ага! А что ж это за дань?
   - Здесь все, чего дракон пожелал, сударь:  золото,  драгоценные  камни,
чужеземные благовония и множество иных предметов величайшей ценности.
   Тут удивлению Клапауциуса не стало  границ,  ведь  драконы  никогда  не
требуют подобной дани и уж заведомо  не  жаждут  ни  ароматов  из  дальних
стран, неспособных заглушить их природную вонь, ни наличных денег, с коими
они не знали бы что делать.
   - А девиц дракон не возжелал, добрый человек? - спросил Клапауциус.
   - Нет, сударь. Раньше-то, конечно, бывало. Еще летошний год водил я  их
к нему, по три пятка или по дюжине, согласно его аппетиту. Но с той  поры,
сударь, как пришел сюда один чужой, чужестранец значит, и ходил по горам с
ящичками и аппаратами, один-одинешенек... - Тут добряк  в  нерешительности
умолк, с  беспокойством  разглядывая  инструменты  и  оружие  Клапауциуса,
особенно  его  тревожила  огромная  шкала   счетчика   драконов,   который
беспрестанно потикивал и подрагивал красной стрелкой на белом щитке.
   - А одет он  был  точь-в-точь  как  ваша  милость!  -  сказал  чиновник
дрожащим голосом. - Точь-в-точь такая амуниция и вообще...
   - Я купил  это  по  случаю  на  ярмарке,  -  сказал,  стремясь  усыпить
подозрительность добряка, Клапауциус. - А скажите-ка мне, мои до