й глаз, а на месте другого
зияла недоразвитая глазница. Лицо было покрыто морщинистой кожей, на которой
в некоторых местах росли пучки жестких волос.
   - По виду он ничуть не опаснее паука.
   - Вот и я об этом. Не нравится он мне.
   - Как?
   - По-моему, - вмешалась Лотос, - Дикий хочет сказать, что слишком  уж  он
просто выглядит. Такого простака, каким выглядит этот зверь, взял бы  первый
же посланный за ним отряд. У него должно быть  что-то  еще,  помимо  когтей,
зубов и лишней пары рук.
   Выглядел он устрашающе. К тому же не следовало забывать  о  тех  двадцати
двух охотниках.
   - А ты что думаешь?
   - Даже не знаю, что сказать, - едва слышно пробормотала Лотос. - Это было
бы все равно что устанавливать причину смерти до убийства.
   - И что же мы решим? Может, отказаться, пока не поздно?
   Они оба покачали головами.
   - Нам ведь эти деньги пока что не нужны.
   - Но там был Гарнер, - возразил Дикий. Улыбнувшись, я выключил камеру.
   - Ладно. Давайте начнем. Дикий, как твоя  рука?  Он  размотал  повязку  и
расправил мускулистую руку. Рана затянулась новой, нежной и  упругой  кожей.
Рука была красная и распухшая, но без шрама.
   - Как нельзя лучше. Пора отправляться. Что мы и сделали.

Глава 4

   После короткого,  но  утомительного  перехода  мы  расположились  лагерем
неподалеку от того места, где зверя засекла камера. Первой -  вечером  -  на
часах была Лотос, потом  ее  сменил  я  и,  отдежурив  половину  положенного
времени, услышал, что справа приближается  некое  существо  крупнее  средних
габаритов.  Держа  наготове  пистолет,  я  вытянулся   за   густой   полосой
растительности и  затаился.  Мои  защитные  очки  с  инфракрасными  стеклами
разгоняли темноту, и видел я, должно быть, не хуже зверя.
   Может, лучше бы мне было находиться в  темноте.  В  жизни  этот  парнишка
оказывал  гораздо  более  сильное  впечатление,  чем   на   пленке,   снятой
бесстрастным  объективом.  В  первую  очередь  камера  не   уловила   легкой
пружинистой походки мутанта. Происхождение его я установил быстро: обезьяна.
Наверное,  когда  большой  взрыв  стер  с  лица  земли  город  и  пригороды,
неподалеку находился зоопарк - неподалеку,  но  на  достаточном  расстоянии,
чтобы не  исчезнуть  со  взрывом.  Остальное  доделала  радиация.  Оставаясь
незамеченным, я наблюдал, как зверь вприпрыжку проследовал мимо.
   От него изрядно разило потом, несмотря на то что дул холодный ветер.
   Поднявшись с земли, я  отступил  на  свою  прежнюю  позицию.  Я  пока  не
открывал  огня,  потому  что  хотел  сначала  прикинуть,  сколько  выстрелов
понадобится, чтобы остановить зверюгу. Я оценил ситуацию и теперь мог ждать,
когда он снова появится. Опускаясь на землю, краешком глаза я  заметил,  что
зверь вернулся и, стоя в десятке ярдов от меня, прищурившись,  наблюдает  за
мной. Я мысленно отругал себя за то, что забыл про обезьянье  любопытство  и
хитрость.
   Внезапно он бросился на меня.
   Я поднял пистолет и выстрелил.
   Синий-белый, синий-белый!
   Но когда вспышка погасла и ночь  снова  вступила  в  свои,  на  мгновение
нарушенные права, обезьяны там не было - ни живой, ни  мертвой.  Если  бы  я
убил ее, то там лежал бы ее громадный труп. Если бы я ранил ее, она  бы  так
быстро не ускакала. Значит, она жива и бродит где-то поблизости.
   Темень стояла непроглядная, даже инфракрасные очки не спасали.  Я  замер,
прислушиваясь.  Меня  внезапно  осенило,   что   зверь   сейчас,   возможно,
пригнувшись, движется по тропинке за густым кустарником к тому месту, откуда
ему проще было бы совершить прыжок. Я выбранил себя  за  то,  что  промазал,
извиняя себя лишь тем, что зверь слишком быстро двигался и попасть  в  такую
мишень было вообще  невозможно.  Не  дожидаясь,  пока  он  атакует,  я  стал
пробираться назад через кустарник, держа наготове оружие и пытаясь  уловить,
куда следует целиться.
   На расстоянии сотни ярдов от меня, посреди полянки, возвышался  небольшой
бугорок. Если бы мне до него добраться, я  бы  мог  обозревать  местность  с
высоты, обнаружить мутанта, когда он  зашевелится,  и  не  дать  ему  близко
подобраться ко мне. Я начал  осторожно  продвигаться  к  холмику.  Звать  на
помощь было бесполезно.  Не  успев  достигнуть  гряды,  отделявшей  меня  от
лагеря, крик полностью растворился бы в глухом лесу.
   Ветер был не просто холодным. Он был ледяным и пронизывающим.  Я  продрог
до костей.
   Добравшись до холмика, я обнаружил, что это вовсе никакой  и  не  холмик.
Полянка была покрыта густым клевером, который на опушке  достигал  в  высоту
лишь нескольких дюймов, а к середине становился все выше и образовывал  этот
самый бугорок в пять с половиной футов  высотой,  похожий  на  шляпу  гриба.
Остановившись, я повернулся, чтобы идти  назад,  но  обострившийся  за  годы
охоты инстинкт самосохранения приказал  мне  остановиться.  Где-то  впереди,
поджидая меня, засел зверь. Где именно - я не знал, но возвращаться  тем  же
путем было равносильно самоубийству. Единственно правильное решение  в  моей
ситуации - это продолжать отступать через поляну, затем к гряде, перебраться
через нее и очутиться в лагере. Я отступил.
   Сделать это было гораздо труднее, чем сказать.
   Преодолев полпути, по плечи утопая в  густой  растительности,  я  услышал
поблизости яростное рычание и фырканье.
   Я остановился и замер, стараясь даже  не  дышать.  Где-то  совсем  рядом,
спрятавшись под зыбкой поверхностью  клевера,  двигался  зверь  и  вынюхивал
меня. Поддавшись минутной панике, я выстрелил. Выстрел выжег в море  клевера
открытое пространство размером с человека. Рычание не  прекратилось,  теперь
оно было еще  ближе.  Я  заставил  себя  успокоиться.  От  такой  бесцельной
стрельбы толку мало, она лишь раздразнит зверя.
   Вокруг свистел ледяной ветер.
   Наконец я увидел то, что искал. Зыбь на поверхности клеверного моря. Если
через него двигалось, пригнувшись,  такое  большое  тело,  оно  должно  было
оставить след на поверхности. Прицелившись в это место, я...
   ...метнулся в сторону, чтобы уклониться от  прыгнувшего  на  меня  зверя!
Чуть было не задев меня, он проскочил мимо и нырнул  в  клевер,  исчезнув  в
зелени. Я выстрелил в это место, но он был уже  далеко.  Мое  сердце  бешено
стучало. Я снова внимательно вгляделся в поверхность клеверного моря.
   Он снова прыгнул. На этот раз, несмотря на то, что я отчаянно дернулся  в
сторону, ему удалось зацепить меня когтями. Кровь брызнула из раны на плече,
а затем вязким потоком заструилась по телу.  Всю  руку  от  плеча  до  кисти
прострелило словно огнем, и я переложил пистолет в здоровую ладонь.
   Заставляя себя не обращать внимания на боль, я снова огляделся в  поисках
зыби  на   клевере,   обозначавшей   присутствие   противника,   уже   почти
приготовившись к тому, что зверь сожрет меня прежде, чем я его  обнаружу.  И
когда по моим ногам снизу вверх уже поползла сковывающая усталость, я  засек
его. Тщательно прицелившись, я выстрелил. Зверь  выпрямился  во  весь  рост,
схватившись за бок, и покачнулся. Дрожа, я выстрелил еще раз и ранил  его  в
ногу. Из раны хлынула кровь. Я снова прицелился.
   И тогда вдруг все затуманилось, слилось и превратилось в медленный  поток
действий, лишь подсознательно отмечавшихся в моем мозгу. Зверь, пошатываясь,
пытался уйти... Я не мог выстрелить... Зверь  что-то  сделал,  и  я  не  мог
выстрелить... Курок был как каменный...  Ночь  поглотила  его...  Я  потерял
сознание.
   Потом я  увидел  солнце  и  услышал  пение  птиц,  надо  мной  склонилось
прекрасное лицо Лотос, она вливала мне в  рот  что-то  теплое.  Потом  Дикий
испортил картину, сунув в нее свою лошадиную морду.
   - Что случилось?
   - Мы нашли тебя в клевере. Почти мертвым. Что это было?
   С их помощью мне удалось подняться. В голове у  меня  гудело,  как  после
катания на американских горках, потом шум постепенно улегся.
   - Я застрелил его. Во всяком случае ранил. Он хотел меня убить.
   - Почему же ты его не убил? - спросила Лотос.
   - Кажется.., он выбил у меня оружие.
   - Нет, - возразил Дикий. - Когда мы тебя нашли, пистолет  был  у  тебя  в
руке. Ты, вероятно, держал его, когда зверь уходил. Ты так вцепился в  него,
что мы его едва смогли  вынуть  из  твоих  пальцев.  Почему  ты  в  него  не
выстрелил?
   Я попытался  припомнить.  Я  вспомнил  сине-белый  витралуч,  разорвавший
темноту. Потом какое-то восклицание, которое у меня не вырвалось. Потом я не
мог выстрелить. Я пересказал им свои воспоминания.
   - Гипноз? - недоверчиво произнес Дикий.
   - Не думаю. Я не был в трансе. Это что-то.., что-то другое.
   - По-моему, нам пора рвать когти, - сказала благоразумная Лотос, -  иначе
мы кончим так же, как Гарнер. Извини, Дикий,  но  так  оно  и  будет!  Нужно
заводить мотор и поскорее смыться.
   - Нет, - произнес я, стараясь выглядеть бодрее, чем был на самом деле.  -
Мы возьмем его. Я знаю, что возьмем.
   - Но есть и другая работа, более легкая, - возразила она.
   - Мы пролили свою кровь, - сказал Дикий. - Когда проливаешь свою кровь на
охоте, ты обязан достать зверя, чего бы это ни стоило. Речь идет о мести.
   Передернув своими легкими голубыми крыльями, Лотос пронзила меня насквозь
своим самым ядовитым взглядом.
   - И для тебя ведь это значит нечто большее, так, Энди?
   - Да, - пробормотал я. Нет смысла скрывать что-либо от Лотос, от ее глаз,
которые проникают прямо в душу. - Да, видимо,  так.  Хотя  я  не  знаю,  что
именно. - И я снова отключился.

***

   Два дня спустя.
   Все мои раны благополучно затянулись. Зверя мы с тех пор не видели, но  у
нас хватало опыта, чтобы не  подумать,  будто  он  уполз  и  издох  в  своей
берлоге. В нашей работе это опасно: стоит на секунду успокоиться  -  и  тебе
конец. Мы решили, что он просто вернулся в свое логово где-то в лесу,  чтобы
зализать раны. Мы перестали строить предположения по поводу того,  почему  я
не смог убить его, когда имел такую возможность, поскольку это была не самая
интересная тема для разговоров. Потом обычно снятся кошмарные сны.
   Оставив  все  относительно  тяжелые  вещи  в   летуне,   мы   нагрузились
переносными  матрасами,  пищей,  водой  и  оружием.  В   основном   оружием.
Внимательно изучив следы чудовища (человекоподобные,  с  четырьмя  пальцами,
каждый из которых  заканчивался  острым  когтем),  ведущие  прочь  от  места
столкновения на полянке с клевером, мы углубились  в  лес.  На  второй  день
похода мы нашли место, где он упал и отлеживался, чтобы собраться с силами и
пойти дальше. На третий день следы привели нас к Харрисбургскому  кратеру  -
там они заканчивались.
   Мы стояли на краю огромной воронки, оставленной  суперядерной  ракетой  с
тройной  головкой.  Как  известно,  кратер  имеет  в  диаметре  две  мили  с
четвертью. Огромное  пространство,  испещренное  тысячами  образовавшихся  в
результате взрыва, воспламенившего горные  породы  и  почву,  пузырьков.  Во
многих местах были разломы, ведущие в неизученный лабиринт пещер и туннелей.
Очевидно, одну из этих пещер облюбовал зверь.
   - Как же мы  его  обойдем?  -  спросил  Дикий.  -  Он  такой  большой!  И
скользкий!
   - Мы его обязательно отыщем, - сказал я. Но я не хотел здесь  оставаться.
Сам не знаю почему, но я  приказал  всем  отступать  на  ранчо  и  убираться
подальше от этого места. Лотос, конечно,  была  права:  у  меня  была  более
веская причина, чем просто отомстить бессловесному животному. На мгновение я
почувствовал себя Гамлетом,  который  бродит  по  замку  и  разговаривает  с
призраком.  Но  это  ощущение  прошло.   Причина   моей   целеустремленности
скрывалась в той ночи, когда я мог убить его и не убил. Когда он  чуть  было
не убил меня. Но почему? И что все-таки случилось с теми двадцатью двумя?
   - Пожалуй, это место ничем не хуже других, -  сказала  Лотос.  -  Давайте
разобьем здесь лагерь.
   Махнув рукой, она показала на тридцатифутовый участок плотной земли между
лесом и кратером. Кое-где на безжизненной  поверхности  между  вулканическим
стеклом и растительностью пытались пробиться жалкие травинки. У них  это  не
очень хорошо получалось, но хоть что-то радовало глаз в этом жутком месте.
   - Ну что ж, здесь мы и расположимся, - сказал я, сбрасывая на землю  свою
поклажу. - Завтра обыщем пещеры.
   Ночь опустилась на нас черным туманом. На небе взошли звезды, но  они  не
могли сравниться с сияющим полем, раскинувшимся у наших ног. Перед  нами  на
пространстве двух с четвертью миль  вулканическое  стекло,  отдавая  дневную
жару, переливалось всеми цветами  радуги.  Синие  оттенки  носились  по  его
поверхности в погоне за красными, янтарные  пятна  кружились  в  хороводе  с
черными, цепляясь за зеленые прожилки.
   Я сидел на краю кратера лицом к лагерю и  махал  ногами.  Дикий  все  еще
доедал свой ужин. Он обычно трапезничал по два часа кряду, причем ни одна из
этих ста двадцати минут не пропадала даром. Лотос  присела  рядом  со  мной,
поджала под себя крошечную ножку и положила  голову  мне  на  плечо.  От  ее
прохладных волос исходил сладкий запах. Еще мне было очень приятно,  что  ее
черные, как смоль, пряди обвивались вокруг моих ушей и подбородка.
   -  Как  красиво,  правда?  -  сказал   я.   По   поверхности   расплылись
оранжево-серебристые разводы.
   - Очень, - ответила она, поплотнее прижимаясь ко мне.
   Лотос была нашим утешением. Она сплачивала нашу маленькую команду.  Мы  с
Диким и месяца бы без нее не протянули. Я, правда, удивляюсь, как ей,  такой
хрупкой и крошечной, удавалось утешать  большого  и  неуклюжего  Дикого.  Но
поскольку она всякий раз оставалась цела, этот увалень, умел быть  нежным  и
трепетным.
   - Ты боишься? - спросил я.
   Она вся дрожала, хотя ночь была теплая.
   - Ты же меня знаешь.
   - Мы его поймаем.
   - Ты говоришь так уверенно...
   - Мы должны его поймать. Мы же отчаянные ребята.
   Я ощутил у себя на шее что-то влажное и знал, что  это  слеза.  Я  крепко
обнял ее и забормотал: "Ну-ну, успокойся" и все, что обычно говорят в  таких
случаях. В общем, сидя там, я чувствовал себя неловко и  вместе  с  тем  был
чертовски счастлив. Лотос почти  никогда  не  плачет.  Если  она  заплакала,
значит, она и впрямь очень волнуется за кого-то  из  нас.  Тогда  уж  ее  не
остановить, пока она до конца  не  выплачется.  А  когда  все  пройдет,  она
никогда не вспоминает о том, что плакала; и вам тоже лучше  ей  об  этом  не
напоминать.
   Итак, она плакала. А я прижимал ее к себе.
   Внезапно раздался крик Дикого...

Глава 5

   Когда-то очень давно, еще до того, как мне пришлось покинуть родной  дом,
я сидел у окна  на  втором  этаже,  и  тут  из  ночной  мглы  появились  два
гигантских красных глаза. Большие, как блюдца, они осветили дом алым светом.
Это был джип, покрытый простынями и красным целлофаном и  разрисованный  под
дракона членами организации "Рыцари Дракона за Сохранение Человечества". Мне
показалось забавным, что взрослые люди играют в такие смешные игры.
   Снизу,  из  внезапно  открывшейся  и  поглотившей  Дикого  ямы,   глядели
малиновые глаза паука, опустившего на глубину в сотню футов свои  скрученные
веретеном лапы. За этими фарами скрывалось кое-что пострашнее джипа. Гораздо
страшнее.
   - Дикий! - крикнул я.
   - Здесь! Слева!
   Я взял у Лотос принесенный из лагеря фонарик и опустил его, освещая круто
уходивший вниз туннель. Он тянулся футов на пятьдесят. Вероятно, это  логово
самки  паука.  Самки,  как  правило,  смелее  самцов.  От  главного  туннеля
ответвлялось еще несколько боковых ходов, забитых паутиной и липкими яйцами.
   - Она, наверное, подобралась слишком  близко  к  поверхности!  -  крикнул
Дикий. - Я просто  наступил  на  землю.  Она  заколебалась,  подалась,  и  я
провалился.
   Он скатился в один из боковых туннелей  и  запутался  в  липкой  паутине.
Паутина здесь была другого рода, чем та, в которую нас поймал тот паук.  Она
служила защитной оболочкой яйцам и поэтому была  более  толстой  и  тягучей.
Внизу возилась паучиха-мать, уже оправившаяся от испуга и готовая встать  на
защиту своего потомства.
   - Лотос! - крикнул я. - Скалолазные крючья и твой нож! Живей!
   Она поднялась в воздух, улетела и почти сразу же  вернулась.  Я  привязал
крючья к сапогам и взял ее нож, чтобы прорубать ступени в стенах туннеля.
   - Я спускаюсь. Дикий.
   - А как же эта страшилина?
   - Она вроде бы напугана.
   - Эти твари быстро приходят в себя. Лучше тебе сюда не соваться.
   - Дикий, ты с ума сошел.
   Я начал спускаться по склону туннеля.  Пришлось  перевернуться  спиной  к
пауку - это было дико неприятно, но спускаться головой вниз у меня  бы  тоже
не получилось. Я каждую минуту был готов к тому,  что  она  сейчас  раскроет
пасть и кинется на меня.
   Время от времени оглядываясь через  плечо,  я  видел  следившие  за  мной
красные глаза. Они не мигали. Ни век, ни ресниц.
   Когда я добрался до боковой пещеры, в которую попался Дикий, у  меня  под
ногти набилось столько грязи, что больно было  рукам.  Я  разрубил  паутину,
скатал ее в шарик и забросил его за спину Дикого. Я  не  хотел  бросать  его
вниз из страха, что он потревожит паучиху и она, раскрыв  пасть  на  животе,
бросится наверх. Когда я освободил его руки  и  голову,  он  тоже  стал  мне
помогать. Мы быстро убрали остатки липкой нити.
   - Ты первый, - сказал я. - Получится у тебя?
   - Копыта прекрасно помогают сохранить равновесие.
   Он выбрался из  пещеры  с  кладкой  яиц  и  начал  подниматься  вверх  по
наклонной плоскости с такой  легкостью,  словно  прогуливался  по  цветущему
саду. Когда он почти добрался до верха, я тоже начал  карабкаться.  Но  наши
передвижения потревожили паучиху-мать. Я услышал, как,  быстро  приближаясь,
шуршат ее лапы.
   - Я не могу выстрелить, Энди! - вскричала Лотос. - Ты мне мешаешь!
   В ответ я начал выкрикивать какие-то слова, которые, наверное, мне  лучше
было бы держать при себе, и тут  мохнатые  лапы,  обхватив  меня  за  талию,
оторвали от стенки. Сопротивляться ее цепкой хватке было бесполезно. Но  она
не была готова к такому весу. Паучиха покачнулась, потеряла равновесие, и мы
оба покатились вниз, завернули по ходу туннеля - она отчаянно дрыгала ногами
- и упали с высоты двадцати футов на дно пещеры.
   Я сидел верхом на паучихе.
   Она завопила. О  Боже,  какие  это  были  вопли!  Они  многократным  эхом
отразились от стен. Несмотря на сумасшедшее биение сердца, я оглядел  пещеру
и увидел, что, судя по  экскрементам,  это  гнездо,  где  обитает  несколько
пауков. Пока что мы здесь были одни, но вопли привлекут других насекомых.
   Я почувствовал что-то мокрое и взглянул вниз. Моя нога застряла у  нее  в
кишках. Во время падения она упала на спину,  и  я  оказался  верхом  на  ее
брюхе. Челюсти ее подрагивали. Я выдернул ногу  и  обнаружил,  что  все  еще
сжимаю в руке нож. У меня выступила испарина, сердце бешено билось, я  думал
только о том, чтобы мне не выронить свое единственное оружие.
   Паучиха дернула головой, пытаясь сбросить меня. Я ударил ее ножом в глаз,
как это раньше сделала Лотос, вытащил лезвие, и из раны хлынул поток  слизи.
Она завопила, заглушая крики своих сородичей, уже переполнявшие пещеру, и  в
ярости покатилась по земле. Меня отбросило к стене,  где  я  нашел  валун  и
спрятался за него.
   Паучиха продолжала танец смерти, неуклюже дрыгая лапами в разные стороны.
   Притаившись за камнем, я  плотно  сжимал  поврежденную  руку,  как  будто
давление могло облегчить боль, и боялся взглянуть на рану до тех  пор,  пока
не увидел собственными глазами, что паучиха мертва и больше не  бросится  на
меня. Умерла она не сразу - долго билась в агонии. Когда я наконец посмотрел
на свою руку, то заметил, в чем  причина  боли:  из  мяса  торчал  маленький
кусочек кости. Голова у  меня  кружилась,  я  чувствовал  себя  тысячелетним
стариком; мне казалось, что я старше самой Вселенной.
   Сверху, из туннеля,