ешь.
   - Потому что я  самая  симпатичная  девушка  в  округе,  -  сказала  она,
кокетливо стрельнув зелено-голубыми глазами.
   - Потому что кроме тебя на ранчо вообще нет женщины, - пробормотал Дикий.
   -  А  коней,  Дикий,  кроме  тебя  я  вообще  никогда  не  встречала,   -
улыбнувшись, произнесла она таким тоном, что он не  знал,  рассвирепеть  ему
или рассмеяться. Сама же она залилась смехом.
   Вот такой была наша  Лотос.  Забавная  смесь  из  рождественских  свечей,
новогодних хлопушек и ярмарочных шаров, что  позволяло  ей  легко  и  быстро
перемещаться    в    пространстве.    Она    была    одним     из     лучших
специалистов-ботаников, занимавшихся пост-А-военными  растениями,  и,  кроме
того, экспертом по  воздушной  разведке,  поскольку  могла  лететь  впереди,
приземляться туда, куда  нашему  летуну  никогда  бы  сесть  не  удалось,  и
сообщать обо всех опасностях и интересных находках, которые ожидали  нас  на
пути. Вы скажете, зачем же нужен ботаник в охоте на зверя?  Верно,  мы,  как
правило,  занимались  животными-убийцами,  которые  причиняли   беспокойство
небольшим поселениям на сельскохозяйственных (со времени войны) планетах. Но
время от времени встречались растения не менее смертоносные, чем звери.
   На  Фаннере-Н  были   ходячие   растения,   которые,   учуяв   поблизости
теплокровное существо  (зачастую  человека),  кидались  на  него,  опутывали
корнями, всю ночь прорастали в него, поглощали  богатые  белком  ткани  и  с
рассветом уходили прочь - довольные, подросшие на несколько дюймов, с новыми
побегами - до следующего наступления темноты. А это происходило на Фаннере-Н
каждые девять часов. Так что Лотос порой была нам просто необходима.
   - Нам пора двигаться, - сказал я. -  Я  хочу  установить  эти  камеры  до
наступления темноты.
   - После вас, Бабочка, - произнес Дикий, отвешивая самый  учтивый  поклон,
на  который  только  был  способен,  учитывая  его  не  вполне  человеческую
конституцию, и делая рукой куртуазный жест.
   Лотос облачком впорхнула в летун. За ней последовал  Дикий,  а  последним
вошел я, закрыв за собой дверь. В рубке располагалось три кресла - посредине
сидела Лотос, я пилотировал.
   Летун - это круглый шар, состоящий из независимых друг от друга наружного
и внутреннего корпусов. Таким  образом,  столкнувшись,  как,  например,  это
однажды случилось на Капистрано, с восемнадцатифутовой летучей мышью,  можно
позволить ей растерзать наружный корпус на кусочки и даже  не  почувствовать
этого и нисколько  не  сбиться  с  курса.  Двигатели  и  система  управления
находятся во внутреннем корпусе.
   Я дернул за рычаг, поднял летун в воздух и взял курс на  джунгли,  росшие
вокруг  Харрисбургского  кратера.  На  экранах  возникло  изображение  леса:
отвратительные гниющие заросли, на  опушках  -  серо-зеленые  папоротники  с
толстыми листьями, опутанными паутиной с налипшим на нее коричневым пометом.
Потом пейзаж сменился: папоротники  были  вытеснены  гигантскими  деревьями,
такими же серыми и безжизненными.
   - Ты почти ничего не рассказал о том звере, что убил  Гарнера,  -  сказал
Дикий. Гарнер был его братом. Двойняшкой, хоть он, в отличие  от  Дикого,  и
имел совершенно нормальный человеческий облик.
   - Я стараюсь об этом не думать.
   - Расскажи нам, - попросила Лотос, заворачиваясь  в  легкую  ткань  своих
крылышек, словно в накидку. - Расскажи нам о том, что ты  узнал  от  мистера
Пенуэля.
   - Гарнер - не единственная жертва.  Всего  в  тех  четырех  отрядах  было
двадцать два человека. Двадцать из них больше не вернулись.
   - А еще двое? - спросила Лотос.
   - Спасательные экспедиции нашли их - разорванными в клочья.
   Под нами простирался серо-зеленый лес...
   Пролетев еще миль пять и очутившись над лесом, где  преобладали  огромные
сучковатые деревья, я разыскал небольшую полянку и  посадил  на  нее  летун.
Лотос полетела вперед, чтобы присмотреть, куда бы еще можно было  установить
камеры и пусковые механизмы к ним. Если что-то  появляется  в  десяти  футах
перед объективом камеры,  она  начинает  снимать.  Конечно,  нам  предстояло
запечатлеть на пленку  массу  всякой  всячины,  но  того,  кого  мы  искали,
нетрудно было заметить. Мы слышали его описание от трех человек -  все  трое
говорили, что он  приблизительно  восьми  футов  роста,  человекообразный  и
отвратительный. Первой и последней характеристике соответствовали многие, но
человекообразных среди зверей было немного. Однако ни одно из этих  описаний
никоим образом не объясняло,  почему  двадцати  двум  опытным  охотникам  не
удалось его уничтожить.
   Дикий устанавливал объектив и протягивал ко  мне  провод,  прикрывая  его
тонким слоем пыли. Я маскировал камеру среди кустов и камней. Оба мы  стояли
спиной к одному и тому же участку леса.
   Это было ошибкой...

Глава 2

   Дикий услышал бы первым, но уши его все еще были закрыты густыми лохмами,
мешая его обычно острому слуху. Когда же  его  услышал  я  -  подозрительный
щелчок и яростное шипение, - он уже собирался на  нас  прыгнуть.  Я  вскинул
ружье...
   Прицелился... Проклятье, какой он огромный. Большой и бесшумный - нам  не
так уж редко встречалось такое сочетание. Паук смотрел на нас  сквозь  кроны
деревьев с высоты в тридцать футов, с отвисшим животом, похожим на  огромную
грушу, который в свою очередь был прорезан злобно оскаленным слюнявым  ртом,
сжимавшимся и  разжимавшимся  над  нами,  словно  огромные  клещи.  Никакого
пищеварительного тракта. Просто раскрыл рот - и а-ам! Меня тошнит от пауков.
Это довольно распространенная мутация, и они всегда мерзки и  отвратительны.
От этого меня  тошнило  больше,  чем  обычно.  Все  его  тело  было  покрыто
отвратительными злокачественными струпьями, а густо растущие на лапах волосы
слипались от гноя.
   - Не стреляй пока! - крикнул я Дикому.
   Но он не нуждался в моих указаниях. Ему не раз  приходилось  видеть,  как
эти существа, реагируя на выстрел, прыгали и проглатывали державшего  ружье.
Большой паук не столь велик, каким кажется, потому что  если  подожмет  свои
мохнатые ноги, то уменьшится в размере до пятнадцати футов и  превратится  в
шарик, который может, перекатываясь, погнаться  за  тобой.  С  пауком  нужно
обращаться бережно и нежно, пока не приготовишься убить его наверняка. Иначе
он убьет вас первым.
   - Камни, -  тихо  сказал  я,  следя  за  уставившимся  на  меня  взглядом
фасетчатых глаз.
   Мы очень медленно и осторожно, на цыпочках, прокрались вдоль валунов,  за
которыми я спрятал камеру...
   Паук следил за нами, поворачивая свою до странности крошечную голову, где
под глазами у него росли тонкие волосинки. Кроме этих  волосинок  ничего  не
шевелилось - он, казалось, окаменел. В долю секунды - времени не хватило  бы
даже на то, чтобы вспомнить, как тебя  зовут,  -  он  мог  начать  двигаться
быстрее самого быстроногого человека.
   Камни,  вдоль  которых  мы  пробирались,  были  на  самом  деле  древними
развалинами, образовавшимися после  А-взрыва,  сровнявшего  с  землей  город
Харрисбург, являвшийся  тогда  столицей  округа.  Теперь  от  него  осталось
обширное нагромождение пещер и стен из кирпича  и  камня,  густо  посыпанных
известью.
   Паук осторожно и бесшумно переставил мохнатую лапу и издал звук,  похожий
на сипение расстроенной гармони.
   Мы подошли к тому месту, где в стене виднелся  разлом,  ведущий  в  узкую
ложбину длиной четыреста футов, на другом конце  которой  находился  вход  в
темный туннель, углубляющийся дальше в развалины, - в  этот  туннель  такому
зверю было не пролезть, но мы с Диким там могли поместиться.
   - Давай, - прошептал я. - Бегом!
   Добравшись до разлома, мы шмыгнули в ложбину и  скрылись  с  глаз  паука.
Дикий был у туннеля первым. Когда нужна скорость, его ноги - просто  подарок
судьбы, но - о  Боже!  -  посмотрели  бы  вы  на  него,  когда  он  пытается
танцевать!
   Я был уже на полпути к  туннелю,  когда  появился  паук.  Взобравшись  на
стену, он глядел на нас  обвиняющим  взглядом  огромных,  мерцающих  красным
огнем глаз. Еще бы - ужин  ускользнул.  Нехорошо.  Потом  вылезло  брюшко  с
открытыми и щелкающими челюстями. Щелк-щелк! Щелк!
   Ф-сс-ш-ш-ш... Дикий, открыв огонь из вибропистолета, зацепил одну из  его
лап. Паук, отдернув свою  конечность,  отчаянно  завертел  ею.  Дикий  снова
выстрелил и снес животному другую  лапу.  Она  огромным  шнуром  повисла  на
камнях, продолжая извиваться, не ведая о том, что уже отделена от тела.
   Я бежал.
   Паук опустился в ложбину.
   Я отчаянно напряг легкие и голосовые связки, чтобы поторопить Дикого.
   Тот снова выстрелил и вспорол зверю бок. Но кровь у  пауков  не  идет,  а
дырка величиной с кулак этого малыша остановить не могла.
   Кроме того, в спешке мы позабыли еще  одну  очень  важную  вещь:  туннели
иногда  оказываются  обитаемыми.  Когда  Дикий  снова  поднял   пистолет   и
прицелился в  паучью  голову,  из  туннеля,  извиваясь,  выползло  розоватое
червеобразное  существо  и,   защищая   свое   жилище,   выпустило   жесткие
трехдюймовые иглы, одна из которых  вонзилась  Дикому  в  руку,  отчего  он,
пошатнувшись, упал на землю и выронил оружие.
   Паук издал хриплый вопль, покачивая головой и клацая челюстями.
   Червяк, превратившийся теперь для нас в  гораздо  более  непосредственную
опасность, зашипел,  выгнул  покрытую  панцирем  спину  и  бросился  вперед,
дергаясь рывками, и метал иглы, которые могли пронзить камень. Я  побежал  к
Дикому, чтобы оттащить его к стене, где звери не могли бы напасть со  спины.
Но тащить конеподобного человека весом в триста пятьдесят фунтов - чертовски
трудно.
   Я склонился над Диким Конем, повернувшись спиной к пауку, и  вытащил  шип
из его руки. Рука сильно кровоточила. Очень много крови.  И  нечем  было  ее
остановить. Я повернулся к червяку, ища у него на теле уязвимое место. Живот
его был покрыт панцирем, но  два  передних  сегмента  приподнимались  кверху
наподобие "бегущей"  змеи.  Я  прицелился  в  эти  два  мягких  сегмента  из
вибропистолета и спустил курок. Червь  дернулся,  подскочил,  несколько  раз
перевернулся, выпуская новые иглы, просвистевшие у нас над головами. Когда я
закончил стрелять, он упал на землю и замер.
   Но оставался паук...
   Он успел  перелезть  через  стену,  воспользовавшись  задержкой,  которая
понадобилась нам, чтобы  разделаться  с  червяком.  За  ним  тянулась  нитка
паутины, прикрепленная другим концом к валуну. Он приготовился поймать нас в
сеть.
   Дикий застонал, дернул копытом и снова потерял сознание. Черты  лица  его
исказились, кровь заливала все тело.
   Паук кинулся на нас.
   Быстро переступая мохнатыми лапами, он бесшумно скользил по земле.
   Я выстрелил.
   Его лапы мгновенно поджались, превратив паука в  шар,  который  откатился
назад, как комок пыли, гонимый ветром.  После  этого  он  надолго  застыл  в
неподвижности, и я уж было грешным делом подумал, что он мертв.  Но  наконец
он шевельнулся, встал и, прижавшись к каменной стене, принялся наблюдать  за
мной, выбирая момент для атаки. Я тоже не  шевелился,  стараясь  предугадать
его следующее движение. Но я не ожидал, что он с такого расстояния  выплюнет
в нас паутиной, похожей на струю жидкого дыма.  Она  неторопливо  ползла  по
направлению к нам, извиваясь, как вылепленная из тумана  змея.  По-видимому,
паук мог направить две струи одновременно, потому  что  к  нам  приближались
сразу две змеи. Одна ударилась о стену  слева  и,  оттолкнувшись  от  камня,
взвилась кверху; вторая попала в противоположную стену на той  же  высоте  и
закрепилась, зацепившись за неплотно прилегавшие друг к другу  камни.  Затем
зверь начал плести паутину, протягивая нити от стены к стене, затягивая  нас
в свою сеть.
   Я сел на землю, прислонившись спиной к  Дикому,  и  снова  нащупал  курок
пистолета. Сеть паутины упала мне  на  руку.  Пришлось  потратить  несколько
драгоценных секунд, освобождая пальцы и пистолет от липкого месива. Когда  я
снова поднял оружие, паук уже успел продвинуться на пятьдесят футов  вперед.
Я выстрелил. Но паутина была столь плотной, что поглотила выстрел.  Частично
я смог ее растворить. И все  же  паук  плел  сеть  быстрее,  чем  я  мог  ее
разрушить.
   Еще одна нить упала мне на спину. Другая закрутилась вокруг правого  уха,
сползла по плечу и оплела меня за талию. Дикий  был  покрыт  паутиной  почти
полностью. Я снова выстрелил в нее. Паутина поглотила выстрел. Растворилась.
На ее месте появилась новая. Паук отчаянно зашипел и завизжал, уже больше не
таясь, торжествуя, уверенный в победе. Вокруг меня  оплелось  еще  несколько
липких струй, привязывая руки к груди. Еще. Еще. Меня помещали  в  кокон.  Я
выронил пистолет, потому что  кровь  не  поступала  больше  в  руки,  пальцы
онемели и не могли держать оружие.
   Еще одна  липкая  нить  легла  мне  на  лоб  -  я  ощутил  ее  прохладное
прикосновение - и забилась в глаз.
   Другая, извиваясь, оплела губы, залезла в нос и застряла там, щекоча  мне
ноздри.
   Дикого уже не было видно под белым сугробом из серебряной пряжи.
   Паук сжался перед прыжком...

Глава 3

   Лотос в минуту опасности? Беспомощная, перепуганная девчонка? Нет.  Лотос
совсем не такая. Лотос - девушка, которая появляется  из-за  деревьев  в  ту
минуту, когда паук готов пожрать ее друзей, и кидается на зверя, потому  что
у нее нет ружья.
   Почему нет ружья? У нее есть нож, вот почему. Она держит его  за  поясом.
Видна только разукрашенная рукоятка - до тех пор, пока она не пустила его  в
дело. А как обращаться с ножом, ей объяснять не надо.
   Я, оплетенный паутиной, наблюдал, как черный мохнатый  мутант  спускается
ко мне по выстроенной им серебристой дороге. И тут на  фоне  утреннего  неба
появилась она и сразу же  приступила  к  делу.  Опустившись  пониже,  она  с
полсекунды раскачивалась в нерешительности, а  потом  спикировала  зверю  на
затылок. Лотос обхватила его ногами за шею, оседлала, как дикого мустанга, и
поскакала верхом, как ковбои скачут на настоящих  конях  на  ранчо  Хорнера.
Паук дико завращал глазами, пытаясь увидеть ее, но для этого ему не  хватило
кругозора. Как раз в тот момент,  когда  он  повернул  их  до  предела,  она
вонзила ему в левый глаз серебристое лезвие по самую рукоять.
   Паук встал на дыбы.
   Поток  липкой  жидкости  внезапно  прекратился,  и  зверь,   покачиваясь,
засеменил назад по наклонной серебряной плоскости, издавая звуки, похожие на
верещание расстроенной трубы. Он как пьяный шатался из стороны в сторону.  Я
хотел крикнуть, предупредить Лотос, что эта тварь может покатиться по  земле
и подмять ее под себя, но мой рот был зажат быстро  засыхающей  паутиной,  а
двинуть руками, чтобы освободиться от нее, я тоже не мог.
   Лотос вытащила нож и поразила им второй глаз. Паук, заметавшись,  кинулся
к стене, но был не в силах, мучаясь от  раздирающей  боли,  перелезть  через
нее. Спотыкаясь во внезапно наставшей для него тьме, он  ковылял  от  одного
камня к другому, пытаясь найти выход, и не находил его. Тогда он превратился
в шар и покатился.
   - Лотос! - завопил я. Но через  оболочку  на  моих  губах  вырвался  лишь
приглушенный хриплый шепот.
   Но она уже была в воздухе и отчаянно била крыльями, пока ее не  подхватил
легкий ветерок. Тогда она расправила крылья и  стала  парить  над  волосатым
шаром, наблюдая за агонией паука.
   Он умер. Не сразу, медленно. Один  раз  он  чуть  было  не  наткнулся  на
собственную паутину и не свалился на нас с  Диким.  Когда  он  затих,  Лотос
осторожно спланировала на краешек паутины.
   - Энди! Дикий!
   Я попытался крикнуть. Вместо крика из паутины раздался низкий глухой гул.
   - Я тебя слышу! Сейчас я тебя раскопаю. "Да здравствуют ее  продолговатые
уши", - подумал я. Она принялась рубить  ножом  серебристые  волокна.  Через
некоторое время,  пробравшись  ко  мне,  она  освободила  меня  от  гадости,
спутавшей мне руки и заткнувшей рот. Мы вместе откопали Дикого и были готовы
к самому худшему.
   Но все оказалось не так уж плохо. Он все еще не  пришел  в  сознание,  но
паутина, обложившая рану от иглы, остановила фонтанирующую кровь.
   - Придется нам лететь назад, - сказал я.
   - А как же камеры?
   - Мы успели установить только две.
   - Закончи работу.
   - Я не могу...
   - Закончи работу, - настойчиво повторила она.  -  Я  поглядела,  что  там
впереди. Иди полмили по главной  тропе,  и  тебе  попадется  на  пути  шесть
перекрестков.  Если  установить  на  них  камеры,  у  нас  будет  достаточно
информации, чтобы понять, часто ли здесь  появляется  зверь.  И  будь  добр,
сначала доставь сюда летун - я возьму там аптечку и позабочусь о Диком.
   - Но он, может...
   - С ним все будет нормально.  В  летуне  достаточно  медикаментов,  чтобы
оказать ему всю необходимую помощь.
   Лотос была хорошей медсестрой; она не раз мне перевязывала раны.
   - Ладно, - сказал я. - Через минуту вернусь. Вернулся  я,  правда,  через
четыре минуты, но когда посадил летун в ложбину, на Диком уже не осталось ни
клочка паутины. Я взял камеры, перекинул их  через  плечо  и  потащил  ношу,
рассчитанную на  двоих,  держа  пистолет  наготове  и  зорко  поглядывая  по
сторонам...

***

   Три часа  спустя  я,  пошатываясь,  приплелся  назад,  не  скрывая  своей
смертельной усталости. Лотос и Дикий сидели, весело хихикая над чем-то.
   - Неплохой способ отлынивать от работы, - сказал я вместо приветствия.
   Дикий поднял на меня глаза и тихонько заржал.
   - Если хочешь, можем  с  тобой  поменяться.  По  мне,  лучше  расставлять
камеры, чем возиться с этой проклятой рукой.
   - Как же, как же!
   - По-моему, нам пора убираться отсюда,  -  вмешалась  в  нашу  перебранку
Лотос. - Кажется, приближается гроза, а я не хотела бы  встретиться  с  тем,
что вылезет во время дождя.
   Во время ливня у  растений-вампиров  на  Фаннере-Н  пробуждался  зверский
аппетит.
   - Хорошо. Ты можешь идти, Дикий?
   - Как-нибудь доковыляю.

***

   Однажды люди начинают тебе казаться животными. Лица превращаются в морды.
Глаза становятся похожи на матовые бусинки.  Уши  вдруг  обрастают  шерстью.
Вместо ногтей появляются когти. А ты знаешь,  что  животных  можно  убивать:
стреляй в них сколько угодно, только людей не трогай. И ты  идешь  смазывать
ружье... Но ты понимаешь, что просто  представляешь  их  животными  в  своем
воображении, чтобы можно было убить их и отомстить за мать - и таким образом
стереть из своей жизни целую главу. В глубине души боишься, что тебе хочется
пролить  горячую  человеческую  кровь  -  приникнуть   к   свежей   ране   и
насосаться...
   Я, должно быть, стонал во сне. Это  был  старый  и  давно  знакомый  сон;
сколько я себя  помнил,  он  все  время  повторялся.  Очнувшись  ото  сна  в
полутемной спальне, я оказался в объятиях мягких бархатных крыльев, рядом со
мной лежало ее легкое тело, губы прижимались к моим...
   На следующее утро мы пошли снимать камеры. Рука  у  Дикого  почти  прошла
(спасибо таланту Лотос и заживляющей мази). Мы надеялись, что к  полудню  он
окончательно поправится и сможет начать охоту - в том  случае,  если  камеры
запишут что-нибудь интересующее нас.
   А интересного там было немало.
   - Не нравится мне это,  -  проворчал  Дикий,  в  шестой  раз  прокручивая
пленку.
   - Ну,  нам  и  не  такие  страшилища  встречались,  -  ответил  я,  чтобы
приободрить их, а заодно и себя.
   Но и это тоже выродок  хоть  куда.  Семи  с  половиной  футов,  потяжелее
Дикого. Две волочащиеся по земле  конечности  с  шестидюймовыми  когтями,  а
посередине бочкообразной груди - пара  дополнительных,  меньших  по  размеру
рук. Эти руки  беспрестанно  теребили  друг  друга,  царапались,  выискивали
насекомых, действуя при этом со странной согласованностью. Рот был настоящей
сокровищницей для биолога, интересующегося  формами  зубов  у  хищников.  На
левой части лица у зверя располагался один запавши