рт. Здесь тоже играли в футбол, но не такой,
как в Урбансе. Мяч был не круглый, а овальный, и его разрешалось  брать  в
руки, да и  сама  игра  казалась  жестче,  грубее  и  часто  заканчивалась
синяками и ссадинами. Роб освоил новую игру довольно быстро, и  уже  через
несколько недель их с Майком  отобрали  в  команду  к  первому  юниорскому
матчу. Майка - нападающим, Роба - трехчетвертным. Игра была трудной, но их
команда выиграла. Когда они шли к раздевалке  через  глинистое  поле,  Роб
восторженно тараторил, вспоминая подробности матча, Майк отвечал рассеянно
и невпопад.
     - Ты ведь играл в регби в Урбансе? - вдруг спросил он. - То  есть,  в
футбол?
     Роб быстро оглянулся по сторонам - никого не было.
     - Да, футбол мне больше нравится.
     - Странно... Наша школа раньше была в другом месте,  ты  уже  знаешь?
Сейчас это территория Урбанса. В то время  мы  тоже  играли  в  футбол.  В
других частных школах играли в регби, а у нас - нет.
     - Правда? - спросил Роб без особого интереса.
     - Почему вдруг все изменилось?
     - Разве это так важно?
     - Ведь футбол был школьной традицией.  Сам  знаешь,  как  здесь  чтут
традиции. И все-таки нарушили. Почему? Потому что футбол - игра Урбанса, а
мы не должны напоминать их ни в чем, даже в такой малости?
     Роб пожал плечами:
     - Может, и так.
     - Но почему? Для чего выдумывают и оберегают эти нелепые различия?
     Роб не  ответил,  молчал  и  Майк.  Иногда  его  охватывали  приступы
странного уныния, и Роб уже знал: лучше обращать на это как  можно  меньше
внимания. Угрюмость Майка вовсе не  относилась  к  Робу,  напротив,  после
того, первого откровенного разговора в  день  состязания  лучников,  в  их
отношениях появилась настоящая близость.
     - Ты знаешь Пенфолда? - неожиданно спросил Майк.
     Да, Роб знал его. Это был парень из выпускного класса,  долговязый  и
нескладный, с некрасивым, но очень выразительным лицом. Когда-то он  делал
большие успехи в спорте,  но  бросил  заниматься.  Пенфолд  был  одним  из
немногих, кто получал оксфордскую стипендию.
     - Знаю, - ответил Роб.
     - Он рассказал мне об этом. В его комнате  часто  собираются  ребята.
Разговаривают, спорят. Не хочешь заглянуть после ужина?
     Роб колебался. И  не  только  потому,  что  Пенфолд  был  странным  и
неблагонадежным, как  считали  учителя.  В  школе  не  одобрялось  общение
старшеклассников с мальчиками из младших классов. Не то чтобы они нарушили
какое-то незыблемое правило, просто это означало пойти против традиции. Но
Роб не мог отказать Майку, видя, что тому очень хочется пойти.
     - Ладно, пошли, - сказал он, - если хочешь.


     В комнатке Пенфолда стояли кровать, небольшой гардероб, стол  и  один
стул. Собралось десять человек: одни сидели на кровати, кто-то примостился
на полу, прислонясь  к  стене.  Пенфолд  уселся  на  подоконник  и  оттуда
наблюдал за всеми. Говорил он стремительно, слегка задиристым тоном:
     - Первое, что мы должны уяснить - все мы управляемы. Мы живем в самом
управляемом  и  регулируемом  обществе,  когда-либо  известном  миру.   Мы
занимаем обособленное положение - это  вдалбливают  в  нас  с  пеленок.  В
Графстве слуг учат презирать урбитов, а  те  презирают  их  в  ответ.  Они
никогда не встречались, едва ли знают что-нибудь друг о друге, но все-таки
презирают. А мы - привилегированная горстка на вершине пирамиды.
     Неравенство   классов   -    не    новость.    Всегда    существовали
привилегированная кучка и непривилегированная масса, и  всегда  находились
люди, готовые встать на позицию слуг и считать себя везунчиками. Но сейчас
мы видим абсолютное разделение: джентри и  и  слуги  -  с  одной  стороны,
урбиты - с другой. Сезонники считают  себя  джентри  и  ждут  не  дождутся
пенсии, чтобы осесть  в  Графстве  и  никогда  больше  не  возвращаться  в
Урбансы. Два мира, разделенные  границей.  Может,  эта  граница  не  такая
прочная, но в человеческом разуме она несокрушима.
     Парень по фамилии Логан, почти ровесник Пенфолда, спросил:
     - А мы-то что, по-твоему, можем сделать?
     - Изменить это, - сказал Пенфолд.
     - Вот так просто - взять и изменить, да? - засмеялся Логан. -  Ничего
себе задачка!
     - Есть два пути изменения общества,  -  продолжал  Пенфолд.  -  Когда
угнетаемый, доведенный до отчаяния народ поднимает восстание. Но этот путь
не годится. Урбиты не умирают от голода и болезней. Они  получают  хлеб  и
зрелища, как когда-то римляне. Тем более, что на хлебе  вдобавок  масло  и
джем, а зрелищами можно наслаждаться, не выходя из дома. Знай себе  смотри
головизор, сидя в удобном кресле. Урбиты никогда не начнут революцию.
     - Но ведь там бывают мятежи, - возразил кто-то.
     - Да. Чтобы  выпустить  пар,  совершенно  безвредные.  Полиция  легко
усмиряет смутьянов. Все очень ловко придумано. Как и наша жизнь  здесь,  в
Графстве. У нас нет головидения. Это  вульгарное  развлечение  для  низших
классов, которые не знают, как занять свободное время.  А  может,  потому,
что у нас не должно быть с ними  ничего  общего?  Уж  коли  мы  остановили
стрелки часов как раз перед тем, как зашло солнце над Британской империей.
И мы так и будем греться в лучах этого солнца - с  лошадьми  и  экипажами,
дюжинами  слуг,  шелковыми  туалетами  дам,  послеобеденными  сигарами   и
портвейном, - он говорил с едкой насмешкой.
     - Не вижу  в  этом  ничего  плохого,  -  сказал  мальчик  по  фамилии
Роуландс.
     - Неужели?
     - Ты говорил о двух путях, - сказал Логан. - Какой второй?
     -  Самый  верный,  -  ответил  Пенфолд.  -  Внутри  правящего  класса
появляются люди, которые понимают,  что  система  прогнила  насквозь.  Они
собираются вместе и что-нибудь делают.
     - Например?
     - Убеждение. Агитация, -  Пенфолд  помолчал.  -  Если  потребуется  -
насилие.
     - Ну, и с чего мы начнем? - спросил Роуландс. - Скинем директора?
     Упоминание о директоре немного позабавило всех. Роб  уже  сомневался,
что   здесь   вообще    кто-нибудь    воспринимает    Пенфолда    всерьез.
Школьники-революционеры. Это было действительно смешно.
     - Мы начнем с самоподготовки, - произнес Пенфолд натянутым голосом. -
Есть и другие, кто думает также. Старше нас.
     - Ты знаешь хоть одного?
     - Да, - ответил Пенфолд, чуть помедлив.
     - Ну, и кто же?
     Он оглядел всех и с важностью ответил:
     - Мне не хотелось бы говорить об этом здесь.
     И снова - презрительный смех. Роб понял, что  Пенфолд  лишился  своих
почитателей навсегда. По крайней мере, большинства. Он заметил,  что  Майк
не смеялся.
     - Зачем так сгущать краски? Девяносто девять процентов людей, а то  и
больше, вполне довольны своей жизнью. Урбиты - счастливы, наша прислуга  -
счастлива, да и большинство из нас не жалуется.  А  ты  хочешь,  чтобы  мы
вышли на баррикады и разрушили все это? Зачем? Чтобы  мы  смогли  войти  в
Урбансы? Поднимите руки, кто любит толчею,  уличные  беспорядки  и  вообще
жизнь среди огромной массы народа? Ну? Что же ты, Пенфолд?  Тогда,  может,
для того, чтобы урбиты смогли сюда  переехать?  Без  головидения?  Да  они
свихнутся от скуки через пару дней. Допустим, ты прав,  что  мы  разделены
принудительно. Мы не можем ездить к ним, а они к нам. Но ведь  ни  мы,  ни
они не хотим этого. Значит, ты  собираешься  начать  революцию  для  того,
чтобы заставить нас делать то, что мы не хотим?
     - Ты не понимаешь... - начал Пенфолд.
     - Хватит того, что я понял из твоих объяснений, - ответил Логан.
     - Я же не говорю, что все недовольны... то есть большинство...
     - Но ты хочешь, чтобы они были недовольны? Так?
     - Пожалуй, да.
     Громкий смех заставил Пенфолда замолчать.
     - Быть недовольным - значит и быть свободным! -  воскликнул  Пенфолд,
когда веселье стихло. - А мы несвободны, вот что я пытаюсь сказать.
     - Свободными, чтобы говорить чепуху, - добавил Роуландс, вставая. - С
меня хватит.


     Возвращаясь от Пенфолда, они почти не говорили. Однако, уже в комнате
(Роб с Майком жили вместе), Майк спросил:
     - Ну и что ты думаешь?
     - О Пенфолде? Меня не очень-то  впечатлило.  А  вот  то,  что  сказал
Роуландс в конце, имеет смысл. Никто не оборвал его. Разве это не  говорит
за то, что люди свободны?
     - На разговоры они не обращают внимания.
     - Кто?
     - Правительство.
     - Если это только болтовня, какой в ней прок?
     - А если не только?
     - Что ты хочешь сказать?
     - Между нами?
     - Конечно.
     - Есть люди... Пенфолд с ними знаком.  Эти  сегодняшние  разговоры...
просто попытка найти единомышленников. Почти вслепую  -  вдруг  кто-нибудь
думает так же. Но существует другая, настоящая организация.
     - Тебе Пенфолд об этом сказал? - Майк кивнул. - И ты веришь ему?
     - Да. Его брат состоит в этой организации. Он вернулся домой в начале
года - был на китайской войне.
     - Все-таки, это смешно.
     - Ты мог бы понять, если б захотел.
     - Что понять?
     - Смешно или нет. Если бы вступил в эту  организацию.  Конечно,  тебе
придется дать клятву.
     Роб начал понимать, насколько Майк серьезен. Сама идея  была  нелепа,
смехотворна, но Майк верил в нее.
     - Вряд ли я могу быть быть полезен, - сказал Роб, поколебавшись.
     - Ошибаешься. Ты знаешь Урбанс. Ты  можешь  очень  пригодиться,  даже
если просто покажешь, что  урбиты  такие  же  люди,  как  мы  и  что  наше
отношение к ним, как к невежественному низшему классу, -  ошибочно,  -  он
говорил горячо, убежденно. - Ты можешь очень помочь, Роб!
     - А если ничего не выйдет? Что тогда?
     Майк пожал плечами:
     - Мы должны рискнуть.
     - Но за этот риск люди могут попасть в тюрьму. С детьми  они,  скорей
всего, не станут связываться. Но что будет со мной,  я  знаю  точно.  Меня
отправят обратно в Урбанс.
     Майк молчал. Роб хотел добавить еще что-то, когда он сказал:
     - Ты прав. Я не подумал об этом.
     Роб обрадовался, что Майк так легко согласился.  Но  чувствовал  себя
виноватым, ведь он был очень многим обязан Майку. Роб попытался спорить  с
собой. Нет, все-таки эта затея  -  нелепость.  Если  почти  все  довольны,
безумие - разрушать привычную жизнь по  прихоти  кучки  фанатиков.  И  еще
большее безумие - надеяться, что у этого восстания есть хоть один шанс  на
успех.
     Майк прервал его раздумья:
     - Эти люди уже кое-чего добились и готовы идти дальше.
     - Уж не ты ли с Пенфолдом и его братцем? - не сдержался Роб.
     - Нет, - спокойно ответил Майк. - Нас больше.
     - Сколько? Полдюжины? - Майк не ответил. - Ты спятил.
     Майк покачал головой:
     - Не знаю, - он забрался под одеяло. -  Может,  не  я,  а  кто-нибудь
другой.
     - На меня намекаешь?
     Майк усмехнулся:
     - Не переживай, с тобой большинство. Кстати, кто  последний  ложится,
выключает свет.



                                8. ВОССТАНИЕ

     Незаметно подошли каникулы. Вот уже отшумели  веселые  празднества  с
традиционным концертом по случаю окончания семестра и, наконец,  наступило
ясное морозное утро, когда почтовая карета  повезла  Роба  и  Майка  через
припорошенные снегом поля в  небольшой  торговый  городок,  где  их  ждала
коляска Гиффордов.
     От дома, окруженного заснеженным садом, веяло спокойствием  и  уютом.
Навстречу им выбежала Сесили, за ней степенно шла миссис Гиффорд,  и  даже
мистер Гиффорд оставил своих карликовых питомцев.
     Сезон охоты был в полном разгаре. Местное общество собиралось  дважды
в месяц, но Гиффорды состояли в нескольких охотничьих обществах и поэтому,
проехав пару лишних миль, могли с легкостью заполнить  почти  всю  неделю,
кроме воскресенья. Мистер Гиффорд не ездил с ними,  но  миссис  Гиффорд  и
даже Сесили на своем любимом пони  с  удовольствием  принимали  участие  в
охоте.
     Роб скоро вошел во вкус. Когда он первый раз увидел убитую лису,  его
затошнило, но он понимал, что  должен  пройти  и  через  это.  Охота  была
традицией, а традиция  здесь  управляла  всем.  Роб  быстро  избавился  от
отвращения и даже наслаждался новизной  впечатлений:  охотники  в  красных
камзолах, потные лоснящиеся лошади; гончие, преследующие добычу по  склону
холма; клич охотничьего рожка,  рассекающий  пасмурное  утро.  А  в  конце
суматошного дня - приятная усталость; дом, где ждет горячая ванная, чай  с
пышками у пылающего камина в уютной гостиной, залитой мягким  светом.  Это
было чувство принадлежности.
     Наступило Рождество, пора праздников и подарков.  В  холле  поставили
елку, и все слуги, даже новый  помощник  старшего  садовника,  застенчивый
неуклюжий мальчик младше Роба и Майка, нашли под  ней  милые  подарки  для
себя.  В  канун  Рождества  потеплело.  Когда  карета  везла  Гиффордов  в
деревенскую  церковь,  шел  дождь,  а  на  обратном  пути  прояснилось,  и
выглянуло солнце. На обед была индейка и сливовый пудинг, сладкие  пирожки
с  изюмом  и  миндалем,  орехи  и  вино.  Забавные   хлопушки   взрывались
малюсенькими сюрпризами и шутливыми записочками. Все весело смеялись.
     На первый взгляд, Рождество в Графстве  праздновалось  также,  как  в
Урбансе: те же индейка, пудинг, хлопушки и смешные розыгрыши. Но Рождество
в Урбансе было лишь бледной копией праздника, который он увидел здесь. Под
вечер из деревни приехал рождественский хор. Сначала  они  пели  в  парке,
освещая сумерки разноцветными фонариками, потом собрались в доме  и  снова
пели. Роб вспомнил прошлое Рождество дома: бесконечные праздничные гуляния
по головидению. Даже тогда они казались ему фальшивыми, а теперь,  подумав
об этом, он содрогнулся от отвращения.
     Позже Сесили спросила его:
     - Роб, а какое Рождество в Непале?
     - Почти как здесь.
     Она лежала на ковре перед  камином.  Черные  волосы  в  отсвете  огня
отливали бронзой.
     - Точь-в-точь? Так не бывает. Должна быть какая-то разница.
     - Очень небольшая.  Например,  вместо  индейки  там  подают  жареного
дронта.
     - Дронты давно вымерли. Я знаю. - надулась Сесили.
     - Только не в Непале. - Роб отвечал  лениво,  его  больше  не  пугали
вопросы Сесили, он даже мог подразнить ее. - Они живут в крошечных долинах
высоко-высоко в горах  и  едят  лимоны  и  имбирь.  Это  придает  их  мясу
восхитительный привкус.
     - Ты меня разыгрываешь, - сказала она недоверчиво.
     - Ничуть. А еще там живут Противные Снеговики.
     - Ой! Я слышала про них. А почему - противные?
     - Потому что, когда они приходят в гости, они почему-то сразу бегут к
огню, тают и растекаются по ковру ледяной лужей. Как,  по-твоему,  это  не
противно?
     Сесили вскочила  и  бросилась  на  него  с  кулачками.  Роб,  смеясь,
защищался. Миссис Гиффорд наблюдала за их шумной возней  несколько  минут,
ласково улыбаясь, потом сказала:
     - Пора спать, моя дорогая.
     - Ну, мамочка! Ведь Рождество.
     - Поэтому тебе и разрешили так  долго  не  ложиться.  А  теперь  пора
спать. Через десять минут я к тебе зайду.
     Сесили, насупившись, попрощалась и пошла наверх. Из соседней  комнаты
доносилась тихая музыка - Майк играл  на  рояле.  Мистер  Гиффорд  ушел  в
оранжерею - вероятно, пожелать своим карликовым деревцам спокойной ночи.
     - Значит, вы с Майком уезжаете  второго  января?  -  спросила  миссис
Гиффорд.
     Пенфолды прислали приглашение погостить у них несколько дней. Роб  не
горел желанием ехать, но из-за Майка был вынужден согласиться.
     - Да, тетя Маргарет, - ответил он.
     Очки делали ее взгляд строгим, но это  было  обманчивое  впечатление,
как и легкая резкость в голосе.  Хотя  Роб  по-прежнему  чувствовал  порой
неловкость в ее присутствии, он больше не боялся, что она решит отказаться
от своего эксперимента и отошлет его в Урбанс. Он уже  понял,  что  миссис
Гиффорд не относилась к тем людям, кто легкомысленно берется за  что-либо,
а потом пасует перед первой же трудностью. Она обладала недюжинным умом  и
всегда смотрела вглубь проблемы.
     - Дэниел Пенфолд учится в вашей школе?
     - Учился, -  ответил  Роб.  -  Он  уже  закончил,  осенью  собирается
поступать в Оксфорд.
     Иголка миссис Гиффорд неустанно сновала по рукоделию.
     - Что он за человек?
     - Я его плохо знаю.
     - Не так хорошо, как Майк?
     - Я ведь проучился только один семестр, - осторожно сказал Роб.
     - Я надеюсь, он неглуп?
     Роб уже усвоил, что  назвать  человека  умным  в  Графстве  вовсе  не
означало польстить ему. Многие умные люди всячески скрывали это качество.
     - Он получал оксфордскую стипендию.
     - Да, - кивнула она. - Я слышала, что он умен.
     Она замолчала, продолжая вышивать. Роб надеялся, что  она  больше  не
вернется к этому разговору. Говорить  о  Пенфолде  с  матерью  Майка  было
неловко, и Роб обрадовался, когда миссис Гиффорд сменила тему:
     - У тебя очень хороший табель, Роб.
     - Спасибо, тетя Маргарет.
     - Ты делаешь успехи. Жаль, что я не могу сказать того же о Майке.
     Он не возразил.
     - Его табель встревожил меня, - продолжала миссис Гиффорд. -  Слишком
много замечаний типа "способен на большее" и "учится без  прилежания".  То
же самое -  в  спорте.  "Подавал  большие  надежды,  но  не  оправдал  их.
Полностью утратил интерес к занятиям", - так, кажется, написал тренер.
     - Он ведь болел весной, - сказал Роб.
     - Прошел почти год.
     И снова Роб не возразил ей. Он боялся сказать что-нибудь лишнее.
     - Теперь эта поездка к Пенфолдам. Мы едва знакомы с ними, но то,  что
я слышала о старшем мальчике, меня тревожит. Его армейские  заслуги  были,
мягко говоря... не вполне удовлетворительны. Он подал в отставку, но,  как
мне кажется, не по своей воле.
     Роб поднял глаза и встретился с ее взглядом.
     - Поверь, Роб, я никогда не стала бы говорить с тобой об этом. -  Она
не лгала. Сплетни в Графстве были делом обычным, но миссис Гиффорд никогда
не повторяла чужих пересудов. - Просто, я уверена, что ты захочешь  помочь
Майку чем только сможешь.
     Она не сказала: "вспомни, что он сделал для тебя", но ей и  не  нужно
было этого говорить. Роб чувствовал, как его засасывает сила ее  личности.
Он уже готов  был  рассказать  ей  все:  о  Майке,  о  Пенфолде  и  об  их
революционных   планах.   Но   "истинный   джентльмен   не   способен   на
предательство" - он мог напомнить миссис Гиффорд ее же слова. Не  Майк,  а
страх предстать в ее глазах презренным фискалом, остановил его.
     - Оставим пока этот разговор, - сказала она.  -  Я  знаю,  ты  всегда
поможешь Майку, если  он  будет  в  этом  нуждаться.  Надеюсь,  вы  хорошо
проведете время у Пенфолдов. Помни, чему я тебя учила. Будь  внимателен  к
хозяевам дома и не забывай о чаевых прислуге. А сейчас я пойду  к  Сесили.
После таких праздников она обычно долго не может успокоиться.
     Когда она выходила из комнаты, Роб встал. Так было принято. Он не сел
и после, глядя на огонь в камине и прислушиваясь к тихим звукам рояля. Что
было лишь традицией, а что истинно? С  легкостью  ориентироваться  в  этом
лабиринте могли только те, кто родился и вырос  здесь.  Как  Майк.  Но  он
непременно научится. Он принял решение и не собирался отступаться от него.


     Снаружи  дом  Пенфолдов  выглядел  вполне  заурядно  и   традиционно.
Выстроенный  в  симметричном  грегорианском  стиле,  он   был   меньше   и
компактнее, чем дом Гиффордов. Внутри контраст был иного рода. В убранстве
дома  чувствовался  едва  уловимый  налет  беспорядка,  словно  все   вещи
находились не на своих  местах.  Неряшливо  одетые  слуги  выполняли  свои
обязанности плохо и с ленцой. в первое же утро чай  в  спальню  был  подан
холодным, а когда  Роб  увидел  свои  "чищеные"  ботинки,  он  понял,  что
придется браться за щетку самому.
     Маленький толстячок мистер Пенфолд, внешне - полная противоположность
мистеру Гиффорду, также держался в стороне от домашних забот и также  имел
увлечение, которое превратило