ил какой-то детина-старшеклассник
и  заставил  раскладывать  свои  вещи.  Роб  подчинился,  но  тот  остался
недоволен.  Пришлось  переделывать.  Было  почти  одиннадцать,  когда   он
прибежал к себе.
     Все, кроме него, были готовы к приходу инспекции. "Время еще есть", -
подумал Роб, лихорадочно соображая, с чего начать. В прошлый раз  комиссия
появилась  у  них  только  после  двенадцати.  Он  сложил  одеяла.  Плохо.
Попытался снова - еще хуже. Пальцы онемели от  напряжения.  Он  попробовал
еще раз - лучше, но края никак не выстраивались в ровную  линию.  Пришлось
начать все сначала.
     Одни мальчишки играли в кости, другие лениво переговаривались.  Вдруг
тот, что стоял "на посту" в коридоре, закричал:
     - Идут!
     Роб успел кое-как разложить на кровати  то,  что  требовалось.  Часть
вещей оставалась на полке над кроватями. К приходу комиссии ее  полагалось
освободить. Он сгреб все с полки и запихнул в тумбочку, закрыл  ее,  запер
на задвижку и замер возле кровати в тот  миг,  когда  в  дверях  показался
учитель дисциплины в окружении дежурных.
     Началось все спокойно и даже  весело.  Одного  мальчика  записали  за
потерю зубной щетки. Царила эдакая бодрая атмосфера добродушного  юмора  -
учитель отпускал шуточки, дежурные смеялись. Возле одной кровати, недалеко
от Роба, учитель задержался:
     - Очень хорошо. Великолепная работа.
     Шествие возобновилось. Следующая  кровать  удостоилась  лишь  беглого
взгляда учителя и, наконец, он остановился против Роба.
     Это был маленький дотошный человек, с густой, аккуратно  постриженной
черной бородкой.  Он  стоял  в  окружении  рослых  старшеклассников,  чуть
наклонив голову вперед и сложив руки за спиной. Помолчав, учитель  коротко
кивнул (Роб облегченно вздохнул: "Пронесло!") и вдруг тихо сказал:
     - Ты - новенький. Я видел тебя на прошлой неделе. И, помнится, сделал
тебе замечание за неправильно сложенные одеяла.
     - Да, сэр.
     - И они снова сложены неправильно. Не так ли? - Он  ткнул  в  кровать
изящной тросточкой с серебряным набалдашником. - Безобразно.
     Тросточка перелетела вниз, к ботинкам Роба.
     - Ботинки должны стоять вплотную друг к другу, носки -  выровнены.  -
Неутомимая трость вдруг  подцепила  один  ботинок.  -  А  это  что  такое?
Нечищены?! Тебе неизвестны правила? Сменная обувь должна быть вычищена  до
зеркального блеска. Отвечай!
     - У меня не было времени, сэр.
     - Не было времени! У тебя была целая неделя. - Он уставился на  Роба.
- Имя!
     - Рэндал, сэр.
     Дежурный повторил его фамилию в диктофон. Роб был спокоен -  так  или
иначе, все позади, сейчас они пойдут дальше. Но учитель не спешил:
     - Рэндал, у меня есть некоторые соображения на твой счет. Ты  ленивый
и неряшливый мальчик. Позволь заметить,  что  ни  одно  из  этих  скверных
качеств не терпимо в нашей школе. Тебе ясно?
     - Да, сэр.
     Холодные голубые глаза изучающе разглядывали его.
     - Открой тумбочку, - приказал учитель.
     - Но, сэр... Я не успел...
     - Открой, Рэндал! - Роб подчинился. - Отойди в сторону.
     Груда сваленных в беспорядке вещей выглядела  хуже,  чем  он  ожидал.
По-прежнему спокойным тоном учитель произнес:
     - Это отвратительно. Какое безобразие!
     Он шагнул вперед и принялся тростью вытряхивать  содержимое  тумбочки
на пол.
     - Отвратительно, - повторил он.  Вдруг  трость  замерла.  -  Что  это
такое? Рэндал, я спрашиваю, что это?
     - Книга, сэр.
     - Даже две книги! Разве книги включены в перечень предметов,  которые
дозволено держать в тумбочках?
     - Я не знаю, сэр.
     - Значит, ты даже не удосужился ознакомиться со школьными правилами?
     - Это библиотечные книги, сэр. Я хотел...
     - Библиотечные книги, - брезгливо сказал учитель. - Они переходили из
одних  немытых   рук   в   другие.   Грязные,   омерзительные.   Полнейшая
антисанитария. Ловушка для микробов. Ты мне  отвратителен,  Рэндал.  -  От
выдержки и бесстрастия не осталось и следа, голос дрожал от гнева. - Ты  -
позор этой школы! Бентли!
     - Сэр? - отозвался дежурный с диктофоном.
     - Проследи, чтобы _э_т_о_ было сожжено.
     - Но, сэр, - начал Роб. - Ведь библиотека...
     Учитель резко повернулся к нему, буравя глазами:
     - Позор! Надеюсь, твои товарищи будут стыдиться тебя  также,  как  я.
Собери и приведи в порядок остальные вещи.


     Сразу после  обеда  Роб  явился  к  Бентли.  Тот  холодно  объявил  о
наказании - месяце вечерних дежурств  -  и  отвернулся,  дав  понять,  что
разговор окончен. Соседи по дортуару удивительно дружно  восприняли  намек
учителя дисциплины - с Робом никто не разговаривал. Когда он  встретил  на
лестнице Перкинса, тот прошел мимо, отводя взгляд.
     Конечно,  это  было  неприятно,  но  Роб  не  считал  бойкот  великой
трагедией, как любой другой урбит на его месте. Он  никогда  не  испытывал
жизненно  необходимой  зависимости  от  коллектива.  "Веселого  мало,   но
пережить можно", - решил Роб. Первый урок за свою провинность он получил в
тот же вечер. Задание оказалось  полной  бессмыслицей:  собирать  камни  в
окрестностях дома и складывать в одном  месте.  Бестолковое  занятие  было
столь же скучным, сколь и утомительным. Когда прозвенел звонок отбоя,  Роб
чувствовал себя совершенно измотанным. Он разделся, умылся, почистил  зубы
и лег в постель, едва погасили свет. Наконец-то можно было уснуть и забыть
обо всем на несколько часов.
     Засыпая,  он  услышал  в   дальнем   конце   дортуара   звук   шагов.
"Старшеклассники,  -  догадался  он.  -  Опять  кого-нибудь   знакомят   с
Порядком". Милостиво дарованные новичкам три недели еще  не  истекли.  Роб
был спокоен - не к нему. Он снова подумал о Д'Артаньяне, но на сей раз ему
даже не захотелось подражать любимому герою -  слишком  много  было  своих
забот. Шаги приблизились, в глаза ударил свет. Роб сел в кровати.
     Их было семь или восемь -  сказать  наверняка  мешали  потемки.  Двое
держали электрические фонарики, третий поставил  на  тумбочку  портативную
люмосферу.
     - Ты - позор, Рэндал. Верно? - сказал один.
     "Они, наверное, еще не дошли до своей жертвы. Сейчас я подыграю им, и
они оставят меня в покое", - подумал Роб.
     - Да.
     - Что - да?
     - Да, сэр.
     - Так-то лучше. Повторяй за мной: "я - позор  этой  школы  и  стыжусь
самого себя".
     Роб машинально повторил.
     - Я молю о наказании, - продолжал парень, - потому что заслужил его.
     - Я уже наказан, - сказал Роб. - Месяц дополнительных дежурств.
     - Мало. Слишком легкое наказание за твой  проступок.  Ты  притащил  в
школу заразные книги. И, потом, это  официальное  наказание.  А  тебе  еще
полагается домашняя проработка. Так? - Роб  не  ответил.  -  Поразительная
наглость! Он считает ниже своего достоинства говорить с  нами.  Тем  хуже.
Похоже, ему не повредит небольшой урок.
     Спорить было бессмысленно. Роб молча  смотрел  на  ухмыляющиеся  лица
окруживших его парней.
     - С другой стороны, тебя еще  рановато  знакомить  с  Порядком  -  не
прошло трех недель. К тому же, тебе стыдно, сам признался.  Пожалуй,  урок
можно отложить. Докажи, что раскаиваешься в  своей  дерзости  -  падай  на
колени и целуй нам ноги. Всем по очереди. Начинай с меня.
     Роб, не говоря ни слова, смотрел на них.
     - Так как, Рэндал? - спросил мучитель.
     Роб покачал головой:
     - Нет.
     - Ну что ж, ладно. Еще пожалеешь. Начинаем учить.
     Роб сопротивлялся, но они легко связали его.
     - Молоток? - предложил один. - Надо вбить в него немного вежливости.
     Идея пришлась по вкусу. В  руке  одного  парня  появился  молоток  из
жесткой резины, на несколько секунд замер над лицом Роба,  и  вдруг  резко
ударил его в лоб. Ощущение было скорее неприятное, чем болезненное.  Удары
продолжались в четком ритме. Вскоре родилась боль. Роб поморщился.
     - Кажется, доходит, -  обрадовался  один  из  мучителей.  -  Ну  что,
одумался? Будешь нам ноги целовать? - Роб покачал головой, и молоток вновь
ожил. - Значит, продолжим.
     Скоро боль стала нестерпимой. Роб вспомнил совет Перкинса не  кричать
слишком громко, но решил, что скорее не вымолвит  ни  звука,  чем  встанет
перед ними на колени. Он сжал зубы и чуть повернул голову. Молоток  ударил
в другое место. Облегчение, но не надолго.
     Дикая боль заполнила все вокруг. Он  уже  не  видел  лиц,  не  слышал
голосов. Не было ничего, кроме боли - огромной,  слепой,  ненасытной,  она
пожирала  все  новые  и  новые  удары,  которые  разрывались   в   ней   с
оглушительной силой. Несколько раз он чуть не потерял сознание.  Он  хотел
этого, но боль вытаскивала его. Наконец, помимо своей воли, Роб  закричал.
Удары прекратились. Кто-то сказал:
     - Ладно, на сегодня хватит. Продолжим лечение завтра.
     С тумбочки взяли люмосферу. Шаги и голоса  стихли.  Ушли.  Нестерпимо
болела  голова.  Спасительный  сон  не  приходил.  Завтра  ночью...  И  на
следующую ночь? Похоже, они не собирались оставлять его в покое.
     Несмотря  на  боль,  он  попытался  обдумать  свое   положение.   Ему
предстояло прожить здесь еще четыре года - до семнадцати  лет.  Даже  если
прекратятся пытки, у него не  будет  ни  родного  дома,  ни  спасительного
уединения, ни книг. А привыкнуть к  такой  жизни  куда  страшнее.  Есть  и
другой вариант. Но лучше терпеть мучения, чем уподобиться этим палачам.
     А если он попытается сбежать, куда он пойдет?  К  тетке?  Шеффилдский
Урбанс так далеко, да и примет ли она его?  Кеннели  -  ближе,  но  и  там
никакой надежды. Мистер Кеннели уже  один  раз  отказался  ему  помочь,  а
теперь  и  подавно  не  захочет  неприятностей  с   властями.   Побег   из
государственного интерната - дело нешуточное.
     Куда еще? Попробовать жить одному, но как, где?  Неделю-другую  можно
прятаться от полиции в брошенных домах, а потом? Денег почти нет. А  когда
и те кончатся, попроситься в какую-нибудь банду? Могут и не взять...
     Он не смог бы затеряться в толпе.  В  этом  обществе  каждый  занимал
строго определенное положение, по которому всегда  можно  было  установить
личность любого человека. Скрываться в Урбансах - безнадежная затея.
     В  Урбансах...  А  если?  Неожиданно   возникшая   мысль   пугала   и
завораживала. Его мать пришла в Урбанс из Графства. Что если он  осмелится
сделать наоборот? Пустые поля. Фермы. Там наверняка можно будет найти пищу
и кров...
     Неотвязная мысль еще долго не давала ему уснуть.



                            3. ЧЕЛОВЕК С КРОЛИКАМИ

     По воскресеньям утренней разминки не было,  а  завтрак  начинался  не
раньше восьми тридцати. Сигнал звенел  за  час.  После  завтрака  мальчики
расходились  по  домам  и  чистили  перышки  к  десятичасовой   службе   в
интернатской церкви. Служба длилась полтора часа, и  потом  до  обеда  еще
оставался свободный час.
     Роб решил, что для побега лучшего времени, чем обед, не  найти.  Вряд
ли кто-нибудь заметит его исчезновение  -  воскресенье  было  единственным
днем недели, когда на обед подавали терпимую пищу, и никто, а уж тем более
дежурные старшеклассники, не пропускали его. А если хватятся после  обеда,
могут подумать, что он где-нибудь прячется, дабы не искушать  судьбу,  ища
новых наказаний за возможные провинности. До вечерней переклички побег  не
обнаружится, а это значит, что у него есть целых шесть часов.
     Когда прозвенел звонок к обеду, он вышел вместе со  всеми,  но  потом
незамеченным  прокрался  обратно.  У   всех   мальчиков   были   маленькие
чемоданчики для изредка разрешенных визитов к родственникам. Роб сложил  в
него самое необходимое: письма  матери,  ее  фотографию,  сменную  одежду,
зубную щетку, плитку шоколада, которую удалось спрятать.  Он  выскочил  из
корпуса и, пробираясь самой глухой тропкой, пошел к главным воротам.
     До шоссе было довольно далеко,  последние  метры  он  уже  бежал.  На
счастье, долго ждать не пришлось, и через несколько минут, плавно  скользя
вдоль подземных электрифицированных рельсов, подкатил автобус. Роб опустил
к щель монетку и прошел на  заднее  сидение.  В  автобусе  было  еще  пять
пассажиров.
     За полдень распогодилось, через стекло  автобуса  ласково  пригревало
солнце. Машин на улицах было немного - обычно в  погожие  дни  большинство
людей стремилось уехать из Лондона к морю  или  куда-нибудь  поразвлечься.
Роб чувствовал отчаяние. Перед глазами мелькали улицы. Сомнения не  давали
покоя мальчику. Зачем он вообще сюда приехал? Его схватят раньше,  чем  он
доберется до границы, и отправят в интернат. А  потом?  Новое,  еще  более
тяжкое наказание - "официальное" и "неофициальное". Вдобавок, прицепят  на
запястье  унизительный  радиопередатчик,  который  будет  сообщать  о  его
передвижении. О второй попытке бегства можно и не мечтать.
     Пока не  поздно,  надо  возвращаться.  Но  удастся  ли  проскользнуть
незамеченным? А если - нет? Автобус  обогнул  Трафальгарскую  площадь.  На
солнышке чинно расхаживали голуби; били фонтаны; с плексигласовой колонны,
сменившей каменную, взирал Нельсон. Нет,  решил  Роб,  он  ни  за  что  не
вернется, и постарается не попасться им в руки.
     У вокзала подвесной дороги он выскочил из автобуса и нырнул в  первую
попавшуюся будку видеофона. Там, поглядывая в карманное зеркальце, нет  ли
слежки,  он  скинул  школьную  красно-коричневую  куртку  с  отличительным
значком, скомкал ее и запихнул между стеной  и  будкой.  Мусорщики  придут
только следующим утром, а до тех пор, если повезет, тайник не обнаружится.
Он придирчиво осмотрел себя: серые брюки, белая рубашка. Вполне  заурядный
вид, если бы не этот предательский галстук "школьного" цвета.  Роб  сорвал
его и сунул вместе с курткой.  После  этого  он  сразу  почувствовал  себя
лучше.
     Расспрашивать было  опасно,  и  Роб  бродил  по  вокзалу,  глазея  по
сторонам. На табло он отыскал Рединг. Решение было уже принято  -  лучшего
пути в  Графство  не  придумать.  Граница  проходила  в  нескольких  милях
севернее  Рединга.  Увидев  цену  билета,  Роб  вздрогнул.  Одиннадцать  с
половиной фунтов, на два фунта больше, чем  было  у  него  в  кармане.  На
счастье, детские билеты оказались вдвое дешевле.
     Поезд отходил через двадцать минут. Купив билет, Роб решил где-нибудь
перекусить. После скверного интернатского завтрака  прошло  полдня,  и  он
порядком проголодался. На огромном голографическом рекламном  табло  перед
буфетом золотисто-коричневый цыпленок-великан поворачивался на  вертеле  и
плюхался на гигантскую тарелку с  грудой  хрустящего  жареного  картофеля.
Впечатление усиливалось дразнящим запахом,  который  безжалостно  атаковал
ноздри мальчика. А над картинкой торопливой ленточкой подмигивало:
     - Это блюдо... сегодня... всего 2,25 фунта...
     Роб проглотил слюну и отвернулся. В ближайшем автомате  за  пятьдесят
центов он получил сэндвич с прозрачным пластиком  ветчины  и  печенье,  но
голод не унимался. Не  в  силах  больше  бороться  с  дурманящим  ароматом
рекламы, Роб пошел к поезду, хотя  до  отправления  оставалось  пятнадцать
минут. На удивление, оба вагона оказались почти полными. Он не мог понять,
почему все вдруг решили  поехать  в  Рединг,  пока  не  услышал,  что  его
попутчики напротив говорят о Карнавале.
     В Урбансах часто устраивали Карнавалы. По  поводу  и  без  повода,  в
любом месте и  в  любое  время.  Люди  съезжались  со  всей  округи,  даже
издалека,  чтобы  окунуться  в  суматошную  кутерьму  Карнавала,   веселую
мешанину из танцев, парадов, уличных  шествий,  обильной  еды  и  выпивки.
Карнавал спутал все планы. Роб хотел уехать в самую северную часть  города
и оттуда пробираться к границе. А теперь... Автобусы наверняка ходят,  как
придется, если вообще ходят.
     Еще было время сойти с поезда и взять билет в другое место -  скажем,
в Челмсфорд, тоже недалеко от границы.  Но  на  второй  билет  не  хватало
денег. Если попробовать обменять билет, придется идти в Справочную службу,
а там начнутся расспросы: кто, зачем... Нет, уж лучше сидеть тихо.
     На минуту бравурная духовая музыка, заполнившая вагон, уступила место
сигналу отправления. Едва стих мелодичный перезвон, вновь грянули духовые,
и поезд заскользил вдоль сверкающих стальных проводов.


     Путешествие не отняло и  двадцати  минут.  Поезд  мчался  удивительно
плавно, едва заметно покачиваясь на поворотах. Внизу мелькали улицы. Сразу
за городом начинались просторы  Зеленого  Пояса,  усеянные  искусственными
озерами, садами и парками с развлекательными центрами, вместившими все для
беззаботного отдыха урбитов.
     В  Рединге  толпы  народа   заполнили   привокзальную   площадь.   Из
репродукторов без умолку лилась музыка вперемешку  с  крикливой  рекламой.
Когда Роб сошел с поезда, зазвучала популярная песенка  "Ты  -  мой,  я  -
твоя". Все радостно подпевали. Ни автобусов, ни транспорта вообще не  было
видно.
     Музыка смолкла, и раздалось громогласное, разнесенное мощным эхом:
     - Вы счастливы?!!
     - Да! - грянул в ответ дружный хор.
     - Тогда оставайтесь с дядюшкой, дамы и господа! Скоро, очень скоро вы
насладитесь восхитительными  танцами  Воздушных  Девочек!  Плавно,  словно
облачки,  они  будут  парить  над  вашими  головами  в  своих   прозрачных
пузырьках! Семь очаровательных девушек! Всего несколько минут терпения - и
вы увидите их!
     Толпа ликовала. Роб подошел к  жизнерадостному  краснолицему  мужчине
лет сорока.
     - Простите. Вы не подскажете, где здесь автобусная станция?
     - Зачем тебе автобус? - Мужчина был слегка навеселе.  -  Оставайся  и
посмотри представление! Это здорово! Я уже видел.
     - Боюсь, я не смогу.
     - Что за чепуха? Сможешь! Это же Карнавал!
     Роб покачал головой. Теперь мужчина смотрел  на  него,  подозрительно
сощурившись:
     - А что ты тут делаешь? Ты ведь приезжий?
     - Я приехал навестить свою тетю. Она больна.
     - Один приехал?
     - Мама уже там, - Роб  лихорадочно  соображал,  как  сделать  историю
более убедительной. - Папа не смог поехать, он по воскресеньям работает.
     - Значит, один, - сказал мужчина уже дружеским тоном и,  перекрикивая
музыку, - Эй! Тут  мальчишке  надо  к  больной  тетке!  Он  один  приехал,
издалека! У кого-нибудь есть рядом машина?
     - Нет-нет! - испугался Роб. -  Не  беспокойтесь,  я  на  автобусе.  Я
только хотел...
     Но помощники быстро отыскались. Доброжелательство  было  неотъемлемой
частью Карнавала, наряду  с  пирушками  и  веселыми  забавами.  Во  всяком
случае, в начале Карнавала. На  слабые  протесты  Роба  никто  не  обращал
внимания. Он сделал последнюю попытку:
     - А как же Воздушные Танцовщицы?..
     - В другой раз увидим, - беспечно ответил  его  благодетель,  молодой
парень, лет двадцати с небольшим.  На  его  груди  поблескивал  значок  со
сцепленными кольцами, что выдавало профессионального спортсмена.
     - Ну, поехали к твоей  больной  тетке.  Моя  машина  тут  рядом.  Где
тетка-то живет?
     - Шеффилд-роуд, 131, - выпалил Роб.
     - Где это? - нахмурился спортсмен.
     - Северный Рединг, - рискнул Роб. - Но прошу вас, не беспокойтесь...
     - По дороге спросим, - предложил кто-то.
     - Конечно, - согласился спортсмен. - Найдем! Ну, парни, кто со  мной?
Машина на десятерых! Посмотрим, где прячется эта Шеффилд-роуд!
     Всякие причуды тоже были в традиции Карнавалов. Спортсмен  прямо-таки
светился от счастья обладания десятиместным электромобилем -  только  одна
модель была еще больше. Желающих прокатиться собралось восемь человек. Роб
уже не сопротивлялся, оставалось лишь надеяться, что  удастся  ускользнуть
по дороге.
     Электромобили, как и автобусы, оснащались автоматическими счетчиками,
которые  регулировали  потребление  энергии,  а  значит,  и  скорость.  На
городских  улицах  был  установлен  более  низкий  предел.  Впрочем,   для
спортсмена, похоже,  никаких  пределов  не  сущ