ас. Только нам Господь дал разум,
нам - и больше никому... кроме океана планеты Солярис...
 
   Кроме океана... Бесконечно чуждого нам...
 
   Или все-таки возможен Контакт?
 
   Буквы сливались у меня перед глазами. Земля была очень далеко, и я был
страшно далеко от нее, и чувствовал здесь, рядом, вокруг, чужое
присутствие. Присутствие океана.
 
   Я поднял глаза на Хари. Я видел ее профиль - такой знакомый и родной...
Вздернутый нос... Она, закусив губу, сосредоточенно вела своих космических
бойцов к победе в очередной звездной войне.
   Уничтожая врагов...
 
   Рядом со мной сидело порождение не поддающегося нашему познанию океана,
и я вдруг подумал, что, может быть, океан пытался с помощью подобных
созданий уничтожить нас, нежелательных пришельцев, дерзнувших нарушить
плавный ход его вековых размышлений о сути мироздания... Мысль была
совершенно нелепой - океан, наверное, мог бы с нами разделаться и не
прибегая к таким ухищрениям; например, просто прихлопнуть Станцию
симметриадой, - но мне на мгновение стало очень неуютно.
 
   Я закрыл книгу, положил ее на столик и взял было следующую, но в этот
момент раздался протяжный сигнал видеофона, установленного на стенной
полке позади кресла, в котором я сидел. Отложив книгу, я встал и подошел к
аппарату.
 
   С экрана на меня вновь смотрел Сарториус. Он выглядел, вроде бы, как
обычно, но я был бы никудышним психологом, если бы не понял, что это всего
лишь маска.
 
   - Доктор Кельвин, я хотел бы задать вам один вопрос...
 
   Голос его подтвердил мою уверенность: он был тихим и слегка дрожащим,
совсем непохожим на высокий пронзительный голос целеустремленного и
непоколебимого доктора Сарториуса.
 
   - Слушаю, - сказал я. - Если смогу, отвечу.
 
   Кажется, я знал, о чем он хочет меня спросить.
 
   Сарториус молчал и смотрел мимо меня. Я оглянулся. Хари,
полуобернувшись, наблюдала за нами. Лицо ее было не очень приветливым.
Встретив мой взгляд, она опустила глаза и вновь повернулась к компьютеру.
 
   - Доктор Кельвин... - Сарториус сглотнул. - Как это получилось? Это
важно. Я сказал вам в нашей недавней беседе, что процесс возобновился, но
вы ответили, что дело в другом. В чем? Почему только с вами? Потому что
именно ваша энцефалограмма избрана в качестве...
   м-м...
 
   - Тут действительно дело в другом, - ответил я, воспользовавшись его
заминкой. - Дело в уже прекратившемся, судя по всему, процессе, - я
тщательно подбирал слова, ощущая спиной присутствие Хари. - Том самом,
свидетелями... и участниками которого все мы недавно были. Я просто снял с
орбиты ракету... которую сам же ранее и запустил.
 
   Трудно передать чувства, отразившиеся на лице Сарториуса после моих
слов. Это был настоящий коктейль из недоумения, изумления, отвращения,
разочарования и чего-то еще - если я правильно разобрался во всем этом.
 
   - Ах, вот оно что... - пробормотал Сарториус и сверкнул на меня
ледышками своих линз. - А я уже было подумал... - Кажется, основным
чувством, которое он сейчас испытывал, было все-таки, судя по интонации,
разочарование. - Вот так вы решили, доктор Кельвин... Что ж, извините за
беспокойство.
 
   Экран погас. Я повернулся и направился к своим книгам.
 
   - Чего они все? - рассеянно спросила Хари, не отрываясь от игры. -
Как-то вы странно общаетесь.
 
   - Давай-ка без оценок, Хари, - довольно резко сказал я, вновь
усаживаясь в кресло.
 
   Она тут же бросила игру и замерла, опустив голову. Потом подошла ко
мне, села на пол у моих ног, рядом со столиком, и положила голову мне на
колени. И виновато сказала:
 
   - Прости, Крис. Я ужасно глупая. Вечно лезу не в свое дело, да?
 
   Она потерлась лбом о мои колени, и у меня заныло в груди. Я провел
рукой по ее волосам - таким теплым, таким гладким... Господи, именно так
говорила она мне... именно эти слова... там, у нас дома, на Земле...
 
   И все-таки благо или нет ее возвращение?..
 
   Она сидела у моих ног, я гладил ее волосы, и вновь шевельнулась в
глубине сознания все та же страшненькая мысль. Черная Афродита Гибаряна.
Ради нас с Хари. Ради Хари. Ради меня...
 
   ...А потом была ночь, и мы лежали рядом, и я целовал и ласкал ее, и она
ласкала меня... Все было, как десять лет назад, на Земле, и в полумраке
можно было представить, что мы действительно на Земле, в нашей спальне. Но
там, внизу, под днищем Станции, неслышно плескался океан, и какие-то
невидимые, но ощутимые токи исходили оттуда, пронизывая мое тело, проникая
в мой мозг, заставляя тревожно сжиматься сердце. Воздух был пропитан
эманацией чего-то чужого, чуждого, и Хари тоже была частицей этого чужого
и чуждого, и дыхание ее было отзвуком дыхания океана - инопланетного
монстра, способного творить грозные, ужасные чудеса...
 
   Хари затихла, но я знал, что она не спит. В голове моей теснили и
толкали друг друга клочья мыслей, я никак не мог упорядочить их, ухватить
хотя бы одну, и мне не спалось. Хари лежала здесь, на этой узкой койке,
бок о бок со мной, и мне внезапно остро захотелось побыть одному, чтобы
разобраться в своих сумбурных, с привкусом отчаяния, мыслях. Но я был
лишен такой роскоши, и мне не позволена была даже такая малость, как в
одиночестве побродить по коридору или просто постоять у окна в холле,
одному, не думая ни о чем. Просто постоять, но - одному... Одиночество
сделалось для меня таким же недосягаемым, как край нашей расширяющейся
Вселенной, и не дано мне было хоть когда-нибудь остаться наедине с самим
собой, не ощущая рядом чужого присутствия.
 
   Сон, наконец, смиловавшись, снизошел на меня, но спал я плохо, то и
дело просыпался и, кажется, то ли стонал, то ли плакал... И каждый раз,
просыпаясь, я чувствовал прикосновение чужой руки, гладящей мой лоб. Я,
полусонный, отбрасывал ее, вжимался в стенку, а она возвращалась и
возвращалась - и эта постоянная опека раздражала и злила меня, и в каждом
очередном обрывке сна я старался убежать от Хари, я прятался в каких-то
глухих закоулках, запирал за собой бесчисленные двери, метался по
коридорам, спускался в заполненные мраком колодцы и, задыхаясь, выбирался
из них, надеясь, что мне удалось, наконец, скрыться от преследования - но
Хари постоянно настигала меня, обнимала и начинала душить - и я вновь
просыпался, хватая пересохшим ртом теплый безвкусный воздух...
 
   Когда я в конце концов проснулся окончательно, в окно вливалось угрюмое
красное утро; красное солнце, распухшее и неприветливое, плавало в редкой
пелене облаков. Голова у меня тупо ныла, во рту было сухо, как в пустыне.
Хари рядом со мной не было. Я резко поднялся и тут же увидел ее; она
сидела на полу, обхватив руками колени, и исподлобья смотрела на меня. На
ней вновь был мой бело-оранжевый полосатый халат.
 
   - Что?.. - сиплым голосом спросил я и потер виски.
 
   - Ты переутомился, Крис, - сказала она. - Тебе нельзя так много
работать. Ты кричишь и дергаешься во сне, и чуть не сбросил меня на пол.
 
   - Наверное, все-таки сбросил, раз ты на полу, - пробормотал я,
потянувшись к бутылке с прохладительным напитком. - Неправильный образ
жизни, в этом все дело. А ведь тут, на нижнем ярусе, есть небольшой
спортзал. Надо бы заняться. - Я сделал несколько жадных глотков и мне
стало легче.
 
   - Ты говорил во сне, что хочешь убежать от меня. Почему? Я не хочу...
   Не могу...
 
   Я похолодел. Вновь, как и в прошлый раз... Только тогда я гнал ее прочь
от себя. Господи...
 
   Я внутренне собрался и начал говорить, стараясь, чтобы мой голос звучал
как можно мягче:
 
   - Сны, как давно доказано, вовсе не отражают наши скрытые желания.
   Это я тебе говорю, как психолог. Да, была когда-то в ходу такая теория
Фрейда. Абсолютно неверная, хотя иногда и срабатывающая. Все очень просто
объясняется, Хари: мне плохо спалось, мне было душно, хотелось
разметаться, но на нашей тесноватой койке... Вот я и хотел убежать, чтобы
раскинуться привольно. Только и всего.
 
   Хари неуверенно улыбнулась и погрозила мне пальцем:
 
   - Ох, Крис! - И добавила жалобно: - Не могу без тебя...
 
   У меня по спине побежали мурашки. Я сполз с кровати, подошел к ней и
положил руки ей на плечи. Нагнулся и поцеловал в кончик носа. Она схватила
меня за уши, несколько раз несильно подергала и отпустила.
 
   - Иди в ванную, психолог. А потом я опять поиграю в библиотеке, хорошо?
 
   - Зачем в библиотеке? - я кивнул на компьютер. - Играть можно и здесь.
Ты будешь играть, а я буду ждать звонка доктора Сарториуса. А потом мы
пойдем к нему.
 
   - И он опять будет пялиться на меня?
 
   - А разве плохо, когда мужчины пялятся на тебя?
 
   - Мне никто не нужен, - тихо сказала Хари. - Только ты.
 
   Я вновь поцеловал ее - сердце мое ныло, - разогнулся и посмотрел в
окно. Поверхность океана была затянута густым красным туманом; он
расстилался до самого горизонта и, медленно клубясь, поднимался все выше,
залитый мрачными лучами красного солнца.
 
   Красный туман! Такой же красный туман... Я буквально прилип к окну,
всматриваясь в картину, которую никогда еще не видел здесь, на Солярисе.
Конечно же, сразу вспомнилась история с физиком Фехнером - членом
экспедиции Шеннона, - ставшим первой жертвой океана. А "Малый Апокриф"
Равинтцера с рапортом пилота Бертона до сих пор лежал на моем столе. Я
дословно помнил то, что писал по этому поводу в "Апокрифе" Мессенджер: "По
моему мнению, то, что видел Бертон, было частью операции "Человек",
проводившейся этим липким чудовищем.
   Истинным источником всех образований, замеченных Бертоном, был Фехнер -
его мозг в ходе какого-то непонятного для нас "психического вскрытия"; в
порядке эксперимента воспроизводились, реконструировались некоторые
(вероятно, наиболее устойчивые) следы его памяти..."
 
   И вот вновь - такой же красный туман...
 
   - Ух ты, как красиво! - сказала за моей спиной Хари.
 
   Да, в этом пейзаже была своя красота, но какая-то зловещая, грозная
красота - во всяком случае, так мне показалось. Я все никак не мог
оторваться от окна, глядя на поднимающийся туман и вновь и вновь
прокручивая в памяти события семидесятилетней давности, произошедшие с
участниками первой соляристической экспедиции Шеннона...
 
   И после завтрака я продолжал думать о том же, расхаживая по комнате от
стола к шкафам и обратно. Хари, вероятно, решила, что я размышляю над
какой-то научной проблемой и не докучала вопросами; впрочем, она вновь с
головой ушла в мир компьютерных игр. Станция по-прежнему летела над полем
тумана, и поле это казалось бесконечным. Туман больше не поднимался, в нем
то тут, то там появлялись и исчезали завихрения, словно под его
поверхностью неторопливо вращались лопасти гигантских винтов. Однако тех
воронок, о которых говорил Бертон, я нигде не замечал.
 
   Задумавшись, я совершенно машинально прошел мимо шкафов и вместо того,
чтобы повернуть назад, шагнул в открытую дверь кабины и медленно побрел по
коридору в сторону кухни. Не знаю, как далеко я бы ушел, но меня вернул к
действительности голос Хари.
 
   - Крис! Где ты? - испуганно крикнула она из комнаты.
 
   Я остановился, очнувшись, и едва успел повернуться, как она вылетела в
коридор и бросилась мне навстречу.
 
   - Я здесь, Хари, - угрюмо сказал я.
 
   Она сделала еще несколько все более медленных шагов и застыла посреди
коридора, не сводя с меня какого-то полубессмысленного взгляда. Потом
опустила голову и закрыла лицо ладонями. Я подошел к ней, и она глухо
произнесла, не отнимая рук от лица:
 
   - Крис... Долго это будет продолжаться?
 
   - Ты о чем? - изобразил я непонимание; неземная тяжесть давила мне на
плечи.
 
   - О последствиях болезни... - Она открыла лицо. Глаза ее влажно
блестели. - Почему меня перестали лечить, Крис?
 
   - Потому что ты не больна. - Я взял ее за руку и повел к двери кабины.
- Пустяки, Хари. Это пройдет.
 
   - Когда?
 
   - Всему свое время, Хари. - Я ненавидел свою ложь. - Иди, играй.
 
   Она вспыхнула и выдернула свою руку из моей.
 
   - Ты обращаешься со мной, как с ребенком. Я уже не маленькая, Крис!
 
   - Хари, не надо, не заводись. Давай не будем устраивать друг другу сцен.
 
   - Не будем, - коротко вздохнув, покорно ответила она и, войдя в
комнату, вновь села за компьютер. Но играть не стала. Просто молча сидела,
глядя на экран.
 
   Я не сделал к ней ни шага. Я не хотел разговоров. Я чувствовал, как в
душе моей нарастает усталость.
 
   Чтобы отвлечься от невеселых мыслей, я вновь взглянул в окно.
   Завихрения уходили под ровный слой красного тумана, приобретая вид
круглых углублений до ста, а то и больше метров в диаметре.
   Интересно, наблюдают ли за этим Снаут и Сарториус? Кстати, почему
Сарториус до сих пор не звонит? Когда же он собирается, по его выражению,
"поставить меня в известность"? Когда же мы будем заниматься делом?
 
   Я взглянул на Хари - она все так же неподвижно сидела перед дисплеем, -
подошел к видеофону и позвонил Снауту. Он не отозвался. Немного
поколебавшись, я все-таки решил потревожить Сарториуса - однако и его
видеофон не отвечал. Это меня слегка задело: согласился на эксперимент, а
сам бродит неизвестно где. Возможно, торчит в каком-нибудь холле и
пытливым взглядом буравит красный туман...
 
   Ладно, подумал я. Будем ждать. Хотя с его стороны это просто свинство -
я должен что-то делать, а не маяться в своей кабине.
 
   Я взял с полки читаный-перечитаный том монографии Хьюга и Эгла "История
Соляриса", сел на стул спиной к Хари и начал его перелистывать.
 
   ...Терпения у меня хватило минут на сорок, не более. Положив книгу на
пол, я встал и повернулся к Хари. Она сидела, подперев голову руками;
глаза ее были закрыты, но она тут же открыла их и мрачно взглянула на
меня. Настроение у нее явно было не самым радужным; у меня тоже.
 
   Утро уже превратилось в красный день, пелена облаков почти полностью
рассеялась, но туман и не думал исчезать. Углубления стали целыми
котлованами, их края сужались ко дну, делаясь все более похожими на те
воронкообразные отверстия, в которых Бертон искал пропавшего физика
Фехнера. Но до поверхности океана они еще не добрались.
 
   Я вновь позвонил Снауту, и вновь безуспешно. Кибернетик либо крепко
спал, либо занимался чем-то за пределами своей кабины. Сарториус тоже не
отзывался. Меня начала охватывать злость, хотя для злости, в общем-то, не
было оснований - ведь Сарториус не назначал какого-либо определенного
времени своего звонка.
 
   - Пойдем-ка прогуляемся, - сказал я Хари. - Поищем нашего чрезвычайно
занятого доктора Сарториуса.
 
   - Ты мог бы предложить мне это и не таким тоном, - сердито отозвалась
она. - Поласковей.
 
   - Я же просил тебя: давай обойдемся без сцен. Пора бы нам уже миновать
этот этап.
 
   - Эх ты, психолог, - сказала Хари, вставая. - Знаток человеческих душ...
 
   - Прости. Это все потому, что я плохо спал.
 
   Хари подошла ко мне и произнесла, в упор глядя мне в лицо:
 
   - Нет. Это потому, что я тебе мешаю, Крис. Я же вижу, хоть я и не
психолог.
 
   - Ну что ты, Хари, - пробормотал я. - Просто я... просто у меня... - я
никак не мог подобрать слова.
 
   - Ладно, Крис, - она грустно усмехнулась. - Не надо придумывать.
   Постараюсь быть незаметной.
 
   Она, обойдя меня, направилась к двери. Я, проглотив горький комок,
пошел следом.
 
   Не обменявшись ни единым словом, мы прошли по коридорам и поднялись на
обзорную площадку. Там никого не было. Красный туман все так же застилал
поверхность океана, он еще больше сгустился и напоминал кисель; котлованы
становились все шире и глубже, туман на их дне продолжал медленно
вращаться, но пока не видно было там, в глубине, привычных буро-черных
волн.
 
   Мы спустились на ярус, где находилась лаборатория Сарториуса:
   во-первых, я хотел заглянуть на кухню - вдруг доктор сидит там, устроив
для себя длительное пиршество? Во-вторых, за то время, что мы с Хари
бродили по Станции, он мог вернуться в лабораторию.
 
   Кухонные столы просто поражали своей абсолютной пустотой; дверцы
настенных шкафчиков были плотно закрыты - казалось, здесь, на кухне,
веками не ступала нога человека...
 
   Зато дверь в лабораторию была приоткрыта - это я увидел еще издалека.
   Мы подошли к ней и я громко произнес:
 
   - Доктор Сарториус, это Кельвин. К вам можно? Я не дождался вашего
звонка.
 
   Ответа не последовало. Ввглянув на молча стоящую рядом Хари, я открыл
дверь еще шире и вошел во владения физика.
 
   Первое, что бросилось мне в глаза в этом светло-голубом зале - пустота
на письменном столе; в этом смысле он почти не отличался от столов,
стоящих на кухне. С него исчезли стопки книг и дискеты, исчез зажим с
детскими рисунками, и одиночество дисплея разделял только листок белой
бумаги, аккуратно положенный в самый центр столешницы.
   Почувствовав в этом какой-то подвох, я, ступая почему-то очень
осторожно, чуть ли не на носках, начал приближаться к столу, окинув
взглядом лабораторию и убедившись, что Сарториуса в ней нет.
 
   Это была какая-то записка, всего два слова. Еще не дойдя до стола, еще
ничего не прочитав, я ощутил смутную тревогу. Сразу же вспомнилась
адресованная мне предсмертная записка Гибаряна, которую я нашел в его
шкафу.
 
   Упираясь руками в столешницу, я вновь и вновь перечитывал два этих
коротких слова. Нет, эта записка отличалась от записки Гибаряна. Та носила
следа спешки и имела адресата; эта не адресовалась никому и была написана
крупными, ровными, словно по линейке, почти печатными буквами.
 
   Хари за моей спиной тихо охнула:
 
   - Как это, Крис?
 
   Я молчал и все перечитывал и перечитывал эти два слова: "Ухожу
навсегда".
 
   7.
 
   Наш вертолет летел навстречу солнцу над бескрайним красным полем,
совершая очередной, все более расширяющийся виток вокруг Станции.
   Очередной бесполезный виток. Снаут занимал место пилота, Хари я усадил
в кресло рядом с ним, а сам устроился позади нее на откидном сиденье -
хоть машина и была рассчитана только на двух человек, конструкторы все же
добавили на всякий случай одно дополнительное место. Мы были облачены в
ярко-красные полетные комбинезоны с кислородными масками, висящими на
груди, - в герметично закрытой кабине вертолета нормально дышалось и без
масок. Снаут держал машину на высоте двадцати метров от красной клубящейся
массы и осматривал пространство перед собой; Хари вела наблюдение по
правому борту, а я старательно глядел в противоположную сторону. Время от
времени вертолет нырял в гигантские воронки, пронизавшие таки толщу тумана
до черной, с кровавым оттенком, колышущейся поверхности океана, и мы
всматривались в свои сектора с удвоенным вниманием - но все было тщетно.
Туман и волны - и больше ничего...
 
   Мы со Снаутом грубейшим образом нарушили инструкцию, покинув Станцию
вместе и не оставив на ней ни одного человека. Но нам было не до
инструкций - где-то там, в этом тумане, пропал доктор Сарториус, железный,
несгибаемый и целеустремленный доктор Сарториус, способный регулярно
бриться и чистить ботинки даже в такой ситуации, когда, по словам Снаута,
на восьмерых оставалось только пятьсот килограммов кислорода...
 
   Обнаружив его записку, я, забыв о Хари, бросился разыскивать Снаута.
   Хари еле поспевала за мной, я слышал за спиной ее прерывистое дыхание,
но, не оборачиваясь, быстро шагал к ремонтной мастерской, надеясь, что он,
может быть, возится там со своим кибернетическим хламом. В мастерской
Снаута не оказалось, но, позвонив оттуда в его кабину, я, наконец, застал
кибернетика на месте.
 
   - Сарториус, - коротко сказал я, поднеся к экрану записку.
 
   Снаут был трезв и хмур. Прочитав лаконичное безумное сообщение
Сарториуса, он громко выругался и осекся, заметив Хари.
 
   - Идите в операторскую, я сейчас.
 
   Спустившись по лестнице, мы с Хари вошли в круглое помещение
операторской. Буквально следом за нами туда ворвался Снаут в расстегнутой
рубашке. Не глядя н