укрывались
страшные  знания,  накопленные  за  тысячелетия,   глаза,   которые,   как
рентгеновские  лучи,  просвечивали  его  насквозь,  вплоть  до  мельчайших
атомов.
   Инопланетянин  в  свою  очередь  разглядывал  мальчика,  не   в   силах
оторваться от уродливо торчащего носа,  безобразных,  ничем  не  прикрытых
ушей, и от самого жуткого зрелища - крошечных темных глазок-бусинок.
   Но вот крохотные, глубоко посаженные детские глазки заморгали, и  ужас,
отразившийся в них,  растрогал  старого  ученого.  Он  приветливо  вытянул
вперед длинный палец...
   Эллиот завизжал и попятился, прикрываясь спальным мешком: инопланетянин
рванулся в противоположную  сторону,  запутался  в  собственных  ногах  и,
падая, испустил ультразвуковой крик, на который из темноты к  космическому
страшилищу  спикировала  летучая  мышь.  В  следующее  мгновение  насмерть
перепуганный рукокрылый летун уже улепетывал в  ночь,  хлопая  крыльями  и
стуча зубами от страха.
   Зубы Эллиота тоже клацали, коленки ходили ходуном, а волосы на  затылке
встали дыбом.
   Где же ты, спаситель Гарви? Гарви - защитник домашнего очага?
   Здесь, на заднем крыльце. И у бедного дрожащего пса зубы громко лязгали
от ужаса, а  шерсть  стояла  дыбом.  Обезумевшее  от  страха  животное  то
вжималось в крыльцо, то прыгало на дверь, отлетало от нее и  хватало  себя
за хвост,  пытаясь  избавиться  от  неведомого,  леденящего  душу  запаха,
таившего в себе ароматы немыслимых галактик, исследовать которые не придет
в голову ни одной здравомыслящей собаке. Гарви прижался к  порогу  -  лишь
кончик морды торчал через дверную щель; в нос ударила новая волна  запаха,
и потерявший голову пес, забившись в угол,  от  волнения  принялся  грызть
щетку.
   Существо из космоса сделало еще  одну  робкую  попытку  приблизиться  к
Эллиоту. Глаза мальчика испуганно расширились, и он попятился еще  дальше.
Остатки мужества улетучились бесследно, он вспомнил про  массу  неотложных
занятий и поручений, несделанных уроков -  миллион  дел,  но  лишь  бы  не
это...
   Чудовищные глаза пронизывали его насквозь; Эллиот буквально чувствовал,
как электромагнитные зонды копошатся в его организме, взвешивая,  вычленяя
и анализируя. Губы  кошмарного  создания  сложились  в  свирепую  гримасу,
маленькие острые зубки ощерились. Что нужно этой образине? Внезапно Эллиот
осознал, что уродец хочет вступить в контакт.
   Престарелый скиталец протянул вперед руку и разжал кулак.  На  огромной
чешуйчатой ладони лежала последняя "М&М", уже начавшая подтаивать.
   Эллиот посмотрел на маленькую конфетку и  перевел  взгляд  на  монстра.
Страшилище ткнуло длинным пальцем в направлении ладони, а потом указало на
свою пасть.
   - О'кей, - тихо сказал Эллиот. Он распахнул куртку,  достал  пакетик  с
"М&М"  и,  медленно  пятясь,  начал  выкладывать  продолжение  дорожки  из
шоколадных пастилок. Колени  мальчика  все  еще  дрожали,  а  зубы  громко
лязгали, нанося серьезный урон дорогой работе ортодонта.
   Преклонных лет путешественник брел следом, подбирая  одну  таблетку  за
другой и жадно их заглатывая. Пища богов, царей,  завоевателей!  Если  ему
суждено выкарабкаться из этой истории, то он непременно  принесет  образец
чудодейственной пищи капитану корабля - ведь  с  такими  таблетками  можно
осваивать новые вселенные, смело пускаться в сверхпродолжительные полеты.
   Шоколад стекал по уголкам губ; пальцы космического ботаника  тоже  были
перепачканы шоколадом. Инопланетянин жадно  слизывал  его,  чувствуя,  как
восстанавливаются силы, как  животворное  вещество  разносится  по  венам,
питая таинственной энергией мозг, в котором зарождаются импульсы радости и
надежды. Теперь он понял назначение жизни на Земле: десять  миллионов  лет
эволюции, чтобы создать вершину творения - "М&М".
   Чего еще желать от этой планеты?
   Хватая одну таблетку за другой,  он  быстро  пересек  газон  и  сам  не
заметил, как очутился в доме землянина.
   Охваченный ужасом ботаник бешено вращал глазами.  Со  всех  сторон  его
окружал враждебный мир, каждый угол в котором, каждый предмет, каждая тень
были сокрушительными ударами для сознания  инопланетянина.  Но  он  должен
пережить и это, если хочет заполучить магические "М&М".
   Подбирая таблетки,  он  вскарабкался  по  ступенькам  и  проковылял  по
коридору в комнату мальчика.
   Ребенок вознаградил его целой пригоршней "М&М". Почтенный ученый  уплел
их в один присест. Безрассудство,  быть  может,  но  кто  знает,  что  ему
уготовано завтра?
   Голосовое устройство мальчика зазвучало:
   - Меня зовут Эллиот.
   Кваканье какое-то,  ничего  не  разобрать.  Впрочем,  любой,  способный
поделиться своими "М&М",  заслуживает  полного  доверия.  Инопланетянин  в
изнеможении растянулся на полу. Его заботливо укрыли одеялом, и он уснул.


   Эллиот   долго   лежал,   не   решаясь   заснуть.   Страшилище   спало,
распростершись на полу -  несуразной  формы  фигура  под  одеялом.  Откуда
взялось это пугало? То, что не с Земли, Эллиот знал наверняка.
   Он силился понять, но тщетно. Комнату заполнили мощные флюиды  силового
поля - различимые, как бывает зримо виден зной в пустыне, - пульсирующие и
взлетающие вверх, словно в  ритуальном  танце.  За  магическим  мельканием
шевелился могучий разум; Эллиот подумал,  что  даже  во  сне  таинственное
существо охраняет часовой, бдительно всматривающийся в комнату, в окна, во
мрак ночи.
   Слабое поскуливание поведало Эллиоту, что Гарви опять удрал  с  заднего
крыльца и жмется за дверью. Было слышно, как собака грызет дверной косяк и
колотит по полу хвостом.
   "Что там происходит?" - казалось, задавал себе вопрос  сбитый  с  толку
пес, нервно мусоля деревяшку.  Мелькание,  которое  видел  Эллиот,  теперь
исследовало Гарви, зондируя спутанные мысли в собачьей  голове.  Дворняжка
жалобно скулила, скреблась в дверь, разрываясь между желанием проникнуть в
комнату и страхом перед  заполонившим  ее  _нечто_,  пульсирующим,  словно
мозговая кость, отборная, лакомая, но пугающая кость... попробуй - тронь!
   Эллиот повернулся  на  бок  и  сунул  руку  под  подушку.  Несмотря  на
стремление бодрствовать и следить за происходящим, его неудержимо  клонило
ко сну. Смеженные веки налились свинцом, и он провалился в  колодец,  летя
все глубже, глубже, глубже...
   Он упал прямо на доску для игры в "Парчизи", в которую вечно  плутовал,
и ноги увязли в ней по щиколотку. Он заметил  дорожку  из  сверкающих  как
золото конфеток "М&М", которые сам разложил для своего  пугающего  на  вид
друга; за дорожкой открылась прекрасная аллея через весь мир, и он зашагал
по ней.



4

   На следующее утро инопланетянин проснулся, не сразу осознав,  на  какой
планете находится.
   - Вставай, тебе нужно спрятаться.
   С помощью жестов и тычков космическое существо бесцеремонно затолкали в
чулан и захлопнули дверцу-жалюзи.
   Через несколько минут пробудились остальные домочадцы.  Старый  ботаник
услышал голос старшего мальчика, а потом и матери.
   Вот она вошла в комнату, и космолог сжался в комок в углу чулана.
   - Эллиот, пора в школу.
   - Я заболел, мам...
   Инопланетянин осторожно припал к дверным прорезям. Мальчик уже лежал  в
постели и, похоже, о чем-то просил высокое, стройное и гибкое  как  ивовый
прутик существо. Мать засунула ребенку в рот какую-то трубку  и  вышла  из
комнаты.  Мальчик,  не  теряя  ни  секунды,  поднес  трубку  к   световому
устройству над головой, разогрел жидкость внутри и только возвратил трубку
в рот, как вернулась мать.
   Старый ученый с пониманием покачал  головой.  Хитрость  -  известная  в
Галактике.
   - У тебя высокая температура.
   - Мне тоже так кажется.
   - Ты, должно быть, караулил всю ночь  на  дворе,  не  появится  ли  эта
штука?
   Мальчик кивнул.
   Гибкое существо повернулось и шагнуло к чулану. Инопланетянин  отпрянул
в угол, но увидел только руку, которая нашарила стеганое одеяло  на  полке
над его головой. Мать набросила одеяло на сына.
   - Думаешь, ты выживешь, если я пойду на работу?
   Мэри подозревала, что Эллиот  водит  ее  за  нос,  но  ведь  у  ребенка
выдалось подряд несколько тяжелых ночей; хотелось  только  надеяться,  что
перемены в его поведении  не  связаны  с  потреблением  каких-то  средств.
Правда, глаза стали какие-то странные, но и у его отца зрачки  были  часто
расширены, когда ему мерещилось  то  одно,  то  другое.  Наследственность,
должно быть.
   - Ладно, - сказала она, - оставайся дома. Только  никакого  телевизора,
понятно? Не хочу, чтобы ты рассыпался в прах перед этим ящиком.
   Она повернулась, чтобы уйти, но на пороге остановилась, глядя  вниз  на
дверной косяк.
   - Опять эта дрянная псина глодала дверь? Погоди, я велю поставить  тебе
на зубы резиновые коронки.
   С этой угрозой  Мэри  решительно  двинулась  по  коридору,  но,  сделав
несколько шагов, пошатнулась, будто  захлестнутая  волной.  Заставив  себя
выпрямиться, она пощупала лоб. Какая-то легкая  зыбь  пробежала  по  телу,
словно  от  прикосновения  волшебных  пальцев.   В   следующее   мгновение
необъяснимое ощущение исчезло.
   Мэри открыла дверь в комнату Герти.
   - Восстань в блеске!
   Девочка села, ошарашенно моргая, потом радостно свесила ноги.
   - Мамочка, а мне приснился маньяк!
   - Ну да?
   - Такой потешный - с длинной-предлинной шеей и глазищами,  выпученными,
как у лягушки...
   - Он был в плаще?
   - Он был ни в чем.
   "Может, и впрямь маньяк", - подумала Мэри, - но не стала развивать, эту
тему.
   - Пора завтракать. Помоги Майклу на кухне.
   Она прошествовала в ванную для  утреннего  омовения  чудовищно  дорогим
мылом, таявшим как лед; от куска, купленного два дня назад, остался жалкий
прозрачный обмылок в ноготь толщиной. Но подруга  уверяла,  что  это  мыло
предохраняет от морщин, пятен, прыщиков и бородавок.
   Мэри намылилась, и обмылок исчез на глазах. Вот так, еще шесть долларов
вылетели в сточную трубу.
   Она вытерлась, и в ее затуманенном с утра сознании  всплыл,  словно  во
сне, образ какого-то коротышки с огромным волочащимся животом  и  нелепой,
переваливающейся поступью.
   Маньяк, должно быть.
   Завтрак, как всегда, промелькнул незаметно, и Мэри выскочила из дома на
подъездную аллею, где Майкл, упражняясь в вождении, задним  ходом  подавал
машину к улице.
   - Садись, ма, - сказал он, вылезая из машины.
   - Спасибо,  милый,  -  поблагодарила  Мэри,  заняв  место  за  рулем  и
вцепившись в него  с  обычной  мрачной  решимостью;  она  резко  отпустила
сцепление, нажала на акселератор, и машина рванулась вперед под улюлюканье
Майкла.


   Услышав звук отъехавшей машины, Эллиот выпрыгнул из постели и распахнул
дверь чулана. Инопланетянин отпрянул назад, вжавшись в стену.
   - Эй, вылезай-ка отсюда, - позвал Эллиот, протягивая руку.
   Старый  уродец  нерешительно  прошлепал  в   комнату   и   остановился,
оглядываясь.  Взгляду  его  открылось  великое  разнообразие   причудливых
предметов,  большей  частью  пластмассовых.  Он  сумел  распознать  только
письменный стол, да и тот был слишком высок для обладателя таких  коротких
ног, как его собственные. Впрочем, зачем ему стол - не  собирается  же  он
писать письмо на Луну?
   - Как же мне тебя называть?
   Эллиот посмотрел в  огромные  блестящие  глаза  страшилища,  в  которых
искорками вспыхивали, распускаясь  и  увядая,  крохотные  цветки  энергии?
Существо осматривалось  по  сторонам,  и  Эллиот  посторонился,  чтобы  не
мешать.
   - Ведь ты инопланетянин, верно?
   Чудище моргнуло, и Эллиот понял, что выпученные глаза каким-то  образом
отвечают ему, но ощутил лишь неясное  жужжание  в  голове,  словно  в  нее
забралась муха.
   Эллиот открыл дверь в коридор. Инопланетянин отскочил назад - за дверью
исходила слюной зловредная  маленькая  тварь,  земная  собака,  с  глупыми
любопытными глазами и враждебностью в голосе.
   - Гарви! Веди себя прилично! Не кусайся и не нервничай... Хороший  пес.
Хороший Гарви...
   - Гыыррррррррррр... Гггыыырррррррррр...
   Речь собаки по межгалактическим стандартам общения принадлежала  к  еще
более низкой категории, чем речь  мальчика,  и  напоминала  шум  двигателя
космического крейсера, попавшего в аварию.
   - Видишь, Гарви? Он хороший. Он тебя не тронет. Он не кусается.
   У пальца ноги неземного существа возникло полупрозрачное облачко. Гарви
поспешил сунуть в него нос, и перед не подготовленной к  этому  собакой  -
словно в другом измерении - возникла огромная, сотканная из света  суповая
кость; сверкая и переливаясь, она летела в  ночи  с  воющим  звуком,  эхом
раскатывающимся по древним космическим закоулкам.
   Бедный пес съежился, припав к полу, сознание его помутилось.  Из  пасти
вырвался жалобный стон. Поджав хвост, он стал пятиться назад.
   Уродец шагнул вперед.
   - Ты умеешь разговаривать? - для вящей  убедительности  Эллиот  сжал  и
разжал кончики пальцев, изображая говорящий рот.
   Престарелый ученый снова мигнул и в  свою  очередь  начертил  кончиками
пальцев узоры  и  хитросплетения  галактического  разума,  высшие  формулы
космического выживания, выведенные за десять миллионов лет.
   Эллиот недоуменно хлопал ресницами, не успевая следить за  рассекающими
воздух пальцами, выводящими изящные орбиты,  спирали  и  изломы  важнейших
физических законов.
   Осознав бесплодность своих усилий, ветеран  галактических  путешествий,
совсем было отчаявшись, опустил руки, но вовремя вспомнил, что  перед  ним
десятилетний мальчуган.
   Что же делать? Умудренный годами ученый проанализировал  ситуацию.  Его
интеллект настолько опережал мыслительные возможности ребенка, что даже не
придумаешь, с чего начать.
   Беда в том, что он слишком сложно  устроен.  Впрочем,  постойте,  может
быть...
   Он попытался низвести себя до  примитивного  уровня  путаного  мышления
землян, но дальше бесцельных манипуляций пальцами дело не  пошло.  Как  он
мог надеяться донести до их сознания смысл великих уравнений,  грандиозных
открытий,  порожденных  блуждающими  гиперзавихрениями  времени?  Он  едва
научился просить "М&М"!
   Эллиот подошел к транзисторному приемнику и включил его.
   - Тебе нравится такая музыка? Рок-н-ролл?
   Из  приемника  полились  звуки,  подобных   которым   межгалактическому
страннику слышать не приходилось; в  голове  возник  телепатический  образ
камней, лавиной несущихся вниз  по  склону.  Он  поспешно  прикрыл  руками
чувствительные к шуму ушные клапаны и скорчился в три погибели на полу.
   Эллиот огляделся по сторонам в поисках других предметов,  о  назначении
которых необходимо знать пришельцу из космоса. Он выудил из копилки монету
в двадцать пять центов.
   - Вот кое-что из наших денег.
   Инопланетянин смотрел на мальчика, силясь разобрать смысл его слов,  но
артикуляция землянина не поддавалась расшифровке.
   - Видишь - это четвертак.
   Инопланетянину предложили  плоский,  с  блестящим  покрытием  кружочек,
отличавшийся по оттенку  от  таблеток  "М&М",  но,  по  всей  вероятности,
превосходивший их по энергетической ценности.
   Он попробовал откусить кусочек.
   Ну и гадость!
   - Ты  прав,  -  сказал  Эллиот,  -  это  несъедобно.  Неужто  ты  опять
проголодался? Я и сам голоден, пойдем состряпаем чего-нибудь.  Гарви...  -
пригрозил Эллиот собаке, - не путайся под ногами.
   Гарви жалобно заскулил, но освободил дорогу, потом  уныло  поплелся  за
Эллиотом и кошмарным чудовищем вниз, на кухню. Распластавшись у миски,  он
всем своим видом намекал Эллиоту, что для успокоения нервной системы остро
нуждается в баночке консервов "Алпо", которые уплетет в один  присест.  Но
Эллиот прикинулся, будто не понимает собачьих страданий, и Гарви  пришлось
утешиться обгрызанием края миски.
   Тем временем Эллиот открывал ящик за ящиком, доставая  все  необходимое
для своего излюбленного завтрака.
   - Вафли - мое фирменное блюдо, - похвастался он, замешивая бездрожжевое
тесто. - Пробовал когда-нибудь?
   На  глазах  у  видавшего  виды  ботаника  один  за   другим   возникали
таинственные предметы, не имевшие  отношения  к  космическим  полетам.  Он
наблюдал,  и  огромные  глаза  вращались,   фиксируя   детали   загадочных
приготовлений, в итоге  которых  образовалось  длинное  щупальце  клейкого
месива, протянувшееся с полки буфета до самого пола.
   Гарви быстрехонько, словно  влажной  шваброй,  слизал  языком  разлитое
тесто, остатки которого Эллиот пытался запихнуть в вафельницу.
   - Ну вот и все. Уже печется.
   Космическое  чудище,  поводя  носом,  прошлепало  к  вафельнице.  Пахло
восхитительно, словно от гигантской "М&М".
   Эллиот извлек испеченную вафлю и пооткрывал остальные ящики и дверцы.
   - Вот сироп, масло, консервированные фрукты... А не  полить  ли  сверху
взбитыми сливками?
   Ботаник так и подскочил на месте - внезапно сильно запахло озоном, а из
баллончика в руках мальчика изверглась белая струя.
   - Не бойся, это вкусно. Пальчики оближешь.
   Эллиот  украсил  взбитые  сливки  лепешечкой  "М&М"  и  протянул  вафлю
многомиллионнолетнему скитальцу во времени.
   - А вот вилка. Умеешь такой пользоваться?
   Древний исследователь внимательно посмотрел на сверкающие зубцы. Лучший
образец механической работы из всего, виденного им  в  доме.  Он  вспомнил
матовое  сияние  корабля.  Верно,   предмет   с   четырьмя   отростками...
прикрепленными... К чему же? На какой-то миг в сознании мелькнул  и  исчез
образ готового устройства, которое его спасет.
   - Эй, этим едят. Видишь? Вот так, как я...
   Изрядно помучившись, инопланетянин наконец выковырял  "М&М".  Проглотив
конфетку, он  приступил  к  белой  массе,  пробуя  неожиданные  химические
соединения, формулы которых тут же, по мере  того  как  ученый  углублялся
вилкой в эфемерное, точно  пена,  лакомство,  расшифровывались  внутренним
анализатором. Потрясающий, поразительный эффект...
   - А как насчет молока? Вот, держи стакан.
   Жидкость заплясала, выплескиваясь на пальцы; форма  рта  инопланетянина
не была  рассчитана  на  земные  стаканы,  поэтому  большая  часть  молока
пролилась ему на грудь, ручейком стекая над сердцем-фонариком.
   - Эх, какой же ты недотепа!
   Тыкая вилкой в хрустящее угощение,  старый  путешественник  не  отводил
глаз от зубцов. Четыре острых отростка, звенящих "вжик, вжик, вжик..."
   - Что случилось? Мне вдруг стало так грустно из-за тебя.
   Словно  неведомая  могучая  волна  подхватила  и   закружила   Эллиота.
Необъяснимые  чувства  переполняли  мальчика,  будто  он  лишился  чего-то
несказанно прекрасного, что должно было всегда принадлежать ему.
   "Вжик, вжик, вжик..."
   Древний натуралист, закрыв глаза, погрузился в пучину  Высшего  Знания.
Отыщется ли в бескрайней  Вселенной  ухо,  которое  прислушается  к  песне
четырех зубцов? И как это  осуществить?  Не  может  же  такой  миниатюрный
инструмент  исторгнуть  волны,  пересекающие  галактики.   Ученый   горько
сожалел, что в свое время не  прислушивался  к  разговорам  навигаторов  и
связистов, которые смыслят в этом куда лучше чем он.
   - Пора повеселиться, - сказал Эллиот, стряхнув  нахлынувшую  грусть,  и
взял жутковатой наружности пришельца за руку. - Пойдем...
   Длинные, похожие на корни пальцы переплелись с  его  пальцами;  Эллиоту
показалось, что рядом с ним совсем маленький ребенок, но тут его накрыла и
понесла на гребне новая волна,  волна,  в  которой  было  все  -  и  тайны
мироздания, и космические законы, - и Эллиот осознал,  что  пришелец  куда
старше его, несравнимо старше. Что-то изменилось  у  него  внутри,  слегка
покачнулось,   будто   гироскоп,   который   непонятным   образом   всегда
возвращается к исходному положению в пространстве; мальчик заморгал, не  в
силах постичь пронизавшего его вдруг ощущения, что он тоже  дитя  звезд  и
никогда-никогда никого не обижал.
   Он увлек неуклюже переваливавшееся существо к  лестнице.  Гарви  трусил
следом, зажав в пасти свою миску на случай,  если  по  до