ись  не  терять  ее  из
виду, но она исчезла так быстро, что Корсон с трудом осознал, что это были
месяцы и годы,  в  течение  которых  Нгал  Р'нда  играл  на  планете  роль
уважаемого и миролюбивого урианина. Они плыли против течения  жизни  этого
существа, как лосось плывет против течения реки.  Тень  изменила  окраску.
Нгал Р'нда был молод, и туника Князей Урии еще  не  покрывала  его  плечи.
Может, он еще не начал обдумывать планы завоеваний? Корсон,  впрочем,  был
уверен в обратном.
   Другие голубые тени выныривали  из  глубин  времени  -  другие  Князья,
вылупившиеся из Голубых Яиц и тоже мечтавшие о мести. Нгал  Р'нда  говорил
правду  -  он  был  последним.  Осознание  близкого  конца  заставило  его
действовать. Князьям, жившим до него, вполне хватало мечты -  на  действие
они решиться так и не смогли.
   Нгал Р'нда исчез.
   - Он точно родился здесь? - обеспокоенно спросил Веран.
   - Понятия не имею, - ответил Корсон, раздраженный тоном наемника. -  Но
думаю, что да. Он слишком важен, чтобы родиться вдали от  святилища  своей
расы.
   И в эту секунду тень, которой был Нгал Р'нда, появилась  вновь.  Корсон
не мог его опознать, но понял это по реакции гипрона.
   - Что это за ловушка? - спросил Корсон.
   - Увидишь.
   Они направлялись к моменту рождения последнего Князя Урии.
   "Может, Веран хочет сразу после рождения Князя впрыснуть  ему  бинарный
генетический стабилизатор, - подумал Корсон, - который начнет  действовать
только через годы? А может, хочет вживить ему датчик  размером  не  больше
клетки, в таком месте, где на него не наткнется хирургический нож, который
позволит следить за ним всю жизнь? Нет, наемник до этого не додумается".
   Гипрон затормозил и остановился. Корсону показалось,  что  все  частицы
его тела разбегаются в разные стороны, он с трудом справился с тошнотой.
   - Он еще не родился, - сказал Веран.
   Глазами гипрона Корсон увидел большой  эллиптический  зал,  похожий  на
тот, где заседали Князья. Оба наездника затаились в толще  камня,  скрытые
от чужих взглядов, а из  стены  торчали  лишь  несколько  отростков  гривы
Бестии.
   В полированной стене виднелись ниши, и в каждой из них лежало  яйцо.  В
конце зала, в самой просторной нише, лежало красное яйцо. Корсон  мысленно
сделал поправку: яйцо казалось красным гипрону, а для человека и  урианина
было голубым.
   Яйцо, из которого вылупился Нгал Р'нда. Ниши были инкубаторами, и никто
не смел входить в зал до конца того момента, пока  из  яйца  не  вылупился
урианин.
   - Нужно немного подождать, - сказал Веран, - мы заехали слишком далеко.
   Гипрон скользнул к голубому яйцу. Корсон уже адаптировался к восприятию
Бестии и  почти  овладел  ее  панорамным  зрением.  Он  мог  наблюдать  за
действиями Верана и видел, что наемник направил на голубое  яйцо  какой-то
похожий на оружие инструмент.
   - Не уничтожайте его! - невольно крикнул Корсон.
   - Идиот, - сухо сказал Веран. - Я его измеряю.
   Полковник нервничал. В этот ключевой момент жизни Нгала Р'нда  малейшая
ошибка могла привести к серьезным изменениям в  истории.  На  лбу  Корсона
выступили капли пота, сбежали вниз по крыльям носа. Веран играл  с  огнем.
Что будет, если он ошибется? Исчезнут ли они оба? А может, появятся, но  в
другом отрезке времени?
   Голубое  яйцо  задрожало  и  раскрылось.  Показалась  макушка  молодого
урианина. Он был огромен и казался  таким  же  большим,  как  яйцо.  Потом
скорлупа рассыпалась на кусочки, и цыпленок открыл клюв. Сейчас он  издаст
свой первый писк, которого с нетерпением ждет мать.
   К удивлению Корсона, голова урианина  была  не  больше  кулака  мужчины
такого же роста. Однако он знал, что развитие нервной системы Нгала  Р'нда
далеко  от  завершения.  Намного  чаще,  чем  человеческие  дети,   уриане
рождались преждевременно и не были приспособлены к самостоятельной жизни.
   Гипрон вышел из  стены  и  синхронизировался  с  современностью.  Веран
схватил пластиковый мешок, собрал в него осколки голубого яйца и  вернулся
к гипрону. Не теряя времени, он направил своего скакуна под защиту стены и
дал сигнал к десинхронизации.
   - Конец первой фазы, - пробормотал он сквозь зубы.
   В эллиптическом зале раздались первые пискливые крики. Открылась дверь.
   - Они заметят исчезновение скорлупы, - сказал Корсон.
   - Ты ничего не понял, - пробормотал Веран. - Я доставлю им другую. Если
твои слова верны, они хранят только голубую скорлупу, а другие цвета их не
интересуют.
   Они направились к  поверхности.  В  небольшом  скалистом  ущелье  Веран
синхронизировал гипрона. Корсон  спустился  на  землю,  и  на  него  снова
накатила тошнота.
   - Смотри под ноги, - сказал Веран. - Мы в  нашем  объективном  прошлом.
Неизвестно, какие изменения вызовет сломанная травинка.
   Он открыл мешок и внимательно осмотрел куски скорлупы.
   - Это не обычное яйцо, - пробормотал он. - Скорее составленные  друг  с
другом плитки, как кости черепа  у  человека.  Взгляни,  четко  выделяются
линии стыковки.
   Он отломил небольшой кусочек скорлупы, поместил его в какой-то  аппарат
и прильнул глазом к окуляру.
   - Пигментация в массе, - заметил он. - Генетическая причуда. Может, это
результат систематического скрещивания внутри  одного  рода.  Впрочем,  не
важно. Я легко найду краску подобного типа, но менее долговечную.
   - Вы хотите покрасить яйцо? - удивленно спросил Корсон.
   Веран язвительно рассмеялся:
   - Дорогой Корсон, твоя  глупость  неизлечима.  Я  заменю  эту  скорлупу
другой, обычной, и покрашу именно ее. Для этого  я  воспользуюсь  краской,
которую в случае нужды можно будет нейтрализовать.  Все  могущество  Нгала
Р'нда основано на особом цвете его яйца. Поэтому он считает, что время  от
времени его полезно показывать. Чтобы избежать подмены, никто не  остается
в зале при вылуплении цыплят. Оставаться запрещено, разве что у тебя  есть
гипрон. Я не думаю, чтобы эта замена когда-нибудь будет замечена. Чтобы  в
этом убедиться, я возьму скорлупу урианина, вылупившегося в то  же  время,
что и Нгал Р'нда, и тех же самых размеров. Труднее всего  будет  подложить
ее в течение всего одной секунды,  прежде  чем  кто-либо  успеет  войти  и
увидеть нас.
   - Но это невозможно! - воскликнул Корсон.
   - Есть  препараты,  десятикратно  увеличивающие  скорость  человеческой
реакции. Думаю, ты слышал об этом. Ими пользуются звездолетчики  во  время
боя.
   - Они опасны, - сказал Корсон.
   - А я и не заставляю тебя их принимать.
   Веран перебирал кусочки скорлупы,  внимательно  их  разглядывая,  потом
задумчиво сказал:
   - Пожалуй, лучше обесцветить их и подбросить вместо фальшивой.
   Он  проделал  несколько  анализов,  после  чего  распылил  по  обломкам
какой-то аэрозоль. Через несколько секунд голубые осколки побелели.
   - По коням! - воскликнул довольный Веран.
   Они вновь погрузились в реку времени и  довольно  быстро  добрались  до
зала, где лежали десятки лопнувших скорлуп. Веран синхронизировал гипрона,
начал копаться в осколках и нашел наконец почти целую скорлупу. Под струей
распылителя она приобрела голубой цвет, и Веран проглотил таблетку.
   - Акселератор подействует через три минуты,  -  заметил  он.  -  Десять
секунд  сверхскорости.  Это  больше,  чем  полторы  минуты   субъективного
времени. Больше, чем нужно.
   Он повернулся к Корсону и широко улыбнулся:
   - Вся прелесть в том, что, если со  мной  что-нибудь  случится,  ты  не
сможешь отсюда выбраться. Представляю, какие рожи будут у уриан, когда они
застанут в инкубационном зале одного мертвого человека и одного живого.  А
еще прирученную Бестию, которых они до  сих  пор  видели  только  в  диком
состоянии.
   - Мы исчезнем, - сказал Корсон. - Произойдут слишком большие изменения.
Вся история этого фрагмента континуума содрогнется.
   - Я вижу, ты быстро учишься, - насмешливо  сказал  Веран.  -  Но  самая
большая трудность -  вернуться  сразу  после  нашего  старта.  Я  не  хочу
встретить самого себя.
   Корсон содрогнулся.
   - Кроме того, - продолжал Веран, - гипрон тоже этого  не  хочет.  Очень
трудно заставить его приблизиться к самому себе  во  времени.  Он  терпеть
этого не может.
   "И все же, - подумал Корсон, - я сделал это. Точнее, сделаю. Все законы
физики относительны. Это значит, что однажды я пойму механизм времени. Что
я отсюда выйду. Что вернется мир, и я найду Антонеллу".
   Все произошло так быстро, что Корсон сохранил об этом только отрывочные
воспоминания.  Тень  Верана  двигалась  так  быстро,   что   пространство,
казалось, было полно  им,  и  перемещалось  как  в  калейдоскопе.  Голубые
осколки скорлупы, ниши, заполненные цыплятами, двери, которые  открываются
и, вероятно, скрипят, и вдруг как бы запах хлора, хотя было очевидно,  что
воздух зала не  может  проникнуть  внутрь  скафандра,  отступление  сквозь
время, голос Верана, высокий, отрывистый, такой быстрый,  что  слова  было
очень трудно понять, пируэт в пространстве, темнота - и опять  падение  во
все стороны Вселенной...
   - Конец второй фазы, - сказал Веран.
   Ловушка была расставлена. Два или даже два с  половиной  века  пройдут,
прежде чем Веран подтолкнет Нгала Р'нда, последнего Князя Урии,  Господина
Войны, вылупившегося из Голубого Яйца, к его предназначению.
   "Время, - подумал Корсон, пока сильные руки освобождали его от  ремней,
- время - самый терпеливый из богов".



29

   Бестия  спала  сном  младенца.  Погребенная  в  пятистах   метрах   под
поверхностью планеты, наполненная  энергией,  которой  хватило  бы,  чтобы
перевернуть гору, она хотела только спать. Она  была  поглощена  созданием
восемнадцати тысяч зародышей, из которых потом возникнут особи ее вида,  и
это обострило ее чувство опасности. Поэтому она проскользнула сквозь толщи
осадков до базальтовой  подошвы,  где  и  выдолбила  себе  гнездо.  Легкая
радиоактивность скалы поставляла ей дополнительную энергию.
   Бестия спала. В своих снах она вспоминала планету, которой  никогда  не
видела, но которая была колыбелью  ее  вида.  Там  жизнь  была  простой  и
хорошей. Хотя планета  эта  исчезла  более  пятисот  миллионов  лет  назад
(земных лет,  которые  не  имели  никакого  значения  для  Бестии),  почти
нетронутые образы сцен, пережитых ее далекими предками, передавались ей  в
мозг  наследственной  памятью.  Сейчас,   перед   размножением,   растущая
активность хромосомных цепочек оживляла цвета и выделяла детали.
   Бестия сохранила образ расы,  создавшей  ее  род  по  своему  образу  и
подобию,  для  которой  бестии  были  чем-то  вроде   домашних   животных,
нетребовательных и привязчивых. Если бы люди времен первой  жизни  Корсона
могли увидеть сны Бестии, они нашли бы ответы на многие вопросы. Они никак
не могли понять, как бестии, сторонящиеся своих сородичей,  могли  развить
некое подобие культуры и основы языка. Они знали животных антиобщественных
или живущих в предобщественной стадии, почти таких же интеллигентных, как,
например, дельфины.  Но  ни  один  из  этих  видов  не  развил  настоящего
разговорного языка. Согласно тогдашним и с тех времен еще не опровергнутым
теориям, возникновение цивилизации и языка требовало определенных условий:
создания иерархических орд, умения воспринимать  окружающее,  использовать
различные предметы по назначению  (каждое  существо,  конечности  которого
являются почти идеальными инструментами, обречено на застой).
   Бестия не отвечала этим трем  условиям.  Она  жила  в  изоляции,  была,
насколько могли судить люди, почти  нечувствительна  к  окружающему  и  не
имела понятия, как пользоваться даже простейшими инструментами. Но это  не
говорило о недостатке у нее ума. Можно было склонить  ее  к  использованию
довольно сложных машин, но самой ей это  вовсе  не  требовалось.  Когти  и
грива полностью обеспечивали все ее потребности. И  все  же  Бестия  могла
говорить  и  даже,  по  мнению  некоторых   исследователей,   пользоваться
символами.
   Происхождение бестий было второй  неразрешимой  проблемой.  Во  времена
первой жизни Корсона экзобиологи уже знали достаточно, чтобы сравнительная
эволюция стала точной наукой. Теоретически было  возможно,  изучая  только
одно существо, создать полный образ вида, к которому оно принадлежало.  Но
бестии обладали признаками едва ли не дюжины разных видов. Ни одна  среда,
возникшая в воображении какого-нибудь экзобиолога, не  создала  бы  такого
парадокса. Это была одна из причин, по которым их назвали просто бестиями.
По  мнению  одного  разочарованного  биолога,  бестии  были   единственным
известным  доказательством  существования  Бога  или,  во  всяком  случае,
какого-нибудь божества.
   Длинный  палец  энергии  на  одну  наносекунду  коснулся  Бестии.   Она
шевельнулась во сне и жадно проглотила пищу, не заботясь о том, откуда она
взялась. Второй контакт, легкий как перышко, почти разбудил ее. А третий -
ужаснул. Она умела различать большинство природных источников энергии,  но
на этот раз источник был искусственным. Что-то - или кто-то - пыталось  ее
поймать.
   С ужасом она поняла, как ошиблась, поглотив энергию первого  луча.  Она
выдала свое убежище. То же  самое  она  сделала  со  вторым  и  попыталась
умерить свой аппетит,  когда  пришел  третий.  Слишком  испуганная,  чтобы
сдержаться, она  боялась  упустить  хотя  бы  частицу  энергии.  Когда  ее
одолевал страх, инстинкт приказывал ей пожирать как можно больше энергии в
любой форме. Она уже чувствовала твердые энергетические копья, вонзающиеся
в ее нежное тело, и начала оплакивать  свою  судьбу  -  маленькое,  бедное
существо, господствующее только над  жалким  обрывком  времени,  способное
анализировать всего десять элементов окружающего  мира  одновременно!  Она
оплакивала восемнадцать  тысяч  скрытых  в  ее  теле  невинных  зародышей,
которым грозила гибель.
   Почти в шести тысячах километров  от  этого  места  у  приборов  сидели
огромные птицы. Нейтронный луч,  зондирующий  толщу  планеты,  трижды  был
поглощен в одной и той же точке. Фаза наложенной обратной волны показывала
небольшое, но явное расхождение.
   - Он там, - сказал обеспокоенный Нгал Р'нда. - Вы уверены, что  сможете
с ним справиться?
   - Абсолютно, - ответил Веран.
   Договор заключили без труда, но  с  выгодой  для  него.  Лагерь  был  в
пределах урианского оружия, но самого Верана это не волновало. В рукаве  у
него лежал козырной туз. Он повернулся, чтобы отдать несколько приказов.
   В  пятистах  метрах  под  землей  Бестия  собиралась  с   силами.   Она
чувствовала себя  искалеченной.  Процесс  дозревания  ее  потомства  зашел
слишком далеко, чтобы она могла перемещаться во времени. Она не сумела  бы
синхронизировать движения каждой из восемнадцати тысяч малюток,  а  они  в
свою очередь приобрели  уже  достаточную  автономию,  чтобы  мешать  своей
родительнице. Если угроза станет очевидной,  ей  придется  бросить  их  на
произвол  судьбы.  Это  был  один   из   тех   случаев,   когда   инстинкт
самосохранения вступал в противоречие с инстинктом продолжения рода.  Если
повезет, некоторые  из  них  выживут,  но  большинству  не  удастся  точно
синхронизироваться с современностью.  Они  внезапно  столкнутся  с  массой
материи, эквивалентной их объему. Энергия, освобожденная при  этом,  будет
соответствовать  небольшому  ядерному  взрыву.  Это  не   могло   серьезно
повредить Бестии, но эмбрионам это грозило смертью.
   Возможно, решение было в том,  чтобы  опуститься  еще  глубже  в  толщу
планеты. Но Бестия выбрала  для  своего  гнезда  довольно  удачное  место.
Близкая к поверхности лава притягивала ее, как  огонь  камина  притягивает
кота. В нормальном состоянии Бестия с удовольствием купалась бы в лаве, но
сейчас она колебалась. Высокая температура ускорила бы дозревание, и тогда
она не смогла бы уйти от малюток достаточно далеко и, вероятно,  стала  бы
их первой жертвой.
   Рискнуть  и   выйти   на   поверхность?   К   несчастью   для   Бестии,
планету-гигант, где родились ее предки, посещали хищники, для которых  они
были любимым лакомством. Те тоже умели перемещаться во  времени,  и,  хотя
исчезли пятьсот миллионов лет назад, факт этот никак не  мог  повлиять  на
поведение Бестии. Ее видовая память не принимала во внимание новых данных.
Для Бестии эти пятьсот миллионов лет словно никогда не  существовали.  Она
не знала, что их вид намного пережил своих создателей и  первых  хозяев  и
что выживанием они обязаны своей роли домашнего животного.
   Итак, поверхность планеты можно было не  брать  в  расчет,  время  было
недоступно, глубины опасны, и Бестия вновь заплакала над своей судьбой.
   Неподалеку  от  себя,  всего  в  нескольких  десятках  километров,  она
почувствовала чье-то присутствие. В нормальных условиях ее первой реакцией
было бы перемещение во времени, но боязнь потерять малюток подавила  страх
перед неизвестностью.  Присутствие  чужого  стало  более  ощутимым,  более
многочисленным. Приближалось множество существ  ее  вида.  Однако  это  не
обрадовало ее. В прошлом ей самой приходилось заниматься каннибализмом,  и
она по опыту знала, что  бестия  в  убежище  представляет  собой  желанную
добычу.  Правда,  она  не  знала,  что  в   таких   условиях   каннибализм
способствовал генетическому обмену и предохранял вид от дегенерации.
   Она попыталась  укрыться  от  погони,  но  безуспешно,  и  выскочила  в
атмосферу на вершине лавового выброса. Гипроны  Верана  предвидели  такой,
вариант  и  действовали  согласно  принятому  плану,  совершенно   чуждому
существам их вида. Они выскочили  со  всех  сторон  одновременно,  окружив
отрезок времени, который контролировала Бестия, схватили ее и обездвижили,
как тысячи лет назад на Земле  делали  это  дрессированные  слоны.  Бестия
оказалась в энергетической клетке, еще более мощной, чем клетка  на  борту
"Архимеда".  Сначала  она  расплакалась,  потом,  видя   тщетность   своих
протестов, позволила забрать себя  и  вскоре  заснула,  воскрешая  в  снах
призрачные образы уничтоженной планеты.



30

   Корсон  наслаждался  спокойной  жизнью,  организованной  до  мельчайших
деталей. По приказу Верана утром и вечером он учился ездить на  гипроне  и
обращаться с оружием. Обучавшие его солдаты, которым, несомненно, поручили
и его охрану, не удивлялись, видя у него на шее обруч безопасности, или же
просто воздерживались от намеков.  Наверняка  они  пришли  к  выводу,  что
Корсон - из личной охраны Верана. Тот, в свою очередь, составлял  планы  в
обществе Нгала  Р'нда  и  урианской  аристократии.  Он  явно  завоевал  их
доверие, и уриане охотно показывали ему экземпляры своего лучшего оружия и
знакомили с принципами его действия. Исключительная  дисциплина  маленькой
армии Верана явно произвела на них впечатление. А  может,  их  неизлечимое
чувство превосходства не позволяло им вообразить, что человек - их слуга -
способен был нарушить договор и причинить им вред.  Иногда  они,  с  точки
зрения Корсона, проявляли невероятную наивность.  Мнимое  уважение  Верана
они принимали за чистую монету. Полковник приказал,  чтобы  все  его  люди
уступали дорогу любому встреченному урианину, независимо от его  положения
в обществе. Приказ выполнялся, и это было для уриан лучшим доказательством
того, что люди знают свое место и умеют себя вести. По мнению Верана, дела
его шли успешно.
   Ситуация казалась Корсону не такой уж простой. На его глазах  возникала
великолепная военная машина. Для Бестии, запертой в клетку, из которой она
не  могла  выбраться,  завершался  репродуктивный  период.   Было   решено
позволить малюткам сожрать ее, ибо в таком возрасте она уже не поддавалась
дрессировке. Корсону  казалось,  что  объединенные  силы  Верана  и  уриан
стремятся к результату,  диаметрально  противоположному  запланированному.
Теперь он уже не мог вырваться. Он чувствовал, что эту  -  одну  из  самых
страшных в истории - военную авантюру он мог бы с тем же успехом наблюд