а читаемой  надписью:  "ПОСТОРОННИМ
ВХОД СТРОГО ВОСПРЕЩЕН".
   - К нам это не относится, - небрежно бросил Уилер, открывая дверь. "ЭТО
И К ТЕБЕ ОТНОСИТСЯ", - мгновенно возразила  вторая,  совсем  уж  огромными
буквами выполненная надпись. - Ерунда это все, - без тени смущения добавил
он в ответ на ухмылку Садлера. - Те места, куда и вправду нельзя  входить,
запирают, - но  все-таки  не  стал  прямо  ломиться  во  вторую  дверь,  а
осторожно постучал.
   - Войдите, - откликнулся скучающий голос.
   Старший связист, разбиравший по винтику рацию  космического  скафандра,
был, очевидно, рад, что ему помешали. Он вызвал Землю и  попросил  главную
диспетчерскую выяснить, чего  это  ради  какой-то  корабль  залез  в  Море
Дождей, не связавшись предварительно с Обсерваторией.  В  ожидании  ответа
Садлер прогулялся вдоль стоек с оборудованием.
   Столько  приборов  -  и  все  лишь  для  того,  чтобы  позволить  людям
разговаривать друг с другом да чтобы посылать изображение с Луны на  Землю
и обратно; странно, хотя, в общем-то, и понятно. Зная, как  любят  техники
рассказывать о своей работе, кто бы и когда их ни  спросил,  Садлер  задал
несколько вопросов и постарался запомнить  ответы.  К  счастью,  обитатели
Обсерватории давно уже перестали усматривать в  его  любопытстве  какие-то
задние мысли, попытку выяснить - а нельзя  ли  делать  ту  же  работу  при
половинных расходах. Заезжего бухгалтера воспринимали просто  как  живого,
заинтересованного слушателя, тем более что многие из его вопросов явно  не
имели никакого финансового значения.
   Принтер застучал почти сразу, как только старший связист  разделался  с
ролью экскурсовода и вернулся на свое место. Текст ответа  вызывал,  мягко
говоря, недоумение.
   ПОЛЕТ ВНЕ РАСПИСАНИЯ. ПРАВИТЕЛЬСТВЕННАЯ  НЕОБХОДИМОСТЬ.  ОПОВЕЩЕНИЯ  НЕ
ТРЕБОВАЛОСЬ.  ПОСАДКИ   БУДУТ   ПРОДОЛЖАТЬСЯ.   СОЖАЛЕЕМ   О   ПРИЧИНЕННЫХ
НЕУДОБСТВАХ.
   Уилер глядел на листок - и не  верил  своим  глазам.  Вплоть  до  этого
момента небеса над Обсерваторией были святыней. Гнев аббата, обнаружившего
кощунственное нарушение неприкосновенности своей обители, - вот,  пожалуй,
единственное и еще слишком слабое сравнение для чувств, которые  буквально
булькали и пузырились в юном астрономе.
   - Это  что  же,  и  дальше  так  будет?  -  вопросил  он,  заикаясь  от
возмущения. - А как же наша программа?
   - Ты, Кон, прямо как маленький, - снисходительно улыбнулся  связист.  -
Ты вообще радио слушаешь? Или только и  знаешь,  что  любоваться  на  свою
драгоценную новую? Из радиограммы следует вполне очевидный вывод:  в  этом
самом море делается нечто секретное. Угадай с трех...  да  нет,  с  одного
раза.
   - Да знаю я, - раздраженно отмахнулся Уилер.  -  Очередная  экспедиция,
выискивающая руды тяжелых металлов, а все  эти  тайны  -  чтобы  Федерация
ничего не узнала. Детские игрушки.
   - А почему ты так думаешь? - резко спросил Садлер.
   - Да это не первый год продолжается. Прогуляйся в город, зайди в  любой
бар - там тебе все подробно расскажут.
   Но Садлер верил ему и так, без "прогулки в город", то  бишь  поездки  в
Сентрал-Сити. Объяснение Уилера выглядело весьма  правдоподобно,  особенно
если принять во внимание общую ситуацию.
   - Так что они летают и будут летать, а мы - выворачивайся, как  можешь,
- сказал связист, берясь за недоразобранную рацию. - Есть, правда, и  одно
утешение. Все эти дела  к  югу  от  нас,  в  части  неба,  противоположной
Дракону. А значит, главной твоей работе ничто особо не помешает, так ведь?
   - Да вроде и так, - неохотно и словно обиженно согласился Уилер.  Ни  в
коем случае не желая никаких помех своей работе, он в то  же  самое  время
предвкушал хорошую драку, а потому испытал  горькое  разочарование,  когда
повод для драки исчез.


   Было странно и вспомнить, что совсем недавно  новую  звезду  искали  по
расположению звезд старых; сейчас она сверкала ярче всех - за  исключением
Земли - объектов  ночного  неба.  По  сравнению  с  этой,  невесть  откуда
взявшейся нахалкой, даже богиня любви - ушедшая вслед за Солнцем к востоку
Венера -  выглядела  бледной  немочью.  Свет  новой  уже  порождал  вполне
различимые тени - и продолжал прибывать.
   По сообщению с Земли, там  Nova  Draconis  была  видна  даже  днем.  На
какое-то время она вытеснила с  первых  полос  газет  политику,  но  затем
напряженность положения снова взяла свое. Люди не  могут  долго  думать  о
вечности, к тому же расстояние до планет Федерации измерялось не световыми
столетиями, а световыми минутами.



5

   Все еще находились  отдельные  личности,  считавшие,  что  человек  зря
сунулся в космос, что сидеть бы ему на своей планете и не трепыхаться,  но
даже эти упорные ретрограды вынужденно признавали: плакать  поздно,  поезд
давно ушел. К тому же Человек не был бы Человеком, останься он  на  Земле.
Та врожденная непоседливость, которая гнала его к крайним пределам родного
мира, заставляла подниматься в небо и опускаться  на  морское  дно,  разве
могла она не откликнуться  на  вечный,  доносящийся  из  бездонных  глубин
пространства, зов Луны и планет?
   Колонизация  Луны  была   предприятием   медленным,   трудным,   иногда
трагическим и всегда разорительно дорогим. Даже теперь, через два столетия
после первых полетов, большая часть гигантского спутника Земли  оставалась
необследованной. Съемки из космоса позволили нанести на  карту  все,  даже
самые мелкие детали рельефа, однако вблизи большую  часть  этого  корявого
шара никто и никогда не видел.
   Сентрал-Сити  и  остальные,  ценой   долгого   и   мучительного   труда
построенные базы  являлись  островками  жизни  в  безжизненных  просторах,
оазисами в молчаливой, залитой попеременно  то  ослепительным  светом,  то
чернильной темнотой пустыне.  Многие  задавались  вопросом:  да  стоит  ли
овчинка выделки? Колонизация Марса  и  Венеры  была  значительно  проще  и
сулила большие выгоды. Однако человек не мог  обойтись  без  Луны.  Бывшая
когда-то первым его космическим плацдармом, она и  по  сию  пору  осталась
ключом к планетам. Именно здесь лайнеры, трудолюбиво сновавшие от  мира  к
миру,  брали  на  борт  тяговую  массу  -  заполняли  свои  огромные  баки
мельчайшей пылью,  выбрасывавшейся  потом  сквозь  сопла  ионных  ракетных
двигателей. Получение этой пыли на Луне  позволяло  не  тащить  ее  сквозь
могучее гравитационное  поле  Земли,  что  десятикратно  снижало  расходы.
Собственно говоря, без  такой,  как  Луна,  заправочной  базы  космические
полеты надолго остались бы убыточными.
   А ее значение для науки? Лунными лабораториями  пользовались  буквально
все области исследований, к неизменной для себя выгоде, не  говоря  уж  об
астрономии, исполнившей вековую свою мечту вырваться из-под мутной  пелены
земной атмосферы. Политики (публика по  преимуществу  ограниченная)  и  те
давно осознали следующую непреложную истину: научные исследования - основа
цивилизации, они не только окупают себя, но и дают гарантированный, вечный
доход.
   Мало-помалу,  ценой   бессчетных   ошибок   человек   научился   сперва
существовать, затем - жить и в конце  концов  -  процветать  на  Луне.  Он
создал  целые  новые  отрасли   вакуумной   техники,   низкогравитационной
архитектуры и методов контроля за составом  и  температурой  воздуха.  Ему
удалось справиться с  лунным  днем  и  лунной  ночью,  хотя  необходимость
бдительно следить за их дьявольскими кознями все  же  оставалась.  Палящая
жара вызывала расширение куполов и прочих зданий, они могли растрескаться,
ледяной холод  мог  в  клочья  порвать  любую  металлическую  конструкцию,
изготовленную без учета сжатий, никогда не встречающихся на Земле. Но  все
эти проблемы поддавались разрешению - и были разрешены.
   Сколько ни вспомнишь масштабных  честолюбивых  проектов,  осуществление
любого из них оказывалось далеко  не  таким  трудным  и  опасным,  как  то
виделось в перспективе; освоение  Луны  не  стало  исключением  из  общего
правила. Проблемы, казавшиеся до  высадки  на  Луну  неразрешимыми,  давно
стали достоянием местного фольклора, препятствия, перед которыми у  первых
исследователей опускались руки, почти забыты. А над местами, где  когда-то
боролись  с  опасностями  пешие  первопоселенцы,  в  роскоши  и   комфорте
монорельсовых вагонов проносились земные туристы.
   В некоторых - не очень, к сожалению, многочисленных - отношениях лунные
условия  скорее  помогали  людям,  чем  мешали.  Взять,  например,  лунную
атмосферу. Она совершенно не мешает астрономическим наблюдениям и на Земле
считалась бы глубоким вакуумом. И все же ее достаточно для надежной защиты
от метеоров. Почти все камешки и пылинки, бомбардирующие Землю, сгорают на
высотах порядка сотни километров, то есть в воздухе не более плотном,  чем
атмосфера  Луны.  Лунный  метеоритный  щит  даже  эффективнее  земного   -
благодаря низкому тяготению он простирается на большее расстояние.
   Самым, пожалуй, большим  потрясением  для  первых  исследователей  Луны
стало существование на  ней  растительной  жизни.  Своеобразные  изменения
окраски таких кратеров, как Аристарх и Эратосфен, давно наводили на  мысль
о некоей растительности, однако сразу же возникали сомнения  -  невозможно
было представить себе  живой  организм,  способный  существовать  в  столь
суровых условиях. И все  же,  говорили  самые  смелые  из  ученых,  нельзя
отрицать возможности, что на Луне есть несколько видов примитивных мхов  и
лишайников; интересно бы посмотреть, как это они умудряются там выжить.
   Ученые ошибались. А ведь не составляло особого  труда  догадаться,  что
лунные растения должны быть не  примитивными,  а  совсем  наоборот,  очень
сложными - чтобы успешно справляться с  враждебной  всему  живому  средой.
Примитивное растение способно существовать на Луне ничуть не  больше,  чем
первобытный человек.
   Самые распространенные из лунных растений  имели  яйцевидную,  зачастую
совсем сферическую форму  и  сильно  смахивали  на  кактусы.  Их  толстая,
ороговевшая кора, предотвращавшая испарение драгоценной воды, была  усеяна
прозрачными  "окошками",  пропускавшими  свет  солнца.  При   всей   своей
удивительности это изобретение не уникально. На ту же самую хитрость пошли
и некоторые растения африканских пустынь, столкнувшиеся  с  той  же  самой
задачей: как поймать в ловушку солнечный свет, не теряя при этом воду.
   Другое дело - способ отбора воздуха. Тут приоритет лунных "кактусов" не
вызывает никаких сомнений. Сложная система заслонок и клапанов,  отдаленно
напоминающая  ту,  при  помощи  которой  некоторые  из   обитателей   моря
прокачивают сквозь свои тела воду, исполняет  роль  компрессора.  Растения
селятся вдоль глубоких, уходящих в недра  Луны,  трещин  и  год  за  годом
терпеливо ждут; когда из трещины  появляется  слабенькое,  жалкое  облачко
углекислого  газа  или  сернистого  ангидрида,  они  начинают  лихорадочно
работать, втягивая в свои поры  каждую  оказавшуюся  поблизости  молекулу.
Продолжается это очень недолго - мимолетный туман  быстро  рассеивается  в
почти полном вакууме лунной атмосферы.
   Вот таков был этот странный мир, ставший пристанищем  нескольких  тысяч
людей. Странный и суровый - но они любили его и не хотели возвращаться  на
Землю, где жизнь текла легко, а потому не давала простора для инициативы и
предприимчивости. При всей своей экономической зависимости от Земли лунная
колония имела с ней гораздо меньше общего, чем с планетами  Федерации.  На
Марсе, на Венере, на Меркурии, на спутниках Юпитера и  Сатурна  люди  вели
войну с Природой - примерно такую же, какая  позволила  им  освоить  Луну.
Марс уже покорился - он стал первым после Земли  миром,  где  человек  мог
ходить без всяких скафандров и дыхательных приборов. Близилась победа и на
Венере - победа, обещавшая в качестве трофея сухопутные  просторы,  в  три
раза большие всех земных материков.  В  прочих  местах  были  пока  только
плацдармы, а  пылающий  Меркурий  и  ледяные  внешние  планеты  оставались
вызовом для будущих поколений.
   Так считала Земля. Но Федерация не хотела ждать, а профессор Филлипс  в
святой своей простоте довел это нетерпение до крайности. Далеко не  первый
случай, когда научная статья меняет ход  истории,  -  и  скорее  всего  не
последний.
   Садлер никогда не  видел  уравнений,  вызвавших  весь  этот  переполох,
однако был знаком со следующими из них выводами. За шесть  месяцев,  грубо
вырванных из его жизни, он узнал много самых разнообразных вещей.  Кое-что
он выучил в маленькой с голыми  стенами  комнатке  за  компанию  с  шестью
другими мужчинами, чьих имен ему не сказали, но большая  часть  информации
была передана ему во сне либо в гипнотическом трансе. Вполне возможно, что
когда-нибудь ее извлекут обратно с помощью тех же самых методов.
   Поверхность Луны, как сказали Садлеру, состоит из областей  двух  резко
различающихся типов - темных,  так  называемых  морей,  и  светлых,  более
высоких  и  более  гористых.  Светлые  области   испещрены   бесчисленными
кратерами;  судя  по  всему,  они  были  когда-то   зонами   вулканической
активности. Поверхность морей - плоская и относительно гладкая.  Там  есть
отдельные кратеры, а также много трещин и провалов, но все это не идет  ни
в какое сравнение с дикой неровностью плоскогорий.
   Судя по всему, моря образовались гораздо  позже,  чем  горы  и  цепочки
кратеров, оставшиеся от бурной молодости Луны. Старые формации  затвердели
вроде бы окончательно, но прошли миллионы лет, и  некоторые  участки  коры
расплавились, превратившись потом,  после  остывания,  в  гладкие,  темные
равнины. Старые кратеры  и  горы,  бывшие  на  месте  "морей",  растеклись
подобно воску и бесследно исчезли, а другие, оказавшиеся  поблизости,  "на
берегу", носят на себе следы разрушения.
   Задача,  долго  привлекавшая  внимание  ученых  и  разрешенная  наконец
профессором Филлипсом, формулировалась так: "Почему внутреннее тепло  Луны
прорвалось только в  определенных  районах  -  будущих  морях,  -  оставив
возвышенности нетронутыми?"
   Недра планеты разогреваются радиоактивностью. Профессор Филлипс  сделал
совершенно естественное предположение, что под  морями  должны  находиться
богатые залежи урана и сопутствующих элементов. В результате сложной  игры
приливных  течений,  бушевавших  в  расплавленной  сердцевине  Луны,   они
распределились неравномерно,  сконцентрировались  в  отдельных  местах,  а
затем, за миллионы лет радиоактивности, расплавили  под  собой  кору.  Так
образовались моря.
   За два столетия люди обследовали Луну при  помощи  всех  вообразимых  и
невообразимых   измерительных   приборов.   Они   сотрясали    ее    недра
искусственными сейсмическими толчками,  прощупывали  их  электрическими  и
магнитными  полями.  Благодаря  этим  наблюдениям  профессор  Филлипс  мог
подкрепить свою теорию весьма серьезными расчетами.
   Глубоко под морями находились огромные отложения  урана.  Сам  по  себе
этот элемент не имел уже такого жизненно важного значения, как в двадцатом
и двадцать первом веках -  старомодные  ядерные  реакторы  давно  уступили
место термоядерным. Однако там, где  есть  уран,  обязательно  найдутся  и
другие металлы.
   Профессор Филлипс был абсолютно  уверен,  что  его  теория  не  получит
никакого практического применения. Как он  неоднократно  подчеркивал,  все
эти богатства находятся на такой глубине, что вопрос об их  добыче  не  то
что бы отпадает, а даже и не стоит. До них не меньше сотни  километров,  а
давление на таких глубинах настолько велико, что самый прочный из металлов
потечет там как жидкость, так что любая шахта или  скважина  затянется  за
доли секунды.
   А ведь жаль. Все эти манящие  сокровища,  заключал  профессор  Филлипс,
навсегда останутся недосягаемы для людей, которые остро в них нуждаются.
   Ученый, кисло думал Садлер, мог бы и не делать  таких  скоропалительных
выводов. Недалек день, когда профессор Филлипс очень удивится.



6

   Садлер лежал на  койке,  не  разуваясь,  и  старался  думать  только  о
прошедшей неделе. Никак не верилось, что он  прибыл  сюда  с  Земли  всего
восемь дней (земных, каких же  еще)  назад,  но  висевшие  на  стене  часы
подтверждали - да, в дневнике нет никаких пропусков и ошибок.  А  если  не
верить ни одному из этих свидетелей, можно  подняться  на  поверхность,  в
какой-нибудь  из  наблюдательных  куполов,  и  справиться  по   неподвижно
застывшей в небе Земле, только-только начинающей идти на ущерб. В день его
прибытия на Луну она была как раз в первой четверти.
   Несмотря на полночный (по  лунному,  естественно,  времени)  час,  Море
Дождей было залито светом. Nova Draconis, ставшая уже ярчайшей  звездой  в
истории, бросала вызов полной Земле. Даже Садлер, обычно считавший  всякие
небесные происшествия слишком далекими  и  безличными,  чтобы  затрагивать
чувства, выходил  время  от  времени  "наверх",  полюбоваться  неожиданной
гостьей - да не гостьей скорее, а захватчицей - северного неба. Что это  -
фейерверк или погребальный костер миров много более древних и мудрых,  чем
Земля? Было странно, что такое грандиозное, внушающее благоговейный трепет
событие  точно  совпало  по  времени  с  кризисом  человечества.   Обычное
совпадение, не более того - хотя  Nova  Draconis  и  относится  к  близким
звездам, все равно сообщение о ее смерти отправлено  уже  два  тысячелетия
назад. Только очень суеверный и беспредельно геоцентричный человек мог  бы
вообразить, будто такое событие спланировано  заранее,  в  предостережение
землянам.  А  что  оно  должно  было  сказать  обитателям  других  планет,
вращающихся вокруг других солнц, в чьих небесах сверхновая сверкала с  той
же, что у нас, или даже большей яркостью?
   Садлер сделал над собой усилие,  выкинул  все  эти  праздные  мысли  из
головы и начал думать о деле. О деле.  Так  что  же  еще  не  сделано?  Он
посетил  каждый  из  отделов  Обсерватории,   встретился   со   всеми   ее
руководителями, за исключением директора. Профессор  Маклорин  должен  был
вернуться со дня на день, а пока что его отсутствие только упрощало задачу
Садлера. Все сотрудники  Обсерватории  в  один  голос  утверждали,  что  с
возвращением шефа жизнь перестанет быть такой свободной и беззаботной, как
сейчас,  все   будет   делаться   согласно   Установленному   Порядку.   К
Установленному Порядку Садлеру было не привыкать, однако  это  не  значит,
что он ему нравился.
   Висящий над кроватью динамик  негромко  загудел.  Закинув  вверх  ногу,
Садлер ткнул носком сандалии в кнопку; теперь это удавалось ему  с  первой
попытки, однако неглубокие царапины, испещрявшие стену,  свидетельствовали
о долгом и многотрудном пути к такому мастерству.
   - Да? - пробурчал он. - Кто там?
   - Это из транспортного отдела. Я закрываю список  на  завтра.  Осталось
два места - вы не хотели бы съездить?
   - Если место есть, то да, - сказал Садлер. - Не хотелось бы  перебегать
дорогу более заслуженным людям.
   - Хорошо, я вас записываю, - коротко  откликнулся  динамик,  щелкнул  и
стих.
   Садлер почти  не  чувствовал  угрызений  совести.  Неделей  непрерывной
напряженной работы он вполне  заслужил  несколько  часов  в  Сентрал-Сити.
Время первого контакта со связным еще  не  наступило,  пока  что  все  его
донесения -  облеченные  в  совершенно  безобидную  форму  -  отправлялись
обычной почтой. И все равно пора познакомиться с городом - не говоря уже о
том,  что,  сидя  здесь  безвылазно,  работая  без  выходных,  обязательно
навлечешь на себя подозрения.
   Но главная причина поездки была чисто  личной.  Садлер  хотел  отослать
некое письмо - и знал, что вся  корреспонденция  Обсерватории  внимательно
просматривается его же коллегами по Планетарной разведке. В письме не было
ровно ничего криминального, однако от мысли, что кто-то будет его  читать,
становилось немного не по себе. Личное должно быть личным.