Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
земных событий.
Казалось, что сквозь стенки вагона просачивается нечеловеческий холод
лунной ночи - таким леденящим ужасом веяло от этого безликого голоса,
невозмутимо перечисляющего пункты разногласий, обвинения и контробвинения,
взаимные угрозы, чуть-чуть прикрытые фиговыми листками дипломатических
эвфемизмов. Интересно, а все ли население Земли понимает страшный смысл
случившегося? Вряд ли, скорее всего миллионы людей так и продолжают
пребывать в блаженном самообмане, не рискуя взглянуть горькой истине в
лицо. Пожмут плечами и скажут с натужным безразличием: "Да чего тут
беспокоиться - как-нибудь пронесет".
Но Садлер не верил, что пронесет. Сидя в этом маленьком, ярко
освещенном цилиндре, мчавшемся на север через Море Дождей, он четко
осознавал, что впервые за последние двести лет над человечеством нависла
угроза войны.
2
"Начало войны, если она все-таки начнется, - думал Садлер, - будет
скорее трагедией обстоятельств, чем результатом чьей-то сознательной
политики". И действительно, единственная - но очень серьезная - причина
столкновения Земли с ее бывшими колониями сильно смахивала на дурацкую
шутку матери-природы.
Задание было неожиданным как снег на голову, однако Садлер и прежде
прекрасно знал основные факты, определившие теперешний кризис; этот нарыв
созревал не первое десятилетие, а зародился он из-за уникального положения
Земли.
Людям очень повезло. Минеральные богатства их родной планеты не имеют
себе равных в Солнечной системе. Благодаря этому подарку судьбы человек с
почти молниеносной скоростью развил технику, начал осваивать другие
планеты и тут же столкнулся с тем неожиданным и неприятным
обстоятельством, что продолжает полностью зависеть от Земли в
удовлетворении многих своих первоочередных потребностей.
Земля - самая плотная из планет, в этом отношении к ней приближается
только Венера. Однако у Венеры нет спутников, а Земля с Луной образуют
двойную систему, не имеющую известных аналогов. Как возникла такая система
- загадка для ученых, однако можно с уверенностью сказать, что в те
далекие времена, когда Земля была еще расплавленным шаром, Луна вращалась
вокруг нее по значительно более тесной орбите, поднимая в пластичном
веществе своей соседки - или, если хотите, хозяйки - огромные приливные
волны.
В результате кора Земли богата тяжелыми металлами, и не просто богата,
а несравненно богаче, чем кора любой другой планеты. Та же самая, скажем,
Венера хранит свои сокровища в ядре, где давление и температура надежно
оберегают их от всех посягательств человека. Вот так и вышло, что по мере
космической экспансии человеческой цивилизации нагрузка на быстро
иссякающие ресурсы материнской планеты непрерывно возрастала.
Другие планеты обладали неисчерпаемыми количествами легких элементов,
однако могли только мечтать о ртути, свинце, уране, тории, платине и
вольфраме. Для многих из этих металлов не существовало никаких замен, их
крупномасштабный синтез так и оставался - несмотря на двести лет отчаянных
усилий - чудовищно дорогим, а современная техника не могла без них
существовать.
Тем временем на Марсе, Венере и крупных спутниках внешних планет
образовались независимые республики, объединившиеся затем в Федерацию;
ситуация с ресурсами была для молодых государств, мягко говоря, досадной.
Она держала их в зависимости от Земли, мешала дальнейшему продвижению к
рубежам Солнечной системы. Поиски на астероидах и спутниках, копание в
строительном мусоре, оставшемся после формирования крупных миров, чаще
всего не давали ничего, кроме льда и никому не нужных камней. За каждым
граммом драгоценных - дороже золота - металлов приходилось идти с
протянутой рукой все к тем же землянам.
Но и это бы еще полбеды, не относись Земля к своим молодым и шустрым
потомкам с завистью, непрерывно возраставшей в течение всех двухсот лет,
прошедших после начала космических полетов. Песенка старая, как мир:
достаточно вспомнить отношения Англии и ее американских колоний. Верно
сказано, что, хотя история и не повторяется, исторические ситуации
воссоздаются раз за разом с почти пугающей регулярностью. Люди,
управлявшие Землей, были несравненно умнее Георга Третьего, однако они
начинали вести себя подобно этому бесчестному монарху.
У обеих конфликтующих сторон были свои извиняющие обстоятельства (а
когда их нет?). Земля устала, она обескровила себя, посылая лучших своих
сыновей к звездам. Она видела, что власть выскальзывает из рук, знала, что
не имеет будущего. Так чего же ради было ей ускорять этот процесс, снабжая
соперников необходимыми им орудиями?
Федерация же глядела на мир, бывший когда-то ее колыбелью, с жалостью и
презрением. Она занималась вербовкой; многие из самых лучших ученых Земли,
многие из самых активных, непоседливых ее уроженцев перебирались на Марс,
Венеру и спутники гигантских планет. Здесь проходил новый рубеж
человечества - рубеж, который будет расширяться вечно, уходя все дальше и
дальше к звездам. Чтобы достойно встретить такой вызов, нужно было
обладать высочайшей научной квалификацией, несгибаемой решимостью. На
Земле же эти достоинства давно утратили решающее значение, и Земля
прекрасно об этом знала - но не делала ничего для исправления ситуации.
Все это могло породить несогласие и потоки взаимных обвинений, но никак
не более. К прямому насилию мог привести только какой-нибудь новый,
неожиданный фактор; не хватало последней искры, которая инициирует
вселенский взрыв.
Теперь же искра была высечена. Садлер узнал об этом каких-то шесть
месяцев назад, а большая часть мира и по сию пору пребывала в неведении.
Планетарная разведка, малоизвестная, предпочитавшая держаться в тени
организация, чьим сотрудником он стал против собственной воли, ни днем ни
ночью не оставляла лихорадочных попыток нейтрализовать ущерб. Трудно
поверить, чтобы математический труд, озаглавленный "Количественная теория
образования элементов лунной поверхности", вызвал войну, но не нужно
забывать, что когда-то в прошлом не менее теоретическая статья некоего
Альберта Эйнштейна войну закончила.
Работу эту написал профессор Роланд Филлипс, мирный оксфордский
космолог, нимало не интересовавшийся политикой. Он подал ее в Королевское
астрономическое общество больше двух лет назад, Так что объяснять, чем
вызвана задержка с публикацией, становилось все труднее и труднее. К
величайшему сожалению - именно этот факт и переполошил Планетарную
разведку, - профессор Филлипс в святой своей простоте разослал экземпляры
статьи марсианским и венерианским коллегам. Отчаянные - и запоздалые -
попытки перехватить эти отправления ни к чему не привели. Так что теперь
Федерация знает, что Луна - совсем не такой бедный мир, как считалось все
эти двести лет.
Знает - и знает, тут уж ничего не поделаешь, остается только хранить в
строжайшей тайне другие, не менее важные обстоятельства, связанные с
Луной. Именно это и не удавалось - информация утекала с Земли на Луну, а
оттуда - на планеты.
Обнаружив протечку в доме, думал Садлер, вызывают водопроводчика. Но
что прикажете делать с протечкой невидимой - которая к тому же может
оказаться в любой точке мира, равного по площади Африке?
Даже являясь сотрудником Планетарной разведки, он почти ничего не знал
о ее размерах, о размахе и методах ее операций и все еще кипел
негодованием на грубое вмешательство этой организации в свою жизнь. По
профессии Садлер был бухгалтером, так что особенно притворяться ему сейчас
не приходилось. Некоторое время назад по причинам, которых он не знал и
скорее всего никогда не узнает, с ним провели собеседование, закончившееся
предложении ем некоей не совсем определенной работы. Он согласился, в
некотором роде добровольно - после прозрачного намека, что отказываться не
в его интересах. Затем последовали шесть месяцев монашеской жизни в
канадской глуши (собственно говоря, он только думал, что живет в Канаде,
возможно, это была Гренландия или Сибирь). Его почти непрерывно держали
под гипнозом и накачивали самой разнообразной информацией. И вот теперь он
на Луне, пешка в разыгрываемой кем-то межпланетной шахматной партии. Он с
тоской мечтал о том времени, когда весь этот ужас закончится. Неужели же
бывают люди, добровольно становящиеся тайными агентами? Только крайне
инфантильные и неуравновешенные личности могут получать какое-то
удовольствие от такой откровенно нецивилизованной деятельности. Были,
конечно же, и кое-какие плюсы. В нормальной обстановке он никогда бы не
попал на Луну, полученные сейчас впечатления и опыт могут очень
пригодиться в дальнейшей жизни. Садлер всегда старался смотреть в будущее,
а особенно тогда, когда его удручало текущее положение вещей. В данный
момент положение вещей выглядело из рук вон плохо - что на личном, что на
межпланетном уровне.
Безопасность Земли - вещь весьма серьезная. Слишком серьезная, чтобы
один отдельно взятый человек серьезно о ней заботился. Непомерное бремя
межпланетной политики беспокоило Садлера значительно меньше, чем мелкие
повседневные заботы. Постороннему наблюдателю могло бы показаться весьма
пикантным, что величайшая забота Садлера была связана не с выживанием
человечества, а с одним-единственным человеческим существом. Простит ли
когда-нибудь Жанетта, что он не приедет домой на годовщину свадьбы? И даже
не позвонит. Ни жена Садлера, ни его друзья ничуть не сомневались, что он
где-то на Земле. А позвонить с Луны, не признаваясь, где ты находишься,
невозможно - тебя сразу же выдаст запаздывание в две с половиной секунды
между вопросом и ответом.
Планетарная разведка может очень многое, но ускорить радиоволны не под
силу и ей. Она доставит ко времени подарок - но не сможет сказать Жанетте,
когда ее муж вернется домой.
И она никак не сможет изменить того печального факта, что в ответ на
вопрос жены, куда он уезжает, Садлер соврал. Соврал во славу Безопасности.
3
Конрад Уилер кончил сравнивать ленты, на секунду задумался, встал и
трижды обошел лабораторию. Глядя на него сейчас, любой старожил с
уверенностью сказал бы, что спектроскопист попал на Луну сравнительно
недавно. За шесть месяцев работы в Обсерватории он не успел еще
окончательно привыкнуть к кажущейся легкости своего тела. Его резкие,
угловатые, словно у марионетки на ниточках, движения резко контрастировали
с плавной, почти как в замедленном фильме или во сне, походкой бывалых
"лунатиков". Надо сказать, частично в этой порывистости был виноват
темперамент Уилера, недостаток у него самодисциплины, склонность к
поспешным выводам. Именно со своим темпераментом он и пытался сейчас
бороться.
Ему случалось допускать ошибки - но ведь на этот раз не остается
никакого места для сомнений. Факты неоспоримы, вычисления тривиальны, а
ответ - ответ внушает почтительное благоговение. Одна из далеких,
затерянных в глубинах космоса звезд взорвалась, выплеснув из своих недр
потоки невообразимой энергии. Уилер взял листок с набросанными на нем
цифрами, по десятому разу их перепроверил и потянулся к телефону.
- Это что, действительно важно? - недовольно проворчал Сэм Джеймисон. -
Ты меня выдернул из фотолаборатории, я как раз делаю одну штуку для
Старого Крота. Ладно, говори, все равно нужно подождать, пока пластинки
промоются.
- Сколько им еще полоскаться?
- Минут пять. Но потом я займусь следующими.
- Мне кажется, что это очень важно. Тут нужна буквально секунда.
Забегай, я тут рядом, в пятой приборной.
За три сотни лет фотография изменилась очень мало. Уилер, считавший,
что электроника может сделать все и еще немножко, воспринимал деятельность
старого своего приятеля как некий пережиток века алхимии.
- Так что там? - с обычным своим немногословием поинтересовался
Джеймисон.
Уилер ткнул пальцем в лежащую на столе перфоленту:
- Я делал очередную проверку амплитудного интегратора. Он обнаружил
одну штуку.
- А он только тем и занимается, - пренебрежительно фыркнул Джеймисон. -
Стоит кому-нибудь в Обсерватории чихнуть, как эта твоя железяка открывает
новую планету.
Скептицизм Джеймисона имел под собой серьезные основания. Интегратор -
прибор очень сложный и капризный - ошибался при каждом удобном случае и
даже без оного, а потому многие астрономы считали, что от него больше
хлопот, чем толку. Однако директор питал к этому шкафу, набитому
электроникой, нежную любовь, так что избавиться от него было невозможно,
во всяком случае - до смены руководства. Собственно говоря, Маклорин сам
же его и изобрел - в те далекие дни, когда имел еще время для научной
работы. Автоматический страж небес, этот прибор оглядывал их год за годом,
терпеливо ожидая, когда же наконец вспыхнет новая звезда.
- Вот эта запись, - сказал Уилер. - Посмотри сам, если не веришь.
Джеймисон прогнал ленту через преобразователь, переписал числа, сделал
быструю прикидку... После чего у него отпала челюсть. К величайшему
облегчению - и удовлетворению - Уилера.
- Тринадцать величин [пять звездных величин - это прирост яркости в сто
раз; тринадцать величин - примерно в сто шестьдесят тысяч раз] за двадцать
четыре часа! Это да!
- Тринадцать и четыре десятых, если уж точно, но у тебя получилось
достаточно близко. Это сверхновая. И совсем близко.
В комнате повисла тишина.
- Слишком уж здорово, чтобы быть правдой, - вздохнул наконец Джеймисон.
- Не будем никому говорить, пока не убедимся окончательно. Снимем спектр,
а до того времени давай считать ее обычной новой.
- Когда там в нашей Галактике была последняя сверхновая? - мечтательно
закатил глаза Уилер.
- Наверное, звезда Тихо... нет, была вроде и попозже, где-то около
тысяча шестисотого.
- В любом случае - очень и очень давно. Пожалуй, это вернет мне
благорасположение директора.
- Будем надеяться, - пожал плечами Джеймисон. - Во всяком случае, ничем
меньшим, чем сверхновая, ты его не проймешь. Пиши теперь краткое
извещение, а я пойду готовить спектрограф. Не нужно жадничать, другим
обсерваториям тоже захочется поучаствовать. Ты, - повернулся он к
интегратору, продолжавшему нести свой небесный дозор, - оправдал-таки свое
существование. Даже если в дальнейшем ты никогда не найдешь ничего, кроме
навигационных сигналов космических кораблей.
Через час в гостиной Обсерватории было объявлено об открытии
сверхновой. Садлер воспринял новость совершенно равнодушно. Озабоченный
своими личными проблемами и горой предстоящей работы, он не имел никакого
желания вникать во всю эту рутину, тем более что не понимал в ней ровно
ничего. Однако тут же выяснилось, что событие произошло далеко не
рутинное.
- Вот это бы занести в ваши бухгалтерские книги, в графу "приход", -
широко улыбнулся секретарь Уагнэл. - Крупнейшее астрономическое открытие
за многие годы. Идемте на крышу.
Можно и сходить, подумал Садлер, со все возраставшим раздражением
читавший язвительную передовицу последнего номера "Тайм интерпланетари".
Он выпустил журнал из рук, посмотрел, как тот с бредовой, нереальной
медлительностью опускается на пол, встал и пошел следом за Уагнэлом к
лифту. Проехав жилой уровень, уровни административный, энергетический и
транспортный, они попали в смотровой купол. Тент, прикрывавший этот
маленький - не более десяти метров в диаметре - пластиковый пузырек от
прямых лучей солнца, был сейчас откинут; Уагнэл выключил внутреннее
освещение... Словно повинуясь тому же нажиму кнопки, в небе вспыхнули
бесчисленные звезды и растущая, в начале второй четверти Земля. Садлер
бывал здесь неоднократно, он не знал лучшего средства против умственной
усталости.
В четверти километра от них вздымался крупнейший телескоп, когда-либо
построенный человеком. Садлеру было уже известно, что этот гигантский глаз
не смотрит ни на одну из доступных глазу обычному звезд - да и вообще ни
на одну из звезд нашей Галактики. Его невероятно острый взгляд устремлен к
самым далеким пределам Вселенной, на расстояние в миллиарды световых лет.
Неожиданно титаническое сооружение начало поворачиваться к северу.
Уагнэл негромко рассмеялся.
- Уйма людей будет рвать на себе волосики, - пояснил он. - Мы прервали
программу исследований, чтобы направить главный калибр на Nova Draconis
[Новая звезда из созвездия Дракона (лат.)]. Посмотрим, видна она или нет.
Он начал всматриваться в небо, время от времени справляясь с
набросанной на листке бумаги схемой. Садлер тоже глядел на север, но не
замечал ровно ничего необычного - звезды и звезды, кто ж их разберет.
Уагнэлу стоило большого труда навести его - пользуясь Большой Медведицей и
Полярной звездой как ориентирами - на крошечную, низко висящую над
северным горизонтом звездочку.
- Не слишком, конечно, впечатляет, - сказал секретарь директора,
почувствовавший, по всей видимости, разочарование своего спутника. - Но
ведь она продолжает расти. Если так пойдет и дальше, дня через два или три
нам представится роскошное зрелище.
Каких два дня, подумал Садлер, земных или лунных? Каждый раз эта
путаница - да добро бы только эта. Все здешние, часы имели
двадцатичетырехчасовой циферблат и показывали время по Гринвичу. В этом
было определенное удобство - посмотри на Землю, и ты уже достаточно точно
знаешь время. Но вот смена лунных дня и ночи не имеют к показаниям часов
ровно никакого отношения. В "полдень" (если считать по часам) солнце может
быть абсолютно где угодно, как над горизонтом, так и ниже его.
Ну ладно, через пару дней и посмотрим; Садлер перевел взгляд на
Обсерваторию. Направляясь сюда, он ожидал увидеть этакое скопление
огромных куполов - совершенно при этом забывая, что на Луне нет ни дождя,
ни ветра, а потому нет и необходимости укрывать приборы. И десятиметровый
рефлектор и его меньший собрат стояли прямо в космическом вакууме, ничем
не защищенные, и только их изнеженные хозяева отсиживались в укрытых
глубоко под землей, наполненных теплым воздухом клетушках.
Идеальная, без единой зазубринки окружность горизонта. Обсерваторию
построили в центре Платона, однако кривизна лунной поверхности не
позволяла увидеть кольцо гор, опоясывающее кратер. Мрачный, унылый пейзаж;
ни единого холмика, на котором мог бы задержаться глаз. Только пыльная
равнина, взрытая кое-где ударами метеоритов - и загадочные творения рук
человеческих, напряженно вглядывающиеся в небо, пытающиеся выведать
секреты звезд.
Покидая купол, Садлер еще раз посмотрел на созвездие Дракона, однако не
смог уже вспомнить, которая из тусклых приполярных звездочек - причина
сегодняшнего астрономического переполоха.
- А вы не могли бы мне объяснить, - со всей возможной тактичностью
спросил он Уагнэла, - что такого важного в этой звезде?
На лице секретаря появилось полное недоумение, смешавшееся с обидой, а
затем - снисходительным пониманием.
- Звезды, - начал он, - чем-то похожи на людей. Спокойные и
благонамеренные никогда не привлекают к себе особого внимания. Они тоже
нам кое-что рассказывают - но гораздо больше можно узнать от тех, которые
сорвались с привязи.
- А что -