успела машина приземлиться, как к нам
кинулась толпа оборванцев. Блокировали самолет, не дали и шагу ступить!
   Пришлось прибегнуть к авторитету оружия, чтобы удержать их на
расстоянии...
   - Что за народ?
   - Называют себя гражданами Монии. Но еще почище тех, что во времена
кризиса бродили с семьями по дорогам...
   - Беседовали с ними?
   - Пробовал... Какая же беседа с толпой?
   - Это правильно, - глубокомысленно изрек генерал. - С толпой разговор
один...
   - По-моему, - продолжал майор, - если они и были когда-то монийцами, то
теперь весьма далеки от нашего представления о типе подлинного гражданина.
   Это одичавшие, неистово орущие оборванцы.
   - Что же они кричали? - полюбопытствовал генерал.
   - "Домой! К семьям! Пищи! Крова!"
   - Вы действовали вполне правильно, майор! Благодарю вас. Идите
отдыхать...
   Впрочем, скажите, этого самого кандидата Солнцева вы видели?
   - Нет, не пришлось.
   - Отлично. Я вас больше не задерживаю.
   Майор ушел спать, но генерал в ту ночь не сомкнул глаз. Он вызвал
адъютанта и начал диктовать секретное донесение в Ивертон.
 
    
  
 "...В дополнение к донесению ј027 о появлении в районе расположения наших
баз летательных машин неизвестной национальной принадлежности, обладающих
способностью становиться невидимыми, доношу: национальная принадлежность
машин установлена. Машины принадлежат СССР. В отношении положения на
рудниках доношу, что в результате восстания перемещенных лиц, причины
которого я еще не выяснил, работы прекращены, шахты взорваны и затоплены.
Рабочие буйствуют. Некто Солнцев, именующий себя начальником научной
советской экспедиции, настойчиво предлагает принять около восьмисот
перемещенных, являющихся якобы гражданами нашей страны.
   Утверждение в высшей степени сомнительное, никакими документами не
подтвержденное, основанное только на личных заявлениях перемещенных.
   Поведение вышеуказанных перемещенных свидетельствует о том, что все они
распропагандированы русскими большевиками. Считаю допущение подобных
элементов в Монию нежелательным и прошу немедленных указаний.
   Генерал Гробз".
   Около пяти часов утра это донесение, тщательно зашифрованное, было
передано на радиостанцию.
   Генерал не рассчитывал получить ответ ранее двенадцати. Но ответная
шифровка прибыла уже через час.
   "Обстановка сложная. Граждан Монии необходимо вывезти из Арктики, чтобы
не дать козырных карт оппозиционным партиям. Организуйте тайную отправку
монийцев проверенными пилотами в Клайд, Кардия. Кардийское правительство
сохранит тайну. Рассчитываем на вашу оперативность. Исполнение донести к
семнадцати часам".
   Генерал чувствовал себя так, словно провалился в ледяную воду. Он долго
пожимал плечами. Потом замешал двойную порцию любимой винной смеси,
проглотил и пошел на радиостанцию.
   Когда Солнцева вызвали к аппарату, генерал приказал передать, что готов
принять лиц, претендующих на монийское подданство, и что первые самолеты
прибудут за ними через два часа. Солнцев ответил, что его это мало
касается, что он - лицо постороннее, случайно оказавшее помощь
освободившимся, передал о положении их на базу, но теперь, как ему
кажется, есть основание опасаться, как бы освободившиеся не отказались от
услуг военной администрации Монии: первая встреча их очень оскорбила... Во
всяком случае, они уже обратились по радио к мировой общественности и ждут
ее помощи...
   Берет на голове генерала поднялся конусом. Скандал на весь мир!
Бесславный конец блестящей карьеры! Теперь его непременно выбросят на
свалку - и поделом! Никто не станет держать кота, если он не ловит мышей.
   Но по дороге домой генерал вдруг сообразил, что еще не все потеряно: в
этом деле у него, оказывается, имеется сильный союзник - "Общество дальних
исследований". Оно больше чем кто-либо заинтересовано в недопущении
огласки и скандала... А "Дальние исследования" - это сила!
   Вот почему в то суматошное утро так рано, еще в постели потревожили
мудрого марабу Чарлея Гастингса. Он долго отмахивался своим пуховым
колпаком, но в конце концов секретарю удалось разбудить патрона. Тот
рывком сел на кровати и закричал:
   - Какого черта! Где горит?
   - Ничего не горит! Важные новости из Арктики, - ответил секретарь.
   - Неужели Джонни нашелся?!
   - Хуже!
   - Что - хуже? Кто вам сказал, что я не желаю возвращения Джонни?
   Секретарь молча протянул радиограмму генерала.
   - Опять эти красные дьяволы! - в бешенстве воскликнул Чарлей. - Самолет!
   Однако он быстро овладел собой и сказал секретарю:
   - Звоните репортерам! Пусть парни заработают.
   Через пятнадцать минут в кабинете Гастингса состоялась широкая
пресс-конференция, через двадцать девять минут на столы заведующих
отделами информации всех крупных монийских редакций поступили статьи о
происках в Арктике русских.
 
 
   Со всех сторон летят самолеты 
 
   Некоторое время отец и сын молча глядели друг на друга. Лев держал в
своей руке огрубевшую руку отца, а в памяти возникало ощущение ее теплоты
и нежности, не изгладившееся со времени детства. Не нужно было - и не
хотелось - говорить. Они были беспредельно счастливы без слов. Да и какими
словами выразить их чувства! Отец нашел Родину, сына, свободу. Сын вновь
обрел любящего и любимого отца, самого родного, самого близкого человека,
самого честного и преданного друга.
   Их оставили одних в кабине "Светолета". Они сидели, держась за руки,
глядя друг другу в глаза. Наконец, отец встал.
   - Как воевал?
   Леонид Иванович знал, что его сын не мог воевать плохо, но хотел, чтобы
тот сам сказал об этом.
   Лев молча расстегнул на груди комбинезон. Под ним блеснули ордена.
   Леонид Иванович одобрительно кивнул головой и гордо улыбнулся.
   - Что делаешь?
   Лев обвел взглядом кабину "Светолета".
   - Вижу, - сказал Леонид Иванович, - машина эта какая-то особенная...
   - Да, таких еще не было.
   Лев стал объяснять отцу, что представляет собой "Светолет".
   Выслушав сына, Леонид Иванович пожал ему руку:
   - Спасибо.
   - Тебе спасибо, отец, - с чувством произнес Лев. - Всеми моими успехами
я обязан партии и тебе.
   Они опять замолчали.
   Лев спохватился.
   - Здесь, на льду, должны произойти события, можно сказать, мирового
масштаба, а ты в таком виде! Садись-ка сюда, поближе к окну. Сейчас
займемся твоим туалетом.
   Лев достал бритву.
   ...Надя вошла в кабину без стука и смутилась: там оказался какой-то
незнакомец. Высокий худощавый человек с мужественным, усталым лицом
протянул к ней руки. И Надя тотчас сообразила: ведь это Леонид Иванович!
Только побритый и переодетый.
   - Здравствуйте, Леонид Иванович! Еще раз... - Надя пожала протянутую
руку и вдруг крепко обняла своего свекра.
   Снаружи нарастал шум. Надя вспомнила, что пришла по делу.
   - Лева, мы переводим народ на отмель. Там по крайней мере мох - не так
будут обмораживать ноги... Нашли плавник, сейчас разожгут костры...
   - Ну, как там новый комендант? - спросил Лев.
   - О, Гарри молодец! Знаешь, до чего он додумался? Одобришь ли ты?
Приказал снять обувь с охранников и отдать ее обмороженным...
   - Мера по сути своей справедливая, - сказал Лев, - но... Я, право, и
сам не знаю, что в данных условиях хорошо, что плохо... Скажи Гарри, Надя,
чтобы он заставил охранников вырыть несколько землянок и пусть на кострах
греют докрасна камни... Этими камнями можно обогревать землянки. А в
землянках надо разместить самых слабых. Кстати, как проявляет себя
начальник санитарной части?
   - Профессор Паульсен весь отдался своему делу. Он организовал
санитарную дружину, делает все, что может... Но нет медикаментов, теплой
одежды, пищи...
   - Пусть не падают духом, - сказал Лев, - скоро все будет.
   Солнцев поднял машину в воздух, чтобы перелететь поближе к новому
лагерю.
   Не успел "Светолет II" приземлиться, как из облаков вынырнул "Светолет

                                III"

   и сел рядом. Лев и инженер Федоров вышли из кабин одновременно и
бросились друг к другу. Потом Федоров приложил руку к шлему и отрапортовал:
   - Товарищ начальник экспедиции! Доставил, сколько мог, медикаментов,
теплой одежды, пищевых концентратов и табаку. Со мной прибыли врач и пять
медицинских сестер.
   Началась предварительная регистрация освобожденных. Было выявлено
несколько человек, захваченных командой "Мафусаила" с потопленного ею
австралийского парохода "Стивен Пайк". Эти люди показали, что в их камере
находилось свыше ста таких жертв пиратов. Но почти все они отказались
работать. Их куда-то увели, и дальнейшая их судьба неизвестна.
   Леонид Солнцев повел людей на заготовку плавника. Всем вдруг захотелось
работать. Недавние пленники тяжело трудились все эти годы на подземной
каторге, но на себя, на своих друзей давно не работали. Теперь каждый
спорил из-за топора, кирки. Огромные обледенелые бревна, принесенные
морскими течениями и пролежавшие здесь, может быть, сотни лет, в несколько
минут превратились в щепы. На берегу запылали яркие костры...
   Через несколько часов грозный рев заполнил небо. Над толпой, звеньями
по четыре, кружились десятки самолетов с красными звездами на крыльях.
   Освобожденные поднимали к ним руки, плясали. Все выкрикивали:
   - Сла-ва Со-ве-там! Сла-ва Со-ве-там! Слава Рос-сии!
   Казалось, и вековой лед, и суровые скалы повторяют этот тысячеголосый
торжествующий клич.
   Лев Солнцев и Федоров, переговорив по радио с командиром флотилии,
начали расчищать с помощью "Светолетов" аэродром. Пилоты самолетов,
которые кружились над лагерем в ожидании сигнала с земли на посадку,
видели, как две колбы на лыжах носились по морскому льду во всех
направлениях. Толпы лохматых людей дружно убирали льдины, только что
подрезанные аппаратами "Светолетов".
   Через пятнадцать минут, к радостному удивлению полковника,
командовавшего воздушной флотилией, аэродром был готов, и сорок
транспортных самолетов приземлились невдалеке от берега Освобожденные
бросились к машинам. Летчиков начали качать, и качали бы долго, но тут
новое событие привлекло общее внимание: сорок первым из облаков выполз
двухмоторный аэроплан. На крыльях были опознавательные знаки монийской
авиации. Толпа окружила его раньше, чем он остановился на льду.
   Из машины вышли два человека, очень тепло и солидно одетые. Они
постояли, ожидая, очевидно, приветствий и расспросов. Но освобожденные
бросали на них угрюмые взгляды.
   В это время подоспел Гарри.
   - Алло, парень, - обратился к нему один из прибывших. - Вы, кажется, из
Монии? Как поживаете среди льдов?
   - Ничего, господа, я чувствую себя прекрасно, - в тон ответил Гарри. -
Что скажете?
   - Мы - представители широкой монийской общественности. Нам стало
известно о ваших злоключениях - и вот мы здесь. Как видите, наша
демократическая общественность не заставляет себя долго ждать. Я хочу
побеседовать с монийцами. Я - председатель "Общества мирного устройства
ветеранов войны".
   - Пожалуйста, - сказал Гарри. - Вас давно ждут.
   - Друзья и братья! - патетически обратился к толпе Чарлей Гастингс. -
Среди вас имеются наши соотечественники. К ним я обращаюсь в первую
очередь с приветом от имени нашей демократии. Позвольте мне также
приветствовать и вас, дорогие друзья из других стран, и поздравить с
освобождением из плена.
   Великая восточная держава и на этот раз опередила нас, оказав вам
первую помощь. Нам никому и в голову не могло придти, что здесь, среди
вечных льдов Арктики, томятся наши соотечественники и друзья. Только люди
Советского Союза, способные, как говорят, видеть сквозь землю, сумели
открыть место вашей каторги. Невольно возникает вопрос: почему они сделали
это открытие столь поздно - через много лет после войны? Кому это было
выгодно?..
   Впрочем, не будем сегодня задавать лишних вопросов. Сегодня мы скажем
русским наше монийское спасибо...
   С этими словами Гастингс снял шапку и помахал ею в сторону "Светолетов".
   - Что-то больно хитро, - решил Рыбников. - Уж не провокация ли?
   Вдвоем с Ирининым он протиснулся поближе к оратору, а тот, заметив их,
воскликнул:
   - Вот они, великодушные русские люди' Спасибо вам, благородным витязям,
от имени западной цивилизации!..
   - Благодарю за приветствие, - ответил ему Рыбников. - Я не уполномочен
говорить от имени начальника экспедиции, а тем более от имени советского
правительства. Я только скажу, что советские люди всегда выполняют свой
долг... Мы находимся в Арктике с научной целью - испытываем новую машину.
И вдруг встретили тут тысячи людей. Они только что вышли из-под земли,
раздетые, босые. И непременно замерзли бы на этом льду. Как же не помочь?
   Свою тираду Рыбников пытался произнести на английском языке, но это
была настолько неудобоваримая речь, что Иринину пришлось повторить ее.
   Чарлей Гастингс приложил руку к сердцу.
   - Великое спасибо и земной поклон по русскому обычаю.
   - Да что там, - буркнул Рыбников. - Мы выполнили свой долг, о чем же
разговаривать!
   Тем временем монийцы окружили "общественников" плотной стеной. Вперед
вышел великан, точно вырубленный из камня. Он глядел некоторое время,
прищурясь, на Гастингса, потом сказал:
   - А ведь мы с вами встречались.
   Чарлей обрадовался.
   - Возможно, возможно, старина. Настоящие монийцы - народ подвижной...
По сравнению со вселенной земной шар не так-то уж велик, а Мония, к
сожалению, занимает еще совсем небольшую часть этого шарика. Свободно
могли где-нибудь встретиться.
   - Нет, нет, не где-нибудь, - продолжал гигант, - а в Иаертоне. Вы ведь
Чарлей Гастингс.
   - Совершенно верно, без единой опечатки.
   - Ну, вот, - продолжал великан, - много лет тому назад вы были у нас на
верфях уполномоченным профессионального союза...
   - Был, как же! В далекой молодости... - мечтательно закатив глаза,
произнес Чарлей. - Как приятно вспомнить!
   - Плохая ваша молодость! Грязная! - отрубил великан. - Ведь это вы в
двадцать девятом помогли хозяевам разделаться с двумя тысячами наших
товарищей, а когда мы забастовали, вы продали забастовку... Попадись вы
тогда нам, не представляли бы теперь монийскую общественность.
   - Друг моей юности! - с широчайшей улыбкой воскликнул Чарлей Гастингс.
- Как приятно вспомнить давно ушедшие кипучие годы, с их ошибками и
наивной верой.
   Возможно, что мои действия были не совсем правильны. Я стараюсь быть
объективным. Я не оправдываюсь... Может быть, я поступил неправильно,
уладив конфликт. Но тогда по молодости и неопытности мне казалось страшным
допустить столкновение... Я боялся крови, рабочей крови!
   Симпатии освобожденных склонялись как будто на сторону Гастингса.
Поэтому великан не унимался:
   - Врет он все, как пес!
   - Не надо! - крикнуло несколько голосов из толпы. - Не сейчас! Мы хотим
домой!
   - Как хотите, - развел гигант руками. - Но если дома вот такие
командуют...
   Нет, с этим негодяем мне не по пути...
   Раздосадованный, он отошел в сторону, а освобожденные окружили
Гастингса.
   Марабу разговаривал со всеми одинаково, не столько отвечая на вопросы,
сколько стараясь удачными шутками вызвать симпатию к себе. Демагог он был
опытный.
   Гарри распорядился, чтобы люди шли ставить палатки, получать одежду,
пищу, табак. Все кинулись туда, где уже вытягивались змейки очередей, и
площадка вокруг монийского самолета опустела.
   Чарлей Гастингс вошел в кабину своей машины, приказал запереть дверцу и
продиктовал радисту:
   "Генералу Гробзу. Вопрос улажен. Высылайте двадцать машин. Жду".
   Затем он пошел "представляться" руководителям советской экспедиции. Он
наговорил Льву кучу любезностей и попросил разрешения осмотреть "Светолет".
   Залез в кабину, все щупал, обо всем расспрашивал - и ничего не понял.
На все его вопросы Лев отвечал лишь вежливой улыбкой и сложными
математическими формулами, в которых Гастингс разбирался столь же успешно,
сколь и в наречии тимбукту.
   Под конец посещения, будто случайно вспомнив, Гастингс воскликнул:
   - Да. Чуть не забыл... У вас под стражей должны находиться военные
преступники: администрация и охрана Подземного города. Можно поглядеть на
этих мерзавцев?
   - Пожалуйста, - ответил Лев. - Только они не у меня под стражей, а у
бывших заключенных. Но я могу вас проводить.
   Они обогнули мыс и вышли к тому месту, где содержались недавние стражи
подземелья. Но напрасно Гастингс искал тех, кто был ему нужен: ни Джонни,
ни Конноли здесь не оказалось.
   - Да, - сказал марабу, - типчики... Их надо судить. Но по положению они
должны быть преданы суду того государства, на территории которого
совершали свои преступления...
   - Так, вероятно, и будет, - сказал Лев. - В вопросах международного
права я почти не разбираюсь. И здесь я случайно.
   - Надеюсь, вы разрешите мне посмотреть, что осталось от этой
преисподней - от Подземного города?
   - Я не могу ни разрешать, ни запрещать, - улыбнулся Лев. - Я уже
сказал, что здесь я случайно. Но если бы я и не был посторонним, я все
равно не мог бы показать вам Подземного города по той простой причине, что
от него, кажется, ничего не осталось. Пожалуйста, смотрите... Вон - яма...
Но подходить близко опасно: лед все время движется...
   Как ни владел собой Гастингс, но все же не мог спокойно вынести этого
удара.
   Лицо его перекосилось.
   - Больше не существует? Возможно, он и не существовал, этот пресловутый
Подземный город? Может быть, это очередная провокация одной неизвестной
державы? Не потрудитесь ли вы дать мне ответ на этот вопрос?
   Лев рассердился. Лишь пять минут он знает пронырливого монийца, но
этого вполне достаточно, чтобы оценить его по заслугам. Однако Лев
понимал, что его провоцируют и потому сдержанно ответил:
   - Свыше восьми тысяч освободившихся из Подземного города военнопленных,
в том числе около восьмисот ваших соотечественников, могут рассказать вам
то же, что они рассказали нам. Комендант Подземного города, некий Конноли,
который недавно носил немецкое имя Крайц, раненный в бою с повстанцами,
умирая, взорвал Подземный город.
   - Мерзавец! - вполне искренне произнес Гастингс.
   - В этом я вполне согласен с вами, - ответил Лев. - Но он не одинок.
Если угодно, я могу предъявить любой авторитетной комиссии показания
девятнадцати монийских граждан весьма сомнительной репутации. В
показаниях, ими подписанных, они подробно рассказывают о том, как
Подземный город стал собственностью монийского "Общества дальних
исследований"...
   - Простите, уважаемый господин начальник, - развел руками Гастингс, -
вы же сами говорите, что у них сомнительная репутация. Как же можно верить
таким людям?
   - Но они состоят на службе у этого "Общества дальних исследований", и в
Монии им поверили. Вам, конечно, известно, что они наговорили о моих
полетах в Арктике кучу глупостей. Если поверить им, то я чуть ли не
агрессор...
   - В первый раз об этом слышу! - воскликнул Чарлей и поспешил переменить
тему. - Между прочим, недавно при научно-исследовательских работах в
Арктике мы потеряли трех членов экспедиции, в том числе и начальника ее.
Двух наша военная авиация обнаружила на материковом льду мертвыми, но
третий - начальник экспедиции Джонатан Блекпиг - пропал бесследно, и труп
его не найден по сей день. Может быть, во время ваших полетов над островом
вы случайно где-нибудь видели дорогие нашей нации останки...
   - Нет, мы не обнаружили останков господина Джонатана Блекпига, хотя
кое-что о нем слышали от тех же девятнадцати молодчиков.
   Гастингс, сокрушенно вздыхая, покачал головой:
   - Молодой человек, молодой человек... Вы не понимаете, как жестоко
оскорбляете мое национальное чувство! Я должен был бы обидеться, но...
   Сильный шум на берегу помешал Гастингсу продолжать.
   - Угодно посмотреть, в чем дело? - холодно предложил Лев.
   - С удовольствием составлю вам компанию, - сказал Гастингс.
   Они направились к берегу.
   Прибрежная отмель почти опустела. Освобожденные карабкались на стену
ледникового языка. Солнцев увидел,