Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
и
сообщения о протостарцах заставят задуматься многих. Но зачем
профессионализация? - с наивной уверенностью говорила девушка.
Вилена нахмурилась, а может быть, задумалась. С интересом
приглядывалась к представительнице нового молодого поколения. Сколько
в Виленоль живости и юной непосредственности!
Виленоль, вероятно, что-то почувствовала:
- Но ведь вы не только пианистка, тетя. Вы - физик! И стали
звездолетчицей. В наше время каждый должен быть универсальным, как
вы...
- Универсальность? - изумилась Вилена. - А растущая информация,
которую нужно усвоить? Надо ожидать скорее узкую специализацию, чем
универсальность.
Девушка досадливо вздохнула и обратилась к своему другу за
помощью.
- Виленоль имела в виду под универсальностью обширные интересы
каждого. Но в области, где человек отдает свои основные силы... -
начал Петя тен-Кате.
- Три-четыре часа в день, - подсказала Вилена.
- Да, три-четыре часа в день... Но если увлечешься, то они могут
превратиться в двадцать четыре часа в сутки. Никто не осудит.
- Двадцать четыре часа в сутки! - тихо повторила Вилена,
вспоминая, как ей не хватало их для учебы.
- В основной области, которой человек отдает свои силы, -
педантично продолжал молодой инженер, - он, естественно, стремится к
узкой специализации. Только это может принести наибольшую пользу.
- Почему же вы отрицаете профессионализацию в искусстве? -
наступала Вилена, стараясь скрыть волнение и обиду. - Разве искусство
ниже техники? Или сейчас принято заниматься только тем, что дает
материальные блага?
Молодые люди пожали плечами и переглянулись.
- Нет, тетя, что вы!.. Я, наверное, плохо сказала... Я с детских
лет храню все ваши музыкальные записи. Право, я еще не думала...
Наверное, это не одно и то же - лишний сантиметр, который перепрыгнет
рекордсмен, и виртуозное мастерство...
Когда гости засобирались домой. Вилена нажала кнопку, и стена
поднялась. Все вышли на веранду.
Непонимание! Вилена могла бы считать это естественным на другой
планете, а здесь!..
Молча смотрела она на удаляющиеся фигуры.
Но ведь это же Земля! Ее Земля, с близкими ей людьми. Разве не
прелестна Виленоль? Или ее друг? Почему можно прощать этанянам любые
взгляды, любые действия, а здесь!.. Неужели ей, Вилене, не преодолеть
"барьер поколений"? Неужели все люди нового времени для нее только
"они"? А как же Арсений?
Вилена почувствовала на себе взгляд, обернулась и увидела
пристально смотрящую на нее Авеноль.
- Я больше не могу скрывать, - услышала она. - Твой Арсений на
звездолете "Жизнь" не встретился в космосе с последним
танкером-заправщиком и пролетел Солнечную систему...
Вилена, крепко сжав губы, пронзительно смотрела на Авеноль.
Наконец странный корабль, видимый прежде лишь на экране
радиолокатора, стал различим простым глазом в иллюминатор. Но
благодаря тому, что огромный барабан "Жизни" вращался (чтобы создать
центробежную силу, равную земному притяжению), корабль в иллюминаторах
то появлялся, то исчезал. Казалось, что он крутится вокруг звездолета
и не может к нему приблизиться.
Чтобы наблюдать звездолет "Земля", нужно было подняться на лифтах
в рубку управления.
Можно было понять, что чувствовали все звездолетчики, впиваясь
взглядом в смотровое окно!
От сигарообразного корабля-матки отделились два диска и
направились к "Жизни".
Но они не образовали шатра, чтобы тормозить корабль, как когда-то
ракету Ратова-старшего во время Вечного рейса.
Диски подошли к центральной кабине "Жизни" и зависли перед нею.
- Лады! - вздохнул командир Туча. - Облачайтесь, братцы, в
скафандры, готовьтесь к выходу в открытый космос. Я, как и положено
старинным капитанам, сойду последним. Будем "леонить", - закончил он,
вспомнив первого русского человека, вышедшего первым в открытый космос
еще в двадцатом веке.
- Жаль бросать такое совершенное творение рук человеческих, -
вздохнул Карл Шварц. - Я так полагаю.
- Конечно, жаль! - подхватил Толя Кузнецов. - Тем более, что мы
так и не попробовали баранину по-бордосски и каплуна с грибами в
сметане изготовления нашего нейтринного инженера.
- Нашему бы инженеру да нейтринное горючее, тогда и спасать было
бы некого, - заметил Каспарян. - Так, скажешь?
- И все-таки жаль пускать по космическому ветру первый земной
звездолет. Да что поделаешь? Оделись? Лады!..
Один за другим выходили звездолетчики в космос и двигались в нем,
пользуясь ракетными пистолетами-автоматами. Они разделились на две
группы. По трое подплыли к приемному люку переходного шлюза в каждом
из дисков. В одном их встретил Костя Званцев, в другом - Ева
Курдвановская.
Арсений, пройдя вслед за Толей Кузнецовым и Каспаряном через
приемный шлюз, где они освободились от скафандров, оказался перед
звездолетчицей Земли. Он радостно смотрел в ее совсем неженственное
лицо.
- Я пошла вслед за вашей Виленой, друг Арсений, - сказала она,
крепко, по-мужски пожав руку Ратову. - Я знаю, вы предпочли бы
встретить ее... То верно?
Вместо ответа Арсений привлек к себе молодую женщину.
- Эй-эй! - закричал Толя Кузнецов. - Во-первых, он раздавит, а
во-вторых, у вас крыльев нет, как у Эоэллы!..
- Какая Эоэлла? - нахмурилась Ева и отстранилась от Арсения.
Глава четвертая.. ПОРОГ ЗРЕЛОСТИ
Не было ни одного человека на Земле, кто не ждал бы с тревогой
сообщения о завершении операции "диски" и... бюллетеня о состоянии
здоровья этанянина Ана.
Вилена стояла на столь знакомом ей подмосковном космодроме. Здесь
не раз встречала она ракеты, доставлявшие Арсения с глобальной
радиоантенны, здесь улетал он на Релу в мрачный осенний день, когда
тучи, как дым с золой и грязным пеплом, стелились чуть ли не по земле
и мокрые сучья голых деревьев тянулись к небу. Тогда она прощалась с
Арсением на... полвека. Сейчас она встречала его.
Нет ни мутных, косматых струй дождя, нет ни грома, ни сверкающих
молний. Небо - без единого облачка, оно бездонно, как Вселенная!..
Светит яркое солнце!..
Но почему радость встречи так омрачена тревогой за Ана? Почему
радость никогда не может быть полной? Ради этого дня Вилена вынесла
такие испытания - и теперь...
С необычайным изяществом пронеслись по синему небу серебристые
диски, зависли над землей и осторожно опустились на траву космодрома.
Вакуумный звездолет "Земля" остался на околоземной орбите.
Вилена бежала к одному из дисков, не зная, в котором Арсений.
Но тот оказался именно в ближнем к Вилене.
И он вышел первым.
Молча обнялись Арсений и Вилена и так стояли, словно камнем
застыли, как морячка из старой песни.
- Где же ты, мой желанный! Где же ты, мое горе! - непонятно
произнесла Вилена и спрятала лицо на груди Арсения.
Сейчас это была не знаменитая звездолетчица, не великий физик, не
признанный музыкант, это была всего лишь слабая и безмерно счастливая
женщина.
И Арсений спросил:
- А как же Ан, ваш этанянин? Это надо же!..
- Он был такой сердечный, - сказала Вилена и снова спрятала лицо
на груди Арсения. Плечи ее вздрагивали.
На стене космодрома вывесили только что опубликованный бюллетень
специальной комиссии Высшего ученого совета мира.
"Состояние здоровья этанянина Ана ухудшилось, установлено
прогрессирующее отравление организма, вызванное распадом единственной
у этанянина почки. Температура повысилась до опасного, видимо, даже
для инопланетянина предела. Дыхание участилось. Сознание гостя Земли
затуманивается.
Академик Руденко, профессор Найдорф, доктор-йог Чанджа".
"Я тороплюсь написать послание на родную Этану, ибо ощущаю,
предвижу, предчувствую неизбежный исход. На острове Юных те, кто еще
не стал протостарцем, должны узнать о моих земных впечатлениях, о моих
чаяниях, о моей мечте, рожденной Аной, нашей незабвенной
воительницей-вождем.
Ко мне пришел глубокий старец, врач, академик, как здесь принято
говорить о высшей степени учености. Он не был протостарцем по нашему
образцу. Во имя науки он погрузил себя в сон на пятьдесят лет и теперь
снова приступил к былой научной деятельности, опровергнув ошибочные
представления о "барьере поколений". Лучшие люди прошлого во всем
равны людям более совершенного общества. От академика Руденко я узнал,
что мне грозит...
Вина моя, и только моя! Неприятие, ненависть, неприспособленность
к гермошлему, который отгораживал меня от нового мира, обернулись
против меня. Я так хотел быть среди людей, более того, походить на
них! Я добился, чтобы меня снабдили фильтром, который бы пропускал
лишь нужное мне количество кислорода. И я с облегчением освободился от
шлема, но...
Не только гнетущая меня тяжесть, не позволявшая мне сравняться с
людьми в ходьбе, не только непомерное давление атмосферы, но и
враждебный микромир обрушились на меня, неприспособленное,
незащищенное инопланетное существо. И я не выдержал...
И тогда ко мне пришла чудесная земная девушка и просто сказала:
- Милый Ан. У тебя одна почка, а у меня их две... Твоя почка
перестает работать. Наука Земли победила биологическую
несовместимость.
Я был ошеломлен, потрясен, обескуражен и воскликнул:
- Нет, девушка Земли! Я не приму твоей жертвы.
- Это вовсе не жертва, - возразила она. - Я просто стану твоей
звездной сестрой. Что особенного, если в твоем организме будет
работать необходимый тебе мой запасной орган? У нас всегда поступают
так матери, братья, сестры больных.
Я уже был и до этого "человекоманом"! Поистине нужно во всей
глубине понять людей!.. Смог бы кто-нибудь из живых на острове Юных
пойти на такой шаг? Мы умеем замораживать океаны, делать искусственные
органы, позволяя мозгу жить вечно! Но разве в этом подлинная высота,
бессмертие, вечность культуры?
Я должен поведать, передать, нарисовать свою предыдущую встречу с
этой земной девушкой, белки организма которой наиболее близко
совпадают с моими...
Но вместе с тем в нас много различий. Взять хотя бы передние,
свободные от ходьбы конечности. Как поразило меня поначалу, что руки у
людей кончаются пятью, а не тремя пальцами! Вероятно, в этом огромный
стимул развития, большая ловкость, приспособленность к труду. В основу
счета у людей положено число пальцев на руках. И несмотря на то что
десять число неудобное, делится только на два и пять, эта система
легла в основу их цивилизации. Насколько совершеннее наш счет! По три
пальца на четырех конечностях - дюжина! Она делится на два, три,
четыре... и на шесть. В древности у людей тоже были дюжины, они и
поныне измеряют время дюжинами часов в половине суток. И в году -
дюжина месяцев. Но это не наше влияние, ибо никогда разумные существа
нашей планеты не посещали другие звездные миры.
Ничто так не огорчило меня, как неспособность сравняться с людьми
в ходьбе. Ах, если бы они видели меня, преследующего, настигающего,
побеждающего гнусного хара! Но здесь передвижение на моих слишком
тонких ногах было для меня мукой. А люди ходили, увлеченно ходили. Им
давно известно колесо, они умеют строить машины на колесах, еще
недавно служившие им всюду для передвижения. Однако люди добровольно
отказались от них в городах, между домами. Они еще пользуются
механизмами для перевозки грузов или больных. Во всех остальных
случаях - ходят!..
Они уверены, что отказ от привычных функций органов приводит к
ослаблению мышц и хрупкости сосудов, к болезням и преждевременной
старости. В прежнее далекое время желание физически не трудиться
порождалось угнетением и несправедливостью общества. Ныне человек
решил обратиться к ходьбе, которая поможет организму вернуть его
нормальное состояние. Чтобы описать нынешнее отношение людей к ходьбе,
я должен был бы написать гимн ходьбе или даже бегу. Нет мускула, части
тела, органа, включая центральный мозг, которые не принимали бы
участия в этом физическом действии человека.
Впервые я увидел земную девушку, о которой упомянул выше, когда
она вместе со своим другом бежала по дорожке великолепного леса к
берегу реки, откуда я любовался видом на древний город.
Бегущие бежали просто так - они никуда не спешили, они заряжались
в беге силой, бодростью, весельем... Увидев меня, подошли ко мне и
сели рядом со мной на скамейку. Мы начали говорить о моем восприятии
мира (они сразу узнали меня и с помощью моего преобразователя речи
рады были говорить со мной). Я спросил, что заставляет людей быть
такими, чтобы их сообщество могло существовать: не требовать больше
того, что каждому дано, отдавать все, что каждый может, думать о
других больше, чем о себе.
- Почему заставляет? У нас нет принуждения, - сказал друг
девушки.
- Казалось бы, только страх может заставить быть таким, как надо
обществу. Но у вас страха нет?
- Страха нет. Есть совесть, - ответил молодой человек.
- Совесть? - Я заинтересовался и попросил объяснить, как
применить ее к сообществу.
- Есть такая поговорка у людей - "не за страх, а за совесть"! -
сказала девушка.
- Как же она создается, формируется, развивается? - допытывался
я.
- Воспитание - это теперь главное, - пояснила девушка.
- Беда, когда прежде образование превалировало над воспитанием, -
вставил юноша, которого звали Петей.
- Объясни, - попросил я.
- Образованный, но должным образом не воспитанный человек может и
не обладать нужными для общества качествами.
- Я пытаюсь понять ваше общество. Не должно ли оно жить,
развиваться, совершенствоваться, как саморегулирующийся организм?
- Не стихийно, нет! - ответил Петя. - В давние времена, когда еще
был капитализм, находились люди, которые считали, что в обществе все
саморегулируется.
- Что же было, по их мнению, регулятором?
- Страх! - воскликнула девушка, ее звали Виленоль.
- Как? Равновесие производства и потребления достигалось страхом?
- Я вспомнил отношения между живыми и вечноживущими. Там был страх не
стать протостарцем.
- Да, равновесия тогда никто не планировал, - ответил Петя. - Оно
достигалось стихийно, в процессе конкуренции!
- Тот, кто производил больше, чем было нужно, - добавила
Виленоль, - или делал это хуже конкурента, разорялся и погибал. На
страхе и борьбе за личное существование держалось общество.
- Ты мудро говоришь, девушка, увлекающаяся прошлым. Но разве твой
организм саморегулируется борьбой клеток между собой?
- Мой организм? - удивилась Виленоль. - Конечно, он
саморегулируется без всякой межклеточной борьбы.
- Клетки запрограммированы на воссоздание нормального положения,
- вставил Петя. - Сочтем это условно "совестью".
- Совестью организма?
- Да, - подхватила девушка. - Если мы порежем палец, то кровь
бросится к месту пореза, чтобы залечить его, без всякого приказа
головного мозга. Не так ли и у тебя?
- Да, так же. Центральное мозговое образование не может
вмешиваться, влиять, участвовать во всех жизненных процессах тела.
- В переходный период на Земле - его называли строительством
развитого социалистического общества - было нелегко, - вздохнула
Виленоль. - Стараясь устранить страх, люди готовили ему на смену
совесть. Для этого требовалось воспитание!
- Разве его не было прежде?
- Конечно, было! Но для каких целей? - Девушка говорила все
увлеченнее. - Каждое предыдущее поколение воспитывало последующее. С
самого раннего возраста детям внушали нормы поведения. Угнетатели
искусно воспитывали будущих угнетателей. Им нельзя отказать в уменье.
Они придумали правила чести и вежливости (для людей лишь своего
круга!), а также философию потомственного превосходства. Угнетенных
тоже воспитывали в выгодном для правящих духе. Помогала религия. Людей
убеждали в существовании некой высшей силы, именуемой богом. Пугали
этой силой, учили смирению, обещали бессмертие.
- Как? И у вас бессмертие? Как у наших вечноживущих?
- Нет, это наивная идея о боге.
- И теперь люди научились воспитывать?
- Видишь ли, Ан, - вступил Петя. - В современном обществе жизнь
начинают не земные протостарцы с вековым опытом, а люди моего
возраста. То, к чему может привести зрелая мудрость, должно входить в
сознание человека, когда он еще крохотный ребенок. Ведь люди готовятся
к жизни за тот же короткий срок, что и прежде. Поэтому надо
совершенствовать методы воспитания. Если раньше внушали только с
помощью слов, угроз и наказания, то теперь искусство воспитания - в
передаче основ морали героическими примерами, традицией, наконец,
внушением. Оно облегчено современной аппаратурой, делающей мозг
ребенка особо восприимчивым к внушению. Внушают во время сна, а днем
убеждают логикой и воздействуют на чувства. И ныне человек с детских
лет не только правдив и вежлив со всеми. Он еще и отожествляет себя с
совестью и никогда не может поступить против нее.
- Когда же человек считается подготовленным для жизни в обществе!
- Когда переступает порог зрелости! - воскликнула Виленоль. - Это
предстоит сейчас мне. Я должна совершить подвиг зрелости!
- Что за деяние составит этот подвиг?
- Каждый выбирает себе то, что он способен совершить, но так,
чтобы из этого стала ясной сущность человека: его характер,
стремления, сила...
- К чему ты готовишься, девушка Земли?
- Сама не знаю, добрый Ан. Говорят, во все времена бывало так,
что девушки не знали, чего они хотят и на что способны. Подвиг
совершается в области, которой ты увлечен.
- Я понял, что тебя увлекает история твоей планеты?
- Моя мечта - сделать какое-нибудь историческое открытие. Мне бы
хотелось стать археологом, участвовать в раскопках... Но больше всего
меня интересует время Великих Свершений. Восстанавливать его
героические картины доставляет мне величайшую радость.
- Вот как? - поразился я. - Ведь это было дикое, мрачное,
невежественное время. Люди ненавидели, убивали себе подобных.
- Да, это было нелегкое время. Одни люди угнетали других.
Большинство человечества жило во мраке бесправия. И тем значительнее
то, что именно тогда нашлись герои, которые увидели во мгле времен
наше время. И во имя этого будущего шли на борьбу, совершили Великую
революцию.
- Великую Октябрьскую революцию, - поправил я.
Виленоль и Петя обрадовались.
- Тебе уже рассказали об этом на Земле! - воскликнула Виленоль.
- Мне сообщили, рассказали, поведали об этом еще много раньше -
после трагического нашего Восстания Живых...
- Я знаю. Ты потерял в бою любимую жену.
- И вождя нашего восстания, дело которого я продолжу.
- Продолжишь? - вся вспыхнула от интереса и восхищения Виленоль.
- Разве вы могли бы достичь всего, чего достигли, если бы не
продолжали дело своих героев? На Этане Ана вела нас за собой... и
будет вести, пока я жив.
- Ты будешь жив, добрый Ан!
Так сказала тогда эта девушка, которая потом пришла ко мне в
Институт жизни, где мне тщетно старались помочь ученые Земли".
Бюллетень о здоровье инопланетянина Ана.
"Комиссия, созданная Высшим ученым советом