или
атомы,  вместе с планетами как бы "штампуются" по единому космическому
чертежу. "Штампуются" в процессе развития звезды суммой всех магнитных
и гравитационных сил Вселенной. Потому мы и не одиноки в космосе.
     Но особенно заинтересованы были люди частью послания,  говорившей
о  самих  братьях  по  разуму.  Не было человека на Земле,  который не
слышал бы о двух группах инопланетян и о том,  что "удел и  назначение
одной  группы  - труд,  знание,  создание,  а другой - высшее счастье,
полеты, наслаждение, блаженство".
     Многие сомневались  в точности перевода,  большинство ломало себе
голову над  объяснением  странной  структуры  инопланетного  общества,
выдвигая различные гипотезы: и о существовании там строя угнетения, до
конца изжитого на Земле,  или религиозных  догм,  сходных  с  когда-то
бытовавшими  на нашей планете.  Тогда люди верили,  что есть загробная
жизнь,  райское блаженство,  идущее на смену труду и лишениям  бренной
жизни.
     И уж совсем неожиданно истолковал  послание  инопланетян  молодой
астробиолог  Анатолий  Кузнецов.  Он предположил,  что речь идет не об
отдельных группах внеземных разумян,  угнетающих  одна  другую,  а  об
одних и тех же животных. Они лишь проходят разные формы существования,
подобно насекомым,  у  которых  личинки  так  отличаются  от  взрослых
особей.
     - Может быть,  - рассуждал он, - инопланетные существа личиночной
стадии  развития  столь  разумны,  что,  накапливая  опыт,  умножая  и
применяя   знания,   создали    цивилизацию,    а    в    последующем,
"постэмбриональном"  превращении  служат  только  продолжению рода.  И
тогда летают, наслаждаются любовью, блаженствуют.
     Многие яростно  отвергали  этот  бред,  другие  считали его милой
шуткой  или  пародией   на   научную   гипотезу.   Посмеивались,   что
"инопланетяне  сначала как следует поработают на личиночной стадии,  а
уже потом влюбляются".

     Арсению привелось услышать Анатолия Кузнецова в звездном  городке
в решающий для них обоих день.
     - Метаморфозы  -  превращения  присущи  не  только  насекомым,  -
убежденно говорил Анатолий Кузнецов. - Во время своего развития каждое
существо изменяется,  повторяя при  этом  историю  своего  вида.  Даже
человеческий  зародыш первоначально имеет жабры,  как его рыбоподобные
предки.  Но он проходит  превращения  еще  до  рождения.  Однако  есть
животные,  и  даже  подозрительно  похожие  чем-то на "гомо сапиенса",
которые подвержены превращению уже после рождения.
     - Когда не хватает аргументов,  обычно обращаются к лягушкам, - с
улыбкой подсказал бывший Главный конструктор, ныне звездный инспектор,
Вольдемар  Павлович  Архис.  Был  он  человеком острым и насмешливым и
обладал,  по словам Кости Званцева, не только тонкими губами и светлой
лысиной, но и тонким светлым умом.
     - Хотя бы,  - провел огромной ручищей по нежным вьющимся  волосам
Кузнецов и убежденно продолжил: - Да! Из лягушачьих икринок появляются
рыбоподобные головастики с хвостом,  плавниками, жабрами. В отличие от
человеческого   зародыша,   они   ведут   вполне   самостоятельное   и
приспособленное  существование.  Даже  "мыслят"  во  время   охоты   -
рассчитывают,  координируют  свои  действия,  по  крайней мере,  в тех
пределах,  которые присущи животным. И уже только потом у них отпадают
хвосты,  отрастают  четыре  конечности,  жабры  исчезают  и заменяются
легкими,  и эти  новые  существа  уже  отдаленно  начинают  напоминать
человека,  плывущего стилем "ля брас".  Но вспомним аксолотля, который
водится в Мексиканском  заливе.  Как  известно,  он  достигает  своего
высшего развития,  умело охотится, проявляя тем задатки "разума" (если
мы не станем предвзято подменять его инстинктом).  И, что очень важно,
аксолотль  способен передавать свои навыки (если хотите,  "инстинкты")
потомству, порождая таких же аксолотлей, но... он может превращаться и
в саламандру.
     - Амблистому,  - подсказал со своего места внимательно  слушавший
астробиолога Петр Иванович Туча.
     - Да, во взрослую саламандру, совсем на аксолотля непохожую.
     - Еще  немного - и будет помянут пресловутый Шейхцер и даже Карел
Чапек, - ехидным тенорком заметил Архис.
     Молодой, но  грузный  биолог  тряхнул  кудрями,  словно  принимая
вызов:
     - Что ж, можно вспомнить, что в конце семнадцатого века известный
ученый Шейхцер обнаружил в пресноводных известняках  Баденского  озера
окаменелый  скелет доисторического четырехлетнего ребенка.  И только в
следующем веке  знаменитый  Кювье  доказал,  что  этот  "хоми  делювии
тестис" не человек, а гигантская саламандра.
     - Великолепно!  -  воскликнул  звездный  инспектор.  -  "Война  с
саламандрами" Чапека в космическом варианте.
     - Почему война?  - серьезно спросил  Каспарян,  тоже  оказавшийся
здесь.  -  Высший  разум  гуманен.  Перед  войной  никто  не  посылает
противнику научной информации.
     - Я в восторге! - продолжал Архис. - Итак, вся культура внеземной
цивилизации приписывается мудрым личинкам. А тамошние бабочки летают в
поисках оплодотворения.
     - Почему бабочки? Не обязательно насекомые.
     - Да,  да!  Простите.  Тогда  "летающие саламандры",  - с прежней
иронией продолжал Архис.  -  Во  всяком  случае,  населенную  планету,
открытую радиоастрономом Ратовым,  к которой мы намереваемся направить
звездолет, стоит назвать "РЛ" по первым буквам слов "разумные личинки"
-  "Релой".  Однако,  оставляя  в  стороне остроумие,  перед серьезным
актом,  ради которого мы здесь собрались,  считаю долгом предупредить,
что  полет  к  Реле будет не экскурсией любознательных.  Скорее всего,
звездолетчики встретятся там с уродливой формой общества, не изжившего
угнетения,   имеющего   привилегированных   бездельников.  Рела  может
оказаться общественным антиподом Земли.
     Присутствующие переглянулись.
     - Пусть Рела,  - согласился сидевший во главе стола Виев.  -  Это
ничем  не хуже Скорпиона,  в созвездии которого она находится.  Что же
касается  гуманности,  уродливости   или   угнетения,   которое   наши
звездолетчики там встретят,  то об этом будут судить те, кто заслушает
их доклад после возвращения.
     Тут Каспарян,  сегодня  не  лохматый,  а  тщательно  прилизанный,
попросил Ратова напомнить всем о Реле - ее координаты и прочие  данные
о полете.
     Арсений поднялся для ответа, а Костя шепнул ему:
     - Он что? Думаешь, он не знает?
     - Рела так Рела,  - не слушая Костю,  заговорил Ратов.  - Планета
находится близ сорок седьмой звезды в созвездии Скорпиона.  Расстояние
- около двадцати трех световых лет.  Если ускорение земное,  разгон  -
год,  торможение тоже.  Полет с субсветовой скоростью - четыре месяца.
Пребывание на планете  не  дольше.  Рейс  займет  пять  лет  по  часам
звездолета. Новых сигналов глобальной радиоантенной не принято. У меня
все, - с присущей ему лаконичностью закончил он и сел.
     - Радиоастроном сразу проявил себя и звездонавигатором,  - сказал
Виев.  - Мы проверили его подсчеты.  Очевидно, реален непосредственный
контакт  с  инопланетянами,  какими  бы  они  ни  оказались.  Попросим
лингвиста и кибернетика Каспаряна сказать  о  возможной  форме  такого
контакта.
     Поднялся Каспарян:
     - Как  меня доставят к ним,  не берусь судить.  Но из слов Ратова
можно представить эту процедуру.  А если доставят,  то побеседовать  с
ними  удастся.  На  основе найденного кода расшифровки можно построить
портативную   кибернетическую   машину-переводчика   для   общения   с
разумянами.
     - Вы отдаете себе отчет в том,  что такое двадцать  три  световых
года? - строго спросил Архис.
     - Теория относительности?  Так скажете? - очень вежливо обратился
Каспарян к Архису. - Прекрасно понимаю. Двадцать три года расстояния -
это и есть двадцать три года  земного  времени  на  протяжении  полета
корабля.  Туда  - обратно,  немножко там.  Вот и пятьдесят земных лет.
Правильно?
     - Вполне,  -  согласился  Архис.  -  Однако и через пятьдесят лет
неведомым разумянам отнюдь не надо давать обратного земного адреса.
     - Его не так трудно определить, - заметил Туча. - Не так много уж
звезд типа Солнца с планетами на расстоянии двадцати-тридцати световых
лет от Релы. Судя по всему, они там не дураки, сообразят.
     - Лучше бы туда не лететь! - пробурчал Архис.
     Виев встал и предложил перейти в актовый зал звездного городка.
     Был вечер, садилось солнце, и его красноватые лучи мягко освещали
полупустой зал с белыми колоннами, и он казался розовым.
     Виев остановился  под  портретом   основоположника   современного
общества и громко произнес:
     - Слово космонавту Туче, другу ушедшего от нас Романа Ратова.
     Медленной, тяжеловатой походкой поднялся на трибуну Петр Иванович
Туча.  Коренастый,  с квадратными плечами,  с крупными  чертами  лица,
словно вырубленный из камня,  он просто и твердо сказал,  как в давние
времена произносили клятву или воинскую присягу:
     - На  пороге  эры  звездных полетов буду счастлив отдать все свои
знания,  опыт,  а если понадобится,  то и жизнь,  чтобы вместо  Романа
Ратова  возглавить  звездную экспедицию,  если мне это будет поручено.
Отдаю себе отчет, что, даже преодолев все опасности звездного рейса, в
случае  его  полного  успеха,  я могу вернуться на Землю не через пять
лет,  которые протекут на корабле,  а через пятьдесят земных,  но этим
докажу правильность парадокса времени теории относительности. Оставляя
на Земле своих современников,  друзей,  родных и знакомых,  клянусь  с
честью   представить   их   среди  наших  потомков,  передав  им  наше
преклонение перед предками,  завещавшими нам основы  коммунистического
общества  и великие достижения науки и техники.  Сделаю все возможное,
чтобы перенять у инопланетян все полезное для земной науки,  сохранив,
если   это   понадобится,  в  тайне  местоположение  Земли,  в  случае
обнаружения на планете Рела агрессивного и несправедливого общества.
     Следующим на   трибуну   поднялся   Каспарян   и,   поразив  всех
феноменальной памятью, почти точно повторил то, что говорил Туча.
     Костя, сидевший  рядом  с Арсением Ратовым,  чувствовал,  как тот
напрягся, словно хотел взять штангу рекордного веса.
     Виев пригласил   на   трибуну   биолога   Кузнецова.   Тот   тоже
торжественно провозгласил готовность лететь на пятьдесят лет  к  чужой
звезде во имя интересов родной Земли.
     Виев не  вызывал  Арсения  Ратова,  он  только  посмотрел  в  его
сторону.  Костя  было вскочил,  но Арсений тяжелой рукой усадил его на
место и поднялся сам:
     - Готов на все,  - кратко сказал он,  взойдя на трибуну. Потом не
спеша сошел с нее.
     Теперь туда  один  за  другим поднялись гости Москвы:  нейтринный
доктор-инженер Франсуа Лейе  из  Парижа  и  профессор  Карл  Шварц  из
Берлина,  геолог, исследовавший сначала с помощью автоматов, а потом и
сам лично лунные кратеры.
     Так же  торжественно  дали  свое  согласие  и  возможные  дублеры
намеченных членов звездного экипажа, а среди них и Костя.
     Когда выходили из зала,  солнце уже зашло и под потолком зажглась
люстра. Костя, подтолкнув Арсения, с усмешкой шепнул:
     - Грубая эта наука - арифметика.  Никакой вежливости. Вернешься -
тебе тридцать...
     - А ей за семьдесят, - добавил Арсений.


Глава четвертая.. ГОРЕ И РАДОСТЬ



     На серебристо-черном  от  звезд  космическом  небе   можно   было
рассмотреть   новую,  сверкающую  на  солнце  полосу.  Это  на  многие
километры протянулись заброшенные сюда ракетами части огромных труб  и
другие   замысловатые   предметы,  которые,  словно  нехотя,  медленно
вращались вокруг собственных осей.
     Крохотные серебристые  фигурки  в  скафандрах  с помощью ракетных
движков шныряли между ними,  подцепляли их и стаскивали вместе,  чтобы
соединить одна с другой детали гигантского звездолета.
     Цепочкой вытянулись уже готовые к старту  космические  танкеры  с
горючим, которым будет в пути пополняться звездолет.
     В космосе над просторами  полускрытой  облаками  Земли  готовился
беспримерный  рейс  к  другой  звезде,  в котором примут участие шесть
избранников человечества.
     А далеко внизу, под океаном облаков, жизнь шла своим чередом.

     Вилена близко  к  сердцу  приняла  непонятное  охлаждение  к  ней
Арсения,  но женская гордость и "мужская" воля позволили  ей  побороть
себя и не отказаться от музыкального конкурса.
     В концертном платье она  показалась  профессору  Шилову  особенно
красивой  -  он  зашел  за  кулисы  подбодрить  ее  перед вторым туром
конкурса.
     Вилена ходила   по   коридору  за  сценой,  прижав  к  подбородку
сцепленные пальцы,  и сердитым  шепотом  повторяла  слова  из  записки
Арсения, словно хотела заучить их наизусть:
     - "Очень  занят.  Желаю  успеха.  Вряд  ли  вырвусь   к   экрану.
Арсений..."
     "Вот как?  - подумала вдруг она о Ратове.  - Вряд  ли  вырвусь  к
экрану..." - И что-то сдавило у нее горло.
     Да, она была не просто обижена - больно уязвлена!
     Ну, хорошо,  они  перестали видеться,  как бывало во время работы
Арсения на глобальной радиоантенне.  Сейчас он занят чем-то другим. Но
разве  по-человечески  нельзя быть чуть внимательнее?  И она с горечью
повторяла вслух:
     - Вряд ли вырвусь к экрану!..
     Волнение Вилены перед концертом показалось  Шилову  естественным.
Он  даже  вздохнул:  "Как все-таки тяжела всякая система соревнований!
Впрочем,   устранение   основных   социальных    конфликтов    сделало
соревнование   во   всех   проявлениях   жизни,   будь  то  наука  или
производство, искусство или спорт, основным стимулом движения вперед".
И, довольный своим "открытием", он снова вздохнул.
     Анна Андреевна,  оказавшаяся  здесь  с   Авеноль,   увидев   его,
обрадовалась:
     - Наконец-то вы опять нас  вспомнили,  Игнатий  Семенович!  Нашей
бедняжечке так нужна сейчас поддержка, сильная рука...
     Авеноль, тоненькая, но упругая, решительно встала перед Шиловым:
     - Сейчас нельзя. Она - в музыке.
     И Шилов не решился подойти к Вилене.
     А та,  не  оглядываясь,  смотрела  в  окно  и  крепче  натягивала
перчатку,  которая должна была сохранить перед выходом на сцену  тепло
ее руки.
     Публика в  концертном  зале  тоже  не  догадывалась  о  состоянии
молодой пианистки в длинном платье,  прошедшей к роялю,  чуть замедляя
шаг.
     Шилов, сидя  в  первых  рядах  партера,  старался  поймать взгляд
Вилены, когда она кланялась перед тем, как сесть за инструмент, но она
даже не посмотрела в его сторону. Ему стало досадно.
     Потом Вилена заиграла.
     Шилов припомнил   из   истории   литературы,  что  даже  сам  Лев
Николаевич Толстой плакал,  слушая сонату Бетховена.  Шилов не плакал,
но ему все-таки стало жалко самого себя.
     Того, что Вилена выражала в музыке,  нельзя было добиться никаким
умением  -  настроение  позволило  ей  перешагнуть  через мастерство и
просто чувствовать вслух.
     Наконец, Вилена   встала,   бессильно  опустив  руки.  Ее  всегда
подтянутая фигура казалась расслабленной.
     Зал некоторое время молчал.  И только когда она нетвердыми шагами
отошла  от  рояля,  раздались  сначала  редкие,   а   потом   всеобщие
аплодисменты.

     Арсений все  же  слушал Вилену по видео:  в "лаборатории тишины",
где они вместе узнали "голос звезд", были для этого идеальные условия.
Его  заворожили  ее  выразительные  пальцы  и  отрешенное,  светящееся
внутренним светом лицо.  Арсений смотрел на Вилену и прощался со своим
счастьем,  которого не познал, со своей жизнью среди современников, со
всем тем,  от чего без колебания отказался во имя долга и  неукротимой
страсти исследователя.
     Игра Вилены  потрясла  его.  Может  быть,  другого  человека  она
заставила  бы  усомниться в выбранном пути,  но только не Арсения.  Он
один из всех, слушавших Вилену, понимал, что настроение, переданное ее
игрой,  вызвано горечью и страданием,  в которых повинен он,  Арсений!
Только он!
     Но лучше  так,  чем  обнадежить  ее  и  причинить  ей еще большие
страдания!
     Другие слушатели не подозревали всего этого.  Но они воспринимали
чувства артистки, которые она сумела передать.
     На экране  хорошо было видно,  как Вилену окружили,  поздравляли,
тянулись к ней.  А она настороженно смотрела вокруг.  Единственная  из
всех, она не знала, как сыграла...

     Жюри высоко   оценило  игру  Вилены,  и  она  прошла  на  третий,
заключительный тур конкурса.
     Шилов, знавший  о  включении Арсения в звездный экипаж,  уходил с
концерта с твердым намерением в ближайшие дни открыть Вилене глаза  на
Ратова. Уж профессор-то Шилов совсем иной! На концерт Вилены примчался
бы даже из зарубежной научной командировки, ценя ее недюжинный талант!
Истинная женщина всегда ответит мужчине тем же! Вообще, профессор хоть
и почтенен, но не так уж стар! Соединись они с Виленой, он сохранил бы
над  нею  преимущество  - свое глубокое понимание музыки,  наряду с ее
полным неведением научных основ.  Можно добиться (с известным тактом!)
ее бездумного преклонения перед его наукой, а значит, перед ним.
     Так Шилов заранее "планировал" отношения будущих супругов. Теперь
дело было лишь за решающим объяснением.
     Он слышал,  что  Вилена  перед  выступлениями   не   садится   за
инструмент, предпочитая отвлечься, отправиться в театр, на стадион, на
прогулку в лес.  И с помощью Анны Андреевны Шилов так  подстроил,  что
Вилена сама пожелала провести день перед третьим туром на природе,  на
воде. А Шилов в молодости был страстным яхтсменом.
     Вилена колебалась,  согласиться  ли  ей.  Но  мать  и бабушка обе
советовали. Да и Арсения не было...

     Старинная, романтическая яхта беззвучно скользила  вдоль  берега.
Круглое озеро,  прикрытое тонким туманом,  поблескивало. Шилов настоял
приехать сюда рано, уверяя, что нет ничего на свете прекраснее утра.
     Вода у  самого  берега под корягами была такая чистая,  что в ней
виднелись серебристые рыбки.  Чуть шевелили хвостиками и сонно  стояли
на месте. Казалось, будто они висят среди опрокинутых берез.
     Скоро туман  исчез.  Появились  другие  яхты.  Их  паруса,  порой
клонящиеся к самой воде,  вместе с отражениями издали напоминали белых
птиц со сложенными и расправленными крыльями.
     Вилена думала все о своем:  почему Арсений даже не поздравил ее с
победой на втором туре?  Что же произошло между  ними?  Казалось,  все
скоро решится, едва только он признается, а теперь...
     Ветер почти  совсем  стих.  Шилов,  извинившись  перед   Виленой,
попросил  ее  нагнуться,  чтобы можно было перебросить парус на другую
сторону.  Парус  перебросили,  но  он  все  равно  висел,   не   хотел
надуваться. Яхта замерла на месте.
     Вилена опустила  руку  за  борт,  потом   вынула   ее   и   стала
рассматривать  стекавшие  с пальцев капли.  Падая,  они рождали в воде
разбегавшиеся кружочки, пересекавшиеся замысловатой вязью. Вот если бы
прочесть ее? Может быть, она бы сказала ей...
     Шилов откашлялся:
     - Я не должен был бы касаться музыки, но вынужден нарушить данный
самому себе обет.
     - Отчего же? - рассеянно отозвалась Вилена. - Музыка не перестала
существовать для меня.
     - Помните  слова давнего корифея о девятой симфонии Бетховена для
инопланетян?
     - Еще бы!
     - Давно ли мы с вами только слушали  голос  неведомых,  а  теперь
непосредственный  контакт  с  ними  -  это  уже  не  предположительное
событие.
     - Думаете,  к нам в самом деле могут прилететь?  Я что-то читала:
след на камне в пустыне Гоби  миллионолетней  давности,  простреленные
черепа неандертальца и бизона,  найденные в Африке и Якутии... Неужели
бывали у нас инопланетяне и еще могут побывать?
     - Скорее дело за нами. Мы полетим к ним первыми.
     - Как? На ту самую Релу, о которой столько говорят?
     - Да.   Экипаж   звездолета  уже  намечен.  Шесть  представителей
современного человечества до