перегородками   от   всего   мира.
Чувствительные приборы могли улавливать здесь  звуки,  недоступные  им
снаружи.
     Профессор Шилов за напускной торжественностью  скрывал  волнение,
чего-то стыдился,  бросал ревнивые взгляды на Вилену с Арсением. Держа
свою седую голову даже выше обычного,  он подошел к шкафу, смотревшему
на него глазами-циферблатами,  как звездный житель из рассказов Кости,
осторожно поместил внутрь катушку. Пригласил всех сесть.
     Вилена опустилась на удобный диван, но, по привычке пианистки, не
коснулась его спинки.  Поэтому она выглядела настороженной, что совсем
не вязалось с ее полузакрытыми глазами.
     Она ждала музыки, хотя Шилов предупредил ее, что звуков в обычном
понимании не будет.
     - То,  что вы услышите здесь, - сказал он ей негромко, - все-таки
всего  лишь  условный  прием  изучения  радиосигналов,  замедленных до
звуковых частот.
     И тем  не  менее,  когда  шкаф зазвучал,  для Вилены "лаборатория
тишины"  наполнилась  именно  звуками!   Она   не   могла   их   иначе
воспринимать.
     Ей представилось,  что звучит орган.  Только звуки,  в противовес
обычным, как бы собирались отовсюду и обрывались в источнике звучания.
Вилена не могла  избавиться  от  ощущения  потусторонности  того,  что
слышит.  Она  покосилась на Арсения.  Тот слышал эти звуки не в первый
раз,  но сидел,  как и она, напряженно, не касаясь мягкой спинки, чуть
наклонив  массивную голову и уставившись взглядом в звуконепроницаемую
панель бетонной стены.
     Вилена зажмурилась,  слушая  одновременно и звуки и незвуки.  Она
чувствовала чье-то настроение,  угадывала непонятную печаль, старалась
проникнуть в причудливую вязь чуждой гармонии.
     Необыкновенная "музыка" захватывала ее,  подчиняла себе,  внушала
нечто чужое и далекое...
     И вдруг с поразительной отчетливостью  защелкал  соловей.  Вилена
даже  вздрогнула,  открыла  глаза:  те  же  стены,  тот же напряженный
Арсений,  рядом  Костя,  развалившийся  в  мягком  кресле,  Шилов   со
взглядом,  устремленным  в  потолок  из  пористого  материала,  чем-то
похожего на клубящиеся кучевые облака.
     Соловью ответил   другой,   потом   третий.  И  сразу  целый  хор
несуществующих пичуг залился  на  разные  голоса.  Они  то  собирались
вместе в могучем звучании,  то рассыпались бисерными трелями. А орган,
вбирающий в себя звуки, продолжал греметь.
     Наконец, звуки, не бывшие звуками, смолкли. Запись кончилась.
     - Все-таки ради чего сооружена в космосе глобальная радиоантенна,
как не для этого! - патетически возвестил профессор Шилов.
     - Звучная клинопись, - определил Костя.
     - И  все-таки  надо  пока воздержаться от выводов,  - внушительно
сказал Игнатий Семенович,  выключая аппаратуру. - Не следует обольщать
себя  надеждой  на  разумность  того,  что мы услышали.  Как известно,
солнце тоже "поет". От него к Земле летят мириады частиц. В этой самой
комнате  наши приборы "щелканьем соловьев" не раз воспроизводили полет
солнечных корпускул.  Звуки в этих случаях вполне  условны,  как  я  и
предупреждал  нашу  гостью.  Все-таки  я  надеюсь,  ей  было интересно
познакомиться с нашей будничной работой. - И он поклонился Вилене.
     - Что вы! - воскликнула она. - Разве будни? Праздник!
     Вилена, не желая мешать ученым, собралась уходить.
     Арсений хотел  проводить  ее,  но она воспротивилась.  Даже Шилов
остался с учениками, увлеченный их "добычей".

     Лишь через  несколько  дней  Арсений  появился  у  Ланских.   Его
приветливо встретила бабушка Вилены, Софья Николаевна, бывшая актриса,
очень гордившаяся, что в ее роду была знаменитая артистка Иловина. Как
и она, Софья Николаевна не осталась на сцене играть старух, следила за
собой; была подтянута и стройна, всякий раз радуясь, когда ее со спины
принимали за молодую.
     - Вот остаток твоего звездного богатыря,  - объявила она  Вилене,
вводя к ней гостя.
     - Останься, бабуля, - попросила Вилена. - Я сейчас позову всех.
     - Аншлаг! - улыбнулась бабушка. - У нее для вас сюрприз.
     Арсений поднял брови.
     Вилена не  ахала  по  поводу его изможденного вида и не объясняла
своего замысла. Она вышла из комнаты.
     - Что  это  вы  так  загримировались под голодающего тысячелетней
давности?  - продолжала шутить Софья Николаевна.  - Или для полета ваш
вес слишком велик?
     - Признали так в свое время.  Когда просился  в  космонавты.  Как
радиоастронома теперь терпят. Похудеть есть отчего.
     - Да уж знаю. Вилена проболталась.
     - Секрета нет. Напротив. Чтобы разгадать смысл звучания, его всем
надо знать.
     Вошла Вилена с отцом, матерью и Авеноль.
     Юлий Сергеевич  Ланской,  профессор  математики  и   руководитель
Кибернетического центра,  брил голову, ростом был ниже Вилены, мелкими
чертами лица удивительно походил на дочь.
     Мать Вилены,  Анна  Андреевна,  казалась  большой  и  рыхлой.  Но
головка у нее была словно от другой, прелестной женщины. Младшая дочь,
Авеноль,  голова у которой была, как у матери, казалась по сравнению с
ней тростинкой.
     Девочка обрадовалась Арсению.
     Вилена усадила всех и села за рояль.
     Арсений подумал,  что будет показано что-нибудь, подготовленное к
музыкальному конкурсу.
     Вилена заиграла.
     Арсению трудно было даже  представить  себе,  каких  титанических
трудов  и  вдохновения  стоила  Вилене ее фантазия на "музыку небесных
сфер", которую он принял на глобальной антенне и теперь узнал.
     Конечно, на  рояле  было  невозможно  воспроизвести  услышанное в
"лаборатории  тишины",  но  Вилена  стремилась  лишь   передать   свое
настроение, вызванное чуждыми людям звуками. И это удалось ей.
     Арсений удивленно смотрел на Вилену,  словно видел ее с  какой-то
новой стороны.
     - Ты играла просто чудесно,  - вытирая платочком  глаза,  сказала
Анна Андреевна.
     - Не  знаю,  -  глядя  в  пол,  сказал  Арсений.   -   Лингвисты,
кибернетические машины,  уловят ли они в чужой музыке то, что передано
на земном инструменте?
     Восторженная Авеноль расцеловала сестру.
     - Во всяком случае,  это любопытно, - сказал профессор Ланской. -
Ко  мне  уже  обращался  профессор Шилов с просьбой подумать о методах
перевода.  - И пошутил: - Признаться, я не предвидел, что мне придется
расшифровывать игру собственной дочери.
     - Не совсем так,  - не понял его Арсений.  -  Игра  -  восприятие
эмоциональное.  Требуется  -  логическое.  Порывался  прийти  к  вам в
Кибернетический центр. Неудобно заставлять вас еще и дома...
     Юлий Сергеевич рассмеялся:
     - Можно подумать, что вы о делах вспоминаете только на работе!
     - Не знаю, не знаю, - вмешалась бабушка. - В наше время, конечно,
тоже спорили о чужепланетных мирах,  но... я только "баба" и всю жизнь
играла   "баб",   показывала   их   любовь,   ненависть,  горе.  Ваших
"соловьистых разумян" сыграть не берусь.
     - Бабушка,  а  если  бы  надо было показать на сцене,  как кружат
голову разумному головоногому осьминогу? - озорно спросила Авеноль.
     - Молчи ты,  стрекозунья! - отмахнулась бабушка. - В древности до
шестнадцати лет рассуждать не полагалось.
     - А   я   слушала  Вилену  и  представляла  себе  любовные  песни
осьминогов.
     Уходя, Ратов шепнул Вилене:
     - Спасибо... - и добавил, смущаясь: - родная.
     Вилена, удивленно вскинув брови, проницательно взглянула на него,
а потом долго,  не прикрывая входную дверь, смотрела ему вслед. Она не
подозревала, что у Арсения это слово было самым ласковым.

     На следующий  день  Арсения  в  Кибернетическом  центре профессор
Ланской  познакомил  с  лингвистом  Каспаряном,  которому   поручалось
исследование записи.
     Это был маленький,  поразительно черный человек  с  синими  после
бритья щеками и тонкими подбритыми усиками.
     Вместе с Ланским они внимательно прослушали запись, посмотрели ее
на осциллограмме,  наблюдая,  как световой зайчик выписывал загадочные
ломаные  кривые.  Потом  снова  слушали,  качали  головами   и   опять
переходили на осциллограф.
     - Сомневаюсь, - резюмировал первое впечатление Каспарян.
     - Почему? - спросил Арсений.
     - Почему,  почему!  - сверкнул Каспарян  жгучими  глазами.  -  Да
потому,  что  не  оказалось  здесь  ничего,  что  ждали в инопланетных
сигналах: ни простого ряда чисел, ни теоремы Пифагора.
     - Не считают нас за дураков, - усмехнулся Арсений.
     Каспарян пронизывающе уставился на него из-под сросшихся бровей:
     - Недурной вывод. А еще?
     - Рассчитывали, что сигнал примут только на приемных устройствах,
вынесенных в космос.
     Каспарян наклонил набок черную лохматую голову:
     - Избирательный адрес? Так, скажешь?
     Арсений кивнул.
     - Это уже в некоторой степени определяет подход к расшифровке.
     - Удастся? - спросил Арсений.
     Ответил Ланской:
     - В принципе здесь ничего невозможного нет. Познакомьтесь поближе
с Генрихом. Это - сомнение во всем... и цифры.
     Каспарян, неторопливо  идя  впереди,  повел  Арсения  к  себе   в
маленькую комнатку:
     - Я знаю пятьдесят восемь  земных  языков.  Даже  с  нашей  точки
зрения  передача  информации с помощью интонаций не нова.  Есть языки,
где понижение и повышение голоса имеет смысловое значение.
     Арсений указал на принесенную запись:
     - Целая симфония.
     - Согласен.  Лингвистическая  симфония.  Тем  ценнее.  Но  и  тем
сомнительнее.
     - Услышал  в  первый раз - испугался,  - признался Арсений.  - Не
понять. Волнует, жжет внутри, а что - неизвестно.
     - Это уже немало.  Слушан,  Арсен.  Прости,  в деловых разговорах
предпочитаю простоту.  Современная кибернетическая  машина  -  десятки
миллионов попыток в секунду.  - И он, склонясь над столом, стал сыпать
цифрами.  Потом поднял лохматую голову с горящими глазами и возвестил:
-  В  течение  года  каждый  символ можно попробовать больше раз,  чем
светит звезд на небе. В шахматы играешь?
     - Немного.
     - Кибернетические машины тоже играют.  Прекрасный метод  проверки
программирования!   Машине,  казалось  бы,  перед  каждым  ходом  надо
перебирать  все  возможные  ответы,  но   она   рассматривает   только
логические,  резонные.  В твоем случае надо перебрать возможные, но не
бессмысленные  значения  символа.  Как  в   шахматной   игре.   Только
посложнее.  Вот  почему шахматная игра - хорошая модель.  Но там всего
несколько часов игры.  Это главное  затруднение.  А  для  тебя...  Год
подождешь?
     - Подожду.

     Целый год,  пока  Арсений  участвовал   в   расшифровке,   Вилена
терпеливо  ждала  его  -  чтобы он пришел к ней по-настоящему,  не при
людях,  и признался в любви не одним только словом "родная",  а как-то
по-другому, еще ласковее... яснее.
     Арсений забегал к Вилене,  но всегда ненадолго - спешил если не к
Каспаряну, так на дежурство в космосе.
     Эти короткие свидания создавали загадочность в  отношениях  между
Арсением и Виленой.
     Он стал еще скупее на слова, а она - крепко сжимала губы...


Глава третья.. ПАРАДОКС ВРЕМЕНИ



     Арсений избегал Вилену потому, что мечтал лететь на звездолете. А
это означало разлуку практически  навсегда,  если  не  хуже.  Согласно
парадоксу  времени  теории  относительности,  он  бы вернулся из рейса
прежним,  еще молодым,  но Вилена стала бы уже глубокой старухой. Имел
ли  он право сделать любимую девушку столь несчастной?  И он сдерживал
себя.
     Костя Званцев  считался  глубоким  психологом и прекрасно понимал
поведение,  друга.  Однажды  в  свободную  минуту,  когда  они  вместе
находились  в  космосе,  он  сказал,  стоя  с  ним рядом перед пультом
глобальной радиоантенны:
     - Что    там    парадокс    времени   Эйнштейна!   Проверка   его
экспериментальным  рейсом  звездолета!   Стрекотанье!   Ты   -   живой
биопарадокс современности.
     - Почему?
     - Влюблен в Вилену, а страдаешь оттого, что и она тебя любит.
     - Надо бы кончить с ней. Разом! - вздохнул Арсений.
     - Микродушие?
     - Верно. Говорить могу. Сделать - нет.
     - Средневековый обет безбрачия на новый лад?
     - Хуже. Думаешь, почему рядом с тобой?
     - Дабы благолепием скрасить мое существование.
     - Сейчас скрашу! - угрожающе произнес Арсений.
     - Э-э!  У тебя преимущество в весе.  Даже в условиях невесомости.
Масса,  как мера инерции,  неизменна,  - и  Костя  на  всякий  случай,
оторвавшись  магнитными  подошвами  от  пола,  взлетел  к сферическому
потолку,  который можно было отличить только потому,  что он находился
над креслами наблюдателей.
     - Ладно, - примирительно буркнул Арсений.
     - Тайна  древней  исповеди,  - шептал с потолка Костя.  - Хочешь,
признаюсь тебе,  как на доисторической дыбе,  во всех твоих  чувствах.
Взамен рыцарских гарантии с твоей стороны.
     - Выкладывай.
     Костя, хватаясь  за  скобы,  перебрался  по  стенке  до  кресла и
устроился рядом с Арсением.  Несмотря на необычную обстановку,  он  не
мог не дурачиться.
     Но вдруг он настроился на серьезный лад:
     - Думаешь,  мне неизвестно, почему ты выдумал глобальную антенну?
Вещаю: дабы не только услышать голос отца, но и заменить его самого.
     - Как так? - Арсений сделал вид, что не понял Костю.
     - Кто   должен   был   стать    руководителем    экспедиции    на
экспериментальном звездолете? Кто? Роман Ратов!
     - Не привелось ему, - вздохнул Арсении.
     - И  тебе  не привелось полететь вместе с ним.  Излишний вес тебя
спас.
     - Допустим.
     - Но ты святотатственно упрям.  Глобальная  антенна  тебе  нужна,
чтобы услышать голос внеземной цивилизации, определить местонахождение
населенной планеты,  что мы  с  тобой  сейчас  и  сделали.  Расстояние
двадцать  три световых года!  Для звездолета достижимо.  Планета может
стать целью звездного путешествия.  И в нем примет участие Ратов. Если
не Роман, то Арсений. Так? Верно? - Костя заглянул в глаза Арсению.
     - И что?
     Арсений насупился.
     - А то,  что ты мучаешься любовью!  И звезды  тебе  мешают.  А  в
древности,  в доброе старое время, они покровительствовали влюбленным.
Небось выбирать приходится? Между Виленой и звездным рейсом? Так?
     - Между Землей и Звездой.
     - Выберешь Звезду - и не будет тебе прощения у многих  женщин  на
Земле. Но я не женщина, я пойму твой "бульдозерный парадокс".
     Костя знал своего друга.  Арсений стремился к поставленной цели -
полететь к звездам,  шел к этому не отклоняясь, уверенно и неотступно,
подобно бульдозеру, стародавней строительной машине, сдвигавшей все на
своем  пути.  Никакие препятствия не смутили бы Арсения...  если бы не
Вилена!
     Сейчас Арсению  требовалось  победить самого себя.  Отказаться от
участия в звездном рейсе для него означало предать  и  свою  мечту,  и
память отца.
     Не раз вспоминались Ратову долгие беседы с отцом,  который держал
сына  в курсе начатой борьбы за звездолет.  Главным противником Ратова
был видный конструктор и ученый Вольдемар Павлович Архис.
     Основным возражением  скептиков  было то,  что звездолет вместе с
необходимым для разгона и торможения топливом будет  весить  непомерно
много и его не поднять с Земли.
     Сторонники звездного рейса шли  на  то,  чтобы  строить  рейсовый
корабль в космосе на орбите искусственного спутника Земли. Однако даже
при невесомости разгон инерционной массы корабля казался невозможным -
так велика она была.
     Тогда Виев,  близкий  друг  Романа  Ратова,  предложил   засылать
горючее   в  космос  заблаговременно  в  танкерах-звездолетах.  График
запуска их строить с учетом вращения Солнечной системы вместе со своей
Галактикой  вокруг ее ядра и больших ускорений разгона,  чем допустимо
для людей.
     Автоматические астронавигационные  устройства,  прообраз  которых
вывел  когда-то  первые  искусственные  спутники   Марса,   расположат
танкеры-заправщики, летящие каждый со все большей скоростью, на трассе
рейсового  корабля.  Он  будет  последовательно  догонять   их,   этих
"заброшенных в космос бензозаправщиков", и забирать из них горючее.
     Для заправки корабля на обратном пути танкеры требовалось послать
в нужное время по удлиненным "кометным" орбитам, чтобы при возвращении
к Солнцу их направление движения и скорость были точно такими же,  как
и у рейсового корабля, и перегрузка топлива была бы возможной.
     Неудача с  кораблем  Ратова  тяжело  отразилась   на   Вольдемаре
Павловиче Архисе. Он, конструктор этого корабля, не захотел уклониться
от ответственности за несчастье и, уступив по своей воле пост Главного
конструктора  Виеву,  перестал сопротивляться сооружению "звездолета с
заправщиками".
     С этого времени началась деятельная подготовка к звездному рейсу.
Сооружались космические танкеры. Звездолет сначала собирался на Земле,
потом,  вновь разобранный,  по частям доставлялся в космос,  где опять
монтировался в состоянии невесомости.
     Десятки тысяч  людей претендовали на участие в звездном рейсе,  а
мест было всего шесть.  И все же Арсений Ратов упорно готовил  себя  к
полету.  Надежда, что его возьмут на звездолет, укрепилась, когда Петр
Иванович Туча,  руководивший подготовкой этой экспедиции,  предупредил
его,  что Арсения в память отца и в признание собственных заслуг,  как
открывателя внеземной  цивилизации,  несомненно,  включат  в  звездный
экипаж.
     Первоначально звездолет  предназначался   только   для   проверки
парадокса времени теории относительности.  Будут ли часы на звездолете
идти медленнее, чем на Земле? Шесть добровольцев, вернувшись на Землю,
рисковали застать на ней уже грядущее поколение.  Звездо-летчики таким
образом  лишались  прошлого,  друзей,  знакомых,  всего  привычного  и
близкого, но могли увидеть своими глазами будущее.
     Арсений готовил себя к этому.  Но Вилена путала ему все  мысли  и
желания.  Бывали  минуты,  когда  он  не  знал,  как поступит.  Однако
мужественность,  сознание долга и страсть исследователя  брали  в  нем
верх над любовью к Вилене.  Но тогда надо было рассчитывать на разлуку
и с современниками и  с  Виленой.  Вот  почему  он  не  позволял  себе
заговорить с ней о своем чувстве,  на которое, как он считал, не имеет
права.
     Однако все  было  не  так  просто.  Он сам искушал себя тем,  что
сигнал со звезд пока еще не был признан разумным.  Следовательно, пока
он  мог  не  лишать  себя общества Вилены.  И он встречался с ней,  но
нечасто,  никогда не позволял себе оставаться с  ней  наедине.  И  эта
аскетическая  сдержанность  еще  больше  разжигала  Арсения,  а Вилена
недоумевала.

     Прошел год,  назначенный  Каспаряном  для   расшифровки   "музыки
небесных  сфер".  Было  бесспорно  установлено,  что голос звезд - это
послание инопланетян.
     У звездолета  помимо  проверки  теории относительности появлялась
реальная цель. Теперь было, куда лететь!
     Вилена, увлеченная   открытием  века,  не  подозревала,  как  оно
трагически скажется на ее собственной судьбе.
     Со дня  первого  полета  в космос - полета Юрия Гагарина - мир не
знал  еще  такой  сенсации.  Видео-  и  радиопередачи  прерывались  на
полуслове. Газеты переверстывались заново. Крупнейшие ученые выступали
с комментариями.
     Мы не одни в космосе!
     Внеземная цивилизация сообщает основные законы мироздания!
     Первым из них оказался "Великий закон повторения и многообразия",
которому подчинялись все живые и неживые формы материи.
     Астрономы восприняли его с сомнением, а биологи, напротив, видели
в нем главную закономерность всеобщего развития.
     Английский биофизик сэр Ричард Райт сказал с экрана:
     - Природа упорядочена. Это надо понять. Давно известно, что живые
клетки  организмов  как  бы  "штампуются  по чертежу".  Из атомов,  из
химических элементов,  всюду одинаковых,  состоит вся неживая природа.
Наши  астрономы  не  должны удивляться,  что закон повторяемости может
проявиться в космосе:  звезды определенного  класса,  как  клетки