помочь. Факт преступления налицо,  а
требование  выкупа  -  преступление   серьезное,   несмотря   на   то,   что
надувательство  было  раскрыто   мгновенно.   Однако   установить   личность
вымогателя практически невозможно. Даже если  указанный  счет  действительно
принадлежит вымогателю, это счет Орбитального банка, а  тот  ни  за  что  не
выдаст своего клиента. Телефонная компания может  установить  наблюдение  за
номерами тех, кто мне будет звонить, но если этот вызов шел через территорию
государства Орбита -  а  скорее  всего  так  оно  и  есть,  -  то  там  след
потеряется. Уже десять лет, как разработан проект  соглашения,  запрещающего
обмен  деньгами  и  информацией  со  спутниками,  но  он  до  сих   пор   не
ратифицирован. Видимо, очень немногие страны могут себе позволить отказаться
от прелестей сотрудничества с полулегальной экономикой Орбиты.
   Николсон попросил дать ему список наших потенциальных  врагов,  но  я  не
смог припомнить ни одного имени. За  много  лет  у  меня  не  раз  случались
деловые конфликты разной степени серьезности - главным образом с  обиженными
художниками, которые в конце концов забирали свои работы из галереи, - но  я
искренне не мог представить себе,  чтобы  кто-нибудь  из  этих  людей  решил
отомстить мне так зло и вместе с тем так по-детски. Напоследок он спросил:
   - Ваша жена когда-нибудь делала сканирование?
   Я рассмеялся:
   - Не думаю. Она терпеть  не  может  компьютеры.  Даже  если  сканирование
подешевеет в тысячу раз, она не станет его делать.
   -  Понимаю.  Ну  что  ж,  спасибо  за  помощь.  Если  что-либо   подобное
повторится, просим немедленно ставить нас в известность.
   Когда он повесил трубку, я запоздало подумал, что надо было спросить:  "А
если бы моя жена сделала сканирование? Вы хотите  сказать,  что  хакеры  уже
научились проникать в скэн-файлы?"
   Эта мысль меня расстроила. Впрочем, какое это  могло  иметь  отношение  к
шутке, которую со мной сыграли? Ведь столь детального компьютерного описания
Лорен не  существовало  в  природе,  и  шутники  должны  были  как-то  иначе
раздобыть информацию для моделирования ее внешности.

***

   Я ехал  домой  на  ручном  управлении,  и  пять  раз  чуть-чуть  превысил
предельную скорость, поглядывая на приборную доску, где  дисплей  высвечивал
все увеличивающуюся сумму  штрафа.  Наконец  автомобиль  сказал:  "Еще  одно
нарушение, и у вас отберут права".
   Прямо из гаража я пошел в студию. Лорен, конечно, была  там.  Я  стоял  в
дверях и молча наблюдал, как она возится с набросками.  Она  снова  работала
углем, но я не видел, что именно она рисует. Частенько я поддразнивал ее  за
эти архаические методы:
   -  Откуда  такая  преданность  традиции?  У   этих   материалов   столько
недостатков. Раньше художники мирились с ними, так как не имели  выбора,  но
теперь-то зачем притворяться?  Расскажи  компьютеру,  чем  именно  тебе  так
дороги уголь и бумага, или  холст  и  масло,  и  получишь  на  экране  любой
материал, только он будет гораздо лучше настоящего.
   Но она всегда отвечала одно и то же:
   - Я делаю то, что умею, то, что люблю, то, к чему привыкла.  Что  в  этом
плохого?
   Мне не хотелось мешать ей, но не хотелось и уходить. Если она и  заметила
меня, то не подавала виду. Я стоял и думал: "Как я все-таки  люблю  тебя.  А
ты, оказывается, такая сильная  -  как  гордо  ты  держала  голову  в  самый
разгар..."
   Я вздрогнул. В самый разгар - чего? Когда похитители подтолкнули  тебя  к
объективу камеры? Но ведь этого не было!
   Конечно, на самом деле этого не было. Но я знал, что Лорен вела  бы  себя
именно так, она не дрогнула бы, не потеряла  самообладания.  И  я  испытывал
восхищение ее отвагой и хладнокровием, хоть мне и  напомнили  о  них  весьма
странным способом.
   Я повернулся, чтобы уйти, но она сказала:
   - Если хочешь, оставайся. Мне не мешает, когда ты смотришь.
   Я сделал несколько шагов в студию, где царил хаос. После холодной пустоты
галереи, похожей на пещеру, здесь было очень уютно:
   - Можно взглянуть?
   Она отошла от мольберта с почти законченным рисунком. На рисунке женщина,
прижав к подбородку стиснутые кулаки,  глядела  прямо  на  зрителя,  глядела
завороженно и тревожно, будто старалась,  но  не  могла  отвести  взгляд  от
чего-то страшного.
   - Это - ты? Что, автопортрет? - спросил я, не сразу уловив сходство.
   - Да, я.
   - Разреши узнать, на что ты так смотришь?
   Она пожала плечами:
   - Трудно  сказать.  Наверное,  на  неоконченную  работу.  Это,  вероятно,
портрет художника, который работает над своим собственным портретом.
   - А ты не хочешь попробовать поработать с камерой и  зеркальным  экраном?
Можно запрограммировать любую стилизацию  твоего  отражения,  которая  будет
фиксироваться в момент твоей реакции на само отражение...
   Она с улыбкой покачала головой:
   - Не проще ли вставить зеркало в раму?
   - Почему зеркало? Люди хотят видеть не себя, они хотят проникнуть в  душу
художника.
   Я подошел ближе и поцеловал ее, но она почти не обратила на это внимания.
   - Я рад, что ничего не случилось, - сказал я нежно.
   - Я тоже, - засмеялась она. - Не волнуйся, теперь  я  никому  не  позволю
меня похитить, а то тебя хватит удар, прежде чем ты успеешь заплатить выкуп.
   Я приложил палец к ее губам:
   - Не вижу ничего смешного. Я на самом деле был в ужасе. Кто знает, что  у
них на уме? Намекали на какие-то пытки...
   - Пытки на расстоянии? Что-то в стиле ву-ду? - Она высвободилась из  моих
объятий, подошла к верстаку. Стена над ним была увешана  рисунками,  которые
она считала неудачными и хранила "себе в назидание".
   Взяв с верстака нож для бумаги, она крест-накрест  рассекла  свой  старый
автопортрет, который я очень любил.
   Потом повернулась ко мне и с притворным изумлением сказала:
   - И совсем не больно!

***

   Мне удалось избегать разговоров на эту тему вплоть  до  позднего  вечера.
Обнявшись, мы сидели в гостиной перед камином. Пора было ложиться спать,  но
так не хотелось покидать этот  уютный  уголок  (хотя  по  одному  слову  дом
воспроизвел бы точно такое же приятное тепло в любом другом месте).
   - Меня тревожит, - сказал я, - что кто-то тайно снимал тебя видеокамерой,
причем достаточно долго. Они ведь идеально смоделировали твой  голос,  лицо,
манеры...
   - Какие манеры? - Лорен сердито посмотрела на меня. - Эта, на  экране,  и
одной фразы не успела сказать. Никто за мной не следил, просто  подключились
к телефону и записали мой разговор с кем-нибудь. Они  же  сумели  прорваться
через  твоего  электронного  секретаря?  По-моему,  это  компания  скучающих
хакеров, которые не знают, чем им заняться.
   - Может быть. Только для такого дела нужен не один  разговор,  а  десятки
разговоров. Не знаю как, но они собрали кучу информации.  Я  разговаривал  с
художниками,  которые  занимаются  имитационными  портретами  -   десять   -
двенадцать секунд в движении требуют многих часов позирования, и  все  равно
очень трудно обмануть специалиста. Конечно, я должен был  сразу  заподозрить
подделку,  но  ведь  не  заподозрил  -  потому,  что  ты   выглядела   очень
убедительно, вела себя именно так, как я ожидал...
   Она раздраженно передернула плечами:
   - Ничего общего со мной!  Мелодраматично,  неестественно!  Между  прочим,
потому они и показали такой маленький отрывок.
   Я покачал головой:
   - Никто не может верно оценить свое собственное изображение. Поверь, даже
за эти несколько секунд мне стало абсолютно ясно, что на экране ты.
   Разговор затянулся почти до утра. Лорен стояла на своем, а  мне  пришлось
признать,  что  мы  вряд  ли  можем  принять  какие-либо   добавочные   меры
безопасности - независимо  от  того,  вынашивает  ли  кто-нибудь  злодейские
планы. Дом и так оборудован сверхсовременной системой охраны, у нас с  Лорен
есть хирургически имплантированные аварийные радиомаяки, а сама мысль о том,
чтобы нанять вооруженную охрану, внушает мне отвращение.
   Пришлось мне согласиться и с тем, что серьезный  похититель  не  стал  бы
предварительно разыгрывать нас по телефону.
   В конце концов я устал и сдался (почему-то мне казалось, что надо принять
какое-то решение немедленно). Да, я, наверное, делаю из мухи слона.  Да,  я,
наверное, не могу в душе признать, что меня просто одурачили. Да,  наверное,
это была просто шутка.
   Злая шутка. Технически сложная шутка. Шутка без всякой видимой цели.

***

   Когда мы улеглись в постель, Лорен почти сразу  уснула,  а  я  еще  долго
лежал и думал. Мысли о загадочном звонке на некоторое время  уступили  место
другим заботам.
   Как я и сказал  детективу,  Лорен  никогда  не  делала  сканирования.  Но
сканирование сделал я. Была составлена  подробнейшая  карта  моего  тела,  с
точностью до отдельных клеток. Помимо прочего, эта карта  включала  описание
всех нейронов моего мозга и всех связей между ними. Тем самым я  купил  себе
нечто вроде бессмертия - что бы ни случилось, самый свежий снимок моего тела
мог "воскреснуть" в качестве Копии - точной компьютерной  модели  меня  -  и
жить в виртуальной реальности. И эта модель будет как минимум действовать  и
думать так, как я. У нее будут те же воспоминания, та же вера, те же цели  и
желания. Пока такие модели действуют медленнее,  чем  оригинал,  виртуальная
реальность  слишком  упрощена,  а  роботы  телеприсутствия,   служащие   для
взаимодействия с внешним миром, неуклюжи и комичны. Но  время  идет,  и  эта
технология быстро прогрессирует.
   Мою мать уже воскресили в суперкомпьютере  под  названием  "Кони-Айленд".
Отец умер еще до того, как изобрели  сканирование.  Родители  Лорен  живы  и
сканирования не делали.
   Я делал его дважды, последний раз три  года  назад.  Коррекцию  следовало
провести  гораздо  раньше,  но  это  означало  опять  столкнуться  со  всеми
неприятными  реалиями  моей  будущей  посмертной  жизни.  Лорен  никогда  не
осуждала  меня  за  мой  выбор,  перспектива  моего  будущего   виртуального
воскрешения, видимо, не слишком ее занимала, но она четко дала  понять,  что
не последует этому примеру.
   Я давно выучил наизусть все "за" и "против" в наших с ней спорах.
   Лорен: Я не хочу, чтобы компьютер  имитировал  меня  после  моей  смерти.
Какая мне будет от этого польза?
   Дэвид: Не надо так презирать имитацию - вся жизнь  состоит  из  имитации.
Каждый орган в твоем теле все время перестраивается, внешне сохраняя прежнее
обличье.  Каждая  клетка,  умирая  в  акте  деления,  заменяет  себя   двумя
самозванцами. В твоем теле не  осталось  ни  единого  атома,  с  которым  ты
родилась. Что же определяет твою  идентичность  самой  себе?  Не  физический
объект, а некоторая совокупность информации. Так что, если твое  тело  будет
имитировать не оно само, а компьютер, вся разница сведется к  тому,  что  он
будет делать меньше ошибок.
   Лорен: Если ты веришь в это.., что  ж,  замечательно.  Но  я  отношусь  к
смерти  иначе.  Я  боюсь  ее,  как  и  все,  но  сознание  того,  что   меня
просканировали, нисколько не уменьшит этот страх.  Я  не  стану  чувствовать
себя бессмертной, это вообще не принесет мне никакого утешения. Зачем же мне
это делать?
   И я никогда не мог решиться  сказать  ей  (даже  мысленно):  "Сделай  это
потому, что я не хочу потерять тебя. Сделай это ради меня".

***

   Nледующее утро я провел  в  переговорах  с  куратором  большой  страховой
компании, желавшей заново отделать несколько  сот  холлов,  лифтов  и  залов
заседаний, как реальных, так и виртуальных. Я без труда продал ей  некоторое
количество  электронных  обоев  достаточно  солидного  вида,   разработанных
достаточно прославленными юными талантами.
   Некоторые голодные художники помещают  в  сетевые  галереи  снимки  своих
работ, сделанные с несколько пониженным разрешением. Они хотят, чтобы снимок
не вызывал отвращения и в то же время не был слишком точной копией оригинала
- зачем тогда покупать оригинал? За произведение искусства никто  не  станет
платить, не увидев его, а в сетевых галереях видеть и иметь - это одно и  то
же.
   С этой точки зрения нет ничего лучше обычных физических галерей - если их
содержать с умом. В моей галерее тщательно досматривали каждого посетителя в
поисках микрокамер или записывающих  устройств,  подключенных  к  зрительным
участкам коры мозга. Покидая галерею, они не уносили с собой  ничего,  кроме
впечатлений. Будь моя воля,  я  бы  еще  брал  у  каждого  анализ  крови  на
генетическую  предрасположенность  к  эйдетической  памяти,  но  это,   увы,
незаконно.
   Днем  я,  как  обычно,  просматривал  работы  честолюбивых   экспонентов.
Досмотрев до  конца  ту  вещь  Крейцига,  которую  мне  помешали  досмотреть
накануне, я принялся  просеивать  кучу  мелких  работ.  За  двадцать  лет  в
галерейном  бизнесе  я  научился  сортировать   произведения   искусства   в
соответствии со вкусами своей избранной клиентуры  с  той  же  легкостью,  с
какой другие сортируют гайки и болты на ленте  конвейера.  Мое  эстетическое
чувство не притупилось, а, напротив, заметно отточилось за эти годы - другое
дело, что лишь о совершенно исключительных  работах  я  мог  думать  в  иных
категориях, нежели рыночные.
   Когда на экран  снова  ворвалось  изображение  "похитителя",  я  даже  не
удивился - подсознательно я ждал этого  весь  день.  Сжавшись  от  тягостных
предчувствий, я испытывал в то же время искренний интерес - хотелось наконец
понять, для чего же задуман весь этот  маскарад.  Второй  раз  они  меня  не
обманут, чего же тогда бояться?  Зная,  что  Лорен  в  безопасности,  я  мог
взглянуть на происходящее чуть более отстраненно и попытаться найти ключи  к
разгадке этой тайны.
   Маска сказала:

   Aаша жена у нас,
   Iереведите полмиллиона
   Aолларов на этот счет,
   Aсли не хотите, чтобы она
   Nтрадала.

   Aновь появился синтезированный образ Лорен. Я деланно рассмеялся.  В  чем
эти люди хотят меня убедить? Я пристально и спокойно изучал  изображение  на
экране. Грязная комната, в которой мне показывали Лорен на  этот  раз,  явно
давно не ремонтировалась. Очередной элемент  "реализма",  чтобы  подчеркнуть
отличие от предыдущей маски. На этот раз  "она",  кажется,  ни  от  кого  не
отбивалась; не было никаких признаков плохого обращения  с  "ней"  (кажется,
"ей" даже удалось умыться), но в выражении "ее" лица появилось нечто новое -
неуверенность и даже легкий намек на панику.
   Потом она посмотрела прямо в объектив камеры и сказала:
   - Это ты, Дэвид? Они не дают мне увидеть тебя, но я знаю, что ты здесь. И
я знаю, что ты уже делаешь все возможное, чтобы вытащить  меня  отсюда,  но,
пожалуйста, поторопись. Пожалуйста, заплати им эти деньги как можно скорее.
   Мое напускное равнодушие затрещало по всем швам. Я понимал, что это всего
лишь хорошая компьютерная анимация, но слышать, как "она"  взывает  ко  мне,
было почти так же тяжело, как если бы звонила  настоящая  Лорен.  У  меня  в
голове не было выключателя, который можно было повернуть  и  потом  спокойно
слушать, как любимый человек умоляет спасти ему жизнь.
   - Ты, садист, сука - заорал я, закрыв лицо  руками.  -  Думаешь,  я  тебе
заплачу, чтобы ты больше не звонил?! Да я починю телефон, и все дела! А тебе
советую включить интерактивное кино и выдрать свой собственный труп!
   Ответа не было, и когда я оторвал руки от лица, экран уже погас.
   Я подождал, пока руки перестали дрожать - от злости, - и на всякий случай
позвонил детективу Николсону. Я  переслал  ему  запись  второго  звонка.  Он
поблагодарил. Я сказал  себе,  что  поступил  правильно  -  компьютер  будет
анализировать манеру преступника, и тут любое свидетельство ценно; может,  и
задержат подонка, если он еще с кем-нибудь захочет сыграть ту же шутку.
   Затем я позвонил в компанию,  у  которой  приобрел  программы  управления
офисом, и  рассказал  о  своих  проблемах  -  опуская  детали  субъективного
свойства.
   Меня соединили с женщиной - специалистом по  поиску  неисправностей.  Она
попросила открыть доступ к диагностическому каналу; я сделал  это.  На  пару
минут  она  исчезла.  А  я  думал:  сейчас  найдет  какую-нибудь   пустячную
неисправность, починит, и все будет в порядке.
   Когда она появилась на экране вновь, ее лицо было настороженным:
   - Программы работают  нормально,  -  сказала  она.  -  Никаких  признаков
нелегального подключения или подслушивания. Когда вы  последний  раз  меняли
пароль прямого соединения?
   - Э-э-э.., я его ни разу не менял с тех пор, как установил систему.
   - То есть в течение пяти лет пароль не менялся?  Мы  не  рекомендуем  так
поступать.
   Я виновато кивнул, но сказал:
   - Не представляю, как кто-нибудь мог его узнать. Даже если бы они назвали
несколько тысяч слов наугад...
   - При четвертой неудачной попытке угадать пароль система поставила бы вас
в известность. К тому же проверяется голос говорящего. Пароли обычно  крадут
при помощи подслушивающей аппаратуры.
   - Кроме меня, пароль знает только жена, но  думаю,  она  им  ни  разу  не
пользовалась.
   - В файле записаны два отпечатка голоса. Кому принадлежит второй?
   - Мне. На случай,  если  придется  вызывать  систему  управления  офисом,
находясь дома. Впрочем, я никогда этого не делал, так  что  сомневаюсь,  что
пароль хоть раз произносился вслух.
   - Так, вот тут есть протоколы обоих прямых звонков...
   - Это ни к чему, я записываю все свои разговоры и  уже  передал  копии  в
полицию.
   - Нет, я говорю не  о  записи  разговоров.  Из  соображений  безопасности
начальная стадия  разговора  -  тот  момент,  когда  произносится  пароль  -
записывается отдельно и в зашифрованном виде.  Если  хотите  прослушать  эти
записи,  я  скажу  вам,  как   это   сделать.   Но   чтобы   санкционировать
декодирование, вам придется самому сказать вслух пароль.
   Дав объяснения, она  отключилась,  и  вид  у  нее  при  этом  был  просто
несчастный. Разумеется, она не знала, что звонивший имитировал  Лорен.  Она,
видимо, полагала, что мне сейчас предстоит узнать,  что  звонки  с  угрозами
исходили от моей жены.
   Она, разумеется, ошибалась - но ошибался и я.
   Через пять лет трудно вспомнить  такой  пустяк,  как  пароль.  С  третьей
попытки я наконец угадал его и, собрав всю волю, приготовился вновь  увидеть
на экране поддельную Лорен.
   Но экран остался темным, а голос, который сказал  "Бенвенуто",  был  моим
собственным.

***

   Когда я вернулся домой, Лорен еще работала, и я  не  стал  ей  мешать.  Я
прошел в свой кабинет и проверил, нет ли почты на терминале.  Ничего  нового
не было, но, пролистав список полученных сообщений за прошлый месяц, я нашел
последнюю  видеооткрытку  от  матери.  Нам  было   очень   трудно   общаться
непосредственно из-за различия в скорости реакций, поэтому  мы  предпочитали
обмениваться предварительно записанными монологами.
   Я сказал терминалу, что хочу  просмотреть  открытку.  Там  в  конце  было
что-то важное, чего я никак не мог припомнить. Я хотел услышать это еще раз.
   Моя мать постепенно омолаживала свою внешность с того момента, когда  она
воскресла на "Кони-Айленде". Сейчас ей было на вид лет тридцать.  Она  много
занималась и своим домом, который уже превратился из почти точной  копии  ее
последнего  дома  в  реальном   мире   в   подобие   французского   особняка
восемнадцатого века, с резными дверями, креслами в стиле Луи XV,  изысканной
драпировкой на стенах и канделябрами.
   Она задала дежурные вопросы о моем и Лорен здоровье, о том, как идут дела
в галерее, о  рисунках  Лорен.  Она  сделала  несколько  едких  замечаний  о
политической жизни на Острове и за его пределами. Ее моложавая  внешность  и
роскошное жилище не  были  самообманом  -  она  действительно  уже  не  была
старухой и действительно жила во дворце, а не в  четырехкомнатной  квартире.
Было бы нелепо притворяться, что она обречена жить так, как в последние годы
своей о