Грег ИГАН
Рассказы

ВИДЕТЬ
НЕУСТОЙЧИВЫЕ ОРБИТЫ В ПРОСТРАНСТВЕ ЛЖИ
ПОХИЩЕНИЕ
СЕЙФ
ХРАНИТЕЛИ ГРАНИЦЫ


   Грег ИГАН
   ВИДЕТЬ



   Я смотрю сверху вниз на покрытую пылью тыльную поверхность  осветительной
системы,  висящей  на  потолке  операционной.  К  серому  металлу   приклеен
желтенький листочек  -  один  уголок  завернулся,  -  на  котором  аккуратно
написано от руки:
   В случае выхода из своего тела звонить:

   137-4597

   Nтранно - никогда не видел, чтобы местные номера начинались с единицы. Но
когда я приглядываюсь повнимательнее, оказывается, что  это  не  единица,  а
семерка. Да и пыли никакой нет, просто  игра  света  на  неровно  окрашенной
поверхности. Какая может быть пыль в  стерильной  операционной  -  с  ума  я
схожу, что ли?
   Я переключаю внимание на свое тело, полностью покрытое зеленой тканью, за
исключением маленького квадратика над правым виском, куда вводит  свой  зонд
макрохирург, прослеживая путь,  по  которому  шла  пуля.  Операционный  стол
полностью в распоряжении тощего робота, а двое людей  в  халатах  и  масках,
немного в стороне, смотрят на экран. По-моему, они наблюдают на рентгене  за
движением зонда внутри черепа, но сверху мне плохо видно, что происходит  на
экране. Впрыснутые в меня микрохирурги, должно быть, уже  остановили  кровь,
починили сотни кровеносных сосудов и разрушили тромбы. Но сама пуля  слишком
массивна и химически  инертна,  чтобы  отряд  микророботов  мог  убрать  ее,
предварительно раздробив на мелкие кусочки, словно камень в почке.  Остается
только добраться до нее зондом и вытащить наружу. Я читал о таких операциях,
а потом не мог заснуть и все думал, когда же придет моя очередь.  Часто  мне
случалось представлять, как это будет выглядеть, - и могу поклясться, что  в
своем воображении я видел точно такую же картину, какую наблюдаю сейчас.  Не
могу сказать, то ли это обезумевшая ложная память,  то  ли  я  прямо  сейчас
генерирую эту галлюцинацию на основе своих навязчивых страхов.
   Совершенно спокойно я начинаю  обдумывать,  что  означает  моя  необычная
позиция. С одной стороны, выход из тела должен предвещать близкую смерть,  с
другой стороны, ведь те тысячи людей, которые рассказывали о таких явлениях,
остались живы! Но я не знаю, сколько испытавших это умерли, так что  о  моих
шансах выжить судить трудно. Разумеется, у меня тяжелая  физическая  травма,
но никаких признаков приближения смерти я не замечаю.
   Неприятно одно: мое нынешнее положение  напоминает  дурацкие  рассказы  о
том, как "душа отделяется от тела" и потом  скользит  по  световому  туннелю
прямо в загробную жизнь.
   Постепенно начинают всплывать смутные воспоминания о том, что происходило
перед нападением. Я приехал, чтобы выступить на годичном собрании "Цайтгайст
<Цайтгайст (нем. Zeitgeist)  -  дух  времени>  энтертэйнмент"  (и  зачем  я,
впервые  за   столько   лет,   решил   физически   присутствовать?   Продажа
"Гиперконференс  Системс"  -   еще   не   повод   забывать   о   технологиях
дистанционного участия в таких собраниях).  А  этот  припадочный,  Мэрчисон,
стал что-то орать у входа в "Хилтон". Будто я - я! - надул его с  контрактом
на мини-сериал. (А я вообще не читал этого контракта и тем более не вникал в
отдельные  статьи.  Ох,  лучше  бы  он  пошел  и  скосил  из  автомата  весь
юридический  отдел.)  Потом   -   пуленепробиваемое   стекло   "роллс-ройса"
автоматически поднимается. Сейчас станет тихо.  Зеркальное  стекло  медленно
ползет вверх, бесшумно, надежно - и вдруг застревает...
   В одном я ошибся - я всегда думал, что в меня будет  стрелять  кто-нибудь
из этих чертовых киноманов со слишком цепкой  памятью.  Один  из  тех,  кого
взбесили выпущенные "Цайтгайстом" "Продолжения  киношедевров".  Компьютерные
инкарнации  режиссеров  мы  всегда  делали  с  особой   тщательностью,   под
наблюдением  психологов,  историков  кино,  старались  воссоздать   личность
маэстро как можно  точнее,  но  некоторые  пуристы  всегда  найдут,  к  чему
придраться. Целый год после выхода трехмерной версии "Ханны и ее сестер  II"
меня угрожали  убить.  Но  я  никак  не  ожидал,  что  человек,  только  что
подписавший контракт на семизначную сумму вознаграждения  за  права  на  его
биографию - причем  отпущенный  под  залог  лишь  благодаря  щедрому  авансу
"Цайтгайста", -  будет  стрелять  в  меня  из-за  скидки  на  отчисления  за
спутниковую трансляцию версии, дублированной на язык иннуитов!
   Я замечаю, что невероятное  объявление  на  крышке  осветительного  блока
исчезло. Если наваждение рассеивается, что сие  предвещает  -  спасение  или
гибель? Какой бред здоровее - стабильный или неустойчивый? Может быть, в мое
сознание вот-вот ворвется реальность? Интересно, что я должен был бы  сейчас
видеть? Наверное, ничего, кроме абсолютной тьмы, если я действительно накрыт
этим зеленым покрывалом и лежу  под  общим  наркозом,  да  еще  с  закрытыми
глазами. Я пытаюсь "закрыть глаза", но просто не знаю, как  это  сделать.  Я
изо всех сил стараюсь потерять сознание (если предположить, что сейчас  я  в
сознании).  Я  пытаюсь  расслабиться,  заснуть,  но  меня  отвлекает  легкое
жужжание зонда в руках хирурга.
   Я слежу - физически не в силах отвести свой нефизический взгляд - за тем,
как из черепа медленно выходит сверкающая серебряная игла. Кажется, что  это
никогда не кончится, а я тем  временем  тщетно  пытаюсь  понять,  как  можно
отличить мазохистский театр сновидений от проблеска реальности.
   Наконец - я чувствую это  за  секунду  до  того,  как  это  действительно
происходит  -  появляется  кончик  иглы,  намертво  прикрепленный  капелькой
сверхпрочного клея (какая проза!) к затупленной, слегка помятой пуле.
   Я вижу, как ткань, покрывающая  мою  грудь,  вздымается  и  опускается  в
выразительном вздохе облегчения. Странное  дело,  если  учесть,  что  я  под
наркозом  и  подключен  к  аппарату   искусственного   дыхания.   Неожиданно
наваливается  ошеломляющая  усталость,  я  больше  не   в   силах   что-либо
воображать,   мир   перед   моим   взором   рассыпается,   превращается    в
психоделический узор, потом гаснет.

***

   Я слышу знакомый голос, но не могу понять, откуда он доносится:
   - А это от "Серийных убийц за ответственность перед обществом".  "Глубоко
потрясены.., трагедия для  индустрии  развлечений..,  молимся  за  скорейшее
выздоровление мистера Лоу"... Так, потом отрекаются от каких-либо  связей  с
Рандольфом Мэрчисоном.., пишут, что все, что он якобы  делал  с  теми,  кого
соглашался подвезти на машине, - это патология совершенно другого типа,  чем
та, что связана с покушением на знаменитость, а безответственные  заявления,
искажающие суть вопроса, будут встречены соответствующими акциями...
   Я открываю глаза и громко говорю:
   - Может кто-нибудь мне объяснить, для чего это  зеркало  на  потолке  над
моей кроватью? Здесь что в конце концов, больница или бордель?
   Наступает тишина. Прищурившись, я смотрю в зеркало, не в силах  повернуть
глаза, чтобы определить, каков размер этого причудливого  украшения.  Я  жду
объяснений. Внезапно мелькает мысль: "Может быть, я парализован, и  это  для
меня единственный  способ  видеть,  что  происходит  вокруг?"  На  миг  меня
охватывает паника, но я подавляю ее: скорее всего паралич  временный,  скоро
это пройдет. Нервы можно регенерировать, все  остальное  можно  заменить.  Я
выжил, и это главное, а дальше - просто восстановительный период. И разве не
этого я всегда  ожидал?  Получить  пулю  в  голову..,  быть  на  волоске  от
смерти.., прийти в себя совершенно беспомощным?
   В зеркале я  вижу  четырех  человек,  собравшихся  вокруг  моей  кровати.
Несмотря на необычный ракурс, я легко узнаю  их.  Джеймс  Лонг,  мой  личный
помощник, это его голос меня разбудил. Андреа Стюарт, старший вице-президент
"Цайтгайста". Моя жена, Джессика, с которой мы давно живем порознь  -  о,  я
верил, что она придет. И Алекс, мой сын - наверное, бросил все  и  примчался
из Москвы первым же рейсом.
   А  на  кровати,   почти   скрытая   переплетением   трубок   и   кабелей,
подсоединенных  к  десятку  мониторов  и  насосов,  бледная,  забинтованная,
костлявая фигура. Это, по-видимому, я.
   Джеймс смотрит на потолок, потом на кровать и мягко говорит:
   - Мистер Лоу, там нет зеркала. Наверное,  надо  сказать  врачам,  что  вы
проснулись?
   Я пытаюсь грозно посмотреть на него, но не могу повернуть голову:
   - Вы что, ослепли? Зеркало прямо надо мной. А если кто-нибудь  следит  за
всеми этими приборами, он и без вас поймет,  что  я  проснулся,  а  если  не
поймет, то...
   Джеймс смущенно покашливает. Это условный знак, к которому  он  прибегает
на деловых встречах, когда я уж очень сильно отклоняюсь от фактов.  Я  снова
делаю попытку посмотреть ему в глаза, и на этот раз...
   На этот раз получается. По крайней мере я вижу, как  человек  на  кровати
поворачивает голову...
   ...и все пространство в моем восприятии вдруг переворачивается с  ног  на
голову, как будто рассеялась некая  всеобъемлющая  оптическая  иллюзия.  Пол
превращается в потолок, потолок в пол, но при этом ничто не сдвигается ни на
миллиметр. Мне кажется, что я ору во всю силу моих  легких,  но  слышу  лишь
слабый испуганный вскрик.  Проходит  секунда,  другая  -  и  уже  невозможно
представить, как я мог не понимать столь очевидного.
   Никакого зеркала нет. Это я сам смотрю на  все  с  потолка,  так  же  как
наблюдал за извлечением пули. Я до сих пор наверху. Я так и не спустился.
   Я закрываю глаза, и комната постепенно тает,  окончательно  исчезая  лишь
через две-три секунды.
   Я открываю глаза. Ничего не изменилось.
   Я говорю:
   - Это сон? Глаза у  меня  открыты  или  нет?  Джессика!  Скажи  мне,  что
происходит. Лицо у меня забинтовано? Я ослеп?
   - Вашей жены здесь нет, мистер Лоу, - говорит Джеймс. - Мы пока не смогли
ее разыскать. - Помедлив, он добавляет:
   - Ваше лицо не забинтовано...
   Я злобно смеюсь:
   - Как это нет? А кто же стоит рядом с вами?
   - Никто не стоит рядом со мной.  В  данный  момент  возле  вас  находимся
только мисс Стюарт и я.
   Андреа откашливается и говорит:
   - Филипп, он прав. Прошу тебя,  постарайся  успокоиться.  Ты  только  что
перенес серьезную операцию, теперь все будет хорошо, ты только не волнуйся.
   Как она оказалась в ногах кровати? Фигура на постели поворачивает  к  ней
голову, обводя взглядом ту часть комнаты, где только что были  другие,  -  и
вдруг с той же  легкостью,  что  и  дурацкое  объявление,  моя  жена  и  сын
исчезают.
   Я говорю:
   - Я схожу с ума.
   Впрочем, нет. Я ошеломлен, меня заметно поташнивает, но до помешательства
еще далеко. Я отмечаю, что мой голос - как и следовало  ожидать  -  исходит,
кажется, из моего единственного  рта,  того,  который  принадлежит  лежащему
внизу человеку - а отнюдь не оттуда, где находился бы мой  рот,  если  бы  я
по-настоящему, собственной персоной, парил под потолком. Говоря,  я  ощущал,
как вибрирует гортань, как двигаются язык и губы,  и  это  происходило  там,
внизу, но не вызывает  ни  малейших  сомнений  и  то,  что  я  нахожусь  под
потолком. Все мое тело как будто превратилось в придаток, вроде  пальца  или
ноги. Я могу им управлять, оно связано со мной, но никоим образом не вмещает
в себя основу моей личности. Я прикасаюсь кончиком  языка  к  зубам,  глотаю
слюну - знакомые, понятные ощущения. Но при  этом  я  не  устремляюсь  вниз,
чтобы "занять" место, где все это происходит - это было бы так  же  странно,
как почувствовать, что моя душа переселилась в большой палец на ноге  только
из-за того, что я пошевелил им в тесном ботинке.
   Джеймс говорит:
   - Я приведу врачей.
   Разбираться в том, откуда слышал бы его  голос  тот,  кто  находится  под
потолком, и откуда его голос доносится ко мне, и как такое может быть,  выше
моих сил. Во всяком случае, мне показалось, что он сам произнес эти слова.
   Андреа опять откашливается:
   - Филипп, ты не возражаешь, если я позвоню? Токио откроется через час,  и
когда они услышат, что в тебя стреляли...
   Я обрываю ее:
   -  Не  надо  звонить.  Поезжай  туда  сама.  Лично.  Вылетай  первым   же
суборбитальным - на бирже это производит хорошее впечатление. Я так рад, что
ты была здесь, когда я пришел  в  себя,  -  особенно  тому,  что  хоть  твое
присутствие оказалось реальным. Но лучшее, что ты можешь для меня сделать  -
постараться, чтобы "Цайтгайст" вышел из этой истории без единой царапины.
   Говоря это, я пытаюсь заглянуть ей в глаза, но не могу сказать, насколько
успешно. Уже двадцать лет мы не любовники,  но  она  по-прежнему  мой  самый
близкий друг. Я и сам не знаю, почему мне так не терпится поскорее выставить
ее.., такое ощущение, что здесь, наверху, я выставлен на всеобщее  обозрение
и она может случайно взглянуть вверх и увидеть меня - нечто такое,  что  моя
плоть обычно скрывает от чужих глаз.
   - Ты так думаешь?
   - Уверен. Со мной может нянчиться Джеймс, за это он и получает деньги.  А
я  буду  спокоен,  только  если  буду  знать,  что  ты   присматриваешь   за
"Цайтгайстом".
   На самом деле, едва она уходит, цена акций моей компании  сразу  начинает
казаться чем-то совершенно абстрактным, далеким, о чем было бы просто нелепо
думать всерьез. Я поворачиваю голову  так,  что  человек  на  постели  снова
смотрит прямо "на меня". Я провожу рукой по груди,  и  почти  все  кабели  и
трубки, которые "заслоняли" меня, исчезают, и остается только немного смятая
простыня. Я  усмехаюсь,  и  это  выглядит  довольно  странно.  Как  будто  я
вспоминаю, когда последний раз смеялся, глядя в зеркало.
   Джеймс возвращается,  и  с  ним  четыре  неопределенные  фигуры  в  белых
халатах. Когда я поворачиваю к ним голову, четыре  фигуры  конденсируются  в
две - молодого мужчину и женщину средних лет.
   Женщина говорит:
   - Мистер Лоу, я доктор Тайлер, ваш невролог. Как вы себя чувствуете?
   - Как чувствую? Как будто под потолком вишу.
   - У вас еще кружится голова после наркоза?
   - Нет! - Я едва удерживаюсь, чтобы не заорать: "Смотрите на меня, когда я
с вами разговариваю!" - но вместо этого я ровным голосом продолжаю:
   - У меня не кружится голова. У меня галлюцинации. Я вижу все  так,  будто
нахожусь под потолком и смотрю оттуда вниз. Вы меня  понимаете?  Я  наблюдаю
оттуда, как двигаются мои собственные губы, когда я сейчас говорю с вами.  Я
нахожусь вне своего тела, вот в  эту  самую  минуту,  прямо  перед  вами,  -
точнее, прямо над вами. Это началось в  операционной.  Я  видел,  как  робот
извлек пулю. Знаю, мне показалось, это был всего лишь очень подробный сон, и
на самом деле я ничего не видел.., но это продолжается до сих пор.  И  я  не
могу спуститься.
   Доктор Тайлер твердо говорит:
   - Хирург не извлекал пулю. Она не проникла в ваш череп, а  только  задела
его. От удара кость растрескалась, мелкие осколки проникли в ткань мозга, но
поврежденный участок очень мал.
   Я с облегчением улыбаюсь, но тут  же  беру  себя  в  руки  -  моя  улыбка
выглядит как-то непривычно застенчиво:
   - Все это прекрасно. Но я по-прежнему здесь, наверху.
   Доктор Тайлер хмурится (откуда я это знаю?). Она склоняется надо мной, ее
лицо от меня  скрыто,  но  информация  каким-то  образом  достигает  меня  -
телепатия? Бред какой-то: те вещи, которые я  должен  "видеть"  собственными
глазами - те, которые я имею полное право знать, - достигают моего  сознания
каким-то непостижимым путем, а мое так называемое "видение" комнаты -  смесь
догадок и благих пожеланий - маскируется под безыскусную правду.
   - Вы можете сесть?
   Я медленно сажусь. Я очень слаб, но отнюдь  не  парализован  и,  неуклюже
перебирая локтями и ступнями, постепенно  принимаю  вертикальное  положение.
Это усилие заставляет меня остро почувствовать каждый сустав, каждый мускул,
каждую косточку - но острее всего ощущение, что все  это  соединено  друг  с
другом так же, как всегда. Тазовая кость по-прежнему соединена с  бедренной,
и это главное, хоть "я", кажется, довольно далек пока и от той и от другой.
   Тело мое перемещается, но поле зрения при этом не  изменяется.  Меня  это
уже не удивляет - с  некоторого  момента  подобные  вещи  кажутся  не  более
странными, чем то, что поворот головы влево не заставляет весь мир вращаться
вправо.
   Доктор Тайлер вытягивает правую руку:
   - Сколько пальцев?
   - Два.
   - А так?
   - Четыре.
   Она закрывает свою руку от наблюдения с воздуха планшетом:
   - А так?
   - Один. Но я его не вижу, я сказал наугад.
   - Вы угадали. А теперь?
   - Три.
   - Правильно. А теперь?
   - Два.
   - Все верно.
   Она прячет руку от лежащего на кровати человека и  показывает  ее  "мне",
висящему под потолком. Трижды подряд я даю  неверный  ответ,  затем  верный,
затем неверный и опять неверный.
   Все это вполне логично: я знаю только то, что видят мои глаза,  остальное
- чистейшее гадание. Итак, доказано, что я не наблюдаю  мир  с  высоты  трех
метров над кроватью. Тем не менее спуститься мне так и не удается.
   Доктор Тайлер неожиданно резким движением выбрасывает вперед два  пальца,
целясь мне прямо в глаза, и останавливает их почти у самого лица. Я даже  не
вздрагиваю -  с  такого  расстояния  это  не  страшнее,  чем  смотреть  "Три
простака".
   - Рефлекс мигания сохранен, - говорит она, но я  чувствую,  что  от  меня
ждали большего, чем мигание. Она обводит  взглядом  комнату,  находит  стул,
ставит его рядом с кроватью. Потом она говорит своему коллеге:
   - Принесите швабру.
   Она встает на стул:
   -  Давайте  попробуем  точно  определить,  где,  как  вам   кажется,   вы
находитесь.
   Молодой человек возвращается с двухметровой белой пластиковой трубой.
   - Это от пылесоса, - Говорит он. - В частном крыле нет швабр.
   Джеймс держится в стороне, то и дело застенчиво поглядывая на потолок. Он
начинает дипломатично проявлять беспокойство.
   Доктор  Тайлер  берет  трубу  за  один  конец,  поднимает  ее  кверху   и
принимается водить другим концом по потолку:
   - Скажите мне, когда я буду приближаться к вам, мистер Лоу.
   Труба угрожающе надвигается слева и пересекает поле зрения  в  нескольких
сантиметрах от меня.
   - Уже близко?
   - Я... - Труба угрожающе скрежещет по потолку, и очень неприятно помогать
нацеливать ее на себя.
   Когда труба наконец накрывает меня, я подавляю клаустрофобию и  заставляю
себя посмотреть в длинный темный туннель. На его дальнем конце,  в  кружочке
яркого света виднеется носок белой, на шнурках, туфли доктора Тайлер.
   - Что вы сейчас видите?
   Я описываю свои наблюдения. Неподвижно держа верхний конец, она наклоняет
нижний конец к кровати до тех пор, пока  не  нацеливает  его  точно  на  мой
забинтованный лоб и встревоженные глаза - странную светящуюся камею.
   - Попробуйте.., двигаться по направлению к свету, - предлагает она.
   Я пробую. Скрипя  зубами,  скривившись  от  напряжения,  я  всеми  силами
стараюсь подтолкнуть себя вперед, в туннель. Обратно, в свой череп,  в  свою
цитадель, в свою персональную комнату отбора. К трону своего эго,  к  якорю,
на котором держится моя личность. Обратно домой.
   Но ничего не происходит.

***

   Я всегда знал, что рано или поздно получу пулю в голову. Это должно  было
случиться - я делал слишком много денег, мне слишком сильно везло. Глубоко в
душе я понимал, что рано или поздно баланс должен  быть  восстановлен.  И  я
всегда думал, что мой будущий убийца промахнется и я останусь  искалеченным,
лишенным речи, лишенным памяти - и буду вынужден бороться за то, чтобы снова
стать самим собой, чтобы переоткрыть самого себя. Или пересоздать.
   И у меня будет шанс начать жизнь сначала.
   Но почему искупление оказалось облечено в такую форму?
   Я легко локализую места булавочных уколов в любое место,  от  макушки  до
пяток, независимо от того, открыты ли  мои  глаза.  И  тем  не  менее  я  не
заключен в про