али бы так?
     Он изучающе вглядывался в лицо Ната, ожидая, какою будет его реакция.
     - Если это правда... - немного подумав, начал было Нат.
     - Это правда, Флайджер, - кивнул Гольц.
     - Тогда это проливает несколько иной свет на ваше движение.
     - Тогда переходите на мою  сторону,  -  сказал  Гольц.  -  Когда  эта
новость будет опубликована. Когда вы узнаете, что это правда. О'кэй?
     Нат ничего не сказал. Он старался не  встречаться  с  темными,  очень
подвижными глазами собеседника.
     - До скорого, Флайджер, - сказал напоследок Гольц.
     И, подхватив свое знамя, которым он  все  это  время  подпирал  кузов
такси, зашагал быстрым шагом по мостовой вдогонку за своими сторонниками.



                                    7

     Усевшись вместе в конторе "Авраама Линкольна"  Дон  Тишман  и  Патрик
Дойль внимательно, изучали заявление, которое мистер Ян Дункан  из  триста
четвертой квартиры только что составил с их  помощью.  Ян  Дункан  пожелал
выступить на смотре талантов  их  дома,  который  устраивался  каждые  две
недели, и при этом как  раз  тогда,  когда  на  нем  будет  присутствовать
разведчик талантов из Белого Дома.
     Заявление,  Тишман  это  прекрасно  понимал,  было  чисто  формальным
документом. Единственное, что вызывало у них некоторое  недоумение  -  это
то, что Ян Дункан  вызывался  выступить  в  паре  с  другим  исполнителем,
который не проживал в "Аврааме Линкольне".
     Размышляя над этим, Дойль произнес:
     - Это его старый приятель по воинской службе. Он когда-то рассказывал
мне о нем; они вдвоем уже выступали много лет тому назад. Музыка  в  стиле
"Барокко" на двух кувшинах. Новинка.
     - А в каком жилом доме проживает этот его приятель? - спросил Тишман.
     Одобрительная виза на заявлении всецело зависела от  того,  каковы  в
настоящий момент взаимоотношения между "Авраамом Линкольном" и этим другим
жилым домом.
     - Ни в каком. Он торгует полуразвалившимися марсолетами у Луни Люка -
того самого, вы  знаете,  о  ком  идет  речь.  Этими  дешевыми  маленькими
летательными аппаратами, на которых умудряются  добираться  до  Марса.  Он
живет  на  стоянке,  как  я  понимаю.  Стоянка  все  время   меняет   свое
местонахождение - существование поистине кочевое. Я уверен, что вы об этом
слышали.
     - Слышал, - согласился Тишман, - и именно поэтому об одобрении такого
заявления не может быть и речи. Мы не можем разрешить подобное выступление
на нашей сцене, не можем предоставить сцену человеку,  который  занимается
столь предосудительным ремеслом. И я  не  усматриваю  причин,  которые  не
позволяют вашему Яну не играть на своем кувшине соло.  Меня  нисколько  не
удивит, если это его выступление окажется более,  чем  удовлетворительным.
Просто это не в наших традициях - допускать  чужаков  к  участию  в  наших
концертах; наша сцена предназначена исключительно  для  нашего  люда,  так
было всегда и  так  всегда  будет.  Поэтому  дальнейшее  обсуждение  этого
вопроса не имеет никакого смысла.
     Он решительно поглядел на капеллана.
     -  Верно,  -  согласился   Дойль.   -   Но   ведь   нет   же   ничего
предосудительного,  если  кто-нибудь  из   нас   приглашает   родственника
поглядеть на смотр  наших  талантов...  Так  почему  же  тогда  отказывать
армейскому приятелю? Почему отказывать ему в  возможности  выступить?  Это
имеет очень большое значение для поднятия морального духа Яна. Насколько я
его понял, ему кажется, что в последнее время все у  него  идет  вкривь  и
вкось. Он не очень-то умный человек. В самом деле, ему, как  мне  кажется,
лучше бы заниматься физическим трудом. Но, если у него есть  артистические
способности, взять например, эту его идею с кувшинами...
     Проверяя свои документы, Тишман выяснил, что представление в "Аврааме
Линкольне" посетит наивысшего ранга разведчик  Белого  Дома,  мисс  Джанет
Раймер.  Лучшие  номера,  подготовленные  жильцами,   будут,   разумеется,
оставлены именно  на  этот  вечер...  так  что  Дункану  и  Миллеру  с  их
экзотическим  оркестром  на  кувшинах   придется   добиваться   привилегии
выступить именно этим вечером в острой конкуренции, а ведь  совсем  немало
будет номеров - так во всяком случае полагал Тишман  -  определенно  более
высокого качества. Ведь это, что там не говори, просто кувшины...  и  даже
не электронные. Но с другой стороны...
     - Ладно, - выразил он вслух свое решение. - Я согласен.
     - Вы еще раз проявили себя  человечным,  -  не  преминул  подчеркнуть
Дойль, причем у него было такое умильное выражение  лица,  что  вызвало  у
Тишмана отвращение. - Как я полагаю, мы все насладимся  мелодиями  Баха  и
Вивальди в исполнении Дункана и Миллера на их неподражаемых кувшинах.
     Тишман, поморщившись, неохотно кивнул.


     Это Джо Пард, самый старый жилец дома, уведомил  Винса  Страйкрока  о
том, что его жена - или, если уж быть более  точным,  его  бывшая  жена  -
Жюли, живет на самом верхнем этаже у Чика. И находится там все это время.
     У моего собственного брата, с горечью отметил  Винс,  все  еще  не  в
состоянии постичь услышанное.
     Время  было  уже  позднее,  почти  одиннадцать   часов,   близкое   к
комендантскому часу. Тем не менее, Винс тотчас же решительно направился  к
лифту и мгновеньем позже уже поднимался на  самый  верхний  этаж  "Авраама
Линкольна".
     Я убью его, твердо решил он. А еще лучше - убью их обоих.
     И мне это, по всей вероятности, сойдет  с  рук,  рассудил  он,  перед
лицом суда присяжных, состав которых  подбирался  среди  жильцов  дома  по
жребию, потому что, в конце-то концов, я  не  кто  иной,  как  паспортист,
официальный  учетчик  удостоверений  личности;  все  это  понимают,  и   я
пользуюсь  всеобщим  уважением.  Мне  люди  доверяют.  А  какое  положение
занимает Чик, здесь, в нашем доме? И  еще  я  работаю  в,  по  настоящему,
солидном картеле, "Карп унд Зоннен",  в  то  время,  как  Чик  работает  в
какой-то вшивой компании, находящейся на грани  банкротства.  И  всем  это
тоже прекрасно известно. Факторы, подобные этим, очень важны. Их принимают
в расчет. Независимо от того, нравится ли это кому-то или нет.
     И был еще один, по сути, решающий фактор,  совершенно  неопровержимый
факт, заключающийся в том, что Винс Страйкрок был гестом, а  Чик  даже  не
мог   бы   представить   документов,   гарантирующих   уплату   квартирной
задолженности.
     Возле двери в квартиру Чика он  приостановился,  стучаться  сразу  не
стал, а просто какое-то время стоял в нерешительности в коридоре. Как  это
все-таки ужасно, признался он в душе. Ведь в действительности-то он  очень
любил своего старшего брата, который в свое время так помогшему  стать  на
ноги. А может быть, Чик для него в самом  деле  значит  куда  больше,  чем
Жюли?
     Подняв руку, он постучался.
     Дверь отворилась. На пороге  стоял  Чик  в  синем  рабочем  халате  с
журналом в руке. Он выглядел  чуть  старше,  чем  обычно,  каким-то  более
усталым, более угнетенным, чем  обычно,  он  даже,  кажется,  еще  сильнее
облысел.
     Теперь я понимаю, почему ты не заходил  ко  мне  все  эти  дни  и  не
пытался меня утешить, - сказал Винс. -  В  самом  деле,  как  ты  мог  это
сделать, если все это время Жюли жила здесь, у тебя?
     - Проходи, - сказал Чик, держа дверь нараспашку.
     Усталой походкой он прошел вместе с братом в небольшую гостиную.
     - Как я полагаю, ты намерен хорошенько мне досадить, - проговорил он,
обернувшись. - Только этого мне  еще  и  не  хватало.  Моя  чертова  фирма
вот-вот обанкротится...
     - Кого это беспокоит? - произнес, отдуваясь Винс. - Это как  раз  то,
чего вы заслуживаете.
     - Он стал искать взглядом Жюли, но нигде не  видел  ни  ее  саму,  ни
каких-либо следов ее вещей. Неужели старик Джо Пард опростоволосился?  Это
исключено. Парду было известно доподлинно  все,  что  происходит  в  доме.
Сплетни составляют суть его жизни. Здесь он был непререкаемым авторитетом.
     - Я слышал кое-что  интересное  в  сегодняшнем  выпуске  новостей,  -
сказал Чик, усаживаясь на кушетку напротив своего младшего брата.
     -  Правительство  решило  сделать  исключение   в   применении   Акта
Макферсона. В отношении психоаналитика по имени Эгон...
     - Послушай, - перебил его Винс. - Где она?
     - У меня неприятностей предостаточно и без твоих этих наскоков.
     Чик поглядел в упор на своего младшего брата.
     - А за нее я тебе сейчас влеплю пощечину.
     Винс Страйкрок едва не задохнулся от ярости.
     - Я пошутил, - промямлил Чик натянуто.  -  Прости,  за  то,  что  так
сказал. Сам не пойму, как это  у  меня  вырвалось.  Она  ушла  куда-то  за
покупками. Содержать ее - дело недешевое, кому, как не тебе знать об этом?
Тебе  следовало  предупредить  меня.  Сделать  пометку  на  домовой  доске
объявлений. А вот теперь давай говорить серьезно. Я хочу  предложить  тебе
вот что. Я хочу, чтоб ты  помог  мне  устроиться  на  работу  к  "Карпу  и
сыновьям". С того самого дня, как Жюли объявилась здесь, мысль об этом  не
выходит у меня из головы. Если хочешь, можем  считать  это  обоюдовыгодной
сделкой.
     - Никаких сделок!
     - Тогда нет Жюли.
     - Какого рода работу ты хотел бы получить у Карпов? - спросил Винс.
     - Любую. Ну, хоть что-нибудь в отделе  связей  с  общественностью,  в
сбыте, в рекламе. Только не в конструкторском бюро  или  на  производстве.
Такого же рода работу, какую я выполнял для Маури Фрауэнциммера. В  общем,
работу такую, чтобы руки оставались чистыми.
     С дрожью в голосе Винс произнес:
     - Я устрою тебя помощником экспедитора по отгрузке.
     Чик отрывисто рассмеялся.
     - Прекрасная работа. А я тебе отдам за это назад левую ногу Жюли.
     - Господи, - Винс уставился на него, не в силах поверить  собственным
ушам. - Ты или совсем развращен, или просто...
     - Вовсе нет. Но у меня совсем никудышнее положение в смысле  карьеры.
Всем, чем я располагаю, чтобы поставить на кон, - это  твоя  бывшая  жена.
Что же мне еще в таком случае остается делать?  Покорно  уйти  в  небытие?
Дудки. Черта  с  два.  Я  борюсь  за  существование.  Чик  внешне  казался
совершенно спокойным, да и голос его звучал вполне благоразумно.
     - Ты ее любишь? - спросил Винс.
     Вот теперь, впервые, самообладание, казалось, оставило его брата.
     - Что? О, конечно же! Я без ума от любви к ней - неужели ты сам не  в
состоянии понять это? - В тоне его голоса начала сквозить искренняя  речь.
- Вот почему я намерен выменять за нее работу у Карпа. Послушай, Винс, она
такая эгоистичная, такая ко всем враждебная - она живет  только  для  себя
одной, а на остальных ей наплевать. Насколько мне  удалось  это  выяснить,
она и сюда пришла только для того, чтобы, как можно сильнее насолить тебе.
Подумай об этом. А я вот что скажу тебе. У нас обоих неприятности  в  этом
вопросе, в том, что касается Жюли; она губит нам жизнь. Ты  согласен?  Мне
кажется, нам следовало бы показать  ее  специалисту.  Честно  говоря,  мне
одному это не под силу. Сам я не в состоянии разрешить эту проблему.
     - Какому специалисту?
     - Да какому угодно. Например, домовому  консультанту  по  супружеским
взаимоотношениям. Или давай отведем ее к  последнему  оставшемуся  в  СШЕА
психоаналитику, этому доктору Эгону Сапербу, о котором так  много  твердят
по телику. Давай пойдем к нему, пока его еще тоже не прикрыли. Что  ты  на
это скажешь? Ты ведь в душе понимаешь, что  я  прав.  Нам  с  тобою  самим
никогда не разобраться в этом мирно.
     - Пойдешь ты.
     - О'кэй. - Чик кивнул. - Пойду. Но ты согласен поступить именно  так,
как он решит? Поладили?
     - Вот черт. Тогда я тоже пойду. Ты что, думаешь, я  намерен  зависеть
от твоих голословных заявлений в отношении того, что он сказал?
     Дверь в квартиру отворилась. Винс повернул голову в сторону двери. На
пороге с пакетом под мышкой стояла Жюли.
     - Подожди немного, - сказал Чий. - Пожалуйста.
     ОН поднялся и подошел к ней.
     - Мы намерены проконсультироваться в отношении тебя у психоаналитика,
- сказал Винс, обращаясь к Жюли. - Таков уговор.
     Взглянув на своего старшего брата, он произнес:
     -  Расходы  делим  поровну.  Я  не  намерен  в  одиночку   оплачивать
выставленный счет.
     - Ладно, - кивнул в знак согласия Чик.
     Как-то неуклюже  -  так  во  всяком  случае  показалось  Винсу  -  он
поцеловал Жюли в щеку, погладил ее по  плечу.  Затем  снова  повернулся  к
Винсу.
     - И я все-таки хочу устроиться на работу в "Карп  унд  Зоннен  Верке"
независимо от исхода нашего визита, независимо от того, кому  из  нас  она
достанется. Понял?
     - Я... посмотрю, что я  в  состоянии  сделать,  -  очень  недовольным
тоном, с большой обидой в голосе ответил Винс.
     Он считал, что это уж  слишком.  Но  ведь,  как-никак,  Чик  был  его
братом. Существует еще такое понятие, как семья.
     Подняв трубку, Чик произнес:
     - Я позвоню доктору Сапербу прямо сейчас.
     - В такое позднее время? - удивилась Жюли.
     - Тогда завтра. Пораньше.
     Чик неохотно водворил на место трубку.
     - Для меня главное - начать. Все это  никак  не  выходит  у  меня  из
головы, а у меня есть еще и другие, куда более важные проблемы.
     Он бросил взгляд в сторону Жюли.
     - Не подумай, что мне хотелось тебя обидеть.
     - Я не согласна идти к психиатру или повиноваться тому,  что  он  там
скажет, - процедила сквозь зубы Жюли. - Если я захочу остаться с тобою...
     - Мы поступим так, как скажет Саперб, -  поставил  ее  в  известность
Чик, - и если он порекомендует тебе  возвращаться  вниз,  а  ты  этого  не
сделаешь, я подам исковое заявление в суд, чтобы  тебя  выселили  из  моей
квартиры. Я говорю это совершенно серьезно.
     Винс еще никогда не слышал, чтобы голос его брата звучал так  жестко.
Это  удивило  его.  Наверное,  это  можно  объяснить  только  банкротством
"Фрауэнциммера и компаньонов". Ведь для Чика работа была всей  его  жизнью
без остатка.
     - Выпьем, - сказал Чик и направился к бару в кухне.


     Своей разведчице талантов Джанет Раймер Николь сказала:
     - Где это вы умудрились откопать такое?
     Она показала в сторону исполнителей  народных  песен,  бренчавших  на
гитарах незамысловатый мотивчик и гнусаво повторявших нараспев почти  одни
и те же слова в микрофон, установленный посредине гостиной с  камелиями  в
Белом Доме. Она была крайне недовольна.
     Джанет незамедлительно  ответила  деловым,  пожалуй  даже,  несколько
равнодушным тоном:
     - В жилом комплексе "Дубовая ферма" в Кливленде, штат Огайо.
     - Гоните их взашей назад, - сказала  Николь  и  дала  знак  Максвеллу
Джемисону, который сидел, и грузный и апатичный,  в  дальнем  конце  этого
просторного помещения.
     Джемисон тотчас же поднялся, весь подобрался и решительно двинулся  к
исполнителям народных песен. Они повернули головы в  его  сторону.  На  их
лицах появились признаки самых мрачных предчувствий, и их заунывная  песня
начала угасать.
     - Мне хотелось бы пощадить ваши чувства, - обратилась к ним Николь, -
но, как мне кажется, у нас уже вполне достаточно народной музыки для этого
вечера. Извините.
     Она одарила их одной из таких для нее характерных лучезарных улыбок.
     Они уныло улыбнулись ей в ответ. Для них все было кончено. И они  это
понимали.
     Назад, в комплекс "Дубовая  ферма",  подумалось  Николь.  Где  вам  и
надлежит быть и никуда не рыпаться.
     Одетый в особую форму, к ее креслу приблизился один из  пажей  Белого
Дома.
     - Миссис Тибо, - прошептал паж, - помощник государственного секретаря
Гарт Макри ждет вас в алькове пасхальных  лилий.  Он  утверждает,  что  вы
вызывали его.
     - Да, да,  -  сказала  Николь.  -  Спасибо.  Угостите  его  кофе  или
чем-нибудь покрепче и скажите ему, что я скоро буду.
     Паж удалился.
     - Джанет, - сказала Николь, - я хочу, чтобы вы прокрутили еще раз эту
запись телефонного разговора с Конгросяном, которую  вы  сделали.  Я  хочу
лично удостовериться, насколько серьезно он болен;  когда  имеешь  дело  с
ипохондриками, трудно сразу прийти к какому-либо определенному выводу.
     - Видите ли, здесь отсутствует видеочасть записи, - сказала Джанет. -
Конгросян полотенцем...
     - Да. Я понимаю, - раздраженно прервала ее Николь. - Но  я  знаю  его
достаточно хорошо, чтобы вынести суждение  и  по  одному  его  голосу.  Он
приобретет   тщательно   скрываемое   им   характерное   качество   полной
сосредоточенности только на самом себе, когда  он  по-настоящему  в  беде.
Если  же  он  просто  ощущает  жалость  к  самому  себе,   то   становится
словоохотливым.
     Она встала, гости, расположившиеся по всей приемной, тоже  тотчас  же
встали. Сегодняшним вечером их было не так  уж  много;  час  был  поздний,
почти полночь, а  программа  показа  артистических  талантов  была  весьма
скудновата. Этот вечер был явно далеко не из лучших.
     - Я вот что вам скажу, - несколько игриво заявила  Джанет  Раймер.  -
Если мне не удастся подготовить  что-нибудь  получше,  чем  это...  -  она
показала в сторону исполнителей народных песен, которые сейчас с  угрюмыми
лицами складывали свои инструменты, - ...я составлю всю программу  целиком
из лучших рекламок Тода Нитца.
     Она  улыбнулась,  обнажив   зубы   из   нержавеющей   стали.   Николь
померещилась. Джанет временами отличалась неумеренным остроумием. Она была
не в  меру  самонадеянной  и  язвительной,  всецело  отождествляя  себя  с
покровительствовавшим  ей  могущественным  заведением.  Джанет  оставалась
уверенной в себе в любое  время  дня  и  ночи,  и  это  тревожило  Николь.
Подступиться к Джанет Раймер, найти в ней какую-либо  слабую  струнку  был
чрезвычайно трудно. Неудивительно,  что  любая  сторона  жизни,  любой  ее
аспект становились для Джанет своего рода увлекательной игрой.
     На помосте для выступлений исчезнувших народных певцов сменила другая
группа. Николь  взглянула  в  программку.  Это  был  современный  струнный
квартет из Лас-Вегаса; участники его через несколько секунд станут  играть
произведения Гайдна. Сейчас, пожалуй, самое подходящее  время  отправиться
на встречу с Макри,  решила  Николь.  Гайдн  ей  показался,  в  свете  тех
проблем, которые ей предстояло решать, слишком уж  изысканным.  Немножечко
даже слащавым, его музыке недоставало основательности.
     Когда мы заполучим сюда Геринга,  подумала  она,  мы  пригласим  сюда
духовой оркестр, один из  тех,  что  играет  прямо  на  улицах,  чтобы  он
исполнил баварские военные марши. Нужно не забыть сказать об этом  Джанет,
отметила она про себя. Или мы лучше послушаем Вагнера? Ведь наци, кажется,
были просто помешаны на музыке Вагнера. Да,  в  этом  она  была  абсолютно
уверена. Она штудировала книги по истории Третьего Рейха; доктор  Геббельс
в своих дневниках не раз упоминал о том благоговении,  которое  испытывали
высшие нацистские чины на представлениях "Кольца Нибелунгов". Или это  был
"Мейстерзингер"? Мы бы могли устроить так,  чтобы  духовой  оркестр  играл
попурри на темы из "Парсифаля", решила Николь. В темпе марша,  разумеется,
как раз для этих якобы "юберменшей" - сверхлюдей из Третьего Рейха.
     В течение ближайших двадцати четырех часов специалисты,  занимающиеся
эксплуатацией  аппаратуры  фон  Лессинджера,  должны  завершить  прокладку
туннеля в 1944 год. Это будет совершенно фантастическим  достижением,  но,
по всей вероятности, к этому же времени завтра  Герман  Геринг  будет  уже
здесь, в нашей эпохе, выдернутый  из  своего  собственного  времени  самым
коварным из всех посредников Белого Дома, щуплым высохшим пожилым  майором
Такером Беренсом. Практически, самым что ни на есть  Дер  Альте,  если  не
считать того, что армейский  майор  Беренс  -  человек  живой,  настоящий,
который дышит,  а  не  симулирует.  По  крайней  мере,  насколько  ей  это
известно. Хотя временами ей начинало и