игрывала предъявляемые ей иски.
     Он последовал за Джимом Планком, чтобы помочь ему собрать микрофонный
"журавль".
     - Мистер Флайджер, вы отдаете себе отчет, кто эти дети? - бросила ему
вслед миссис Конгросян.
     - Да, - ответил он, не останавливаясь.
     Вскоре "Ампек  Ф-A2"  был  уже  полностью  смонтирован;  инопланетный
организм сонно  пульсировал,  время  от  времени  производя  волнообразные
движения своими псевдоподиями, как бы показывая, что он  голоден.  Влажная
погода все-таки повлияла на него - вялым  его  теперь  никак  нельзя  было
назвать.
     Став рядом со  звукооператорами,  вся  подобравшись,  с  непреклонным
выражением лица, Бет Конгросян произнесла негромко, но уверенно:
     - Послушайте-ка меня, пожалуйста. Сегодня  вечером,  а  точнее,  этой
ночью, должно состояться что-то вроде их фестиваля. Взрослых. В  их  общем
доме, в лесу, совсем неподалеку отсюда, на той стороне дороги, где красные
скалы;  этот  дом  принадлежит  им  всем,  их  общине,  они  им  регулярно
пользуются. Там будет очень много танцев и пения. Как раз всего  того,  за
чем вы так охотитесь. Намного больше того, что вы найдете здесь. Подождите
и записывайте там сколько вашей душе  угодно.  А  этих  детей  оставьте  в
покое.
     - Мы сделаем и то, и другое, - сказал Нат и дал сигнал Джиму подвести
"Ампек Ф-A2" к самому кружку, образованному детьми.
     - Я проведу вас туда ночью в их общий дом, взмолилась Бет  Конгросян,
поспешив вслед за ним. - Это будет очень поздно, около двух ночи. Они поют
просто замечательно. Слова разобрать трудно, но... - Она схватила  ребенка
за руку. - Ричард и я, мы стараемся воспитывать нашего ребенка подальше от
этого. У детей в  таком  юном  возрасте  еще  очень  мало  тех  черт,  что
становятся наиболее характерными у взрослых; от них вы не услышите  ничего
по-настоящему стоящего. А вот когда вы увидите взрослых...
     Она осеклась и закончила совсем уже упавшим голосом:
     - ...Вот тогда-то вы и поймете, что я имею в виду.
     - В самом деле, давайте подождем, - сказала Молли, обращаясь к Нату.
     Тот в нерешительности повернулся к Джиму Планку. Джим кивнул.
     - Ладно, - согласился Нат. - Но вы обязательно проведете  нас  на  их
бал. И сделаете так, чтобы нас туда пропустили.
     - Хорошо, - закивала она. - Обязательно сделаю. Благодарю вас, мистер
Флайджер.
     Я чувствую себя так, как будто это я во  всем  виноват,  отметил  про
себя Нат. Однако вслух сказал только:
     - Ладно. И вы... - но тут чувство  вины  совсем  его  захлестнуло.  -
Черт, не нужно вам нас туда водить. Мы останемся в Дженнере.
     - Меня это очень устраивает, - призналась Бет КОнгросян. -  Я  ужасно
одинока. Мне нужно общество, когда нет Ричарда. Вы даже  представить  себе
не  можете,  что  для  нас  означает,  когда  люди...  из  внешнего   мира
заглядывают к нам сюда, пусть даже ненадолго.
     Дети, заметив взрослых, неожиданно перестал петь и  теперь  смущенно,
широко открытыми глазами глядели на Ната, Молли и Джима. Их теперь вряд ли
удастся  уговорить  снова  вернуться  к  своим  детским   забавам,   понял
Конгросян.
     - Вас это пугает? - спросила у него напрямик Бет Конгросян.
     Он только пожал плечами.
     - Нет. Нисколько.
     - Правительство знает об этом, - сказала он. - Здесь побывало великое
множество этнографов и одному Богу известно кого еще, их всех посылали для
обследования ситуации в этой местности. Все они хором утверждают, что,  по
их мнению, в доисторические времена, в эпоху,  предшествовавшую  появлению
кроманьонцев... - она замолчала, не зная как правильнее выразиться.
     - Они скрещивались, - закончил за нее Нат. - На что указывают также и
скелеты, обнаруженные в пещерах в Израиле.
     - Да, - кивнула она. -  Возможно,  это  можно  сказать  обо  все  так
называемых подрасах. Расах, которые якобы вымерли  в  процессе  борьбы  за
существование. Они просто были поглощены "Гомо сапиенсом".
     - Есть и еще совершенно иное предположение, -  сказала  Нат.  -  Мне,
например, более правдоподобным кажется, что так  называемые  подрасы  были
мутациями, которые существовали очень короткий срок, а  затем  вырождались
вследствие недостаточной приспособляемости. Наверное, в те  времена  также
бывали периоды повышенной радиации.
     - Я с этим не согласно,  -  возразила  Бет  Конгросян.  -  И  работы,
проведенные  с   использованием   аппаратуры   фон   Лессинджера,   только
подтверждают мои предположения. Согласно вашей гипотезе, они что-то  вроде
каприза природы. Но я  уверена  в  том,  что  это  настоящие,  полноценные
расы... Я считаю, что они эволюционировали, каждая раздельно,  он  некоего
одного первоначального примата, от гипотетического проконсула. И  в  конце
концов сошлись вместе, когда "Гомо  сапиенсу"  стало  тесно,  и  он  начал
забредать в их охотничьих угодьях.
     - Можно еще чашечку кофе? - попросила Молли. - Мне так  холодно.  Мне
очень неуютно в здешней сырости.
     -  Не  мешало  бы,  пожалуй,  вернуться  в  дом,  -  согласилась  Бет
Конгросян. - Да, вам трудно привыкнуть к здешней погоде. Я  это  прекрасно
понимаю. Я еще не забыла, каково нам самим было поначалу,  когда  мы  сюда
переехали.
     - Плавт родился не здесь, - заметил Нат.
     - Не здесь. Как раз из-за него мы и были вынуждены сюда переехать.
     - А почему бы правительству не забрать его у вас? -  спросил  Нат.  -
Оно открыло специальные школы для жертв радиации.
     Он старался избегать точного  термина,  который  в  правительственных
кругах звучал как "каприз радиации".
     - Мы сочли, что здесь ему будет лучше, -  сказала  Бет  Конгросян.  -
Большинство их - чап-чапычей, как называют их в народе, да и они  сами  не
возражали против такого названия, - живет здесь. Они  собрались  здесь  за
последние два десятилетия практически со всех уголков земного шара.
     Они все вчетвером вернулись в сухое тепло старинного дома.
     - Он, в самом деле, прелестный  малыш,  -  заметила  Молли.  -  Такой
славный, такой смышленый несмотря на...
     Она запнулась.
     - Челюсть и неуклюжую походку, - сухо произнесла миссис Конгросян,  -
которые еще полностью не сформировались. Это начинается в тринадцать лет.
     В кухне она стала кипятить воду для кофе.
     Странно, отметил про себя Нат Флайджер,  что  же  это  мы  собираемся
привезти из этой поездки? Совсем не то, что мы с Леей ожидали поначалу.
     Интересно, задумался он, хорошо ли это будет раскупаться?


     Чистый  приятный  голос  Аманды  Коннерс,  неожиданно  раздавшийся  в
интеркоме, привел в состояние полной растерянности д-ра Эгона Саперба.  Он
в это время как раз проверял расписание своих завтрашних встреч.
     - Доктор, вас хочет видеть джентльмен, назвавшийся мистером Уайлдером
Пэмброуком.
     Уайлдер  Пэмброук!  Д-р  Саперб  тут  же  напряженно  выпрямился,  не
поднимаясь со стула, и  непроизвольно  отложил  в  сторону  свою  записную
книжку. Что нужно в такое позднее время этому высокому полицейскому  чину?
Он сразу же инстинктивно насторожился и произнес в микрофон интеркома:
     - Одну минутку, пожалуйста.
     Неужели он заявился сюда, чтобы в конце концов прикрыть той  кабинет?
Тогда я, должно быть, уже принял, сам о том не догадываясь  того,  особого
пациента. Того пациента  ради  обслуживания  которого  я  существую.  Хотя
вернее было бы сказать, что я его так и не обслужил. Ибо у меня, наверное,
ничего с ним не получилось.
     От  таких  мыслей  пот  выступил  у  него  на  лбу.  Значит,   сейчас
заканчивается моя карьера, и мне суждено разделить судьбу  всех  остальных
коллег и сбежали в коммунистические страны, только вряд ли им  там  лучше.
Некоторые эмигрировали на  Луну  и  на  Марс.  А  немногие  -  хотя  таких
"немногих" на самом деле оказалось удивительно много - стали проситься  на
работу в "АГ Хемие" - организацию больше  других  достойную  осуждения  за
свою деятельность против психоаналитиков.
     Я слишком молод, чтобы уходить  на  пенсию,  и  слишком  стар,  чтобы
переучиваться другой профессии, с горечью отметил про себя Саперб. Так что
по сути  мне  ничего  не  остается  делать.  Я  не  могу  продолжать  свою
деятельность, но не в состоянии и прекратить  ее.  Это  и  есть  настоящее
раздвоение, именно то состояние, которое так  характерно  для  большинства
моих пациентов. Теперь он ощущал куда более сильное сострадание  к  ним  и
понимал, какой невыносимо сложной становилась их жизнь.
     - Просите комиссара Пэмброука, - сказал он Аманде.
     В кабинет медленно вошел высокопоставленный  полицейский  с  колючими
глазами и сел прямо напротив д-ра Саперба.
     - Меня заинтересовала девушка, которая сидит  у  вас  в  приемной,  -
произнес несколько взволнованно Пэмброук. - Мне хотелось бы знать,  что  с
нею станется. Возможно, мы...
     Что вам нужно? - спросил напрямик Саперб.
     - Ответ. На вопрос.
     Пэмброук откинулся назад,  достал  золотой  портсигар  -  антикварную
вещицу  прошлого  столетия  -  щелкнул   зажигалкой,   тоже   антикварной.
Затянувшись, уселся поудобнее, закинул ногу на ногу. И  продолжил:  -  Вас
пациент, Ричард Конгросян, обнаружил, что он в состоянии дать отпор.
     - Кому?
     - Своим притеснителям. Нам, разумеется, в первую очередь. Очевидно, и
любому другому, кто появится на сцене, в  той  же  роли.  Вот  это  мне  и
хотелось бы выяснить со всей определенностью. Я  хочу  работать  вместе  с
Ричардом Конгросяном, но я должен обезопасить себя от него. Честно говоря,
я его боюсь, притом в данных обстоятельствах боюсь его больше, чем кого бы
то ни было на свете. И я понимаю, почему, - я прибегал к помощи аппаратуры
фон Лессинджера и прекрасно себе представляю, о чем говорю.  Что  является
ключом к его мозгу? Как мне  поступить,  чтобы  Конгросян...  -  Пэмброук,
оживленно жестикулируя, подыскивал  нужное  слово,  -  ...стал  в  большой
степени  заслуживающим   доверия,   чтобы   его   поведение   было   более
предсказуемым? Вы понимаете, о чем идет речь. Мне, естественно, совсем  не
хочется, чтобы он схватил меня и зашвырнул на два метра под землю  в  одно
прекрасное утро, когда мы слегка с ним повздорим.
     Лицо его было бледным, сидел он теперь, напрягшись всем телом, и было
видно, насколько хрупким было сохранявшееся еще им самообладание.
     Д-р Саперб ответил после некоторой паузы.
     - Теперь я знаю, кто этот пациент, которого я дожидаюсь. Вы  солгали,
сказав, что меня должна постичь неудача. Фактически я  жизненно  необходим
вам. А пациент мой в общем-то душевно здоров.
     Пэмброук пристально на него поглядел, но ничего не сказал.
     - Этот пациент - вы сами.
     Через некоторое время Пэмброук кивнул.
     - И это совсем не связано с  деятельностью  правительства,  -  сказал
Саперб. - Это все  было  организовано  по  вашей  собственной  инициативе.
Николь к этому не имеет ни малейшего касательства.
     По крайней мере, непосредственно, отметил он про себя.
     - Советую вести себя поосторожнее.
     С этими словами Пэмброук свой служебный пистолет и  небрежно  положил
его себе на колени, однако рука его оставалась в непосредственной близости
к оружию.
     - Я не в состоянии объяснить  вам,  каким  образом  можно  взять  под
контроль Конгросяна. Я и сам не могу его контролировать - вы в этом  имели
возможность убедиться.
     - Но вы должны знать, как это сделать, - настаивал Пэмброук, - именно
вы в первую очередь должны знать, смогу я работать вместе с ним  или  нет.
Ведь вы очень многое о нем знаете - как, наверное, никто другой.
     Он поглядел на Саперба в упор, взгляд его немигающих глаз  был  ясен.
Он ждал ответа.
     - Вам придется рассказать мне, какую работу вы хотите предложить ему.
     Пэмброук, подняв пистолет и  направив  дуло  его  прямо  на  Саперба,
произнес:
     - Скажите мне, какие чувства он питает к Николь?
     - Она ему представляется чем-то вроде фигуры Великой  Матери.  Как  и
всем нам.
     - "Великая Мать"?
     Пэмброук решительно перегнулся через стол.
     - Что это?
     - Великая изначальная мать всего сущего.
     - Значит, другими словами, он боготворит ее. Она для него не  простая
смертная женщина. Как же он станет  реагировать...  -  Пэмброук  осекся  в
нерешительности. - Предположим, Конгросян внезапно станет одним из гестов,
притом настоящим, приобщенным к одной  из  наиболее  тщательно  охраняемых
государственных тайн. Заключающейся в том,  что  подлинная  Николь  умерла
много лет тому назад,  а  так  называемая  "Николь"  всего  лишь  актриса.
Девушки по имени Кейт Руперт.
     В ушах Саперба гудело. Он  неплохо  изучил  Пэмброука  и  теперь  был
абсолютно уверен,  что  когда  этот  взаимный  обмен  мыслями  завершится,
Пэмброук пристрелит его.
     - Потому что, - продолжал Пэмброук, - это истинная правда.
     После этих слов он затолкал пистолет назад, в кобуру.
     - Потеряет он свой страх, свое благоговение перед нею тогда? Будет ли
он способен... сотрудничать?
     Саперб задумался, затем произнес:
     - Да. Будет. Определенно будет.
     Пэмброуку явно стало легче. Он перестал дрожать, слабый румянец снова
вернулся на его худое, невыразительное лицо.
     - Вот и отлично. И  я  надеюсь,  что  вы  не  дезинформировали  меня,
доктор, потому что в противном случае я еще сумею сюда вернуться, чтобы бы
ни случилось, и уничтожить вас.
     Он тут же поднялся.
     - Прощайте.
     - Я... - робко произнес Саперб, - ...теперь без работы?
     - Разумеется. А как же иначе? - Пэмброук сдержанно улыбнулся.  -  Что
толку от вас для кого бы то ни было? Вы прекрасно понимаете  это,  доктор.
Ваше время прошло.
     - Предположим, я расскажу кому-нибудь еще о том, что  вы  только  что
мне поведали?
     - О ради Бога! Вы лишь облегчите мне работу.  Видите  ли,  доктор,  я
намерен сделать достоянием испов как раз именно эту тайну. А  одновременно
с этим "Карп унд Зоннен Верке" откроют другую.
     - Какую другую?
     - Придется вам подождать, - сказал Пэмброук, - пока  Антон  и  Феликс
Карпы не сочтут, что они уже готовы это сделать.
     Он открыл дверь их кабинета.
     - Мы вскоре снова встретимся, доктор. Благодарю вас за помощь.
     Дверь за ним закрылась.
     Вот я и узнал, понял д-р Саперб, самую наиглавнейшую  государственную
тайну. Я теперь принадлежу к наивысшему кругу общества, к гестам.
     Но это для меня не имеет практически никакого  значения.  Ибо  нет  у
меня какой-либо возможности воспользоваться этой  информацией  в  качестве
средства для продолжения своей врачебной карьеры. А это и  есть  для  меня
самое главное. Поскольку это касается лично меня, моего благополучия.
     Его вдруг охватила страшная ненависть к Пэмброуку. Если бы  я  только
мог убить его, я бы, не задумываясь, сделал это, понял он.  Прямо  сейчас.
Догнал бы его и...
     - Доктор, - раздался голос Аманды  в  интеркоме,  -  мистер  Пэмброук
говорит, что нам необходимо закрывать кабинет, - голос ее  дрожал.  -  Это
правда? Я полагала, что они намерены разрешить вам поработать еще довольно
долго.
     -  Правда,  -  признался  Саперб.  -  Все  кончено.  Вы,  пожалуйста,
перезвоните всем моим пациентам, всем, кому я назначил прием, и расскажите
о случившемся.
     - Хорошо, доктор.
     Аманда, вся в слезах, отключилась.
     Черт бы его побрал, выругался про себя Саперб. И самое неприятное то,
что я ничего не могу изменить. Абсолютно ничего.
     Интерком снова включился, и Аманда произнесла нерешительно:
     - И он сказал кое-что еще. Я не собиралась говорить  об  этом  -  это
касается лично меня. Мне казалось, что это может вас рассердить.
     - Что же он сказал?
     - Он сказал, что он мог бы использовать  меня.  Он  не  сказал  каким
образом, но что бы это ни было, я чувствую... - Она помолчала на  какое-то
время. - Я чувствую себя очень плохо, доктор, - закончила она. - Так плохо
мне еще никогда не было.
     Встав из-за  стола,  Саперб  прошел  к  двери  кабинета,  открыл  ее.
Пэмброук, разумеется, уже ушел. А приемной он увидел только Аманду Коннерс
за  ее  столом,  она  прикладывала  к  глазам  бумажную  салфетку.  Саперб
спустился по ступенькам и вышел из здания.
     Он отпер багажник своего припаркованного здесь электромобиля,  извлек
из него монтировку и, держа ее в руке,  двинулся  по  тротуару.  Он  искал
взглядом комиссара Пэмброука.
     Вдали он увидел показавшуюся ему  совсем  небольшой  фигурку.  Эффект
перспективы, сообразил д-р Саперб. Расстояние делало комиссара на вид куда
меньше, чем он был на самом  деле.  Подняв  над  головой  монтировку,  д-р
Саперб кинулся вдогонку за полицейским.
     Фигура Пэмброука стала расти в размерах.
     Пэмброук  не  обращал  на  него  никакого  внимания.  Он   не   видел
приближавшегося к нему Саперба. Стоя в группе других прохожих, Пэмброук не
сводил глаз с заголовков, демонстрировавшихся странствующей информационной
машиной.
     Заголовки  эти  были  огромными,  буквы,  составлявшие  их,  казались
зловеще черными. Подойдя поближе,  д-р  Саперб  смог  разобрать  отдельные
слова, прочесть эти заголовки. Он замедлил ход,  опустил  монтировку  и  в
конце концов занял место рядом с другими прохожими.
     - Карп разоблачает важнейшую государственную  тайну!  -  пронзительно
кричала информационная машина всем, кто только ни оказывался в пределах ее
слышимости. - "Дер Альте" - сималакрум! Уже началось изготовление нового!
     Информ-машина покатилась  дальше  в  поисках  новых  клиентов.  Никто
ничего у нее не приобрел.  Все  замерли,  не  двигаясь.  Сапербу  все  это
показалось  каким-то  страшным  сном;  он  зажмурил  глаза.  Очень  трудно
поверить этому. Ужасно трудно.
     - Один из служащих Карпа выкрал план создания  симулакрона  -  нового
Дер Альте! -  пронзительно  визжала  информ-машина,  теперь  уже  почти  в
квартале отсюда.
     Визг  ее  эхом  гулял  по  улице.  -  Делал  эти   планы   достоянием
общественности!
     Значит, все эти годы, размышлял д-р Саперб, мы поклонялись  манекену.
Существу неодушевленному, лишенному даже каких-либо признаков жизни.
     Открыв  глаза,  он  увидел  Уайлдера  Пэмброука,   странным   образом
согнувшегося,  чтобы  лучше  разобрать  пронзительные  звуки,   издаваемые
удалявшейся информ-машиной. Пэмброук даже как загипнотизированный,  сделал
несколько шагов вдогонку за нею.
     По мере того, как Пэмброук удалялся,  он  снова  стал  сокращаться  в
размерах. Мне нужно не отставать от него, понял д-р Саперб.  Нужно,  чтобы
его размеры, восстановившись, снова  стали  нормальными  и  следовательно,
реальными. Только тогда  я  смогу  сделать  то,  что  мне  нужно,  что  он
заслужил. Монтировка стала какой-то скользкой, он едва держал ее в руке.
     - Пэмброук! - окликнул он комиссара полиции.
     Фигура остановилась. Полицейский уныло улыбнулся.
     - Вот теперь вам стали известны обе тайны. Вы теперь -  необыкновенно
осведомленный человек, Саперб.
     Пэмброук резко развернулся и двигался по тротуару к нему навстречу.
     - У меня для вас есть один совет. Я предлагаю вам  подозвать  к  себе
информ-машину и сообщить ей ту тайну,  которой  я  поделился  с  вами.  Вы
боитесь это сделать?
     - Слишком много на меня навалилось, - едва выдавил из себя Саперб.  -
Притом все так  сразу,  так  неожиданно.  Мне  необходимо  подумать.  Явно
смущенный, он стал  прислушиваться  к  вздору,  который  жалобно-визгливым
тоном продолжала выплевывать информ-машина. Ее вопли все еще были слышны.
     - Но ведь вы расскажете об этом, -  настаивал  Пэмброук.  -  И  очень
скоро.
     -  Продолжая  улыбаться,  он  вытащил  свой  служебный   пистолет   и
прицелился, очень умело (опыт, по-видимому, был богатый),  прямо  в  висок
д-ру Сапербу.
     - Я приказываю вам, доктор.
     - Он продолжал надвигаться на Саперба.
     - Времени на раздумья уже не осталось,  так  как  "Карп  унд  Зоннон"
сделала  свой  ход.  Это  самый  подход