р Альте. Или ты так до сих пор и не понял,  что  за  новый
контракт твой босс перехватил у Карпа?
     Чик постарался невозмутимо пожать плечами.
     - Разумеется, знаю. Просто меня несколько озадачило, что это известно
и тебе.
     В ушах его звенело от испытываемого потрясения.
     - Послушай-ка, - едва вымолвил он, - мне как-то все равно, пусть себе
зовется хоть Адольфом Гитлером или Ван Бетховеном.
     Дер Альте, значит, был симом! Постепенно он почувствовал себя  просто
великолепно. Этот мир, планета Земля, становится  наконец-то  и  для  него
прекрасным для жизни местом. Уж теперь он своего не упустит. Теперь, когда
он стал настоящим гастом.
     - Его будут звать Дитер Хогбен, - сказал Винс.
     - Я не сомневаюсь в том, что Маури это известно, - как-то безразлично
произнес Чик, однако на самом деле он все еще никак не  мог  по-настоящему
прийти в себя.
     Пригнувшись, его брат включил радио.
     - Об этом уже должны сообщить в новостях.
     - Вряд ли это произойдет так скоро, - скептически заметил Чик.
     - Тише! - Его брат увеличил громкость.
     Передавались последние известия. Значит все, по всей территории СШЕА,
сейчас об этом услышат? Чик испытывал некоторое разочарование.
     "...Врачи обнаружили легкий сердечный приступ, случившийся примерно в
три часа ночи, есть опасения, что герр Кальбфлейш может не дослужить  свой
срок пребывания  на  высшем  государственном  посту.  Состояние  сердца  и
сердечно-сосудистой  системы  Дер  Альте  является   предметом   различных
спекуляций.  Не  исключено,  что  причина  этой  неожиданной  приостановки
деятельности сердца восходит еще к тому времени, когда"...
     Радио и дальше продолжало монотонно бубнить все в том же духе. Винс и
Чик переглянулись,  а  затем  оба,  практически  одновременно,  неожиданно
разразились хохотом. Они все поняли, всю внутреннюю подоплеку услышанного.
     - Осталось ждать совсем недолго, - сказал Чик.
     Старика явно готовили на выход; сейчас была произведена первая  серия
публичных сообщений. Процесс лег на уже ставший обычным курс,  предугадать
дальнейшее особого труда не составляло. Сперва легкий сердечный приступ  -
как гром среди ясного неба. Это вызывает общее потрясение, но одновременно
и подготавливает людей, помогает им  свыкнуться  с  мыслью  о  его  конце.
Именно такой подход необходим  испам,  это  уже  стало  традицией.  И  все
пройдет очень гладко, без сучка без задоринки. Как и всегда прежде.
     Все становится на свои места.  Устранение  Дер  Альте,  кому  из  нас
достанется Жюли, в какой  фирме  мы  будем  работать  вместе  с  братом...
Неулаженных проблем не останется, никакой недоговоренности, никаких причин
для тревоги.
     И все же...
     Предположим, что он все-таки эмигрировал. Каково было бы  теперь  его
положение? В чем  бы  заключалась  его  жизнь  Он  и  Ричард  Конгросян...
колонисты на далекой планета. Нет, размышлять  над  этим  было  совершенно
бессмысленно, ибо он сам отверг такую перспективу; он  не  эмигрировал,  а
теперь момент выбора дальнейшего пути уже прошел. Он отогнал  прочь  мысли
об этом и занялся более насущными делами.
     - Ты прежде всего, должен понять, что работа на небольшом предприятии
резко отличается от твоей прежней работы в картеле, -  принялся  объяснять
он Винсу. - Там все обезличенное, безымянное, все проникнуто духом  сугубо
бюрократического,  формального  отношения  к  выполнению  своих  служебных
обязанностей...
     - Помолчи! - перебил его Винс. - Еще один бюллетень.
     Он снова прибавил громкости радио.
     - ...Исполнение  его  обязанностей  на  время  болезни  возложено  на
вице-президента. Тем временем состояние доктора Руди Кальбфлейша...
     - Много времени нам, пожалуй, не дадут, - пожаловался Винс,  тревожно
хмурясь и нервно кусая нижнюю губу.
     - Мы в состоянии справиться с этим заданием, - сказал Чик.
     Он не испытывал особого  беспокойства.  Маури  выкрутится;  его  босс
своего не упустит, теперь, когда ему предоставили такой свой шанс.
     Провал теперь, когда появилась  возможность  совершить  такой  мощный
рывок, просто немыслим. Ни для кого из них.
     Боже, представить только - он начал беспокоиться об этом!


     Сидя в огромном кресле с голубой обивкой, рейхсмаршал  размышлял  над
предложением Николь. Сама Николь, медленно потягивая остывший  чай,  молча
ждала в своем официальном кресле главы директората в дальнем конце зала  с
лотосами в Белом Доме.
     - То, что вы просите, - в конце концов произнес Геринг, - сводится  в
общем-то к тому, чтобы мы отреклись от своих  клятв  на  верность  Адольфу
Гитлеру. Впечатление такое, что вы до конца  так  и  не  постигли  принцип
фюрерства, принцип  "культа  вождя".  Если  не  возражаете,  я  постараюсь
объяснить его вам. В качестве примера давайте представим себе корабль,  на
котором...
     - Я не нуждаюсь в поучениях, - грубо оборвала его Николь. - Мне нужно
решение. Или вы не в состоянии  принять  решение?  Вы  что,  действительно
потеряли такую способность?
     - Но если мы это сделаем, - сказал Геринг,  -  мы  станем  ничуть  не
лучше участников июльского  заговора.  Фактически  нам  придется  заложить
взрывное устройство точно так же, как это сделали  они  или,  вернее,  еще
сделают, как бы там ни выражаться.
     Он устало потер лоб.
     - Я нахожу это в высшей степени трудным. К чему такая поспешность?
     - Потому что я хочу, чтобы все стало на свои места.
     Геринг тяжело вздохнул.
     - Нашей глубочайшей ошибкой и нацистской Германии была  неспособность
направить в нужное русло способности женщин. По сути их роль  в  жизни  мы
ограничили кухней и спальней. К их услугам не прибегли ни в военном  деле,
ни в сфере управления или производства, ни в аппарате партии. Наблюдая  за
вами, я теперь понимаю, какую убийственную промашку мы допустили.
     - Если вы не примете решения  в  течение  следующих  шести  часов,  -
сказал  Николь,  -  я  велю  специалистам,  обслуживающим  аппаратуру  фон
Лессинджера, вернуть вас в эру Варварства, и любое соглашение, которое  мы
могли бы заключить... - она сделала резкий  жест  рукой,  как  бы  подводя
черту, и Геринг понял истинное его значение. - И делу конец.
     - Я просто  не  располагаю  должными  полномочиями...  -  начал  было
Геринг.
     - Послушайте, - она вся подалась в его сторону. - Для  вас  же  самих
лучше, если бы они у вас как-нибудь все-таки оказались. О чем,  интересно,
вы  думали,  какие  мысли  промелькнули  у  вас,  когда  вы  увидели  свой
собственный, раздувшийся  труп,  валявшийся  на  полу  тюремной  камеры  в
Нюрнберге? У вас есть выбор:  или  ЭТО,  или  взять  на  себя  полномочия,
необходимые для того, чтобы иметь дело со мною.
     Она  откинулась  назад  и  снова  приложилась  к  чашке  окончательно
остывшим чаем.
     - Я... - хрипло произнес Геринг, - еще подумаю над  этим.  В  течение
следующих  нескольких  часов.  Благодарю  вас  за  то,  что  вы  дали  мне
возможность попутешествовать во времени. Лично я  ничего  не  имею  против
евреев. Я бы с большей охотой...
     - Тогда так и поступите.
     Николь  поднялась.  Рейхсмаршал  продолжал  сидеть,  погрузившись   в
кресло, в тягостном раздумье. По всей вероятности, до него еще  так  и  не
дошло, что Николь встала. Она вышла  из  комнаты,  оставив  его  в  полном
одиночестве. Ну до чего  же  мерзкая,  вызывающая  одно  только  презрение
личность, подумалось ей. Развращенная властью в Третьем Рейхе,  потерявшая
всякую способность предпринимать  хоть  что-нибудь  по  своей  собственной
инициативе, - неудивительно, что они проиграли войну. Подумать только -  в
Первую Мировую  войну  это  был  доблестный  храбрый  летчик-ас,  один  из
участников знаменитого Воздушного цирка Рихтгофена, летавший на  одном  из
тогдашних  крохотных  аэропланов,  сооруженных  из  фанеры,  проволоки   и
папиросной бумаги. Трудно поверить, что это один и тот же человек...
     Через окно Белого Дома она смотрела на толпы людей  за  воротами.  На
любопытных, собравшихся здесь в  связи  с  сообщением  о  "болезни"  Руди.
Николь улыбнулась. Добровольная стража у ворот...  заступившая  на  вахту.
Отныне этот караул будет торчать здесь днем и ночью, будто это очередь  за
билетами на финал всемирного чемпионата по бейсболу,  пока  Кальбфлейш  не
"скончается". А затем в безмолвии рассеются.
     Одному Богу известно, ради чего приходят сюда эти  люди.  Неужели  им
просто больше нечем заняться? Она уже ни раз задумывалась над этим раньше,
в аналогичных ситуациях. Интересно, это каждый раз одни и те же люди?  Над
этим стоило бы серьезно поразмыслить.
     Она пошла по коридору и вдруг столкнулась лицом к лицу  с  Бертольдом
Гольцем.
     - Я поспешил сюда, как только прослышал о  случившемся,  -  небрежным
тоном произнес Гольц. - Значит, старик  отслужил  свой  короткий  срок,  и
теперь его выбрасывают на свалку. Он что-то не слишком долго продержался в
своей  конторе.  А  заменит  его,  значит,  Хогбен  -  некое   мифическое,
несуществующее в реальной жизни электронно-механическое создание  с  таким
подходящим для него именем. Я побывал на  заводе  Фрауэнциммера,  там  они
стали все теперь такими важными.
     - Что вам здесь нужно? - резким тоном спросила Николь.
     Гольц пожал плечами.
     -  Да  хотя  бы  поговорить  с  вами.  Я  всегда  испытываю  истинное
наслаждение, когда мне выпадает случай непринужденно с вами посплетничать.
Однако на сей раз у меня есть вполне определенная цель - предупредить вас.
"Карп унд Зоннен" уже располагает агентом в "Фрауэнциммер Верке".
     - Мне это известно, - сказала Николь.  -  И  не  добавляйте  к  фирме
Фрауэнциммера эпитет "Верке". Слишком  это  ничтожное  предприятие,  чтобы
именоваться картелем.
     -  Картель  вовсе  не  обязательно  должен  быть  большим  по  объему
производства. Суть  в  том,  обладает  ли  данное  предприятие  монополией
конкурентов. Так вот, Фрауэнциммер обладает этими  качествами.  А  теперь,
Николь,  лучше-ка  прислушайтесь  к  тому,  что  я  говорю.  Велите  своим
лессинджеровским технарям просмотреть все будущие события, к которым в той
или иной  степени  причастны  сотрудники  Фрауэнциммера.  В  течение  двух
следующих месяцев, самое меньшее. Я уверен, что вы будете весьма удивлены.
Карп вовсе  не  собирается  так  легко  отступиться  -  вам  следовало  бы
хорошенько подумать об этом.
     - Мы сохраняем контроль над положением в...
     - Нет, не сохраняете,  -  перебил  ее  Гольц.  -  Вам  ничто  уже  не
подвластно. Загляните в будущее, и вы сами убедитесь в этом. Вы  начинаете
благодушествовать, как крупная, разжиревшая кошка.
     Он увидел, что она прикоснулась к кнопке  сигнала  тревоги  у  своего
горла и расплылся в улыбке.
     -  Тревога,  Никки?  Из-за  меня?  Ну  что  ж,  мне   пожалуй,   пора
прогуляться. Между  прочим  -  поздравляю  вас  с  тем,  что  вам  удалось
остановить Конгросяна и не дать  ему  возможности  эмигрировать.  Вот  это
действительно удачный ход с вашей стороны. Тем не менее - вам об этом пока
еще ничего не известно, не  ловушка,  которую  вы  подстроили  Конгросяну,
послужила причиной возникновения весьма неожиданных  для  вас  осложнений.
Пожалуйста,  воспользуйтесь  своей  аппаратурой  фон  Лессинджера  -   это
подлинно подарок в ситуациях, подобной этой.
     В  конце  коридора  появились  два  сотрудника  НП  в  сером.  Николь
энергично  помахала  им  рукой,  и  они  тотчас  же  потянулись  к   своим
пистолетам.
     Зевнув на прощанье во весь рот, Гольц исчез из вида.
     - Он ускользнул, - обвинительным тоном произнесла Николь, обращаясь к
полицейским.
     Естественно, Гольц ускользнул.  Она  другого  и  не  ожидала.  Но  по
крайней мере, это  прекратило  такой  неприятный  для  нее  разговор.  Она
избавилась от его присутствия.
     Нам нужно обязательно вернуться назад, отметила про себя  Николь,  но
времена детства Гольца, и там  его  уничтожить.  Но  Гольц  уже  наверняка
предусмотрел и это. Он уже давным-давно побывал там, в самый момент своего
рождения, и позже, в годах своего детства,  оберегая  себя,  подготавливая
себя, опекая самого себя еще  тогда,  когда  он  был  совсем  ребенком;  с
помощью  аппаратуры  фон  Лессинджера  Бертольд  Гольц   стал   фактически
собственным ангелом-хранителем, и поэтому юного Гольца вряд ли можно будет
застать врасплох.
     Застать кого-либо врасплох - это было как раз там элементом,  который
почти изгнал из высокой политики фон Лессинджер. Все теперь  было  чистыми
причинами и следствиями. По крайней мере, она так надеялась.
     - Миссис Тибо, - обратился к ней очень уважительно один из  фараонов.
- С вами тут хочет встретиться один человек из "АГ  Хемие".  Некто  мистер
Меррилл Джадд. Мы пропустили его.
     - О да, - кивнув, и произнесла Николь.
     Она сама назначила ему встречу; у Джадда были какие-то свежие идеи  в
отношении того, как вылечить Ричарда Конгросяна. Психохимик  направился  в
Белый Дом, как только прослышал о том, что Конгросяна нашли.
     - Спасибо, - сказала она и направилась в приемную  с  калифорнийскими
маками, где она должна была встретиться с Джаддом.
     Вот  подлецы  эти  Карпы,  Антон  и  Феликс,  думала  она,  спеша  по
устланному  коврами  коридору  в  сопровождении  двух  полицейских  сзади.
Предположим, они попытаются сорвать осуществление проекта создания  Дитера
Хогбена  -  не  исключено,  что  Гольц  прав;  НАМ,  ПОЖАЛУЙ,  ПОРА  САМЫМ
РЕШИТЕЛЬНЫМ ОБРАЗОМ ВЫСТУПИТЬ ПРОТИВ НИХ! Но они  очень  сильны.  И  очень
изобретательны.     Карпы,     отец     и      сын,      были      старыми
профессионалами-интриганами, в этом деле они были доками еще большими, чем
она сама.
     Хотелось бы мне знать, что именно имел в виду Гольц, отметила она про
себя, когда сказал, что ее ждут  весьма  неожиданные  для  нее  осложнения
после возвращения Ричарда Конгросяна. Это каким-то образом связано с  Луни
Люком? Вот еще один такой же, ничуть не лучше Карпов или Гольца; еще  один
пират и нигилист, гребущий все под себя за государственный счет. Как все в
жизни осложнилось, а тут еще незавершенное, бередящее душу,  как  открытая
рана, дело с Герингом, нависшее надо всем остальным. Рейхсмаршал никак  не
мог решиться, да он так и не решится,  вся  эта  затея  так  и  не  примет
завершенной формы, причем его нерешительность  застопорит  уже  запущенный
механизм, испортит игру с очень высокой ставкой, поставленной на кон. Если
Геринг не примет решения к сегодняшнему вечеру...
     Он окажется, в этом она  его  заверила,  снова  в  своем  собственном
прошлом сегодня же, к восьми  часам  вечера.  И  будет  одним  из  главных
виновников проигрыша Германии в войне, что в  самом  скором  времени  -  и
теперь это было уже ему известно - будет стоить ему  заплывшей  жиром  его
шкуры.
     Уж я позабочусь о том, чтобы Геринг получил все  по  заслугам,  Может
быть, я сумею когда-нибудь и для вас... - он осекся, так как Корли  нырнул
назад, в свою квартиру, и закрыл дверь. Ян остался в коридоре один.
     Безусловно, это очень любезно с его стороны, отметил он про себя, идя
по  коридору.  Пожалуй,  он   спасает   меня,   предупреждая   об   угрозе
принудительного  выселения  отсюда  в  самом  скором  времени,  и   притом
навсегда.
     Очутившись в своей квартире, он устроился поудобнее и обложился всеми
имевшимися  у  него  справочниками  и  учебниками   политической   истории
Соединенных Штатов. Я буду штудировать  их  всю  ночь,  твердо  решил  он.
Потому что я должен выдержать этот экзамен. У меня нет иного выбора.
     Что бы не заснуть, он включил телевизор и тотчас же  ощутил  начавшее
распространяться по всей его комнате столь уже для него  привычное,  милое
сердцу Первой Леди, изображение которой сразу же появилось на экране.
     - ...а музыкальную программу сегодняшнего  вечера,  говорила  она,  -
открывает квартет саксофонов, который исполнит попурри из опер Вагнера и в
частности, из моей самой любимой, из "Мейстерзингера". Я не  сомневаюсь  в
том, что вы воздадите должное мастерству исполнителей и получите подлинное
эстетическое наслаждение от  этой  музыки,  которую  еще  долго  будете  с
удовольствием вспоминать. А после этого я так распорядилась,  чтобы  перед
вами снова предстал ваш давний любимец,  всемирно  известный  виолончелист
Генри Леклерк, в его программе будут исполнены произведения Джерома  Керна
и Коула Портера.
     Она улыбнулась, и Ян Дункан улыбнулся ей в  ответ  из-под  заваливших
его едва ли не с головой справочников. Хотелось бы знать, подумалось  ему,
каково это играть в Белом Доме. Выступать перед Первою  Леди.  Как  плохо,
что я так и не выучился играть ни на одном из музыкальных инструментов.  Я
не умею ни выступать, ни писать стихи, ни  петь  или  танцевать  -  совсем
ничего не умею. Вот будь я из музыкальной семьи, если  бы  меня  отец  или
мать научили...
     Он уныло сделал несколько пометок  относительно  подъема  французской
национально-фашистской партии в 1975 году. А затем, как магнитом  влекомый
телевизионным приемником, отложил в сторону ручку и  повернулся  на  стуле
так, чтобы  сидеть  лицом  к  экрану.  Николь  сейчас  показывала  образец
дельфтского фаянса, изразцовую плитку,  которую,  как  она  объяснила,  ей
удалось выудить в одной из лавчонок в Швайнфурте, в Германии. Какие у  нее
прелестные, чистые цвета...  он  глядел,  как  завороженный,  на  то,  как
сильные,  изящные  пальцы  Николь  нежно  гладили  глянцевую   поверхность
обожженного в особой печи глазированного кафеля.
     - Полюбуйтесь этим изразцом, - проникновенно говорила Николь. - А вам
не хотелось бы иметь точно такую же вещицу? Разве она не прелестна?
     - Прелестна, - с готовностью согласился Ян Дункан.
     - Сколько вас хотели бы насладиться  ее  видом  когда-нибудь  еще?  -
спросила Николь. - Поднимите свои руки.
     Ян с надеждой поднял руку.
     - О, Очень много таких, - произнесла  Николь,  улыбаясь  своей  особо
лучистой, проникающей в самую душу улыбкой. - Ну что ж, возможно, позже мы
еще проведем вместе час в Белом Доме. Вам бы этого хотелось?
     Подпрыгивая от восторга на стуле, Ян вскричал:
     - Да, да, очень даже бы хотелось!
     На телеэкране она  улыбалась,  казалось,  непосредственно  лично  ему
одному и никому больше. И он улыбался ей  в  ответ.  А  затем,  с  большой
неохотой, ощущая  гигантскую  тяжесть,  навалившуюся  опять  на  него,  он
вернулся к своим учебникам. Назад, к жестоким реалиям нескончаемых будней.
     Что-то ударилось в окно его комнаты  и  послышался  негромкий  голос,
звавший его:
     - Ян Дункан, у меня очень мало времени!
     Быстро повернувшись, он увидел  в  ночной  тьме  какую-то  парящую  в
воздухе конструкцию, формой напоминающую яйца. Внутри ее какой-то  мужчина
энергично махал  ему  руками  и  продолжал  его  окликать.  Яйце  издавало
монотонный тарахтящий гул, его  ракеты  перешли  на  холостые  обороты,  и
человек изнутри открыл ударом ноги дверь летательного аппарата и  поднялся
со своего сиденья.
     Неужели они уже прибыли принимать у меня этот  экзамен,  мелькнуло  в
голове у Яна Дункана. Он встал,  ощущая  полную  свою  беспомощность.  Так
скоро... Я еще не готов.
     Человек развернул свой летательный  аппарат  так,  что  огненно-белые
выхлопные струи его ракетных двигателей уперлись  прямо  в  стену  здания.
Комната вся  задрожала,  посыпались  куски  штукатурки.  Окно  лопнуло  он
нагрева реактивными струями. Сквозь возникший  в  стеклянной  стене  проем
человек  завопил  снова,   пытаясь   привлечь   внимание   оглушенного   и
ослепленного Яна Дункана.
     - Эй, Дункан! Поторапливайтесь! Я уже подобрал вашего дружка!  Он  на
борту другого корабля!
     На  этом  довольно  уже  немолодом  мужчине  был  дорогой   несколько
старомодный из натуральной ткани синего цвета в тонкую полоску.  Он  ловко
выпрыгнул из яйцеобразного летатель