вный  Суд
Ист-Парка, и я заверяю вас в том, что именно так мы и поступим, прежде чем
согласимся на закрытие убежища.
     Чей-то голос спросил:
     - А вы уже посылали запрос,  чтобы  нам  направили  другого  главного
механика?
     - Да, - ответил Николас. - Но ведь таких,  как  Мори  Соуза,  уже  не
осталось. Разве что в других убежищах. И из ста шестидесяти тысяч убежищ в
Западном полушарии - кажется, эту цифру приводили в последний  раз,  -  ни
одно  не  будет  вести  переговоры  о  том,  чтобы  отдать  нам  человека,
действительно соответствующего должности главного механика. Даже  если  бы
нам удалось наладить контакт с несколькими убежищами. Ведь когда пять  лет
назад люди из убежища "Джуди Гарланд",  что  на  севере  от  нас,  прорыли
подземный  тоннель,  чтобы  добраться  до  нас,  и  умоляли,  без  всякого
преувеличения умоляли нас отпустить к ним Соузу хоть на немного,  на  один
только месяц, мы тогда отказали им.
     - Ну ладно,  -  бодрым  голосом  сказал  комиссар  Нюнс.  -  Я  задам
некоторым из вас несколько вопросов.  Хочу  убедиться,  что  вы  правильно
поняли слова Заступника.
     Он указал на молодую супружескую пару:
     - Что стало причиной разрушения защитного пояса Детройта? Встаньте  и
назовите свои имена.
     Молодые супруги нехотя встали, муж сказал:
     -  Джек  и  Мира  Фрэнкис.  Причиной  нашего  поражения  стала  новая
нарпаковская  ракета   третьего   поколения,   которая   после   попадания
превращается  в  жидкость  и  воздействует  на  субмолекулярные   частицы,
проникая в них. Я думаю, что не ошибаюсь или, по крайней мере,  мои  слова
близки к истине.
     - Хорошо, - сказал Нюнс. - Вы ответили  вполне  удовлетворительно.  А
почему  у  Нар-Пака  оказалась  более  передовая  по  сравнению  с   нашей
технология? - В поисках жертвы он обвел присутствующих глазами. -  Явилось
ли это результатом некомпетентности наших руководителей?
     Отвечать стала дама среднего возраста с повадками старой девы:
     -  Мисс   Гертруда   Праут.   Нет,   это   не   явилось   результатом
некомпетентности руководства. - Сказав это, она сразу же уселась.
     - Но что же, - Нюнс все еще обращался именно к  ней,  -  тогда  стало
причиной? Дайте, пожалуйста, ваш ответ, мадам. Заранее благодарю.
     Мисс Праут снова встала:
     - А разве мы проявили некомпетентность?
     Нюнс подсказал ей:
     - Нет, речь идет не о жителях этого убежища, мы  говорили  обо  всех,
кто производит военную технику и боеприпасы.
     - Да, -  своим  слабым,  послушным  голоском  продолжала  она,  -  мы
оказались неспособны обеспечить... - Она запнулась, потому  что  не  могла
вспомнить, что же именно они  не  смогли  обеспечить.  В  зале  воцарилась
напряженная, тоскливая тишина.
     Николас вмешался:
     -  Ребята,  мы  являемся  поставщиками  той  техники,   без   которой
невозможно вести войну. Мы остались в  живых,  потому  что  железки  могут
находиться  на  радиоактивной  поверхности  земли,  зараженной  различными
бактериями  и  загрязненной  нервно-паралитическим   газом,   уничтожающим
хлинистераз...
     - Холинистераз, - поправил его Нюнс.
     -  И  поэтому  нашей  жизнью  мы  обязаны  этим  механизмам,  которые
производим в своих цехах. Вот что  имел  в  виду  комиссар  Нюнс.  Поэтому
совершенно необходимо, чтобы мы понимали, почему...
     - Продолжать буду я, - тихо сказал Нюнс.
     - Нет, я, Дэйл, - ответил Николас.
     - Вы  и  так  уже  допустили  одно  антипатриотическое  высказывание.
Нервно-паралитический газ, уничтожающий холинистераз, был изобретен в США.
А теперь я предлагаю вам сесть.
     - Тем не менее я вам не подчинюсь. Люди устали, и сейчас не  время  к
ним придираться. Смерть Соузы...
     - Именно _с_е_й_ч_а_с_ и время к ним придираться, - парировал Нюнс. -
Мне  это  точно  известно,  Ник,  потому  что  я   учился   в   Берлинском
психиатрическом  институте  у  специалистов  самой  миссис  Морген.  -  Он
заговорил громче, обращаясь к присутствующим:  -  Как  вам  известно,  наш
главный механик был...
     Из задних рядов кто-то зло, не скрывая презрения, спросил:
     - Послушай-ка,  ты:  мы  дадим  тебе  мешок  репы,  комиссар,  давай,
господин политический  комиссар  Нюнс.  И  посмотрим,  сколько-ты  из  нее
выжмешь человеческой крови. Как, идет?
     Публика одобрительно загудела.
     - Я же говорил вам,  -  сказал  Николас  Нюнсу  -  тот  побагровел  и
судорожно,  дрожащей  рукой  выводил  в  блокноте  какие-то  каракули.   -
Отпустите их спать!
     Нюнс громко объявил:
     - Я и выбранный вами Президент  разошлись  во  мнениях.  Я  пойду  на
компромисс и задам вам только еще один вопрос.
     Он молча осмотрел всех присутствующих.  Те  устало  и  нервно  ждали,
когда комиссар заговорит.
     Человек, который посмел возразить комиссару, молчал вместе со  всеми.
Нюнс одержал победу, потому  что  один  только  Нюнс  из  всех  обитателей
убежища был не обычным гражданином, а официальным представителем  Зап-Дема
и мог вызвать с поверхности полицейских-людей, а не  роботов.  А  если  бы
полицейских  агентов  Броза  не   оказалось   поблизости,   он   смог   бы
воспользоваться услугами вооруженных железок-коммандос генерала Холтр.
     - Комиссар, - объявил Николас, - задаст еще  только  один  вопрос,  а
затем, хвала Господу, вы отправитесь спать. - Он сел.
     Нюнс задал свой вопрос холодным тоном,  медленно  выговаривая  слова,
как бы размышляя:
     - Как мы сможем загладить свою вину перед господином Йенси?
     Николас чуть слышно застонал. Но никто,  даже  он  сам,  Николас,  на
обладал полномочиями и властью остановить этого  человека,  которого  злой
голос, прозвучавший из аудитории, верно назвал политическим комиссаром.  И
все же, согласно закону, в этом  были  и  свои  преимущества,  потому  что
комиссар  Нюнс  обеспечивал  прямую  связь  их  убежища  и  правительства,
находящегося в Ист-Парке. Теоретически при помощи Нюнса они могли отвечать
на запросы правительства, и даже теперь, в  разгар  мировой  войны,  между
убежищем и правительством мог происходить диалог.
     Но для обитателей убежища совершенно нестерпимо было то, что Дэйл,  а
точнее, его  начальники  с  поверхности  считали  уместным  устраивать  им
экзамены как школярам, причем в любое время - например, в  такое  позднее,
как сейчас. Но что было делать?
     Ему уже  предлагали  как-нибудь  ночью  без  лишнего  шума  отправить
политического комиссара к праотцам. Нет,  сказал  тогда  Николас.  Это  не
подойдет.  Потому  что  пришлют  другою.  А  Дэйл  Нюнс  человек,   а   не
организация.  Разве  вы  предпочтете  иметь  дело  с  Ист-Парком   как   с
о_р_г_а_н_и_з_а_ц_и_е_й_, которая общается с вами при помощи телевизионных
приемников, а представителей которой вы можете слышать  и  видеть,  но  не
отвечать им?
     И хотя Николас терпеть не мог комиссара Нюнса, он смирился с тем, что
его присутствие в "Том Микс" необходимо. Радикально настроенных обитателей
убежища, посетивших его тогда ночью, чтобы ознакомить со своей  концепцией
быстрого и легкого решения проблемы политкомиссара, он умело и  решительно
разубедил  в  целесообразности  их  замысла.  По  крайней  мере,   Николас
надеялся, что ему это удалось.
     Как бы то ни было, Нюнс остался в живых, так  что  радикалы,  видимо,
признали весомость аргументов Президента. А ведь прошло больше трех лет  с
тех пор, как они столкнулись с чрезмерной ретивостью комиссара.
     Интересно, догадался ли об этом Нюнс? Если бы он узнал, что находился
у самой роковой черты и что спас его не кто иной как Николас,  как  бы  он
отреагировал?
     Чувством благодарности?
     Или презрения?
     И тут он заметил, что Кэрол на виду у  всех  собравшихся  в  Колесном
Зале машет ему рукой. И пока Дэйл Нюнс шарил по рядам  глазами  в  поисках
новой жертвы, Кэрол (подумать только!) показывала Николасу, что он  должен
непременно покинуть зал вместе с ней.
     Сидевшая рядом с ним Рита, увидев знаки, которые та подавала, сделала
вид, что ничего не заметила, и  стала  смотреть  перед  собой  с  каменным
выражением лица. Дэйл Нюнс тоже  заметил  Кэрол  и  нахмурился  -  он  уже
остановил на ком-то свой выбор. Тем не менее Николас послушно пошел  вслед
за Кэрол по проходу между рядами, и они вышли из Колесного Зала  в  пустой
коридор.
     - Ради всего святого,  -  сказал  он,  когда  они  оказались  наконец
наедине, - чего ты хочешь?
     Когда они уходили,  Нюнс  бросил  на  них  такой  взгляд...  ему  еще
придется в свое время выслушивать упреки комиссара.
     - Я хочу, чтобы ты заверил свидетельство о смерти, - ответила  Кэрол,
направляясь к лифту. - Потому что старичок Мори...
     - Но почему именно сейчас?
     Дело было не только в этом, и он это знал.
     Она ничего не ответила. Они оба не проронили ни  слова  по  дороге  в
клинику, к тому отсеку  холодильной  камеры,  в  которой  находилось  тело
Соузы. Николас на мгновение заглянул под одеяло, потом  вышел  из  отсека,
чтобы подписать документы, которые подала ему Кэрол. Все пять экземпляров,
аккуратно отпечатанных и готовых к отправке  по  видеолинии  для  наземной
бюрократии.
     Затем  из-под  своего  наглухо  застегнутого  белого  одеяния   Кэрол
извлекла   крошечный   электронный   прибор,    оказавшийся    миниатюрным
магнитофоном, "жучком" для записи разговоров. Она вынула из него  кассету,
открыла ключом  металлический  ящик  стола,  в  котором,  судя  по  всему,
хранились медицинские препараты. И Николас  увидел,  что  в  нем  лежат  и
другие кассеты и разные электронные приборы,  не  имеющие,  скорей  всего,
никакого отношения к медицине.
     - Что это? - спросил он, на этот раз более сдержанно. Разумеется, она
хотела, чтобы он увидел этот магнитофон и кассеты, которые она прятала  от
посторонних глаз. Он хорошо ее знал, как никто из обитателей "Том Микс". И
все же для него это было сюрпризом.
     Кэрол сказала:
     - Я записала речь Йенси. По крайней мере ту часть, которую слышала.
     - А остальные кассеты в твоем столе - что на них?
     - Речи Йенси. Его прошлые выступления. За весь прошлый год.
     - Разве это разрешено законом?
     Взяв из его рук все пять свидетельств о смерти Мори Соузы  и  вставив
их в щель передатчика-ксерокса, по которому они будут  переданы  в  архивы
Ист-Парка, она ответила:
     - В том-то и дело, что законно, я все проверяла.
     Почувствовав облегчение, он сказал:
     - Мне иногда кажется, что ты сошла с ума.
     Она всегда сбивала его с толку неожиданным ходом мысли, он никогда не
мог  угнаться  за  ней.  И  поэтому  испытывал  перед  нею   нечто   вроде
благоговейного страха.
     - Объясни, - взмолился Николас.
     - Разве ты не заметил, - пояснила Кэрол, - что, выступая  с  речью  в
феврале, Йенси произнес "грас" в словосочетании "coup de grace"? А в марте
это же слово он произнес... нет, подожди. - Из шкафа, двери которого  были
обиты стальными листами, она вынула сводную таблицу и сверилась с  ней.  -
Двенадцатого марта он произнес это выражение  как  "ку-де-гра".  Несколько
позже, пятнадцатого апреля, он сказал "гра". - Она выжидательно посмотрела
на Николаса.
     Он пожал плечами, он устал, нервы были на пределе:
     - Знаешь, я пойду к себе, поговорим об этом как-нибудь в другой раз.
     - Затем, - неумолимо продолжала Кэрол, - в своей речи,  произнесенной
третьего мая, он опять употребил это выражение. Это известная его речь,  в
которой он проинформировал нас о полном уничтожении  Ленинграда...  -  Она
заглянула в свою таблицу. Вполне вероятно, что  он  произнес  "ку-де-гра".
Нет, в конце "с". Он произнес это слово как раньше.
     Она положила таблицу в шкаф и закрыла его на ключ.  Николас  заметил,
что закрывающее  устройство  отреагировало  на  ее  отпечатки  пальцев.  А
значит,  этот  шкаф  нельзя   открыть   без   Кэрол   даже   при   наличии
ключа-дубликата.
     - Ну и что же? - спросил он.
     Кэрол ответила:
     - Я не знаю, но все это неспроста. Кто воюет на поверхности?
     - Железки.
     - А где люди?
     - Ты прямо как комиссар  Нюнс,  допрашиваешь  людей,  когда  им  пора
спать.
     - Люди в убежищах, - сказала Кэрол, - под землей. Как  и  мы.  А  вот
когда ты обращаешься к ним и просишь искусственную  поджелудочную  железу,
тебе говорят, что они есть только в военных госпиталях, которые, вероятно,
находятся на поверхности.
     - Я не знаю, - ответил он,  -  да  меня  и  не  интересует,  где  они
находятся. Я знаю только, что они имеют право на их получение, а мы нет.
     - Если войну ведут железки, то кто же лечится в  военных  госпиталях?
Железки? Нет. Потому что  получивших  повреждение  железок  отправляют  на
заводы, на наш, например. А  железки  сделаны  из  металла,  поджелудочные
железы им ни к чему. Разумеется, некоторые люди  на  поверхности  все-таки
живут; наше правительство в Ист-Парке, а в  Нар-Паке  -  советское.  Разве
поджелудочные железы предназначаются для них?
     Он молчал - она совершенно сбила его с толку.
     - Что-то  здесь  не  так,  -  продолжала  она.  -  Какие  могут  быть
госпитали, если там нет  ни  солдат,  ни  гражданских,  которые  могли  бы
получить тяжелое ранение и нуждались бы в искусственной железе? А нам  они
ее не дают. Мне, например, отказали в железе для Соузы, хотя они и  знают,
что без нее нам не выжить. Подумай об этом, Николас.
     - Хм, - задумчиво ответил Николас.
     - Тебе придется придумать что-нибудь поубедительнее, чем "хм", Ник, и
довольно скоро.



                                    4

     На следующее утро, едва открыв глаза, Рита спросила его:
     - Я видела вчера, как ты вышел из зала вместе с этой... как  ее  там?
Ах да, Кэрол Тай. Но почему?
     Николас, еще не успевший умыться холодной  водой,  почистить  зубы  и
привести  себя  в  порядок,  небритый  и  выбитый  из  колеи,   растерянно
пробормотал:
     - Я должен был подписать свидетельство о смерти Соузы. Дела.
     Он поплелся в ванную и обнаружил, что она заперта.
     - Ну ладно, Стью, - попросил он, - заканчивай бриться,  мне  нужно  в
ванную.
     Дверь открылась, и в  самом  деле  там  оказался  его  младший  брат,
старательно брившийся перед зеркалом.
     - Не обращай на меня внимания, - сказал Стью, - заходи и...
     Из соседней комнатушки раздался резкий голос его жены, Эдит:
     - Сегодня мы умываемся первыми, Ник, ведь твоя супруга вчера  вечером
целый час принимала душ, так что будь добр, подожди.
     Он согласился с доводом Эдит и, пошаркивая ногами, поплелся на кухню,
которую им не приходилось делить ни с теми соседями, что  жили  справа  от
них, ни с теми, что слева, и стал разогревать на плите кофе. Этот кофе  он
заварил еще вчера вечером, готовить свежий у него не было сил. И к тому же
искусственных зерен им дали совсем мало, и их наверняка не хватит до конца
месяца. И тогда ему придется выпрашивать, одалживать и выменивать у других
жителей убежища, на сахар - ни он, ни Рита  не  злоупотребляли  сахаром  -
хотя бы горсть этих эрзац-бобов.
     Я бы выпил целое море кофе, подумал он, если бы  нам  давали  вдоволь
этих зерен. Однако норма их выдачи (как, впрочем, и всем остального)  была
строго ограничена. Рассудком, за годы, проведенные под землей, он  с  этим
примирился, но организм его жадно требовал еще и еще кофе. Он  еще  помнил
вкус настоящего кофе, который пил до того, как поселился  в  убежище.  Мне
было тогда девятнадцать, вспомнил он, и я был на первом курсе колледжа,  я
тогда только-только начал пить кофе, вместо  солодовых  напитков,  которые
дают детям. Я только начал взрослеть, когда это произошло...
     Но как частенько говаривал Талбот Йенси, сияя от радости или  хмурясь
как туча в зависимости от обстоятельств: "По крайней мере, они  не  сожгли
нас дотла,  потому  что  мы  успели  подготовиться.  Потому  что  в  нашем
распоряжении был целый год для того, чтобы обосноваться под землей,  и  об
этом мы никогда не должны забывать". И Николас не забывал, и даже  сейчас,
подогревая вчерашний искусственный кофе, он думал о  том,  что  его  могли
сжечь дотла пятнадцать лет назад или уничтожить холин, содержащийся в  его
теле, при помощи ужасного американского нервно-паралитическом газа, самого
опасного из всех когда-либо придуманных этими  свихнувшимися  идиотами  из
правительства, находившегося в существовавшем  некогда  Вашингтоне,  округ
Колумбия. О себе-то они тогда позаботились, приняли противоядие,  атропин,
и    чувствовали    себя    в    безопасности.    В    безопасности     от
нервно-паралитического  газа,  изготовленного  на  химическом   заводе   в
Западной Индиане по заказу печально известной фирмы "Эф-Эм-Си".  Но  не  в
безопасности от советских ракет. И Николас понимал зго, и  радовался,  что
находится в убежище и пьет этот кофе, пусть он и горький.
     Дверь ванной наконец открылась, и Стью сообщил: "Я закончил". Николас
направился в ванную, но  в  этот  момент  кто-то  постучал  в  дверь.  Ему
пришлось уступить обстоятельствам - положение обязывает, ведь его  избрали
Президентом. Николас открыл дверь - и сразу понял, что перед ним не просто
гости, а депутация. К  нему  опять  пришли  Йоргенсон,  Холлер,  Фландерс,
активисты  убежища,  а  за  ними  Петерсон,  Граци,  Мартино,   Гиллер   и
Христиансен, их помощники. Он вздохнул и впустил их.
     Они бесшумно, наученные горьким опытом, проскользнули внутрь, и сразу
в ем комнате стало тесно. Как только входная  дверь  закрылась,  Йоргенсон
сказал:
     - Мы придумали, как выйти из создавшегося положения, Президент. Мы не
ложились спать до четырех утра и все обсудили.
     - Что вы обсудили? - спросил Николас, хотя знал, о чем они говорят.
     - Мы берем политкомиссара на себя, этого Нюнса. Мы устроим  драку  на
двадцатом этаже, добраться до него не так-то просто, потому  что  лестница
завалена ящиками с деталями для железок. На то, чтобы  разнять  дерущихся,
ему потребуется не меньше получаса. А это даст вам, Президент,  достаточно
времени.
     - Кофе? - спросил Николас, возвращаясь на кухню.
     - И сегодня же, - ответил Йоргенсон.
     Николас молча пил кофе. Ему хотелось оказаться в ванной. И запереться
там от жены, брата, невестки и членов этого комитета, чтобы они  не  могли
добраться до него. И от Кэрол, подумал он. Ему очень  хотелось  запереться
от них всех. И просто побыть в ванной одному, чтобы никто не мешал. Просто
побыть.
     И тогда, если бы он сумел там просто побыть, может,  ему  удалось  бы
подумать. И стать самим собой.  Не  Николасом  Сент-Джеймсом;  Президентом
убежища "Том Микс", но самим собой, человеком, и тогда  он  бы  сообразил,
действительно сообразил, -  прав  ли  комиссар  Нюнс,  и  законам  следует
подчиняться,  или  права  Кэрол,  и  происходит  что-то  подозрительное  и
странное. На что натолкнулась  Кэрол  Тай,  собирая  записи  речей  Йенси,
произнесенных им в  прошлом  году?  "Coup  de  grace",  подумал  он,  "это
смертельный удар по мне, чтобы отправить меня в мир иной".
     Он повернулся лицом к активистам; в руке у нею  все  еще  была  чашка
кофе:
     -  Сегодня,  -  сказал   он,   передразнивая   Йоргенсона,   которого
недолюбливал - у Йоргенсона была бычья шея,  выдававшая  любителя  пива  и
соленого печенья.
     - Мы знаем, что нужно спешить, - раздался хриплый голос Холлера - его
раздражало, что Рита присутствовала при этом разговоре и  к  тому  же,  не
обращая внимания  на  гостей,  продолжала  причесываться  перед  зеркалом.
Разумеется, они  боятся  этого  полицейского,  политкомиссара,  и  все  же
решились сюда прийти.
     - "Позвольте  проинформировать  вас  о  том,  что  нам  потребовалась
искусственная поджелудочная железа..." - начал было Николас, но его тут же
прервал Фландерс.
     - Нам все это известно. Все, что нам  нужно,  мы  знаем.  Послушайте,
Президент, _м_ы _з_н_а_е_м_, _ч_т_о _о_н_и _п_л_е_т_у_т _з_а_г_о_в_о_р_.
     Шестеро или се