Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
ие минуты и секунды отводились
специалистам. В начале же четверки приходила информация, интересующая всех
поголовно: новости общественной жизни - космические, географические,
литературные, спортивные.
Своеобразный колорит был в этих новостях. Ранее, включая в Москве радио
или телевизор, Лев узнавал, например, что сегодня принято решение осушить
Северное море, отправлена экспедиция на Капеллу, умер известный
аргентинский композитор Гарсиа. Стрелецкий и Скорсби согласились на ничью,
невероятной силы ураган обрушился на Хакодате...
Все это передавалось в Темпоград, но в иной форме: расщепленное на
четырехминутные отрывки и переведенное из прошлого времени в настоящее.
Представитель Голландии на обсуждении высказывается против осушения
Северного моря, настаивая, чтобы его страна осталась традиционно морской
державой. Регламент он исчерпал, но попросил еще десять минут.
Капитан экспедиции, отправляющейся на Капеллу, прощается с семьей.
У известного аргентинского композитора Гарсиа - дыхание прерывистое, с
долгими паузами. Возможно, начинается агония.
После тридцать первого хода Скорсби на доске установилось равновесие.
Специалисты считают шансы сторон равными.
Ураган, бушующий в городе Хакодате, надламывает вековую сосну.
Но ураган бушевал вчера - четыре минуты назад и позавчера - восемь
минут назад, весь год умирал и никак не мог умереть аргентинский
композитор. Новости перестали волновать. Собравшиеся переходили к экранам
искусства и спорта. Но и здесь не все привлекало внимание. Не было
никакого интереса целый час (шесть земных секунд) смотреть в открытый рот
певицы, героически доставшей верхнее "ля". Другое дело - балет: какие-то
события происходят, позы меняются. И спорт отбирали придирчиво.
Темпоградцы предпочитали не игры - игры тянулись слишком долго, а
соревнования: бег на короткие дистанции, прыжки в воду... или же в высоту.
Хоть и замедленная съемка, а все же какое-то движение. Вот, например, идет
на рекорд та самая Аня Фокина - любимая спортсменка Винеты. Обязательно
перед экраном толпа.
- Товарищи, я не опоздал? Еще разбегается?
- Уже оттолкнулась. Начинает замах.
- Хорошо пошла.
- Нет, слабоват толчок. Не дотянет.
- Вытащит. Я верю в Аню.
- Не вытащит. Хотите, измерим? Можно рассчитать скорость.
- Глядите, какой переворот. Плашмя над планкой.
- Заденет левой ногой. Носок вытянула бы.
И так хочется подойти к экрану, ладонью подтолкнуть Анину ногу.
Однажды (в какую-то из четвертых минут) рядом со Львом у экрана "болел"
лохматый хмурый мужчина. Потом выяснилось, что он поэт. В Темпограде
переводил индийский эпос "Рамаяну" - работа на несколько лет.
- Час убил на один прыжок, - проворчал он.
- Зачем же убивали? - спросил Лев. Сам он подошел в последнюю секунду,
когда сбитая планка уже висела в воздухе.
- Движения хочется, - вздохнул поэт. - Пусть замедленного, хоть
какого-нибудь. Надоели фотографии. Жуткое чувство: весь мир заснул, а мы
ночные дежурные. Временно выключились из времени. Скорее бы назад, в
нормальную жизнь! Вот истекут мои третьи сутки и в ту же секунду сорвусь.
- А кто вас держит? - спросил Лев. - Разве обязательно надо досиживать
трое суток?
- Совесть держит, - сказал поэт мрачно. - Такое вредное чувство.
Взялся, подрядился, обещал, не могу не выполнить. Кляну себя, но корплю,
терплю и корплю.
- Но здесь так интересно, - сказал Лев. - Передний край науки. Все
открытия делаются здесь. Центр мысли.
- Ну да, мысли здесь, а жизнь там. Мой совет, не застревай тут, молодой
человек. И не проси продления, не умоляй. Впрочем, все равно не дадут.
Трое суток - и точка.
- Я не застряну, - сказал Лев извиняющимся почему-то тоном. - Меня
привезли на три часа, сегодня же отправят обратно.
- Счастливчик! Почему так скоро?
Лев объяснил.
И тогда лохматый поэт сказал сурово:
- Никуда ты не уедешь, парень. Тоже застрянешь, по глазам вижу.
- Почему по глазам?
- Потому что не сволочь, - отрезал поэт. - По глазам это видно.
Он оказался пророком, этот мрачный скептик.
13. ОХОТНИК. 23 мая. 20:30-21:18
Лев составил свои списки, а Клактл - свои, и дело у него подвигалось,
тем более что гости приходили все реже и реже. Видимо, основные вопросы
исчерпали, а до уточнений еще не дошли. В результате Клактл без помех мог
с самого утра сидеть со своим секретарем-переводчиком, обсуждая каждую
кандидатуру на спасение из тысячи наинужнейших.
Сам себе Клактл казался очень принципиальным, но при всех своих благих
намерениях все же был пристрастен. На тысячу очередников - первой и второй
очереди - пришлось девятьсот жрецов, прочие места были отданы властелину,
его родне и придворным. Среди жрецов в подавляющем большинстве были
младшие, практики, Лев сказал бы "технари" - посвященные в тайны звезд,
чисел, руд, камней, дворцов и мостов. И конечно, все поголовно были из
Нижнего царства. Клактл просто не знал никого в чужих странах. Конференций
на Тое не было, монографии не издавались и не переводились; тайны
передавались изустно, шепотом, чужестранцам не выдавались даже под пыткой.
- А простые люди? Мастера? Земледельцы? - напоминал Лев.
- Серая скотинка, - отмахивался тоит. - Роются в грязи, храмов не видят
даже.
- Но храмы-то они строили.
- Храмы создавали жрецы. Волю богов воплощали в камне.
Лев вспоминал некрасовское: "Папаша, кто строил железную дорогу?" -
"Инженеры, душенька".
В конце концов десять раз перечеркнутый и переправленный список был
переписан набело. Клактл потребовал аудиенции у "верховного жреца
волшебного города под колпаком". Имелся в виду Гранатов.
Лев пожал плечами, но пошел к секретарю Гранатова. Результат получился
неожиданный. Президент пригласил к себе Льва без тоита.
Польщенный юноша добрых пять секунд просидел в кабинете Гранатова,
восхищаясь быстротой и точностью президента. На селекторе один за другим
вспыхивали экраны. Гранатов выслушивал, давал четкие указания, тут же сам
кого-то вызывал на экран, мгновенно переходя от одного дела к другому,
казалось бы, противоположному. Лев дивился, сколько знаний вмещается в
этой седой с залысинами голове и сколько тем эта голова может держать в
себе одновременно. По любому вопросу Лев попросил бы неделю на
размышление.
Впрочем, как выяснилось, и Гранатову требовалось время на размышление.
- Я просил вас зайти, - сказал он, выключая все экраны, - чтобы заранее
узнать, что хочет наш гость. Вероятно, вы в курсе. Не хотелось бы обидеть
его непродуманным ответом.
Лев рассказал про списки.
- А зачем эти списки?
Лев объяснил:
- Клактл не верит в будущие открытия. Заботится об элите. И очень
боится, что властитель и его солдаты отстранят жрецов - носителей
культуры, по его мнению.
- И в списке жрецы?
- Почти одни жрецы.
- А женщины? А дети? А рабочие?
Лев повторил слова Клактла о серой скотинке.
Гранатов усмехнулся с горечью:
- Значит, жрецы - все, землекопы - ничто. И владыки отстраняют жрецов,
а те отпихивают землекопов. Хороша компания... Нет, без сомнения, надо
спасать всех поголовно. Вы растолкуйте этому жрецу-технократу, что мы
можем спасти всех до единого. Объясните понятнее. Если слов не понимает,
нарисуйте картинку. Помните, я говорил про зайца и орла: можно убежать,
можно спрятаться. Может быть, так дойдет?
Можно представить, как старался Лев. Он подготовил лекцию для Клактла,
отредактировал, прорепетировал. Высокохудожественную картину "Заяц и орел"
не грешно было бы повесить на стену Малого зала. Но безуспешно. Клактл
выслушал, но не поверил.
- Я жрец, посвященный в тайны, - сказал он. - Я умею отличать правду от
сказки. Вы добрые люди с добрыми намерениями, но вы не боги. Силы смертных
ограничены. У вас есть один корабль на тысячу тоитов. Вы построите еще
один, еще один, но не тысячи. Иди еще раз, мальчик, проси прием у
хранителя тайн вашего города.
Аудиенция состоялась с теми же самыми разговорами об избранниках и
серой скотинке.
- Списки не понадобятся, - уверял Гранатов. - Мы спасем всех ваших
соплеменников и всех сопланетников.
Тоит стоял на своем:
- Прилежный всадник пускается в путь на рассвете. Нехорошо задерживать
его напутствиями и обещаниями. У вас есть корабль, вывозите первую тысячу.
Не надо терять дорогие дни.
- По списку, составленному вами лично? - спросил Гранатов не без
язвительности.
- Добавьте по своему списку, - ответил Клактл.
Гранатов положил бумагу в стол.
- Хорошо, обещаю вам, что через три дня, если не будет ощутимого
успеха, мы приступим к эвакуации.
- Какая цена трех дней?
- Я имел в виду темпоградские дни. Вы же убедились, что у нас время
идет иначе.
Клактл вежливо промолчал. Он не верил, что время идет иначе где-нибудь.
И тут же неожиданно для Гранатова и для Льва объявил:
- Прошу меня немедленно отправить к Верховному толкователю. Я не могу
ждать три дня.
Гранатов привстал, несколько смущенный:
- Разве мы плохо вас принимаем? Если нуждаетесь в чем-либо, скажите. Вы
нам очень нужны, вы незаменимый консультант. Спешить некуда, в Москве уже
темно, вы вернетесь ночью. Все равно ваши товарищи спят уже. Побудьте у
нас до утра хотя бы.
- Отправляйте немедленно, - требовал тоит, важно глядя снизу вверх на
Гранатова. - Толкователь отпустил меня только на один день. За ослушание у
нас рубят голову. Кроме того, я болен. Здешний воздух меня отравляет. -
Клактл, засучив рукава, показал какие-то пятна на локтях.
Гранатов вопросительно посмотрел на Льва: "Что за пятна?" Но Лев не
замечал их раньше, не знал, болезнь это или предлог.
- Немедленно! - повторил тоит и вышел за дверь, как бы отсекая
возражения.
Президент жестом остановил Льва. Прошелся по кабинету в волнении:
- В чем дело, дружок? Мы обидели гостя?
- Он просто не верит нам, - сказал Лев. - Не верит в ускорение времени.
Вообще думает, что мы преувеличиваем свои силы, нечаянно или нарочно.
- Не верит! А может, и в самом деле болен? Тогда удерживать нельзя.
Обойдемся как-нибудь. Заставим их в Москве дежурить посменно, чтобы
отвечать на наши вопросы. Но вас, друг мой, придется попросить посидеть у
нас до утра. Сами понимаете, заменить переводчика не так легко. Надеюсь,
не подведете?
Лев вспыхнул:
- Я не тоит, я _гражданин_ Земли. Буду там, где нужен.
- Ну вот и хорошо, оставим вас до утра. Не бойтесь, зря время не
пропадет. Ведь вы студент, кажется. Вот и занимайтесь в свободное время.
Подыщем вам консультантов, найдется кому зачеты сдавать. Договорились?
Гранатов протянул руку на прощание... и тут Лев решился. Невозможно
было откладывать. Без Клактла едва ли он попадет в этот кабинет... а
другие поймут ли? Но все-таки страшно было начинать разговор. Вдруг
президент рассердится, высмеет, выгонит...
- Извините, я хотел бы, если вас не очень затруднит... конечно, это
слишком смело с моей стороны, но, если вы позволите, я скажу... я займу не
слишком много времени...
- Соберите мысли, молодой человек. Говорите четко.
- Мне кажется, вы упустили из виду одну возможность.
- Упустили? Мы? Что именно?
- Охотника.
- То есть?
- Вы сами сказали: когда орел нападает на зайца, у косого два пути
спасения: убежать или спрятаться. Но если рядом охотник, он может
вмешаться...
- Хм! - сказал Гранатов. - Ну и как же вы собираетесь подстреливать...
Лямбду В? Взорвать? Поздно. Она уже близко. Взрыв уничтожит Той все равно.
- Извините, Юлий Валентинич, я сейчас объясню. - Лев заторопился,
боясь, что президент отошлет его, не давая досказать. - Я сказал
"вмешается", а не "подстрелит". Я имел в виду "прогонит". Профессор Юстус,
когда он выступал в Академии Времени, несколько раз повторил, что
первопричина взрыва новых - излишек гравитации. Говорил, что взрыв
прекращается, как только новая теряет часть массы, примерно тысячную
часть, и этот излишек снимается. Значит, если мы снимем его заранее
как-то, взрыва не будет.
Лев выпалил все это разом и отступил поеживаясь. Сейчас великий ученый
поморщится, усмехнется, снисходительно похлопает его по плечу, дескать,
учись, мальчик, сначала, потом лезь с советами. И, протянув руку на
прощание, презрительно процедит: "Не забывайте, что я не школьный учитель.
Не мое дело ошибки подчеркивать, детские недоумения разрешать".
- Хм, - сказал Гранатов на этот раз озадаченно. - Ну а как же вы будете
уменьшать тяготение? Отколете кусок звезды? Тоже взрыв. Взрывать уже
поздно; Той сгорит все равно.
- А нельзя ли попробовать? - Лев уже спрашивал, а не предлагал: -
Нельзя ли поставить щит против тяготения, такое зеркало, как у профессора
Ганцевича?
- Щитов против тяготения нет, молодой человек. Разве вы этого не
проходили в школе?
- Проходили, безусловно, проходили. Но, Юлий Валентинич, вы простите,
что я возражаю, но вы сами говорили, что у вас в запасе десять лет
темпоградских. Можно что-то придумать за десять лет.
Гранатов молча смотрел на него с легкой улыбкой, не то иронической, не
то снисходительной. Лев молчал. Стоял, понурив голову, ждал, что его
прогонят.
- Садитесь, юноша, - сказал Гранатов. - Рассказывайте, как это вам в
голову пришло.
- Все после разговора с вами, - начал Лев, взыграв духом. - Вы велели
объяснить тоиту как можно нагляднее. Ну я начертил таблицу по вашим
словам: два столбца - бегство и укрытие, две строки - для населения, для
всей планеты. Но Клактл таблицу не понял. Тогда я нарисовал картинку - с
зайцем и с орлом. Там все было: заяц убегает, заяц прячется в норку, заяц
прячется в быстрое время - маленький такой становится, что орлу его и
ловить незачем. Ну и сбоку пририсовал человека с телескопом, который
смотрит на крышу, на зеркало профессора Ганцевича. Клактл опять не понял,
телескопов у них нет. Спросил: "Что это, копье такое? Орел улетит,
испугается?" Ну я начал разубеждать, а потом подумал: "Верно, и такая
возможность может быть - воздействие на звезду: охотник пугает орла,
охотник стреляет в орла. Третий столбец должен быть в таблице -
воздействие на Лямбду В. Начертил, начал думать: как заполнить? А у вас
две строки - "полностью" и "частично". Полностью - взорвать звезду.
Частично - уменьшить тяготение. Как?
- Вас так учили - рассуждать, заполняя таблицы?
- Нет, это я сам... вычитал у Яккерта, в книге о Менделееве.
Лев и сам не заметил, как рассказал всю свою коротенькую биографию: про
оси изведанного, упирающиеся в неведомое, про берега познания, даже про
неоткрытые элементы - мальвиний и януарий, про неоткрытые планеты -
Мальвинию и Януарию. Только о Винете Лев умолчал. Впрочем, Гранатов и так
догадался.
- Вас понял, - прервал он неожиданно. - Значит, договорились: до утра
вы остаетесь. Как переводчик вы незаменимы, говорю откровенно. Гордиться
тут нечем - это не ваша заслуга, а темпоградская. Вы больше месяца
изучаете тоитский язык. А столбец охотника мы обдумаем, обсудим,
просчитаем...
- Если бы вы разрешили мне... - начал Лев.
- Принять участие? Нет, не разрешу, - сказал Гранатов резко. - Не
считаю целесообразным. Вы не физик, не математик, не конструктор, опыты
ставить не умеете, командовать не сможете - это вам не по плечу. Да и не
надо вам конструировать приборы, у вас способности иного рода. Вы по
натуре универсал, всеохватник - "омнеолог" - по терминологии вашего
любимца Яккерта. Учитесь охватывать все - к этому у вас склонность.
Руководителя подберем, программу составим, я сам буду давать вам задания
время от времени. За три дня - за четверг, пятницу и субботу кончите курс.
Явитесь к девушке уже с дипломом. Надеюсь, она не разлюбит вас до
воскресенья. Но чур, условие: прошу не зазнаваться. Впрочем, если
зазнаетесь, пользы от вас не будет, отправлю раньше. А сейчас идите к
моему секретарю и пишите заявление: "Я, такой-то, прошу разрешить мне
работать в Темпограде в течение трех суток..." - трое суток, больше не
полагается... "в качестве", скажем, "переводчика с тоитских языков...".
Лев вылетел из кабинета на крыльях. Сам Гранатов похвалил, увидел
способности, назвал незаменимым, обещал давать личные задания. Тело
исчезло. Лев парил в невесомости; голова кружилась, как некогда, в
незапамятные времена - сегодня днем по московскому времени, когда он сидел
рядом с Винетой.
Три года терпения... и через три дня (московских) он явится к Винете,
размахивая новеньким дипломом. Поздравь меня - я специалист-омнеолог. Не
веришь? И расцелует удивленные и сияющие глаза.
А если бы Лев слышал еще, что говорил в это время Гранатов своему
исполнительному помощнику:
- Кажется, у меня находка, Гельмут. Студент, мальчишка, знаний кот
наплакал, опыта никакого, но любит думать. Со вкусом мыслит. Такое и у
научных сотрудников не всегда встречаешь. Сколько у нас торопыг, которые
хватаются за арифмометр, даже не продумав условия задачи. Складывают,
вычитают, умножают и полагают, что это и есть вся научная работа.
- Верхоглядства не получилось бы, - проворчал Баумгольц. - Перехвалишь
мальчишку, возомнит, голова закружится. Вырастим Манилова. Портишь ты
людей. Посмотри-ка лучше смету!
14. ОТ СРЕДЫ ДО ПОНЕДЕЛЬНИКА. 23-28 мая
Винета знать не знала, ведать не ведала, что ее друг в другом городе,
да еще в другом времени вдобавок. У Винеты дни заполнены до отказа, дела,
дела - общественные, домашние, спортивные, артистические, студенческие...
Приближалась весенняя сессия, пора было готовиться к экзаменам, анатомию
зубрить. Студенты XXI века все еще учили наизусть латинские названия 218
человеческих костей и 440 мускулов. Ради сессии приходилось манкировать
необязательными предметами. И Винета с легким сердцем поручила Льву
факультатив по лингвистике, быстренько простилась, условившись о вечерней
встрече, и помчалась... на стадион, в баскетбол играть. Не могла
отказаться, ребята очень просили. Заболела главная нападающая, надо было
ее заменить. Винета ростом не вышла, не так уж часто укладывала мячи в
корзину, но бегала она резво, пасовала точно, успевала блокировать. В
общем, полезно работала на поле: А Лев в это время убеждал в Космограде
тоитов, что люди Земли желают им добра.
...Все равно медики проиграли с обидным счетом 64:66. Поражение надо
было обсудить в кафе за пломбиром с клубникой. Винета не уклонилась.
Некрасиво было бы убежать, когда товарищи огорчены, некрасиво уклониться
от упреков в промахах. В какой-то момент Винета вспомнила про Льва, отошла
в сторонку, чтобы перекинуться с ним словечком, но номер не отвечал. Лев
уже был на пути в Темпоград, исходил потом в сухой бане разновременной
однопространственности. Винета не стала тревожиться, она и сама выключала
видеофон на стадионе. Мало ли что бывает, не всегда удобно отвечать.
Вернется домой, позвонит еще.
Но вернуться сразу после кафе не удалось. Катя, капитан их команды,
пригласила Винету в концертный зал. Винета не устояла. Дома слушаешь
урывками, тысяча хозяйственных дел: то мать подзывает, то видеофон. К тому
же Винета любила толпу, наслаждалась многолюдьем, нарядной пестротой
платьев, всеобщим оживлением в фойе, ты смотришь, на тебя смотрят. И
главное: во втором отделении долж