и вперед.

    Ходоров грустно улыбнулся.

    -  Теперь  уже никуда не пойдет. Будем плавать по бумажному морю. - И он
    указал на стол, где лежала папка с надписью:
                                   Дело ‘. ..
             Объяснительная записка о причинах аварии машины ПСМ-1.

    -  Трудно  придется,  -  добавил он. - Предстоят большие бои. Понимаете,
    как тяжело после неудачи доказывать, что работу следует повторить.

    А  я  понял  другое. Я понял, что в таком настроении Ходоров не способен
    выиграть  бой,  что  в  своей  "объяснительной  записке"  он защищается,
    кладет на плаху виноватую голову, и необходимо приободрить его.

    И я позволил себе взять дело ‘ со стола и швырнуть его в угол.

    Ходоров смотрел на меня молча, скорее удивленно.

    -  Ты  пиши  всю  правду,  а  не  четверть правды, - сказал я с деланным
    возмущением.  -  Авария  машины - это не итог. Настоящий итог в том, что
    машина  блестяще  себя  оправдала, что она способна выполнять сложнейшую
    программу,  что она свободно ходит по дну и дает богатейший материал для
    всех  разделов  науки.  А  гибель  машины - эпизод. Он тоже был полезен,
    кое-чему  научил тебя. Теперь ты поставишь температурный переключатель и
    сможешь  смело  идти  вперед.  Куда  идти  -  вот  о чем надо думать. Ты
    выбрось  свою "извинительную записку", возьми чистый лист. Пиши: "Доклад
    о перспективах покорения океанского дна".
                                      16.

    ПЕРСПЕКТИВЫ  покорения  океанского дна! Я прошел много дорог, но все они
    обрывались  у  воды.  Яркими  красками мы красили карты материков, океан
    оставался  громадным  белым  пятном.  И  вот  распахнуты  ворота  -  дно
    открывается для науки.

    Перед   нами  360  миллионов  квадратных  километров  -  девять  америк,
    тридцать  шесть  европ.  Представляете,  что  чувствует  путешественник,
    которому поручено изучить девять америк?

    С  чего  начать?  Глаза  разбегаются,  слишком  много простора. Пожалуй,
    прежде  всего  надо  осмотреть  то,  что  на  сушу  не похоже. Океанские
    впадины  заслуживают  специальной  экспедиции - не беглого взгляда. Надо
    пройти  их  по  всей  длине,  сделать  траверс,  как говорят альпинисты.
    Начать  от  Камчатки,  проследовать на юг мимо Японии до Новой Зеландии.
    Посмотреть,  чем  отличаются  восточные  впадины  от западных - вьющихся
    среди  островов Индонезии. Наверняка найдутся рекордные глубины, нам еще
    не  известные.  Надо понять, почему нет впадин глубже 11 километров, что
    это  за предел. И почему впадины связаны с землетрясениями, мы же еще не
    выяснили.

    Потом  надо  пересечь  Тихий океан от Дальнего Востока до Южной Америки.
    Есть  предположение,  что  Тихий океан - шрам от оторвавшейся Луны. Надо
    проверить,  всегда  ли  дно его было под водой. Если это так, там должны
    быть  своеобразные породы, каких не бывает на суше. Надо обследовать дно
    у  Гавайских  островов, чтобы понять, почему Гавайские вулканы не похожи
    на  все  остальные.  А  в  заливах  у  Аляски  под водой множество гор с
    плоской вершиной. Что это за горы? Почему у них срезана макушка?

    Подводные  каньоны.  Эти  крутые  ущелья  продолжают под водой некоторые
    реки  Как  они возникли? Одни полагают, что реки пропилили крутой берег,
    а  потом  вместе  с  берегом каньон был залит водой. Другие говорят - не
    мог  океан подниматься так быстро. Сначала образовалась трещина, на суше
    она  была  занесена  речным  песком,  на дне сохранилась в прежнем виде.
    Спор  этот  будет  решен,  как  только  машина пройдет по дну каньона. И
    тогда выяснится, какие ископаемые стоит здесь искать.

    Машины   будут  населять  океан,  машины  будут  собирать  его  дары.  Я
    представляю  небольшие  машинки,  ползающие  по жемчужным отмелям. Найдя
    раковину,  они  просвечивают  ее  рентгеном и ту, где созрела жемчужина,
    откладывают  в  багажник. Я вижу машины, добывающие янтарь на Балтийском
    море.  Вы  знаете,  как  добывают  янтарь?  На пляже после бури собирают
    медово-желтые  и  оранжевые  кусочки,  выброшенные волнами. Но если есть
    подводные  машины,  к  чему  дожидаться  волнения. Пусть ползают по дну,
    просеивают песок.

    Меня  волнует  загадка  Атлантиды.  Две  тысячи лет назад Платон записал
    легенду  о материке, погрузившемся в воду. Было это на самом деле? И где
    было?  За  Геркулесовыми  столбами  или близ Крита? Пусть машины поищут,
    пусть    они    раскопают   тысячелетние   развалины,   древние   храмы,
    сохранившиеся под водой.

    Как  и  прежде,  по  волнам будут плыть пароходы и белые чайки скользить
    над  зеленой  водой,  хватая  рыбешку  на лету. Изогнувшись дугой, будут
    подскакивать   поочередно   дисциплинированные  дельфины.  И  пассажиры,
    стоящие  у  перил,  не  догадаются,  что  под  их ногами уже вырос целый
    город.  Разнообразные  машины роют дно, снимая пустую породу, выламывают
    руду,  грузят  ее  на  донные  транспортеры, а те ползут к берегу, чтобы
    доставить подводную добычу на обогатительный завод.

    Таких  машин  пока  нет.  Нет  у  нас  никакой  машины,  была  одна и та
    потеряна.   Ходорову   еще  предстоит  держать  ответ  перед  специально
    назначенной   комиссией   об  обстоятельствах  аварии.  Сысоев,  пожимая
    плечами,  говорит, что мы занимаемся наивным прожектерством. Но на самом
    деле,  все  что  мы  описываем, будет обязательно. Ибо в принципе вопрос
    уже   решен,   самодвижущиеся  машины,  выполняющие  сложную  программу,
    имеются. Нужно только приспособить их для различных программ.
                                      17.

    НЕСКОЛЬКО  дней  спустя, оставив безрезультатные поиски, мы вернулись на
    берег.   Здесь  все  было  по-прежнему:  не  умолкая,  грохотал  прибой,
    каменистая  площадка  была  скользкой  от  соленых брызг. Перед запертой
    мастерской  я  увидел  капли  олова на земле. Капли олова - вот все, что
    осталось  от  машины.  На  них  было  грустно  смотреть, как на ненужную
    склянку с лекарством у постели умершего. Человек ушел, а склянка стоит.

    Нам  незачем  было  задерживаться на станции, мы собрали вещи и в тот же
    день  отправились  в  порт. Вновь автомашина запрыгала по камням, зубы у
    нас  застучали,  здание  испытательной  станции  скрылось  за поворотом,
    послышался  гул прибоя, запахло солью, гниющими водорослями. Мысленно мы
    уже  были  в  Москве,  готовили  доводы  для будущих споров за машину, а
    глаза  еще  отмечали  детали  курильского  пейзажа  - пенные валы, скалы
    пемзы,  рыбаков,  развешивающих  сети.  Вот,  прекратив  работу, все они
    обернулись  к морю, смотрят из-под ладони на волны. И женщины побежали к
    воде,  сгрудились  в  одном  месте.  Что там ворочается темное в волнах?
    Туша кита, что ли? Нет, гораздо меньше.

    -  Стой!  - крикнул я шоферу и, сбивая локти, колени, падая и вскакивая,
    ринулся вниз.

    Да  это  была  она  -  наша исчезнувшая машина. Зеленые ленты водорослей
    вились  на  ее  боках,  повсюду  налипли  мшанки, какие-то пестрые черви
    прижились  на металле, лопасти были погнуты, один экран разбит. И все же
    она вернулась, наша заслуженная путешественница.

    Что  с  ней  произошло? Об этом можно было только догадываться. Спросите
    кошку,  пропадавшую  две  недели, где она была и кто поцарапал ей глаза?
    Внимательно  осматривая  машину,  мы  нашли  следы ожогов. Очевидно, она
    побывала-таки  в  горячей лаве. При этом были испорчены экраны, оборвана
    антенна,  утеряна  связь  с  нами.  Но двигатель, измерительные приборы,
    блоки  управления остались. Машина перестала отчитываться, но продолжала
    работу  по заданной программе. Она шла на север, поворачивала на восток,
    отмечала  перегибы  и  магнитные  аномалии,  бурила  и наполняла пробами
    грунта  заготовленные цилиндры. А потом, как и было ей задано, вернулась
    по  пройденному  маршруту  и  вышла  на  берег  почти у самой станции, с
    ошибкой в два-три километра.

    Ходоров  первым  долгом кинулся к приборам - смотреть, целы ли записи. Я
    же  не  удержался  и  распечатал  один из цилиндров с пробой. Там был...
    нет,  не  алмаз.  Алмазы  не так легко найти, даже в трубке. Но я увидел
    кимберлит - синюю глину, ту самую породу, в которой находят алмазы.
                                       18

    ЧTO было дальше?

    "Было" или "будет"?

    Было  не  так  много. Машина вторично спустилась под воду и подтвердила,
    что  месторождение  алмазов  имеется, по-видимому, не беднее знаменитого
    кимберлейского.

    Сысоев  считает,  что  мне  просто  повезло. "Так не делают открытия", -
    твердит   он.  -  "Попирая  порядок,  ринуться  очертя  голову  и  сразу
    наткнуться!"  - Сам он никогда не нарушит установленный им же порядок и,
    конечно,   открытий  не  сделает.  До  самой  смерти  будет  публиковать
    коротенькие сообщения, почти заметки, написанные безукоризненным языком.

    Ходоров  возглавляет  сейчас отдельное конструкторское бюро. Программа у
    него  обширная.  В  этом  году  будет  создано десять машин, в будущем -
    пятьдесят.  Предстоит осуществить все, что описывалось в докладе и много
    нового,  непредвиденного,  ибо заказы приходят из разных отраслей, в том
    числе  и таких, о которых Ходоров и понятия не имел. Алеша жалуется, что
    у  него  мало  умелых  людей,  любящих  и  знающих  дело. Он даже просил
    обратиться  к  читателям  журнала  - нет ли среди них желающих посвятить
    свою жизнь созданию сложных самостоятельных машин.

    А что будет сделано в дальнейшем, зависит от них, от вас - читатели.

    "Знание - сила", 1956, ‘ 7 и 10.


    Георгий ГУРЕВИЧ
    Все, что из атомов

    (ГЛАВА ИЗ НАУЧНО-ФАНТАСТИЧЕСКОГО РОМАНА)

    Есть   скрытая   мудрость  в  старинных  народных  сказках,  которые  мы
    снисходительно называем детскими.

    Возьмите,    например,   сказки   о   скатерти-самобранке,   о   фее   -
    исполнительнице   желаний   или  о  волшебной  палочке.  Чародей  ударил
    палочкой,  прошептал  страшное  слово  "абракадабра",  и в мгновение ока
    возник накрытый стол, нарядный костюм или оседланный конь.

    Да ведь это же прообраз... идеи Березовского.

    Мы  очень  мало знаем о молодости этого человека. Он родился в 1909 году
    в  селе  Думиничи  бывшей  Калужской  губернии. Потерял родителей в годы
    гражданской  войны.  Беспризорничал,  потом  попал  в  трудовую колонию,
    оттуда  на  рабфак.  Стал  учителем,  преподавал  химию в средних школах
    Ленинграда.  В каких именно школах, не удалось установить. С первых дней
    войны  пошел  в ополчение. Был ранен под Нарвой, потерял ногу... и выйдя
    из госпиталя зимой 1942 года, оказался в осажденном Ленинграде.

    И  вот  в пустой, слишком просторной и слишком холодной комнате коротает
    дни  одинокий инвалид. В железной печурке сгорела мебель, сгорели книги.
    Проглотив  раз  в  день  кусочек скверного хлеба, инвалид забирается под
    одеяло,  под  пальто  и  шинель. Чаще он спит, и во сне ему снится еда -
    моря  супа,  хлебные  горы... Впрочем, они исчезают, как только отрубишь
    краюшку  топором. Проснувшись, человек погружается в воспоминания... как
    в  деревне он ел сметану деревянной ложкой из крынки, как в рабфаковской
    столовой  ел  пюре  с  жареной  колбасой,  как  поглощал пирожные в кафе
    "Север",  как  уписывал  перловую  кашу, сидя на земле у походной кухни.
    Мысли  о  еде  выпуклы  и  навязчивы,  резь  в  животе от них становится
    сильнее.  Живот  такой  пустой  и впалый, кажется, что сквозь него можно
    прощупать  позвоночник.  До  завтрашнего  ломтя  еще четырнадцать часов.
    Время  тянется  нестерпимо медленно. Только пять минут назад Березовский
    смотрел на часы.

    Чтобы  отвлечься  от  прилипчивых  мыслей  о хлебе, Березовский сам себе
    пересказывает    сожженные    в   печке   книги.   Но   романы   странно
    трансформируются.  На  первый  план  выходят  завтраки и обеды. Охотники
    Майн-Рида   бесконечно  жуют  мясо  убитых  антилоп  и  слонов.  Сюда  в
    Ленинград  хотя  бы  одного  слона.  Съели  бы с клыками вместе. Смакуют
    тонкие   закуски  герои  Бальзака.  Зачем  только  они  философствуют  и
    флиртуют,  отвлекаются  от  еды,  тратят  время  на  пустяки? Плесневеют
    паштеты  в  подвалах  Гобсека.  Столько еды загубил проклятый ростовщик!
    Плесень,   впрочем,  можно  счистить.  Четыре  мушкетера,  чтобы  их  не
    подслушивали,  устраивают завтрак на обстреливаемом бастионе. Интересно,
    что у них было на завтрак. Если кормили обильно, Березовский рискнул бы.

    И  вот  в  какой-то  день в памяти всплывает фантастический рассказ. Сам
    Березовский   утверждал,   что  он  прочел  эту  историю  во  "Всемирном
    Следопыте",  но  в  каком  номере,  не  удалось  выяснить,  и трехтомная
    библиография  Ляпунова  тоже  не  могла  нам  помочь. Итак, вспоминается
    рассказ  малоизвестного  автора Юрия Гуркова "Все, что из атомов". Герой
    рассказа, профессор Знайков, рассуждает так:

    "Конечно,  сказка  - обман, миф, дурман и все такое прочее. Конь, ситник
    с  огурчиками,  или дворец из ничего - это чистейшая выдумка и нарушение
    закона  сохранения  материи. Однако, если вдуматься, есть тут и разумное
    начало.  Нам  нет  нужды  обязательно  творить из ничего. Важно получить
    коня  и  огурчик.  И  тут  вспоминаешь,  что  в коне и огурце есть нечто
    общее:  оба  они  состоят  из  атомов  и  даже примерно одних и тех же -
    углерода,  водорода,  кислорода,  натрия  и  прочих.  Расставишь  этак -
    получается  нетерпеливый  конь,  расставишь иначе - соленый огурчик. Вся
    задача в том, чтобы расставить правильно".

    И  осуществляя  идею,  профессор  построил  машину  "атомный  наборщик",
    которая  "в  два  счета  и  без  всяких  фокусов"  (так и было сказано у
    Гуркова)   монтировала  из  атомов  любое  вещество.  У  наборщика  была
    клавиатура,  как на пишущей машинке. Когда профессор нажимал клавиши, из
    кассы  поступали  соответствующие  атомы. Закончив труд, профессор решил
    отметить  удачу  и  начал набирать С_2Н_5ОН (винный спирт). Он стучал по
    клавишам  целый  час и нацедил только чайную ложечку. Тогда, утомившись,
    он  решил  механизировать  стучание.  Пристроил  кулачок, автоматическое
    нажимание  клавиш  и  лег  спать,  надеясь,  что  к  утру  у  него будет
    стаканчик.  К  сожалению,  за  ночь  буква Н сработалась, наборщик начал
    выпускать  не  С_2Н_5ОН,  а  СО  -  угарный газ. Профессор во сне угорел
    насмерть.  Пропала и машина. Управдом и дворник, не разобравшись, снесли
    ее в утиль.

    Березовский  усмехается: какая наивная история: нажимаешь клавиши, атомы
    размещаются  сами  собой! Но думы сворачивают на ту же привычную дорогу:
    "Чудак  этот  профессор!  К  чему было выпивать? Он мог изготовить пищу.
    Ведь   и  пища  состоит  из  тех  же  простейших  элементов:  кислорода,
    углерода,  водорода,  азота...  Есть  в Ленинграде сейчас углерод? Азот?
    Водород?

    Какая  идея!  Придерживая шинель у горла, голодный в волнении садится на
    кровать.  Еда!  Комната  наполнена едой! Азот и кислород в воздухе, иней
    на  стенках - это водород. Есть и углерод - в паркете, в спинке кровати,
    в  оконных  рамах,  в дранке и в штукатурке. Все дело в том, чтобы атомы
    расставить  по  местам,  превратить  несъедобную древесину в питательную
    глюкозу.  Увы,  мы  не  умеем.  Рядом  с  пищей мы гибнем от собственной
    беспомощности.

    Первое  чувство  у  Березовского  было  удивление.  До  чего  же просто:
    переставить  атомы.  Потом  пришел гнев: о чем думали ученые? Ведь знали
    же,  что  фашисты  затеют  войну. Могли догадаться, что будут осажденные
    города.  Почему  не обеспечили народ атомно-наборочными машинами? Почему
    не обратили внимание на "Всемирный Следопыт?"

    А  могло быть иначе. Рассказ-то ведь вышел в двадцатых годах. За столько
    лет  можно  было  изготовить  машины.  И он, Березовский, не умирал бы с
    голоду.  Сел бы сейчас за машинку, отстукал бы себе второй ломоть хлеба.
    Впрочем,  хлеб слишком сложен. В нем много белков, формулы их неизвестны
    пока.  Но  есть  пища  с достаточно простыми формулами. Сахар, например,
    С_12Н_22О_11.  Глюкоза  еще  проще - C_6H_12О_6". Крахмал сродни сахару,
    но  более  громоздок. Его формула пишется - С_n(Н_2О)_n, где n - большее
    число.  Впрочем,  без  крахмала  можно  обойтись.  Не  так сложны жиры -
    соединение  глицерина  и  жирных  кислот.  Формула  глицерина известна -
    С_3Н_8O_3,  формулы  жирных  кислот  известны:  олеиновая  С_17Н_33СООН,
    пальмитиновая  -  С_15H_31СООН,  стеариновая  -  С_17Н_35СООН. Природные
    масла,  конечно,  сложнее,  химически чистые будут на редкость невкусны.
    Но  все же съедобны и сытны. Жиры и сахар - приличный завтрак. Жир нужно
    еще  посолить.  Но  соль совсем проста - NaCl. Кстати тут же мыло - соль
    жирных  кислот.  Нужны  еще  витамины.  Но  формулы многих уже выяснены.
    Витамин  С  -  противоцинготный,  общеизвестная  аскорбиновая  кислота -
    С_6Н_8О_6,  куда  проще жиров. Белков не хватает в этом химически чистом
    меню.  Белки  еще  не расшифрованы, в них десятки тысяч атомов. Известно
    только,  что  они  состоят  из  аминокислот.  Нельзя ли кормить человека
    смесью  из  аминокислот? Нельзя ли, наконец, на атомном наборщике наугад
    составить белок? Может и получится?

    Будь  Березовский  физиком,  мысли  пошли  бы у него другим путем. Но он
    преподавал  химию  и  в  первую очередь подумал о химических трудностях:
    где  известны  формулы,  где  неизвестны?  И как быть со структурой - 13
    одинаковых  атомов  выстраиваются  разные  соединения.  Кроме того, иные
    сами  собой  не  соединяются,  требуют  подогрева. Другие наоборот - при
    соединении  выделяют тепло. Если, например, готовить воду из кислорода и
    водорода, вся машина будет охвачена пламенем.

    Так,  лежа  под  одеялом  и шинелью, голодный инвалид перебирал мысленно
    клавиши,  снабжая  голодных ленинградцев блюдами из жира и глюкозы. И не
    сразу пришло ему в голову:

    - А сколько же... сколько же понадобится времени?

    В  рассказе Гуркова "наборщик" изготовил чайную ложечку спирта за час...
    и  за  ночь  -  смертельную  дозу угарного газа. На самом деле он не мог
    этого  сделать. В кусочке пиленого сахара-7 х10^23 (700.000.000.000.000.
    000.000.000  -  семьсот  секстиллионов)  атомов.  Примерно  столько же в
    ложечке   спирта.  Если  бы  голодный  Березовский  стучал  на  клавишах
    круглосуточно   от   рождения  до  смерти,  если  бы  ему  помогали  все
    ленинградцы,  и  даже  все  жители  земного  шара  - старики, взрослые и
    младенцы,-  забросив  свои  дела,  занялись бы сборкой сахара из атомов,
    все вместе они с трудом изготовили бы маленький кристаллик сахарного песка.

    Лопнул  мыльный  пузырь. Огорченный мечтатель забился глубже под одеяло.
    Точные  цифры развеяли мираж. Никогда... никогда проголодавшиеся люди не
    смогут  изготовить  себе легкий завтрак на атомном наборщике. Никогда не
    будут   стучать  в  кухнях  веселые  машинки  вроде  пишущих.  Зря  мерз
    Березовский,  разыскивая  несожженные  учебники  органической химии. Зря
    старался,  составляя  меню  из  простых по формуле кушаний. Ученые давно
    сделали  расчет.  Бессилие  навеки.  Березовскому  захотелось умереть от
    разочарования и тоски.

    Все  замерло  в  унылой  заиндевевшей  комнате. Потом послышался хрип...
    тиканье. Чужой го