но  уже  не  колониями,  а  в одиночку. Зрелище становилось
    однообразным,  утомительным.  Гости  начали  позевывать,  зато  на  лице
    Ходорова   сияла   торжествующая   улыбка.   Впрочем,   он   имел  право
    торжествовать. Машина сдала экзамен на "отлично".

    Но   вдруг   улыбка  исчезла,  уголки  рта  опустились,  глаза  забегали
    растерянно...

    Я  посмотрел  на  экран.  Прямо  на нас из синей тьмы глядели выпученные
    глаза,  почти человеческие, со зрачком, хрусталиком, радужной оболочкой,
    только  очень  уж  холодные, жестоко-бесстрастные. А под этими разумными
    глазами торчал громадный черный клюв.

    - Спрут?

    - Нет, кальмар.

    - И какой громадный. Гораздо больше нашей машины.

    Действительно,  шупальцы  виднелись  на  всех экранах: верхнем, заднем и
    боковых.  Они  походили  на  толстые  темные  канаты,  а присоски были с
    чайное  блюдце.  На каждом экране умещались три-четыре присоска. Кальмар
    держал  нашу  машину в объятиях и подтягивал к жадно раскрытому клюву. И
    нам показалось, что и наша комната движется к этой страшной пасти.

    Женщина-гидролог  взвизгнула  и  закрыла  лицо  руками.  Сознаюсь, и мне
    стало  не  по себе, когда я увидел глаза впереди, а кончики щупальцев за
    спиной. Послышались взволнованные голоса:

    - Какое страшилище!

    - Неужели кальмар сильнее машины?

    - А зачем ему машина? Ведь она несъедобная.

    - Алексей Дмитриевич, неужели вы не предусмотрели ничего?

    На  Ходорова  жалко было смотреть. Он беспомощно оглядывался, смотрел то
    на правый экран, то на левый...

    -  Это  же не водоросли! - вырвалось у него. Трагическая битва под водой
    была  основана  на  чудовищном  недоразумении.  Кальмар  не понимал, что
    машина  не  съедобна.  Он  хватал  все  движущееся и, как ребенок, тащил
    прямо  в  рот.  В  свою очередь, и машина не понимала, что в ее глазах -
    экранах   отражается  живой  противник.  Она  действовала  по  программе
    "борьба с гибким препятствием" - стояла на месте и стригла ножницами.

    А  страшный клюв все приближался. Сколько же кальмар наломает, напортит,
    прежде чем до него дойдет, что это все ненужный ему металл.

    Как  и  в подводном лесу, некоторое время спустя машина дала задний ход,
    а  затем  сделала  рывок для всплытия. Но ее маломощный двигатель не мог
    пересилить  упругих  мускулов  кальмара. Кальмар чуть-чуть вытянулся, но
    по-прежнему  крепко  держался двумя щупальцами за скалу, а прочими тащил
    машину к себе.

    -  Алексей  Дмитриевич, сделайте же что-нибудь. Неужели нельзя увеличить
    скорость?

    Но  здесь неразумный кальмар совершил ошибку. Своим длинным щупальцем он
    ухватился  за крутящийся вал. Мгновение, и кончик щупальца был прихвачен
    шестернями.  Кальмар  побурел  от  ярости,  рванулся,  чуть не опрокинул
    машину  и  ударил  клювом  куда-то  под  экран.  Мелькнула ослепительная
    вспышка.  Мы  вздрогнули,  отшатнулись,  невольно зажмурившись.. И когда
    открыли глаза, на всех экранах было черно.

    - Что случилось? Испорчен передатчик?

    Но Ходоров довольно улыбался:

    -  Ничего  страшного.  Кальмар  испугался  разряда  и  выпустил чернила.
    Теперь удирает в свою пещеру.

    Все  вздохнули  с  облегчением,  разом заговорили, делясь впечатлениями.
    Казакова-гидролог  смеялась.  Сысоев  держал  за пуговицу изобретателя и
    убеждал его:

    - Вы должны предусмотреть какие-нибудь средства против таких нападений.

    - Но мы предусмотрели электрический разряд, - оправдывался Ходоров.

    - А почему он так запоздал?

    -  Это  же  машина,  она  не  соображает.  Пока  кальмар  держал ее, она
    исполняла  программу:  "Борьба  с водорослями". А когда, он стал грызть,
    последовал защитный разряд по программе "Борьба с хищником".

    - Но ведь она видела, что это не водоросли.

    -  К  сожалению,  это  только  мы  видели.  Машина  не  видит,  она лишь
    отражает... как зеркало.

    - Надо предусмотреть, чтобы машина видела, - упорствовал Сысоев.
                                       4.

    СПУСК  продолжался. Светящиеся цифры оповещали, что машина побивает один
    рекорд   за  другим.  Далеко  позади  остались  рекорды  ныряльщиков  за
    жемчугом,  рекорды  водолазного  колокола,  подводных лодок, водолазов в
    жестком  скафандре.  На  200-метровой  глубине  в  темно-синей  воде еще
    плавали   черные  силуэты  водорослей.  Но  когда  они  попадали  в  луч
    прожектора,  оказывалось,  что  водоросли  эти  не  черные,  а  красные.
    Красные  лучи  не  доходили сюда с поверхности, поэтому красный цвет был
    здесь  защитным.  Мы  видели  багровые заросли в темно-синей воде и алые
    стайки рачков над ними.

    Вечерняя  синева  вскоре сменилась фиолетово-серой тьмой, потом угольной
    чернотой  запертого  погреба. Прожекторы светили под гусеницы. Навстречу
    плыло  однообразное  голое  дно  -  то  илистое,  то  песчаное. Мелькали
    створки  моллюсков,  сидячие  черви со щупальцами, голотурии, похожие на
    мешочки,  морские  ежи  с  прямыми  твердыми иглами. На ходу трудно было
    рассмотреть  всю  эту  мелочь,  и  мы  не  разделяли восторгов биологов,
    которые то и дело щелкали фотоаппаратами, выкрикивая латинские названия.

    Цифры  дошли  до 650, затем начали уменьшаться. Теперь машина шла вверх,
    взбираясь  на  подводный  хребет  Витязя, открытый не так давно - в 1949
    году - океанографическим судном "Витязь".

    На глубине 500 метров машина остановилась.

    -  Ну теперь дошла очередь и до вас, товарищи геологи, - обратился к нам
    Ходоров.  - Наблюдайте. Здесь первая станция. По программе бурим для вас
    колонку.

    Как  только  машина  остановилась и погасила свет, океанская тьма ожила.
    Так  бывает  и на земле. Пока сидишь в комнате, кажется, только и свету,
    что  от  настольной лампы, а снаружи все черным-черно. А выйдешь, и тьма
    расчленяется.   Различаешь  и  мерцающие  звезды,  и  ясные  планеты,  и
    прозрачное  сияние  Млечного  пути,  голубоватую  тьму  неба, стеклянный
    блеск реки, вспыхивающие искры светлячков, причудливые силуэты деревьев.

    Итак,  когда  погасли  прожекторы,  подвижные цветные созвездия окружили
    машину.  Мелькнула подводная Кассиопея - рыба с пятью голубыми пятнами в
    виде  буквы  "М".  Проплыло  что-то  вроде  океанского  парохода - более
    крупная   рыба   со   светящимися  желтыми  точками  на  боковой  линии,
    напоминающими   огоньки   кают.  Осмелевшие  обитатели  глубин  тыкались
    мордами  в  экран.  У  одних  светились  глаза,  у  других  плавники или
    оскаленные  зубы. Проплыла огромная пасть на махоньком вертлявом тельце,
    плыли   рыбы,   круглые,   как   шар,   и   плоские.  словно  платок,  с
    развевающимися  плавниками, как бы разорванными на лохмотья, - существа,
    с  нашей  сухопутной точки зрения, невероятные. Но здесь на глубине иные
    законы  -  однородная  среда,  вечное  спокойствие,  и  не  столь  нужны
    обтекаемая  форма  и  крепкие мускулы, без которых не уцелеешь на бурной
    поверхности, среди волн.

    Мы  видели также хаулиода - живоглота, который способен заглатывать рыб,
    в  три  раза больших, чем он сам, надеваясь на них, как перчатка. Видели
    глубоководного  удильщика  со светящейся приманкой над головой. Рыба эта
    таскает  на  своей спине приросшего мужа, чтобы не потерять его в темных
    глубинах.

    Но  пусть  о  рыбах  расскажут ихтиологи. Они были рядом с нами в той же
    комнате,  записывали,  снимали,  делали зарисовки, спорили о семействах,
    родах  и  видах. У нас с Сысоевым были свои переживания. Зажегся свет на
    одном  из  продолговатых  экранов,  и  мы  увидели  ползущую снизу вверх
    колонку - пробу грунта.

    - Песок, Юрий Сергеевич. Я сказала бы, вулканический.

    -  Ничего  нет  удивительного.  На островах вулканы. Во время извержений
    пепел падает в море.

    - Ил, Юрий Сергеевич.

    - Вот как, ил?

    - А это, если не ошибаюсь, сланцы...

    - Нет, вы не ошибаетесь.

    - Сланцы, так и записать?

    - Конечно, запишите. Или вы своим глазам не верите?

    - Нет, я верю. Но все же странно. Почему же сланцы?

    -  А  вы верьте глазам, а не теориям. Ведь рядом на Шикотане сланцы. Раз
    видите, так и пишите.
                                       5.

    ВЕРОЯТНО,   для   окружающих  непосвященных  наши  восклицания  казались
    странными. Сланцы, ил, какая разница? Стоит ли волноваться из-за этого?

    Но   дело  в  том,  что  мы  решали  задачу  и  получили  ответ.  Ответ,
    естественно,  не  интересовал  тех,  что не ставил вопроса. Помните, как
    бывало  в  детстве?  Сидите  вы над трудной задачей, ломаете голову час,
    два,  получилось  22 и 3/4. Волнуясь, ищете ответ в конце задачника. Вот
    он  -  ровно 22. Вы недоумеваете, обескуражены, обижены. Почему же ровно
    22?  Куда  делись  3/4? Хватаясь за соломинку, смотрите список опечаток.
    Нет  и  здесь  трех  четвертей. Неужели начинать сначала? А по комнате в
    это  время бегает, размахивая игрушечной саблей, ваш маленький братишка,
    трубит  в  жестяную дудку. Он не решал задачи, не ставил вопроса и ответ
    его не волнует. Ему совершенно безразлично - 22 или 22 миллиарда.

    Задача  у  нас,  у  геологов,  всегда  одинаковая: во что бы то ни стало
    найти  его  - полезное ископаемое: руду, строительный материал, горючее,
    драгоценные камни, даже пресную воду, иногда.

    Но  земной  шар велик. Прежде чем отправиться на поиски, нужно подумать,
    где искать.

    Сосна   любит   сухой   песок,  а  клюква  -  болото,  финиковые  пальмы
    предпочитают  пустыни,  а  кокосовые - тропические побережья. У растений
    свои  вкусы,  обычаи,  привычки.  Так  и  у  минералов.  У  каждого своя
    история,  свое  происхождение,  свои  излюбленные места рождения. Отсюда
    извечный  геологический  вопрос: как оно возникло? Как появились на свет
    эта  гора,  это  озеро,  этот  обрыв,  эта  впадина? А затем уже следует
    второе практическое: какие полезные ископаемые стоит искать здесь?

    И  когда  машина  вступила  на  хребет Витязя, мы с Сысоевым должны были
    понять: как произошел этот хребет, что могло быть полезного здесь?

    За  спиной  у нас были Курильские острова. Хребет Витязя тянется рядом с
    нами,  тоже  от Японии до Камчатки, только на Курилах вершины над водой,
    а  на  Витязе - под водой. Но происхождение Курильского хребта известно,
    он  рожден  вулканами.  Земная  кора лопнула здесь, из трещин проступила
    лава  - горячая кровь Земли. Острова все целиком сложены застывшей лавой
    и  вулканическим  пеплом  -  они  извержены из недр. Можно сравнить их с
    запекшейся кровью на царапине.

    А  что  такое  хребет Витязя? Соседняя царапина? Но океанографы и раньше
    знали,  что  хребет  этот  плоский. Почему? Высказывалось предположение,
    что  вершины его разрушены волнами, вулканы как бы сбриты под основание.
    Тем  интереснее  для  теории... На островах мы видели вулканы снаружи, а
    здесь   увидим   изнутри   -  посмотрим,  как  устроено  основание.  Тем
    интереснее  и  для  практики.  Вулканические  страны  -  Япония, Италия,
    например,  -  не  очень богаты ископаемыми. Там встречаются сера, пемза,
    мрамор,  минеральные  источники.  Руды ценных металлов находятся глубже,
    они  обнажаются  в  старых  разрушенных  горах, таких, как Урал. Но если
    хребет  Витязя - размытая вулканическая цепь, тогда мы найдем там рудные
    жилы  на поверхности. Чем порадует нас хребет Витязя? Вот как ставили мы
    вопрос.

    -  А  какой  получили  ответ?  Сланцы!  Но сланцы - это слои слежавшейся
    глины.  А глина - не вулканическая порода. Она рождается на дне морей из
    ила.  Стало  быть,  хребет  Витязя  не  был  затонувшей  цепью. Это было
    древнее  дно  моря  -  неповрежденная  кожа Земли, которая растрескалась
    рядом  -  на  Курильских  островах.  И  недра  вулкана  изучать здесь не
    приходилось,   и   ценные   жилы  искать  не  стоило.  Вот  какой  ответ
    преподнесла нам первая колонка, а прочие подтвердили его.

    Вывод  сложился у нас к концу рабочего дня, когда машина остановилась на
    скалистой  площадке  и  погасила  прожекторы.  Только  теперь мы ощутили
    усталость.  Шестичасовой  сеанс в кино - вещь утомительная. А ведь мы не
    просто   смотрели   на   экраны,  мы  ловили  мелкие  детали,  узнавали,
    определяли,  описывали,  не  отводя  глаз,  боясь  пропустить важное. От
    напряженного   смотрения  болели  глаза,  шея  и  лопатки.  Но  покидали
    экранную  мы  с удовлетворением. Получен ответ. Целый ответ и всего лишь
    за  день.  Для  науки  - это щедро. Впрочем, Сысоев не считал, что ответ
    уже получен.

    -  Не  надо  записывать,  что  здесь  нет  вулканизма,  -  предлагал он.
    Напишем, что мы не обнаружили.

    - Хорошо, напишем, что мы не обнаружили.

    - Не обнаружили на нашем маршруте...

    - Но это само собой разумеется.

    -  Ведь  мы  пересекли  хребет  в  случайном  месте.  У нас и результаты
    случайные, - сомневался Сысоев.

    - Возможно случайные, но вероятнее средние.

    -  Наши  предшественники придерживались иной точки зрения. Были же у них
    какие-нибудь основания. Не глупее нас люди.

    -  Не  глупее.  Но такой машины у них не было, чтобы шла по дну и бурила
    разведочные скважины.

    -  Нет,  все-таки  нужно  проверить,  прежде  чем  составить  мнение,  -
    настаивал Сысоев.

    -  А по-моему, прежде нужно составить мнение, а потом уже проверять. Что
    же  вы будете проверять, если у вас нет мнения? Впрочем, насчет проверки
    я согласен...
                                       6.

    РАЗГОВОР  этот происходил по дороге в столовую и в столовой, пока все мы
    рассаживались  за столиками. Возле Ходорова оказалось свободное место. Я
    решил не откладывать дела на завтра и подсел к изобретателю.

    -  Ваша  замечательная машина, - сказал я ему, - с первого же дня вносит
    сумятицу  в  науку,  опровергая  установившиеся взгляды. Мы предполагали
    встретить  одно,  а  нашли  совсем  другое.  Нельзя  ли  завтрашний день
    посвятить  проверке.  Нам  хотелось  бы  пересечь хребет Витязя еще раза
    четыре зигзагами.

    К моему неудовольствию, Ходоров отказался:

    -  Машина  пересечет  хребет еще раз на обратном пути. Так записано в ее
    программе.

    - А разве нет никакой возможности изменить программу?

    -  Нет,  возможность есть. Правда, это хлопотно и займет немало времени.
    Но   нам   просто  не  хотелось  бы  задерживаться  на  малых  глубинах.
    Представьте  -  какая-нибудь  мелочь,  случайность,  машина застрянет на
    хребте  Витязя, а получится впечатление, что она неспособна идти глубже.
    Нет, уж мы хотим дойти до самого дна впадины.

    Я пытался спорить:

    -  А  не  лучше ли обследовать первую ступень и вернуться, потом сделать
    другую  машину...  покрепче и ее уже отправить на следующую ступень, где
    давление больше.

    Ходоров улыбнулся с превосходством:

    - Наша машина рассчитана на любую глубину, на любое давление.

    -  Но  все  же есть предел? Ведь у каждой машины свой расчет. Даже пушки
    разрываются, даже дома рушатся, когда предел прочности пройден.

    -  Тут  совсем  другой  принцип,  -  сказал  Ходоров.  -  Когда  человек
    спускается  под  воду,  он  везет  с  собой  воздух  - частицу привычной
    атмосферы  и старается сохранить ее под водой. Толстые, стальные стенки,
    бензиновая  оболочка,  иллюминаторы,  похожие  на орудия, герметичность,
    необыкновенная  прочность  - все это требуется, чтобы уберечь воздух. Но
    машина  ведь  не  дышит.  И мы решили: пусть она живет в воде, как рыба,
    пусть  все  части  ее  работают  в воде. Пусть на ней не будет ни одного
    цилиндра,  никаких  воздушных  камер,  ничего  такого, что можно было бы
    раздавить.  Вы  же видели нашу машину. Все плоское, все омывается водой.
    С  одной  стороны  давление  700  атмосфер  и  с другой стороны - 700. А
    давление  само  по  себе  не  страшно,  опасна разница давлений. Если бы
    сверху  было  700  атмосфер, а снизу - одна, машина расплющилась бы, как
    под прессом.

    - Но неужели все плоское? А двигатель? В нем же есть камеры сгорания?

    - У нас электрический двигатель и работает он от атомных аккумуляторов.

    -  А  все  эти  телевизионные  установки,  аппаратура управления. Там же
    тысячи пустотных ламп.

    -  Ни  одной.  Кристаллы,  полупроводники.  И  вода для них не страшна и
    давление не страшно.

    Я  представил  себе  мысленно,  какую  работу надо было проделать, чтобы
    каждую деталь приспособить к воде...

    -  Но  это  же  гора  проблем,  -  воскликнул  я.  - Когда вы успели все
    поднять? Ведь вы так молоды.

    Если  хотите  распознать  человека,  похвалите  его в глаза. Тут он весь
    раскроется   перед  вами.  Один  ответит  смущенной  улыбкой,  другой  -
    самодовольной, этот - распетушится, а тот спрячется за общие слова.

    -   При   чем  здесь  я?  -  сказал  Ходоров.  -  Машина  создана  целой
    лабораторией.  Правда,  идея  моя,  но  ведь идеи тоже не падают с неба.
    Учась,  мы  получаем в наследство достижения всего человечества, и самый
    великий  изобретатель  прибавляет  только  кроху. Ведь атомный двигатель
    изобретен  до  нас, подводный мотор - до нас, телевидение, в том числе и
    подводное,  -  тоже  до  нас. До нас были созданы вычислительные машины,
    саморегулирующиеся  и  самоуправляющиеся устройства. Нам пришлось только
    соединить,  скомпоновать,  кое-что проверить и приспособить для воды. На
    это ушло четыре года ... Больше, чем мы предполагали.

    И  я  понял,  что  этот  молодой человек сделает еще очень много в своей
    жизни.  Так  часто встречаешь людей, которые додумаются до какого-нибудь
    пустячка   и   кричат   везде   о   своих  заслугах.  А  Ходоров  умалял
    действительные  заслуги,  значит  он  мог  уйти  далеко вперед. И так ли
    важно,  что  он  относился к породе неумелых, не привыкших колоть дрова,
    не  научившихся распоряжаться людьми. У него была своя задача в жизни, и
    он справился с ней прекрасно.

    -  Машины  не  боятся  среды,  -  продолжал Ходоров. - В этом их главное
    достоинство.   В   дальнейшем   мы   сделаем  машины  для  безвоздушного
    пространства,  для огня, для сверхвысокого давления. Можете быть уверены
    -  и  в  глубинах  Земли  и  на  окраинах Солнечной системы вскоре будут
    работать самодвижущиеся машины, действующие по программе.

    Но  здесь  интересный  разговор  прервала Казакова, та женщина-гидролог,
    которая так переживала столкновение с кальмаром.

    - Товарищи, сейчас ужин, отдых. Хотя бы за ужином забудьте о делах.

    Сысоев поддержал ее:

    - Да-да, рабочее время истекло. Оставим дела до утра.

    Я  замолчал.  Никогда я не понимал этой застольной вежливости. Почему не
    говорить  о  делах,  разве  работа  -  скучная обязанность? Я, например,
    бывал  в  экспедициях,  могу  рассказать  о  них бездну поучительного. В
    геологии  я  знаток,  тут  меня  можно  слушать  с  пользой. О музыке, о
    стихах,  о  любви  и  прическах я рассуждаю, как все. Кому же это нужно,
    чтобы я повторял общеизвестные истины?

    И  сразу  после ужина я ушел. Я лег в постель, укрылся чистой простыней,
    с   удовольствием  вытянул  ноги,  закрыл  глаза.  Перед  глазами  сразу
    возникли   впечатления  дня:  треугольный  нос,  погружающийся  в  воду,
    красно-буро-зеленые  подводные  заросли, морские звезды с растопыренными
    лучами,