Георгий ГУРЕВИЧ
   Рассказы

    Все, что из атомов
    ПРИКЛЮЧЕНИЯ МАШИНЫ
    КРЫЛЬЯ ГАРПИИ


    Георгий ГУРЕВИЧ
    ПРИКЛЮЧЕНИЯ МАШИНЫ

    ТРЕБОВАЛОСЬ  найти  его  во  что  бы  то  ни  стало. Где он прячется, не
    представлял  никто,  и  не было уверенности, что мы ищем там, где нужно.
    Правда,  мы  знали  его  приметы,  знали,  в  каком  окружении его можно
    встретить,  находили  следы  этого  окружения.  В довершение трудностей,
    местность  эта  была  для  меня  недоступна.  Я  не мог отправиться туда
    лично,  посмотреть  следы  своими  глазами,  вынужден  был,  сидя  по ту
    сторону  грани за письменным столом, обдумывать донесения, сопоставлять,
    сравнивать,  взвешивать факты, чтобы в результате сказать: "Здесь вы его
    найдете".

    Может быть вы ожидаете рассказ о выслеживании преступника, что-либо
    вроде приключений Шерлока Холмса. Но почему, собственно? Разве только
    уголовников приходится разыскивать, разве только агенты умеют,
    сопоставляя факты, находить нить? Лично я занимался этим всю жизнь. Я
    мог бы привести много примеров. Да вот хотя бы недавно на Курильских
    островах...
                                       1

    НА  Курильские острова я попал впервые. До той поры я видел их только на
    карте.  На  карте  они  похожи  на  провисшую  цепь, запирающую выход из
    Охотского  моря.  И  в  голове  у меня невольно сложился образ: каменная
    гряда,  нечто вроде разрушенного волнолома, мокрые черные скалы, фонтаны
    соленых брызг и неумолчный крик чаек.

    Но  Итуруп  приятно  разочаровал  меня.  Я увидел зеленые горы с мягкими
    очертаниями,  ярко-синие  заливы,  перешейки  под ватным одеялом тумана.
    Лихой  шофер  мчал нас по мокрому пляжу, и волны подкатывали под колеса,
    словно  хотели  нас  слизнуть  Рядом  были белые скалы из пемзы, заросли
    бамбука,  похожего  на  гигантские  колосья, где человек подобен полевой
    мыши,  запутавшейся  в  стеблях.  Затем  мы  перевалили  через  хребет с
    охотской  стороны  на  тихоокеанскую и нырнули в море тумана цвета чая с
    молоком.  Шофер  отчаянно  сигналил,  но  тормозить  не хотел ни за что.
    Из-под  колес  в бездонную мглу летели мелкие камешки. Навстречу из мути
    выплывали  толстые  столбики,  обозначавшие  опасный  поворот, бульдожьи
    морды  грузовиков, прохожие, прижавшиеся к откосу, рыхлые осыпи, корявые
    изуродованные  ветром деревца. Затем послышался глухой все усиливающийся
    гул,  запахло  сыростью,  солью, гниющими водорослями и из тумана начали
    выкатываться  могучие  валы, шелково-серые у основания и с мыльной пеной
    на  гребнях. Они выплывали из мглы безмолвно, медленно склоняли головы и
    вдруг  с  яростным  грохотом  обрушивались  на  берег.  На  секунду  все
    исчезало  в  пене,  но  исчерпав  свою  силу,  вал  откатывался, соленые
    струйки,   ворочая   гальку,  убегали  во  мглу,  откуда  уже  выплывала
    следующая громада.

    Машина  запрыгала  по  камням. Дорога здесь была вымощена вулканическими
    бомбами,  круглыми,  величиной  в  человеческую  голову. Мотор застучал,
    задрожали  борта,  зубы  у  меня  начали  выбивать  дробь,  как будто от
    озноба.  Но тут поездка кончилась. Мы остановились у низкого деревянного
    дома,   над  дверью  которого  виднелась  надпись:  Научно-испытательная
    станция океанографического института.

    - Ходоров в мастерской, - сказали мне. - Пройдите через полигон.

    Я  пересек  голую  каменистую  площадку,  скользкую от соленых брызг. На
    другом  конце  ее  была  мастерская  - дощатый сарай, в воротах которого
    толпились   люди   возле   машины,  похожей  на  остов  ремонтирующегося
    трактора.   Я  спросил  начальника  экспедиции.  Мне  показали  спину  в
    выгоревшем голубом комбинезоне...

    Я  представился:  Сошин  Юрий  Сергеевич. Прислан к вам консультантом по
    геологии.

    С первого взгляда Ходоров не внушил мне особого доверия.

    Ему  было  лет 28, для начальника экспедиции маловато. Он был худ, очень
    высок  и походил на непомерно вытянувшегося подростка. Глаза у него были
    светлые,  близорукие,  черты  лица  крупные, крупный нос, толстые добрые
    губы.  Я  лично  полагаю,  что  губы  у  начальника  должны быть тонкие.
    Ходоров  был  похож  не  на  взрослого  инженера,  а  на многообещающего
    юношу-студента  из  тех,  что  забирают  все  премии  на  математических
    конкурсах,  смущают  лекторов  глубокомысленными  вопросами и со второго
    курса    пишут   научные   работы.   Поддавшись   просьбам   восхищенных
    профессоров,  я  раза  три брал таких в экспедицию и с ужасом убеждался,
    что  ученые  труды  они  знают  наизусть,  в уме перемножают трехзначные
    числа,  но колоть дрова не умеют, не отличают дуб от осины, не научились
    грести,  плавать,  заворачивать  портянки,  пришивать  пуговицы.  А лето
    коротко  и  в  экспедиции  предпочтительнее не тратить время на изучение
    этих разделов "науки".

    Одним  словом, я бы не взял Ходорова в свою партию. Но в данном случае я
    сам был приглашен со стороны, как бы в гости.

    -  Мне  хотелось  бы  познакомиться  с  планом  экспедиции,  - сказал я.
    Ходоров озабоченно поглядел на часы.

    -  В  общих  чертах план такой, - начал он торопливо. - Машина пойдет по
    дну  океана  до  максимальной  глубины - до 9 или 10 тысяч метров. Потом
    вернется  сюда  же.  Старт  сегодня  в 12 часов. Машина, вот она - перед
    вами. - И он показал на решетчатый остов, стоявший в воротах...

    Я был удивлен.

    Как  вы  сами представляете себе машину для путешествия на дно океана? Я
    ожидал  увидеть  что-то  сверхмассивное, крепости необычайной - стальной
    шар или цилиндр с полуметровыми стенками.

    А  передо  мной  стояло  непрочное  на вид сооружение, состоящее из рам,
    ячеистых  пластин,  решеток,  валов,  лопастей.  Никакой  мощи,  никакой
    сверхпрочности,   наоборот,   -   все  плоское,  открытое,  беззащитное.
    Треугольный  нос мог предохранить машину только от лобового удара. Каким
    же  образом  эта  шаткая  конструкция  отправится на дно океана, как она
    выдержит страшное давление в сотни и тысячи атмосфер?

    Однако о технике расспрашивать было некогда и неуместно. Я сказал:

    -  О  задачах  экспедиции  мне  рассказывали  еще  в  области.  Но  меня
    интересует план геологических исследований.

    Нас прервал подошедший рабочий:

    - Алексей Дмитриевич, посмотрите, пожалуйста.

    - Прошу прощения, - пробормотал Ходоров. - Минуточку...

    Дело  было  пустяковое - нужно было подписать какое-то требование. Потом
    Ходорова  позвали  к телефону. "Отложите, ничего не делайте без меня", -
    крикнул  он  уходя.  Потом  понадобились  какие-то  окуляры. Ходоров сам
    побежал  на  склад.  Я  ожидал,  возмущаясь все больше. Накануне отбытия
    бывает  много  мелочей,  я  это  знаю, но начальник экспедиции не должен
    быть   своим   собственным   курьером.   Мелочи   нужно  уметь  доверять
    подчиненным.  Ходоров  же  явно  был  из  тех, кто доверяет только себе,
    суетится,  волнуется, делает маловажное и упускает главное. А поговорить
    со мной о научных планах экспедиции следовало бы не откладывая.

    -  Может  быть,  вы  сведете  меня  с кем-нибудь из ваших сотрудников? -
    настаивал я.

    - Сейчас, минуточку. - И убегал.

    А  я  все  слонялся  по  площадке, сердясь все больше и на Ходорова и на
    свою уступчивость.

    "Не отправятся они в 12", - думал я.

    Но  здесь  ко мне подошел небольшого роста аккуратный человек с усиками,
    чистенький и подтянутый, полная противоположность встрепанному Ходорову.

    -  Если не ошибаюсь, вы Сошин? - спросил он. - Это вы тот Сошин, который
    изучал строение Алтын-Тага?

    Я   читал   ваши   отчеты.  Прекрасный  у  вас  язык  -  сухой,  точный,
    безукоризненно научный.

    Я  предпочел бы, конечно, чтобы меня хвалили за выводы, а не за язык. Но
    читатель - человек вольный, у него своя собственная точка зрения.

    - А моя фамилия Сысоев, - сказал он. - Может быть, слышали?

    Я  действительно  знал  эту  фамилию. В научных журналах встречались мне
    коротенькие  статейки, почти заметки, за подписью: канд. наук Сысоев. Не
    знаю   как  у  меня,  а  у  Сысоева  и  в  самом  деле  все  было  сухо,
    безукоризненно  и  добросовестно. Никаких рассуждений, никаких претензий
    на  открытие  -  честное  описание.  Но  зато  какое  описание - образец
    точности,  хоть  сейчас  в  справочник.  Так  и чувствовалось, что автор
    любит  порядок,  в  домашней библиотеке у него каталог, к завтраку он не
    выходит  небритый и сам себе гладит брюки по вечерам, потому что жена не
    умеет выгладить по его вкусу.

    -  Вот  хорошо,  - сказал я, обрадовавшись. - Наконец-то я получу нужные
    сведения. Постараемся, чтобы у нас был порядок, хотя бы в геологии.

    Мы  нашли  укромный  уголок  и  через несколько минут, разложив на камне
    карты, Сысоев говорил:

    -  Это  путешествие  на  дно  океана открывает перед нами исключительные
    перспективы.  Машина  пройдет  весь склон от берега до дна глубоководной
    впадины.  В глубинах нет морозов и зноя, нет ветра, почти нет кислорода,
    разрушение  идет  там  гораздо  медленнее. Вода как бы сохраняет для нас
    далекое  прошлое. Мы увидим горы в их первобытном состоянии. Землю нужно
    изучать под водой - это новый принцип в геологии.

    -  Однако  вы энтузиаст, - подивился я. - Неужели машина Ходорова так уж
    хороша!

    - Вот увидите, - улыбнулся он многообещающе. - Потерпите до 12 часов.
                                       2.

    НАСЧЕТ  старта  я  не  ошибся. Солнце взошло, поднялось, пригрело, туман
    сполз  в  море, открыв синие просторы с белым пунктиром гребней, а возле
    машины  все  еще  сновали  механики  с паяльниками, роняя капли олова на
    сыроватые камни.

    Уже в третьем часу дня Ходоров созвал всех.

    -  Мы немного запоздали, - сказал он, - поэтому митинга не будет. Да и к
    чему  митинг  - машина уходит, а мы все остаемся. Но сегодня я тут держу
    экзамен  перед  вами,  товарищи.  Пожелайте  мне, чтобы испытание прошло
    хорошо. Ну и все. Даю старт.

    Он  нажал какую-то кнопку, отскочил в сторону и, через несколько секунд,
    машина  тронулась. Лязгая гусеницами по камням, она поползла к небольшой
    бухточке,  где  прибой  не  чувствовался.  Мы  двинулись за ней, крича и
    махая  платками. Так уж принято махать платками, провожая, а махать было
    некому,  на  машине  никто  не  сидел. Неожиданно я заметил, что на пути
    торчит  ребристая плита. Я кинулся, чтобы оттолкнуть ее. Куда там? Плита
    весила  тонны  полторы  -  не  меньше.  Я  беспомощно оглянулся. Вот так
    старт.  Сейчас  машина наедет и опрокинется. Но не доходя пяти метров до
    препятствия,  она  взяла  в  сторону, и не сбавляя хода, объехала плиту.
    Машина   сделала   это   самостоятельно.   Ходоров   не  вмешивался,  не
    притрагивался  к  рычагам,  не нажимал кнопок. Как я, как все другие, он
    шел сзади, махая рукой.

    Берег  сравнительно  круто  спускался  к  воде,  но  машина  и  здесь не
    сплоховала.  Она  чуть  притормозила  и  мягко съехала, увлекая за собой
    плоскую  гальку.  И  вот  уже  гусеницы  шлепают по воде, струи заливают
    ступицы...  Не  заглохнет  ли  мотор?  Нет,  вот  и ребристый вал покрыт
    водой,  лопатки  взбивают  пену,  как белок для пирожного. Словно робкий
    купальщик,  машина  постепенно погружается по колени, по пояс, по грудь.
    С  полминуты  она  режет  колыхающиеся  волны острым носом, но вот и нос
    ныряет,   волны   переплескивают  через  него.  Тонут  решетчатые  рамы,
    продольные  и  поперечные  плоскости.  Некоторое  время еще скользит над
    водой  антенна,  как  перископ подводной лодки. Неспокойное море стирает
    треугольный след.

    Что  там происходит сейчас под этой блестящей колыхающейся поверхностью?
    Как бы хотелось видеть...

    Сысоев потянул меня за рукав:

    - Пойдемте в экранную. Народ уже там.
                                       3.

    МЫ  открыли  обыкновенную  дверь,  обитую  кожей  по  войлоку,  вошли  в
    полутемную комнату и... оказались в подводном мире.

    В  комнате было несколько светящихся экранов - самый большой на передней
    стенке,  два  небольших под ним у пола, еще один - на потолке, один - на
    задней  стенке  и  два  продолговатых  сбоку... Окна были завешены, свет
    исходил  только  от  экранов.  Мы  видели  лишь  то, что находится перед
    машиной,  позади,  наверху.  Даже если бы мы путешествовали в машине под
    водой,  пожалуй,  мы  не  увидели  бы  больше.  В  первую секунду я даже
    вздрогнул:  открыл  дверь  и  очутился  под водой. Только пол под нашими
    ногами был неподвижен, а то иллюзия путешествия была бы полной.

    По  центральному  большому  экрану  плыли  навстречу  нам темные силуэты
    подводных  скал.  Над  ними  шевелились  водоросли,  похожие  на волосы,
    ставшие  дыбом.  Нижние небольшие экраны показывали дно. На них мелькали
    перламутровые   створки   мертвых  раковин  и  извилистые  следы  живых,
    распластывались  мохнатые  пятилучевые  звезды,  бегали  боком проворные
    мелкие  крабы.  На  табло над большим экраном менялись светящиеся цифры:
    время,  направление движения по азимуту, глубина в метрах, километраж по
    спидометру.  Машина прошла уже около 2 километров и ушла в глубину на 16
    метров. Опасная полоса прибоя осталась позади.

    Хорошо,  что  старт запоздал. Туман успел рассеяться. Солнце пронизывало
    воду,  и  экраны светились радостным золотистым светом. Цвет передавался
    прекрасно,  и  непривычный  подводный  мир  предстал  перед нами во всей
    своей   красочности.   В  золотисто-зеленой  воде  расплывчатыми  тенями
    проплывали  подводные  скалы. Развевались зеленые ленты морской капусты,
    под  ними  прятались  другие  водоросли,  какой-то  бурый  мох и красный
    папоротник.   Мелькали  похожие  на  астры  белые,  розовые  и  кремовые
    актинии,  приросшие  к  раковинам  раков-отшельников,  и морские лилии с
    пятью  лепестками  вокруг  жадного  рта.  В  этом  чужом мире цветы были
    хищными  животными,  в  лесах порхали пестрые рыбки, не мошкара, а рачки
    плясали  в  лучах  света.  И  все это было так близко, в каких-нибудь 20
    метрах под однообразной пустынной поверхностью океана.

    Глаза  не  успевали  все  охватить,  все заметить. Океанографы разделили
    между собой экраны - один следил за передним, другой - за верхним и т д.

    -  Смотрите,  смотрите  -  слышалось то и дело. Вот стайка мелких рыбок,
    брызгами   разлетелись   они,  уступая  дорогу.  Вот  пронесся  толчками
    маленький  кальмар  -  морская ракета, изобретенная природой. Выталкивая
    воду  он  вытягивал  щупальцы  в  струнку,  а исчерпав инерцию, сжимался
    комком.  А  вот  оранжево-красная  фигура,  словно пять змеек, сросшихся
    головками.

    Машина  спускалась  по  затопленному  склону вулкана. Обвалившиеся скалы
    лежали  в  хаотическом  беспорядке, расщелины между ними занесло песком,
    бока  густо  обросли  сидячими  морскими  животными - губками, мшанками,
    актиниями,   устрицами,   уточками.   "Зверюшки"   были   неподвижны,  а
    гигантские    водоросли   словно   щупальцы   хватались   за   гусеницы,
    наворачивались  на  вал,  будто  старались  задержать, опутать, задушить
    непрошенного  пришельца  из чужого надводного мира. Но на машине имелись
    специальные ножницы. Они раскрывались ежеминутно и состригали зеленые путы.

    Безжалостно  давя  хрупкие  раковины  и губки, машина переваливала через
    скалистые  гребни,  замедляя ход, съезжала по наклонным плитам, обходила
    сторонкой   одинокие   скалы,   прибавляя   скорость,  всплывала,  чтобы
    преодолеть  каменный барьер или расщелину. Она прокладывала путь с такой
    уверенностью,  как  будто за рулем там сидел опытный водитель, много лет
    проработавший  на  подводных  трассах.  И  мы,  зрители,  после  каждого
    ловкого   броска   невольно   начинали   аплодировать.   Кому?  Конечно,
    сегодняшнему имениннику - Ходорову, конструктору этой смышленой машины.

    А  именинник между тем стоял близ меня, небрежно прислонившись к стене и
    скрестив  на груди руки, как капитан Немо. Поза его должна была выражать
    бесстрастное  хладнокровие,  но хладнокровие не получилось. Брови, губы,
    веки,  лоб выдавали волнение изобретателя. Мысленно он сидел в машине, и
    это   отражалось   на   его   лице.  Если  на  нижних  экранах  виднелся
    разрисованный  рябью  песок,  уголки  губ  Ходорова сдержанно улыбались,
    морщины   на   лбу   разглаживались.  Когда  появлялись  камни,  Ходоров
    хмурился, и чем крупнее были камни, тем глубже становились морщины.

    Мне  вспомнились  юные  годы, давно забытые соревнования авиамоделистов.
    Там  тоже  было  так:  пока  модель  у  тебя в руках, ты - хозяин, ты ее
    создал,  ты  еще  можешь  переделать.  Но  вот  моторчик заведен, модель
    запущена..  летит.  Милая,  не  подведи!  Набери высоту, не завались, не
    сдай!  Еще  тяни,  еще  немного!  Все,  что  от меня зависело, я сделал,
    пришли  минуты,  подводящие итог месяцам. Помочь я уже не в силах. Можно
    только  надеяться, переживать, волноваться сложа руки. Экзамен сдает моя
    работа, а не я.

    Мы  -  эксперты  -  были  здесь пассажирами. Мы стояли у окон подводного
    поезда   и   любовались   невиданным  зрелищем.  Ходоров  не  любовался,
    возможно,  он  даже не замечал подводных цветников. Его волновали грунт,
    ход, скорость, повороты...

    Миновав  пеструю  полосу рифов, машина пересекла подводный луг, заросший
    морской  травой  -  зоостерой.  Он  был  похож  на обычные зеленые луга,
    только  крупные  паукообразные  крабы  на  своих  остроконечных  ногах -
    ходулях  нарушали  сходство.  За лугом начинался дремучий подводный лес.
    Водоросли   встали  перед  машиной  десятиметровой  стеной.  Они  охотно
    расступились  перед  острым  носом  и  тут  же сомкнулись, опутав машину
    зеленым  и  бурым  серпантином.  Стало  темновато, как в самом настоящем
    лесу.  Ножницы заработали вовсю, настриженные куски заполнили и передний
    экран,  и  задний, и верхний. И все же избавиться от тенет не удавалось.
    Мочальные  хвосты, свиваясь, тянулись за каждой рамкой. Скорость заметно
    падала. Вдруг, стоп. Машина встала. Неужели застряла?

    На  экранах  заиграли  радужные рыбки зарослей. Движущаяся машина пугала
    их, к застрявшей они подплывали без страха.

    Но  вот  рыбки  метнулись  и  исчезли. Машина давала задний ход. Да, это
    было удачно.

    И  снова  машина  действует правильно. Рывок. Мотор работает энергичнее,
    лопасти   шлепают  по  воде...  И  вот  уже  подводный  лес  плывет  под
    гусеницами.   Машина  обходит  его  поверху,  перескакивает,  как  через
    скалистый барьер.

    За  подводным  лесом  дно  заметно  пошло  под  уклон.  Это показывали и
    светящиеся  цифры  и  цвет воды. Она становилась все темнее, как будто в
    ней  разводили  синюю  краску.  Золотисто-зеленый  цвет  сменился густой
    плотной  изумрудной  зеленью,  зелень  постепенно  пропиталась синевой -
    прозрачной,  чистой,  как  небо  в  сумерки.  Потом  в синеве проявились
    фиолетовые тени - машина перешла в область подводного вечера.

    Остались  позади  многокрасочные  леса,  луга, скалы, обросшие подводной
    живностью.   Теперь  машина  шла  по  голому  дну  -  то  песчаному,  то
    каменистому.  Попадались и крабы, и губки, и актинии, верхом на раках, и
    моллюски...