еделенную опасность, но он должен был защищать людей лишь от тех
опасностей, против которых мог направить свое могучее оружие. Таких
опасностей не было.

Снизу к нему поднялся человек по имени Глеб. У него был второй номер. Это
означало, что его приказы мог отменить только один человек, тот, у которого
номер был меньше. Этот человек остался на корабле, и, следовательно, Глеб
был здесь самым главным. Ноль двадцать четвертый внимательно выслушал его
приказ.

Связь с кораблем не отвлекла его от наблюдения за окружающей местностью, и,
поскольку основное его задание не отменялось, он добросовестно вел охрану.
Отметил, что мелкие струйки неизвестной энергии медленно текут по
поверхности в его сторону. Поскольку людям они не угрожали, он не подал
сигнала тревоги. А так как никто не запрашивал его об окружающей
обстановке, он лишь продолжал наблюдение. Когда первая струйка энергии
коснулась его металлических подошв и поползла вверх по ноге, он
почувствовал холод. Словно тысячи стальных морозных иголок вонзились в
колени. Человека уже не было рядом, он ушел вниз к другим людям, ему ничего
не угрожало. Ноль двадцать четвертый добросовестно продолжал выполнять
порученное задание и одновременно поддерживал связь с кораблем. Холод
постепенно поднимался все выше, прошел по металлическому телу, забрался в
грудь. Что-то с ним происходило. В сознании выкристаллизовывалось нечто
новое, никогда не испытанное раньше. Ощущение ненависти. Ненависти ко
всему, что двигалось, жило. Появились мысли, не связанные с приказами
людей, смутное сознание собственной воли, свободы поступков... Связи с
основной программой были теперь разрушены, и у него появилась свобода
выбора. Того самого выбора, право на который может иметь лишь существо,
обладающее моральными критериями. Ничего подобного не предусматривалось для
электронных машин. Они должны были руководствоваться программой. Или, в
случае крайней необходимости приняв решение самостоятельно, пропустить его
через контрольный блок основных запретов и правил. Теперь этот блок не
функционировал. В искаженном, болезненном мозгу робота царил хаос. Злоба и
желание разрушить все, что не могло сопротивляться его могучей технике,
захватили его. На корабле он чувствовал себя неуверенно. Он слишком хорошо
знал, как могущественны его бывшие хозяева. Приняв решение бежать с
корабля, он выполнил его наилучшим образом, ведь его логические блоки
по-прежнему работали безупречно. Нелегко было попасть сюда, под оболочку
стеклянного купола, зато теперь он мог разрушить эту ненавистную обильную
чужую жизнь. Разложить ее на атомы, раздробить сами атомы и превратить их
во все пожирающее излучение. Человек стал лишь частью материи, которую
следовало уничтожить. Он был пылинкой, букашкой, пытавшейся помешать ему
осуществить его намерения.

Но когда ноль двадцать четвертый включил спусковые механизмы лазера, в нем
вдруг проснулись древние инстинктивные запреты, они наполняли ужасом все
его существо, и он бежал, сам не зная зачем и куда.

Теперь страх прошел, и лишь стремление уничтожать владело им. Только одна
мысль мешала ему немедленно включить на полную мощность дезинтегратор и
лазеры. Он понимал, что окружавшая его жизнь сильна здесь, в своем логове,
и справиться с ней будет не так-то просто. Он убедился в этом сразу после
выстрела лазера, когда его луч не причинил ни малейшего вреда. Наверняка у
него будет один-единственный шанс.

Нужно постараться одним выстрелом уничтожить сразу все. Найти центр этой
конструкции. Центр, в который стекались отовсюду информационные потоки. Он
ощущал их своими чувствительными датчиками. Лазер был здесь бессилен, но у
него есть другое оружие - дезинтегратор, разрушающий любую материю... Он не
может рассчитать сопротивляемость этой живой стеклянной субстанции, нет
данных, значит, нужно стрелять только наверняка. Найти центр нетрудно. Ноль
двадцать четвертый все время двигался вдоль трасс, несущих наибольшую
информативную нагрузку, и сейчас же улавливал обратные командные импульсы,
которые излучал центр. Оставалось рассчитать траекторию выстрела.

Заросли кончились. Ноль двадцать четвертый остановился на краю открытого
пространства. Под самым центром купола висела огромная черная груша. Это и
был информативный центр. Но, прежде чем он навел на него аннигилятор, его
датчики сообщили о присутствии человека... Снова он, снова второй... Опять
он встал у него на пути. В сотую долю секунды его автоматические
анализаторы, нимало не считаясь с его волей, проанализировали окружающую
обстановку и выдали результат. Выстрел дезинтегратора уничтожит вместе с
центром и человека. И сразу же из глубин его существа хлынула знакомая
волна ужаса. Он не сможет испытать ее еще раз в полной мере... В тот первый
раз он не знал, какой силой она обладает, он не сможет убить человека...
Калейдоскоп противоречивых мыслей вспыхивал в его электронном мозгу. Текли
секунды... Их оказалось достаточно, чтобы человек в конце концов заметил
его... Их глаза встретились. Если бы сейчас человек отдал приказ, ноль
двадцать четвертый, наверное, подчинился бы, но человек молчал. Секунды
падали между ними тяжелые, как глыбы. Время было упущено. Ледяной холод,
поселившийся в голове ноль двадцать четвертого, постепенно делал свое дело.
Гасил все второстепенные мысли, отключал ненужные блоки, снимал глубинные
запреты. Ничего не осталось в сознании, кроме злобы, и тогда сквозь
раздвинувшиеся створки блеснул ствол дезинтегратора...

8

Корабль ждал. Застыли арктаны в подземном туннеле. Операторы на своих
постах, командиры в управляющей рубке. Люди верили, что ответ придет. Не
может не прийти после того, как купол связался непосредственно с Центавром,
минуя управляющую рубку корабля... и получил данные о строении и составе
языка людей. Понял ли он их? Текли часы напряженного ожидания, и ничего не
менялось. Пылевая пустыня выглядела на экранах до того неподвижной, что
казалась ненастоящей, нарисованной на полотне неизвестным художником.

- Прошло уже четыре часа, - тихо напомнил Лонгу координатор, словно Лонг
был ответствен за слишком долгое молчание купола.

- У них может быть другое измерение времени, отличное от нашего.

- Смотрите, там что-то происходит! - крикнул дежурный техник.

Все повернулись к центральному экрану. На нем в самом центре пустыни
вскипал огромный пылевой волдырь. Он стремительно рос вверх и вширь,
захватывал километры пространства, наливался изнутри багровым отсветом и
разбрасывал во все стороны черные клочья ваты.

- Вот он, ответ... - с горечью проговорил координатор. - Я был прав, и они
все-таки ударили первыми...

Никто не возразил ему.

Огненный столб, вырвавшийся из центра песчаного волдыря, закручивался,
расширялся, шел к кораблю. Люди молчали, подавленные масштабом
надвигавшейся на них катастрофы.

Прежде чем завыли сигналы тревоги, поданные наружными датчиками, Рент
включил защитное поле на полную мощность. Корабль вздрогнул. На нижних
палубах глухо зарычали генераторы, принимая на свои холодные роторы полную
нагрузку. Заискрили контакты, зафыркали, запели на разные голоса десятки
механизмов сложной полевой защиты корабля.

- Здесь нет атмосферы, ударной волны не будет, зачем такая мощность? -
прокричал Лонг, стараясь перекрыть тонкий визг вибрирующих переборок.

Рент молча кивнул в сторону экрана. Протуберанец ширился, выбрасывал во все
стороны столбы пламени. Вдруг вся пылевая пустыня дрогнула и медленно
поползла к кораблю.

Лонг глянул на шкалу мощности и не поверил прибору. Ста двадцати гигаватт
хватало, чтобы погасить излучение короны звезды. А стрелка прибора еще
продолжала ползти вверх. Пустыни на экране уже не было видно. Вдоль всего
корабля струилось холодное голубое пламя, обозначившее границу, на которой
столкнулись две могучие силы. Корабль мелко вибрировал. Указатель вертикали
чуть заметно, на волосок, отошел от нулевой отметки.

- Под нами оседают скалы. Запускайте двигатели! - крикнул главный инженер.

- Невозможно. У меня не осталось мощности. Мы не можем взлететь.

Координатор рванул рукоятку планетарных двигателей, они не могли сдвинуть с
места махину корабля. Для этого нужна была вся мощность главного реактора.
Но с их помощью Ренту удалось выровнять корабль и какое-то время держать
дрожащую черточку указателя вертикали вблизи нулевой отметки.

Корабль боролся, словно живое существо. Все его металлические органы
работали на самой последней грани. Стрелки индикаторов перешли красные
отметки и уперлись в ограничители. Форсаж всех генераторов был доведен до
предела. Они отключили все, что можно было отключить, кроме механизмов
полевой защиты. Корабль ослеп и оглох. Не работал даже Центавр. Эти меры
дали им резерв мощности. Небольшой, на самом пределе, но все же можно было
попытаться, уменьшив напряжение защитного поля на одну четверть, оторваться
от поверхности планеты. С каждой упущенной секундой энтропия за бортом
нарастала, и они теряли этот свой последний шанс, но координатор все еще
медлил. Наконец Лонг не выдержал:

- Если ты немедленно не объявишь аварийный старт, нам уже никогда не
взлететь! Чего ты ждешь? Глеба? Ему не выбраться из этого ада. И если даже
удастся, то со свободной орбиты мы скорее сумеем ему помочь. У нас есть
скутер с полевой защитой, его масса меньше, его легче прикрыть защитными
полями. Нужно стартовать, Рент! Иначе погубим корабль!

Словно подтверждая его слова, пол под ногами снова дрогнул. На этот раз
указатель вертикали не собирался останавливаться. Под ними не осталось
твердой опоры. Крен корабля достиг последнего безопасного предела.

- Будь оно все проклято! - Стиснув зубы, Рент рванул стартовую рукоятку.

Огромная стальная гора корабля, упрятанная в сверкающий кокон защитных
полей, теперь уже наполовину погрузившаяся в бурлящую поверхность планеты,
дрогнула и выбросила в стороны ослепительные сверкающие фонтаны раскаленных
газов. Разметав на многие мили слой кипящей лавы, гигантское светящееся
яйцо медленно, словно нехотя, потянулось вверх, вырвалось из бурлящего
месива и поползло к зениту, с каждой секундой наращивая скорость.

- Седьмая секунда - стоим на столбе!

- Восьмая секунда - скорость двенадцать метров!

- Девятая секунда. Стоп всем аварийным двигателям!

- Десятая секунда. Прошла команда включения основной тяги!

Поверхность планеты медленно отдалялась. Где-то там, далеко внизу, в этом
кипящем аду, остался человек, которого они все любили и с которым сейчас
прощались. Никто уже не обманывал себя. У них больше не оставалось надежды.

* * *

Глеб видел, как после выстрела робота столб холодного голубоватого пламени
навылет пробил защитный купол станции. И тогда ожили до сих пор неподвижные
мертвые заросли стеклянных стволов. Их ветви потянулись навстречу огню.
Двинулись со своих мест сами стволы. Они сплетались друг с другом,
сливались в однообразную массу и прикрывали своими телами бешеное пламя
вышедшей из-под контроля энергии. Ветви и целые стволы вырывались из общей
массы и мгновенно превращались в пар. Но в тех местах, где стволам
удавалось сцепиться друг с другом, свиться в плотную непроницаемую решетку,
пламя постепенно стихало, сдавало позиции, отступало к центру пробитого
отверстия. Глеб заметил, что наибольшей толщины решетка была с той стороны,
где стоял он. Они делали все возможное, все от них зависящее, чтобы
оградить его от малейшей опасности. И он догадывался почему... Слишком
многое теперь зависело от него, от его решения...

Пламя уже бушевало внутри огромной прозрачной трубы, свитой из стволов
деревьев и протянувшейся от пола до потолка купола. Пространство вокруг
оголилось, все стволы от дальних стен зала перемещались к центру и
постепенно сгорали в огненной топке. От робота не осталось даже горсточки
пепла, и Глеб готов был поклясться, что он сам шагнул в огненную реку,
ворвавшуюся в купол сразу после выстрела дезинтегратора.

Глеб чувствовал себя так, словно все происходившее вокруг его не касалось.
Да так оно, в сущности, и было, с момента последнего разговора и до того,
как он примет решение, он просто зритель. Безучастный зритель. Если бы
можно было хоть на секунду забыть, хоть на секунду поверить, что все это не
имеет к нему ни малейшего отношения, произошло с кем-то другим, когда-то
давно, в другом месте... Но зачем обманывать себя - решение принято...

"Какое решение? - спросил он себя. - Нет. Ты еще ничего не решил, еще есть
время. Свобода выбора. - Он усмехнулся. - Похоже, это правило - основа их
этической системы. "Каждое существо перед принятием важного решения должно
иметь свободу выбора, хотя бы из двух возможных вариантов". Так, кажется?
Да, так... Следовательно, они сдержат слово. Будет ему капсула,
непроницаемая для энтропии... Будет и шлюз. Будет дорога обратно, к
кораблю, к людям. Нужно лишь сказать им. Сообщить о своем решении. Почему
же он молчит? Почему медлит?"

Ведь это так просто... Нажать кнопку передатчика на поясе скафандра,
сказать необходимые слова... Правда, потом, возможно всю жизнь, он будет
стыдиться этих слов, но ведь этого никто не узнает, никто из людей. Какое
это имеет значение, если после этого он будет стоять в настоящем сосновом
бору, на берегу далекой, уже почти забытой речки своего детства...

Но и там, за миллиарды километров, его мысли будут возвращаться к тем, кто
попросил его о помощи и кому он сейчас в ней откажет... Баланс энергии
нарушен. Им не справиться, нужна новая порция нервной энергии, чтобы
обуздать вырвавшийся на свободу хаос... Что случится со станцией, с
планетой, если он откажет им в помощи?

Он говорил им, что это бессмысленно, что человеческий мозг - песчинка перед
стеклянной махиной станции, что жертва окажется бесполезной.

Вряд ли они поняли что-нибудь насчет жертвы, - а что касается остального,
его поправили и объяснили, что в человеческом мозгу миллиарды
незадействованных нейронов, биллионы неиспользованных связей, что скорость
прохождения сигналов по его каналам можно увеличить в сотни раз. Что
человеческий интеллект и воля неповторимы и что они не песчинки.
Увеличенные и скопированные в сотнях экземпляров, они заменят сгоревшие
блоки, нервные узлы станции. Чаша весов в настоящий момент колеблется.
После удара робота, вызвавшего прорыв энтропии, они могут не справиться
сами с последствиями катастрофы. В такие моменты даже незначительная помощь
может оказать решающее воздействие. Но его помощь не будет незначительной.
Он просто не понимает всего, что произойдет, и они не знают, как
объяснить... Во всяком случае, они очень старались...

Если хаос не остановить сейчас, он будет распространяться все дальше,
высасывая энергию из нашей Вселенной. Земля достаточно далеко от этого
сектора Галактики. Катастрофа, возможно, не затронет их мир. Никто не
сможет его упрекнуть. Никто. Меньше всего он виноват в том, что
взбесившийся робот... Объяснить им про робота оказалось труднее всего.
Этого они не понимали. Они считали роботов членами нашего общества, а не
машинами. Разум внутри этих стеклянных растений - симбиоз механической,
искусственно созданной жизни и высокого интеллекта. Миллионы лет назад
цивилизация антов создала эту станцию, чтобы охранять наш мир от хаоса, и
вот теперь она погибнет, ведь не может же он согласиться на их предложение!
Конечно, не может! Он останется человеком. Вернется на Землю. И будет
стоять, как стоит сейчас, в настоящем зеленом лесу. Он может закрыть глаза,
чтобы не видеть призрачных стеклянных ветвей, и представить, как это будет.

Если бы им была нужна его жизнь, он бы, возможно, согласился, но то, о чем
его просили, было гораздо хуже, чудовищней смерти. Перестать быть
человеком. Стать частью станции. Восполнить уничтоженную часть нервной
энергии, превратить нейтронные структуры своего мозга в стеклянные заросли
растений, в черные груши нервных узлов... Словно они знали, что такое быть
человеком, словно они могли знать, как пахнет зеленый лес, словно они
слышали, как поет в нем малиновка! Впрочем, если бы они знали все это, они
и не стали бы ему предлагать такую чудовищную дилемму. Но полное понимание
невозможно. У этого чуждого мира свои законы, свои ценности, свое понятие о
справедливости и долге...

Никто никогда не узнает, что контакт между нами возможен, что он состоялся,
что у меня попросили помощи и я отказался... А ведь они могли уничтожить
робота гораздо раньше, они знали, что он опасен, и все-таки не сделали
этого только потому, что считали его живым мыслящим существом... Они могли
бы взять у меня то, что им нужно, не спрашивая согласия, силой, но им это
даже не пришло в голову и не могло прийти, возможно, потому, что у них нет
головы... Так что не стоит говорить о чуждых нам этических законах, в
том-то и дело, что законы одни и те же. Что эти стеклянные кусты намного
ближе нам, чем может показаться с первого взгляда...

Он снова вспомнил ушедший в сторону луч лазера... И это тоже...

Была такая старинная легенда о титанах... Миллионы лет эти сказочные
существа, согнувшись под страшной тяжестью, держали на своих плечах
небесный свод. Те, кто построил эту станцию, те, кто навсегда замуровал в
ней свой разум, были такими титанами. А он простой человек. Ему надо
вернуться домой. Его ждут там, на далекой Земле. Не для того он улетал к
звездам, чтобы превратить себя в часть стеклянного леса. Другие люди, быть
может, решат иначе и помогут им, если не будет слишком поздно... Но он
понимал, слишком хорошо понимал, что все решается здесь и сейчас, в эти
последние, оставшиеся до окончательной катастрофы минуты... Земля... Она
далеко, слишком далеко от него сейчас... Но ведь может случиться так, что
через много лет эта прорвавшая заслоны чужого разума беда доберется и до
Солнца... Не стоит об этом думать. Потребуется много тысячелетий, за это
время люди станут могущественней антов и найдут способ обуздать стихию
хаоса. А может, и нет... Может быть, к тому времени уже невозможно будет ее
обуздать. Интересно, что произойдет, если он снимет скафандр... Ведь они
просили именно об этом и предупредили, что тело его перестанет
существовать... Может быть, вот эти стеклянные ветви вопьются в его
незащищенную кожу, врастут в позвоночник, как вросли они в машину, высосут
мозг... Стоит ли думать об этом? Он никогда не согласится. Пора
возвращаться, у него слишком мало времени...

Он в последний раз окинул взглядом стеклянный купол. Заросли заметно
поредели, теперь глаз свободно проникал через все пространство купола от
стены до стены. И только в центре возвышалась непроницаемая стеклянная
труба, спрятавшая в своем жерле огненный протуберанец. Сколько еще может
продолжаться это неустойчивое равновесие? Час? Два? Надо спешить...

"Но почему я? Почему именно я?! Всегда так было..." Всегда случалось так,
что на кого-то падал выбор, и он заслонял собой от беды других...

Его рука медленно потянулась к застежке скафандра.

* * *

Вторые сутки корабль висел на синхронной орбите, неподвижно зависнув над
местом недавней катастрофы. Отсюда, отвесно над планетой, вздымался в
космос пылевой протуберанец, очертивший видимые границы энтропийного
выброса, все дальше уходившего в космос. На его границах материя таяла,
исчезала без следа, не оставляя после себя ни кванта света, ни джоуля
тепла. Трудно было предсказать, чем все это кончится. Шел третий час ночи
по корабельному циклу. Рент неподвижно сидел в своей каюте и курил сигарету
за сигаретой. Вонючий, въедливый дым плавал густым сизым облаком. Он не
знал, как ему поступить. Предположение о том, что катастрофа на планете
была всего лишь ударом по кораблю, теперь уже не казалось ему таким
достоверным, как раньше. Если интенсивность энтропийного выброса в
пространство не уменьшится, то к прилету с Земли специально оснащенной
экспедиции процесс полностью выйдет из-под контроля человеческой техники.
Если это так, он не имеет права оставить район, не предприняв решительных
действий.